Декабрь 1999 года

— Мистер Хуанг, у вас есть какое-нибудь хобби? Хуанг — один из пятидесяти врачей, приглашенных

на собеседование из нескольких сотен претендентов на обучение по нашей программе хирургической резидентуры. Из пятидесяти человек мы должны выбрать кандидатов, учитывая их квалификацию и учебное заведение, где они получали медицинское образование. Вайнстоун не желал принимать выпускников неамериканских медицинских университетов.

Мы знакомимся с их оценками на выпускных экзаменах, рекомендациями и, конечно, беседуем с каждым кандидатом. После собеседования обсуждаем устраивающих нас кандидатов, а затем ведется отбор согласно Национальной хирургической системе совместимости. В марте мы узнаем, кто же эти три гения, ставшие резидентами.

— У меня много увлечений, я бегаю трусцой, плаваю с аквалангом, увлекаюсь альпинизмом, люблю велосипед, я повар-гурман. Что еще? Да, играю на акустической гитаре и...

— Прекрасно! — прервал его я. — У вас разнообразные таланты. Вы упоминаете знание языков, что это означает?

— Мне нравятся иностранные языки, я говорю на нескольких.

— А именно?

— На немецком и...

— О'кей, — ответил я, положив документы на стол, и посмотрел ему прямо в глаза:—Sagen Sie mir bitte irgendwas auf Deutsch. Sagen Sie mir, warum Sie Chirurg werden moechten.*

Он смущенно промолчал.

— Verstehen Sie mich?**

— У меня не было практики, — обеспокоено пробормотал он. — Во время учебы в институте я был три месяца в Мюнхене по обмену студентами. С тех пор много времени пролетело.

— Действительно...

Мы двинулись дальше в том направлении, которое он сам избрал.

— Мистер Хуанг, у вас хорошие рекомендации. Вы упоминаете о работе волонтером в клинике для больных СПИДом в Пуэрто-Рико, чем вы там занимались?

— Это было на летних каникулах, один из видов поддержки нищего населения, болеющего СПИДом, диагностика и лечение. Кроме того, хорошая практика для моего испанского.

«Так же, как для немецкого», — подумал я.

— Можете ли вы назвать мне несколько осложнений СПИДа?

— Инфекции...

— Кто платит за все ваши увлечения и международное волонтерство? Я вижу, вы даже участвовали в проекте по борьбе с алкоголизмом в Финляндии.

— За все платят мои родители.

— Они очень щедры! Скажите мне, есть ли в вашей семье врачи?

Исследования показывают, что дети докторов становятся лучшими резидентами. Многие сыновья хирургов становятся превосходными хирургическими резидентами. Семейственность? Почему бы и нет, ведь мы хотим воспитать хирургов, а не трусливых полудебильных переростков, какими бы культурными они себя не считали.

— У моих родителей китайский ресторан в Преории.

— Где это?

— Штат Иллинойс, час или чуть больше от Чикаго. Я смотрел на этого высокого, красивого, ухоженного

молодого китайца и думал о его несчастных родителях, день и ночь горбатившихся в крошечном китайском ресторанчике ради того, чтобы их замечательный сын мог упомянуть в своем резюме о работе в Непале по специальности «высокогорная медицина».

Такие кандидаты производят впечатление чрезвычайно раздутыми и пространными автобиографиями, в них они представляются одержимыми схоластиками и общественными деятелями, но меня всегда удивляет, какими обыкновенными и скучными они становятся позднее. Сыновья иммигрантов из Бангладеш или Вьетнама, еврейские девочки из Бруклина, атлеты из Бостона, сияющие белыми улыбками. Все они говорят одинаково, с большим количеством «люблю делать» в середине предложения. Их навязчивая идея стать хирургами представляется мне жалкой. Обязательно ли быть парапланеристом, чтобы стать хорошим резидентом? Я уверен, многие из этих мультиодаренных людей после бессонных месяцев дежурств будут выглядеть как зомби, забыв про свои таланты. Дайте мне простого умного мальчика, который на летних каникулах помогает своему отцу на ферме, и я сделаю из него приличного хирурга.

Хуанг сидел на краешке стула, уставившись на меня преданным взглядом. Я задал ему мой привычный заключительный вопрос:

— Что вы читаете помимо медицинской литературы?

— Я читал, но теперь в медицинской школе так мало времени...

Так многие из них говорят, они не читают, а значит, не думают. Разве нам нужны обученные автоматизированные хирургические машины? Пора прощаться.

— Спасибо за визит, мистер Хуанг, мне было приятно поговорить с вами, желаю удачи.

