Глава 26. Но «чем больше» у них не получилось, хоть и пахала арбалетостроительная бригада Сыма

Но «чем больше» у них не получилось, хоть и пахала арбалетостроительная бригада Сыма Цзяна как проклятая.

Указания своим помощникам китаец давал по‑татарски. Бурангул и Юлдус, вызвавшиеся помочь, кое‑как переводили исковерканную речь на русский. Впрочем, переводчиков китаец тоже быстренько припряг – заставил плести тетиву. Лучше татарских лучников для этого все равно никого не сыскать. Мужики‑ополченцы, отданные под начало Сыма Цзяну, – те больше работали топорами, выстругивая детали для самострела. Трудились неспешно, основательно. Ворчали, конечно, в бороды на суетливого желтолицего бесерменина, но дело делали справно. Да и как не делать, если и сам Сыма Цзян не барствовал в сторонке, а показывал чудеса трудолюбия. Глядя на неугомонного старичка, Бурцев начинал понимать, в чем кроется секрет экономического роста азиатской державы. Если все китайские пенсионеры крутятся вот так же, как заведенные, что уж говорить о молодежи!

Огромный – под два метра – необычайно толстый и неподатливый лук для своего порока Сыма Цзян изготовил собственноручно. А вот сгибали его всем миром. Попотели здорово, но упругие рога все же скрутили. Натянули тугую тетиву. Все!

Метательная машина вышла нехилая. Арбалет, точнее мощная аркабаллиста, покоилась на простенькой деревянной раме с длинными ручками по краям. Так что при необходимости порок могли бы нести на плечах четверо воинов. Впрочем, для удобства транспортировки хитроумный китаец разместил свое детище на широких обозных санях. Получилось что‑то вроде диковинной тачанки на салазках.

Там же, на санях, Сыма Цзян соорудил и поворотный механизм, здорово смахивающий на пулеметную турель «цундаппа». На взгляд Бурцева, китаец попросту сплагиатил идею у немецких конструкторов, зато теперь громоздкий самострел мог ворочать по горизонтали и вертикали один‑единственный человек. Правда, натягивать тетиву стрелометного монстра сподручнее было вдвоем. Для этой цели служила пара зарядных воротов.

Основное же достоинство орудия заключалось в том, что «большой ну» предназначался для метания десяти стрел сразу. Одним залпом китайский супер‑арбалет мог выкосить целое отделение. Не «цундапповский» пулемет, конечно, но тоже мало не покажется…

Под стрелы Сыма Цзян приспособил новгородские сулицы. Легкие, прочные, хорошо сбалансированные метательные копья китаец снабдил еще и опереньем из тонких дощечек. Затем доложил, что первый многострел готов к испытаниям. Князь пожелал лично оценить возможности порока. По приказу Александра аркабаллисту на санях подтянули к мотоциклу: решено было расстреливать щиты, выставленные у многострадальной пробитой уже пулями сосны.

Тетиву натянули, в пазы вложили первый десяток дротиков, но пробный залп дать Сыма Цзян не успел: в лагерь прискакал гонец из дальнего дозора. С тревожной вестью прискакал.

– Немцы, княже! Сюда идут. Вдоль Соболицкого берега.

– Много? – свел брови Александр.

– Передовой отряд только видели – полтыщи всадников. Но скоро подойдут и остальные.

Об арбалете и его создателе забыли сразу. Напрочь забыли. Лагерь ожил. Суетились люди, ржали кони. Войско готовилось. К битве ли, к походу – о том скажет князь. Но князь медлил, желая выслушать вначале соображения своих военачальников и бояр.

Скорый воинский совет состоялся тут же: меж фашистским «цундаппом» и китайским самострелом на салазках. Мнения разделились. Мудрый Данила призывал князя отступить на русский берег, там – в знакомых местах – выбрать подходящее место и лишь после этого принять бой. Арапша предпочитал вообще не ввязываться в сражение, без предварительной разведки. Гавриле Алексичу, его боевому товарищу Мише и княжескому телохранителю Савве было совершенно безразлично, где и когда бить немца. А вот Игнат с пеной у рта доказывал, что негоже русскому воинству бежать от врага. Отважного боярина поддерживал Андрей Переславский и еще несколько горячих голов.

