Августа 1963. Ты выглядишь уставшей

Ты выглядишь уставшей…

Все еще очень трудно …

Идет ожесточенная борьба с постоянным полным Отрицанием внутренней жизни — правильнее сказать - высшей жизни. То есть с общим Неверием [тела].

Ночью я снова переживаю это. Странно, не знаю, что это значит, но этой ночью я видела всякие здания из какого-то красного гранита, было много японцев. Были японки, они шили одежду, изготовляли ткани; молодые люди поднимались и спускались с большой ловкостью; все были очень милы. Но все время было одно и то же [жест, показывающий, что все рушится, проваливается в какую-то дыру]: путь открывается, идешь по нему, и вдруг – бац! все рушится. Там был один молодой японец, поднимавшийся и спускавшийся совсем как обезьяна, с необычайной легкостью. «А, - сказала я себе, - нужно именно так и делать!». Но когда я приблизилась к тому месту, то все приспособления, которые он использовал для подъема и спуска, вдруг исчезли! Наконец, спустя некоторое время, я приняла решение: «Я все же пойду» и оказалась внизу. Там я встретила людей и чего там только не было. Но что меня заинтересовало, все здания (а там было множество зданий! все здания и здания!) были сделаны как бы из красного порфира. Это было очень красиво. Из гранита или порфира, было и то, и другое. Широкие лестницы, просторные залы, большие сады — даже в садах были какие-то постройки.

Но, внешне проблемы возвращаются, в том смысле, что китайцы снова охвачены завоевательным жаром — они сосредотачивают войска на границе.

Однако, думаю, они не нападут.

Зачем тогда они сосредотачивают войска?

Чтобы шантажировать.

Очевидно, но… Это привело к тому, что американцы сказали, что придут на помощь в случае китайского нападения. И даже русские сказали, что помогут.

Но неизвестно, так ведь. Я ВИЖУ значительные потоки: это как потоки безумия, которые захватывают всех и вся… В сущности, это, возможно, действительно довольно острый конфликт между Да и Нет, то есть, между всем, что стремится ускорить приход нового, и всем, что не принимает это — что сопротивляется со все нарастающей яростью.

(молчание)

И постоянно, постоянно это бедное тело осаждается всякими старыми идеями и старыми убеждениями, они говорят, что тело себя обманывает, что оно живет иллюзией, что оно верит, что находится в процессе трансформации, а на самом деле все это сказки. Так что тело… оно немного устало, оно просит: «Неужели мне нельзя немного передохнуть?» — Все время, день и ночь, оно проводит в сражении, все время. Оно начинает задаваться вопросом, уж не из-за какой-то его собственной неполноценности или неспособности спокойно все воспринимать все это происходит?

Кроме того, оно всегда не очень-то стремилось поесть (это его никогда не интересовало), и в этих условиях питание становится… не совсем отвратительным, но… Оно всегда смотрело на питание как на нагрузку.

Да.

Ты хоть понимаешь это![158]

*

* *

(«Будто случайно» ученик читает Матери отрывок из старой беседы от 24 января 1961, по поводу эпидемии гриппа в Японии во время первой мировой войны)

И, что самое замечательное во всей этой истории, у них больше никогда не было подобного рода гриппа.

Японцы — восприимчивые люди.

Они так много переняли от американцев — их вкусы извратились, но сейчас они начинают восстанавливаться. И все, чему они научились у американцев, помогает им. И они обратили Америку к чувству Прекрасного!

Странно, этой ночью были одни японцы…

*

* *

(Затем ученик читает запись беседы от 22 мая 1963, где рассказывается, как Мать внезапно остановила его инфекционное заболевание, как если бы что-то вдруг «перевернулось»)

Я заметила, что всегда, когда очень трудно —яростная атака, и все разлаживается — изменение происходит не постепенно, это - вдруг, как некий переворот.

Как раз этим утром было то же самое. Ведь когда становится трудно, возникает нечто вроде общего телесного расстройства с сильными болями и… (я наблюдаю, я отслеживаю это) восстановление происходит не как постепенное выздоровление, совсем не так: это как поворот призмы — все сразу же исчезает. И только глупая привычка тела помнит это. И в воспоминании… воспоминание приносит чувство усталости, выводит из нормального состояния, — но самой причины уже нет.

Память тела — это то, над чем еще надо поработать.

Есть состояние, в котором не чувствуешь ничего — состояние — и это позитивное состояние, потому что это состояние мира и покоя; нечто вроде очень умиротворенного и очень счастливого покоя; этот покой, в котором хочется навсегда остаться: «О! Быть всегда вот так!…» Иначе - хаос, в котором все сталкивается, отрицает, ссорится,— как если бы началась всеобщая перепалка. Это напоминает мне о первом переживании, которое было у меня, когда я была (действительно жила) Пульсацией Любви, и было решено, что мне надо снова взять свое тело, снова войти в него; что же, я вступила в контакт со своим телом, было больно, я знала, что нахожусь в контакте со своим телом, только через боль. Контакт с телом означал страдание.

Впрочем, я когда-то говорила об этом.

