Сентября. Там есть маленький мост через реку, только для людей, и на нём довольно спокойно

Там есть маленький мост через реку, только для людей, и на нём довольно спокойно. Река была полна света, и большая баржа, наполненная песком, привезённым с побережья, двигалась вверх по течению; это был мелкий, чистый песок. Куча песка была специально насыпана в парке, чтобы дети могли играть в песке. Там было несколько детей, они делали глубокие туннели и большой замок со рвом, получая огромное удовольствие.

День был приятный и достаточно прохладный, солнце не слишком жаркое, в воздухе ощущалась влажность; ещё больше деревьев стало коричневыми и жёлтыми, пахло осенью. Деревья готовились к зиме; многие ветви были уже голыми и чернели на фоне бледного неба; у каждого дерева свой оттенок разной интенсивности, от красно‑коричневого до бледно‑жёлтого. Даже в умирании они были прекрасны. Это был приятный вечер, полный света и мира, несмотря на рёв уличного движения.

На террасе есть цветы, и этим утром жёлтые были и ярче и живее, чем когда‑либо; в раннем утреннем свете они выглядели более пробуждёнными, более яркими, чем их соседи. Восток начинал светлеть, и в комнате было иное; оно было здесь уже несколько часов. При пробуждении среди ночи оно было здесь как нечто совершенно объективное, что не могли произвести ни мысль, ни воображение. И опять тело при пробуждении было совершенно спокойно, без единого движения, так же как и мозг. Мозг был не сонным, а очень пробуждённым, наблюдающим, следящим без всякой интерпретации. Это была сила недосягаемой чистоты, её энергия поражала. Она была здесь, всегда новая, всегда пронзительная. Была она не только снаружи, в комнате и на террасе, она была и внутри и снаружи, но без разделения. Это было нечто, чем были захвачены целиком ум и сердце; и ум и сердце перестали существовать.

Нет никакой добродетели, только смирение; где оно есть, там вся добродетель. Общественная мораль – не добродетель, она – просто приспособление к стереотипу, и этот стереотип варьирует и меняется соответственно времени и климату. Общество и организованная религия сделали её уважаемой, но она – не добродетель. Мораль, в том виде, в каком она признаётся и церковью и обществом, – это не добродетель; моральность строится, она подчиняется правилам, её можно изучать и практиковать, её можно внедрять с помощью награды и наказания, с помощью принуждения. Влияние формирует мораль, так же как и пропаганда. В структуре общества есть разные степени морали, разных оттенков. Но это не добродетель. Добродетель не зависит от времени и от влияния, её невозможно культивировать; она – не результат контроля и дисциплины, она вообще не результат, так как не имеет причины. Её нельзя сделать респектабельной. Добродетель не разделяется на благотворительность, милосердие, братскую любовь и так далее. Она – не продукт окружения, общественного богатства или бедности, влияния монастыря или какой‑то догмы. Она не порождается изощрённым мозгом, она – не производное мысли и эмоции; и она – не бунт против общественной морали с её респектабельностью; бунт – это реакция, а реакция есть модифицированное продолжение того, что было.

Смирение нельзя культивировать; и если его культивируют, это – гордость, облачившаяся в плащ смирения, которое стало респектабельным.

Тщеславие никогда не станет смирением, не более, чем любовь может стать ненавистью. Насилие не может стать ненасилием; насилие должно прекратиться. Смирение – не идеал, которому можно следовать; идеалы не обладают реальностью; лишь то, что есть, имеет реальность. Смирение– не противоположность гордости; у смирения нет никакой противоположности. Все противоположности взаимосвязаны, а смирение не имеет связи с гордостью. Гордость должна закончиться – не от решения, или дисциплины, или ради какой‑то выгоды; она прекращается только в пламени внимания – не в противоречии и смятении концентрации. Увидеть гордость внешне и внутренне, во множестве её форм, – значит покончить с ней. Видеть её – значит быть внимательным к каждому движению гордости; во внимании нет выбора. Внимание есть только в действительном, живом настоящем, его невозможно тренировать; если это делать, оно становится ещё одной хитроумной способностью мозга, а смирение не бывает продуктом такой способности. Внимание существует, когда мозг полностью спокоен, когда он живой и чувствительный, но спокойный. Тогда нет центра, из которого идёт внимание, – в то время как концентрация имеет центр, с его исключениями. Внимание, полное и мгновенное видение всего значения и смысла гордости, кладёт гордости конец. Это пробуждённое «состояние» и есть смирение. Внимание – добродетель, так как в нём рас цветаст доброта и милосердие. Без смирения нет добродетели.

Дата добавления: 2015-07-17