– А ты, Василько, что скажешь? – неожиданно обратился Александр к Бурцеву.

– Там ведь не только ливонцы идут, князь, – осмелился напомнить Бурцев. – И союзники их тоже, о которых я рассказывал. А у них и невидимых стрел поболе нашего, и боевые машины – не чета самострелу Сыма Цзяна. Они только и ждут, когда мы выйдем навстречу. Нам же этого делать сейчас никак нельзя. Уходить нужно. И уходить по озеру. Так мы хотя бы выиграем время и обезопасим себя от танков… ну, тех гадов ползучих, колесниц‑ашдаха, закованных в железные панцири.

– Обезопасим?

– Да, князь. Они тяжелые слишком – потонут, если въедут за нами на лед.

– Зачем же отступать, княже?! – горячился Игнат. – Это ж позор какой! Да мы супостата стрелами закидаем, топорами порубим… Главное, выбрать самых опасных и навалиться всем миром, чтоб на каждого ихнего по десятку наших было, а потом уж и с остальными разделаемся.

– Слышь, Игнат, – не сдержался Бурцев, – возьми десять любых воинов и отойди хотя бы вон к той сосенке.

Он указал на простреленное дерево.

– А я буду здесь, один. Вот с этим, – ладонь Бурцева хлопнула по пулеметному стволу «цундаппа». – И посмотрим, чья возьмет.

Игнат побледнел, заткнулся. Участвовать в предложенном эксперименте не пожелал. И Бурцев продолжал взывать к благоразумию:

– Князь, досточтимые бояре, храбрые витязи, вспомните судьбу отряда Домаша и Кербета. Может ли кто‑нибудь упрекнуть их в трусости?

Возмущенный галдеж был ему ответом.

– Нет, – сказал за всех Александр.

– Следуя зову отважного сердца, а не разума, они вышли против противника, которого невозможно одолеть в открытом бою, и пали все до единого. Возможно, это достойная смерть. Но если примеру разгона, сгинувшего под Моостой, последует все войско, кто защитит новгородские земли? Кто преградит ворогу дорогу на Русь?

Он умолк. Пафос кончился. Слова тоже. Если Ярославич не прислушается сейчас к голосу здравого смысла, что ж тут еще можно сказать…

– Выступаем! – распорядился князь. Все замерли.

– На наш берег пойдем! Через Узмень.

Боярин Игнат открыл было рот, но Александр вскинутой дланью остановил его. Совет закончен. Князь не желал более слушать ничьих возражений. Решение принято, и Ярославич отдавал последние распоряжения:

– Чудинов позовите – это их родная сторона, они должны лучше знать, где по‑над берегом лед крепок, а где уже ненадежен. Будут проводниками. Дмитрий, Бурангул, – вы в передовом дозоре идете. Ты, Васильке, со своим польским рыцарем к ним примкнете. А девицу вашу, как ее там… Ядвигу в обозе оставьте. И старика с пороком тоже. Скажи, Василько, мудрецу своему, пусть заряженным стреломет держит, а то мало ли что. И всем остальным быть начеку. Брони надеть. Тетивы на луки натянуть. Коней седлать. За дозором выступят конные дружины и пешие рати. Если лед выдержит, тогда и сани обозные через Узмень пойдут. До тех пор обоз под охраной держать надобно.

– Позволь, княже, мне обоз оборонять, – попросил Игнат.

Александр дернул плечом.

– Все неймется тебе, боярин? Мечом помахать охота, да? Ладно уж, оставайся, Игнат. Только смотри у меня… – Внушительный княжеский кулак качнулся возле самого боярского носа. – Как увидишь, что войско по льду идет безбоязненно и беспрепятственно, – сразу обоз веди. А коли лед не крепок окажется и ломаться начнет – бросайте сани и лошадей, сами уходите на наш берег. Пешими. Ясно?

– Ясно, княже, – склонил голову Игнат. – Дозволь идти. К дозорам дальним хочу наведаться.

– Ступай, но чтоб осторожно. Увидишь немцев – без нужды в бой не лезь.

Князь отвернулся от боярина, грозно глянул на переминающихся соратников:

– А вы чего стоите? Лагерь снимать и по коням.

Всё. С Богом!

Дата добавления: 2015-07-24