И мне кажется (уже давно, больше года — почти полтора года), мне кажется, что вся эта работа была проделана для того, чтобы научить все элементы моего тела как, имея физическое, материальное сознание, одновременно сохранить это состояние мира и покоя — позитивного, полного покоя, совершенно комфортного: это нечто такое, что может длиться бесконечно. То есть, я постепенно учу тело тому, что можно назвать божественными состояниями; я учу его чувствовать и жить в этих божественных состояниях; что же, ближе всего к этому (есть два состояния, которые как-то сопоставимы с этим, но одно более комфортно, если можно так сказать — по-английски это будет ease, более непринужденное — чем другое; другое более собрано [Мать сжимает свой кулак], в нем есть воля), это - ощущение вечности и ощущение молчания. Ведь за всяким творением (я говорю о материальном творении) стоит совершенное Молчание — это не противоположность шуму, это позитивное молчание, и одновременно это полная неподвижность, что очень хорошо как противодействие хаосу. Но ощущение вечности еще лучше, в нем есть сладость, которой нет в другом состоянии; ощущение вечности содержит еще и ощущение сладости (но не той «сладости», как мы ее понимаем). Это крайне комфортно. То есть, нет причины, чтобы это менялось — ни прекращалось, ни начиналось снова. Это вот так, это совершенно в себе. И это лучшее противодействие состоянию (беспорядка); покоя, простого покоя не всегда бывает достаточно.

В конечном счете, тело очень-очень жалкое и несчастное… Кажется, еще вчера оно жаловалось, действительно жаловалось (я говорила, что оно «нытик», но вчера оно жаловалось), оно действительно спрашивало: «Почему, ну почему была создана столь ничтожная вещь?» — Бессилие, непонимание, о!… ничего, кроме ограничений и бессилия. Бесплодная добрая воля, полная нехватка силы, и как только появляется хотя бы маленькая витальная сила, она обращается в насилие — это отвратительно.

(молчание)

Когда я жалуюсь себе вот так, то могу быть уверена, что ночь будет напряженной, и поутру я буду «потрясена».

Лучше держаться спокойно, принимать все, как оно есть, и позволить Господу делать Его работу без… не подталкивая Его все время. Такое впечатление, что все наши несчастья, какие только происходят, мы всегда привлекаем к себе нетерпением или недовольством. Если бы мы были блаженно довольны и позволили бы всему идти своим ходом: «Когда Ты этого захочешь, тогда это и будет, вот и все. Я идиот, я остаюсь идиотом, и когда Ты захочешь это изменить…»

Но как можно позволить всему идти своим ходом? Если так сделать, все разладится.

Нет.

Можно сказать: «Хорошо, все в порядке» и позволить всему идти своим ходом, но тогда все пойдет «абы как».

Да, сначала все пойдет кувырком, но, вероятно, наступит момент, когда все станет лучше… [Смеясь] Мы не решаемся провести этот эксперимент до самого конца!

Очевидно, это и заставляет нас бороться. Но я не уверена, что это настоящая Мудрость.

Я не знаю.

Возьмем конкретный пример [Мать улыбается с иронией при слове «конкретный»], в любой другой области, не связанной с телом: у тебя есть сад, на него налетели вороны, воробьи, которые выклевывают все, появились насекомые, пожирающие все… Перед тобой выбор: либо ты изматываешься, но сохраняешь его, либо ты реагируешь на свои реакции и говоришь: «Хорошо, я ничего не говорю, пусть все идет, как идет», и тогда все гибнет.

Да, да…

И если ты сунешь туда нос, то будешь изнурять себя, потому что это хаос.

Нет, надо знать, как совать свой нос, и не изнурять себя! И это вполне возможно. Вот это тело, оно достигло этого здесь: оно может вмешиваться, не изматываясь. Но вопрос не в этом! Вопрос в том, что стоит ЗА этим. Вопрос такой: если оставить беспорядок таким, как он есть (по сути, позволить ему дойти до максимума), то, в конце концов, не будет ли прогресс (то, что мы называем прогрессом, то есть, изменение) большим?

Не будет ли сад полностью съеден насекомыми? — вот в чем вопрос.

Мы не доводили эксперимент до конца!

Я видела во Франции уголок сада: он был окружен стеной, эта земля принадлежала кому-то, кто очень за ней ухаживал, он посадил там цветы. Этот сад был достаточно большой, но был полностью отгорожен. И вот хозяин сада умер. Это было на Юге Франции. Он умер, и никто (у него не было наследников) не стал приглядывать за садом: сад был закрыт и таким и оставался. Я видела этот сад… точно не помню, но прошло уже больше пяти лет. Должно быть, замок постепенно разрушился и больше не держал дверь в сад; я толкнула ее, она открылась и я вошла… Я никогда не видела ничего более красивого! Больше не было аллей, больше не было порядка, была только путаница, смешение — но какое! Я никогда не видела ничего более красивого. Я оставалась там в каком-то экстазе… Есть книга (я думаю, что это “Маленький Рай ” Золя), в которой описывается сказочное место — там так и было: все цветы перемешены, все деревья перемешены, все растет в совершенном беспорядке, но в гармонии другого рода, в гораздо более широкой, более сильной гармонии.

Это было необычайно красиво.

У нас есть ментальная привычка все выстраивать, классифицировать, регламентировать; нам всегда надо, чтобы был порядок — разумный порядок. Но это… Например, в местах, где никогда не ступала нога человека, в девственных лесах есть красота, которой нет в обычной жизни, это живая неуправляемая красота, которая не удовлетворяет разум, но содержит гораздо большее богатство, чем все, что разум постигает и организует.

Но тем временем жизнь осаждается тысячами насекомых — миллионами насекомых…

Да.

…которые постоянно хотят есть.

Ты знаешь, один натуралист как-то сказал, что не раздави человек муравья, муравей выгнал бы человека с земли.

Дата добавления: 2015-07-26