Мы обменялись рукопожатиями, я отметил в его файле: «средний кандидат» и поставил три балла.

Чуть позже группа преподавателей отправилась в библиотеку для обсуждения кандидатов. Раск начал их представление:

— Мисс Финкельштейн, маленькая черноволосая девочка из Филадельфии. Бахус поставил ей три с половиной и считает, что этого достаточно. Доктор Вайнстоун дал ей четыре с половиной! Эй, доктор Вайнстоун, она действительно вам нравится?

Чаудри и Бахус заулыбались, мы знали, что Вайнстоун обожает маленьких образованных кандидаток. Раск продолжил:

— Наш друг Зохар поставил ей только три балла. Вайнстоун всплеснул руками и возмутился:

— Три! Почему? «Три» означает нечто среднее, она далеко не средняя, ее оценка равна девяноста пяти про центам. — Он выдохнул, подыскивая другие доказательства. — Посмотрите, что написал ее декан! Это же ясно, она лучшая в классе.

Вайнстоун рассердился, потому что моя оценка значительно снизит среднюю, ухудшая положение кандидатки в нашем списке.

— Я поставил ей тройку за неискренность: на мой вопрос, каким хирургом ей хочется стать, она ответила, что интересуется хирургией молочной железы. Я задал ей несложный вопрос о раке молочной железы. Она не знала ничего!

— Мы договаривались не задавать им медицинских вопросов, — напомнил Раск.

— Мы можем спрашивать все, что угодно. Доктор Вайнстоун, эта девушка пустышка, мне не хотелось бы иметь такого резидента.

— Давайте не будем ссориться, — попросил Раск. — Чаудри поставил ей три и шесть, я дал три с половиной. Таким образом, средний балл три и шесть десятых.

Вайнстоун казался несчастным.

— Она заслуживает большего, лучшая в классе!

— Следующий — мистер Уилкинс, высокий белокурый парень с усами. Он из университета штата Иллинойс. Доктор Вайнстоун поставил ему три балла. Марк, ты дал ему четыре, почему так много?

— Он мне понравился, заслуживающий доверия трудяга, хоть и не звезда. Когда я спросил у него, как он будет лечить шок, он ответил лучше, чем кто-либо из наших резидентов первого года.

— Марк, ты неправильно оцениваешь, — обвинил меня Вайнстоун. — Это середнячок, у него совершенно отсутствует воображение, довольно тупой к тому же. Ты заметил, как медленно он отвечает на вопросы? Его оценка на уровне сорока процентов.

— Я не согласен. Кого мы ищем? Телевизионных ведущих или хирургических резидентов? Он отвечает медленно, но методично и вдумчиво. По крайней мере, этот парень не психопат, как ваш Роджет.

Роджет окончил резидентуру в прошлом году, его очень ценил Вайнстоун, но презирали все остальные — за нервозность. По мнению нашего председателя, резидент хорош, когда он ухаживает за больными председателя.

Обсуждение закончилось, и мы вышли в коридор.

— Салман, есть ли какие-нибудь новости о Сорки? — спросил Вайнстоун у Чаудри.

— Он оперирует как сумасшедший, видно, чувствует, что может потерять лицензию. Старается заработать как можно больше, чтобы оплатить гонорар адвокатам и прожить в течение года без операций, или, на что мы все надеемся, всех последующих лет. Я слышал, Ховард преследует доктора Бергера. Вы знаете, за что такая немилость?

Бергера недавно назначили руководителем отделения радиологии и рентгенологии, он приехал из Филадельфии.

Вайнстоун просиял, ему нравилось рассказывать об увольняемых или перемещаемых людях, возможно, это помогало ощущать устойчивость своего собственного положения.

— Бергер никогда не лезет в дела руководства, а Сорки захотел, чтобы он выступил против нас. Он отказался это делать, и Фарбштейну было дано задание избавиться от него. К сожалению, контракт его не защищает.

— Какие доводы приводит Фарбштейн? — спросил я.

— Они сыграли классический спектакль. Служба лучевой диагностики и лечения перед приходом Бергера находилась в плачевном состоянии. Он приложил массу усилий, чтобы навести там порядок, но когда он попросил денег на преобразование системы, Ховард ему отказал. А теперь Гавикумар и Готахеди являются к Ховарду жаловаться на состояние отделения, где никто, по их словам, не может сделать рентгеновские исследования. Ховард продолжает отказывать бедному Бергеру во встрече и в конечном счете обвиняет его в дезорганизации и увольняет, выдав ему трехмесячное жалованье. — Вайнстоун удовлетворенно улыбнулся. — Они могут сделать то же самое и со мной, — добавил он с меньшим энтузиазмом.

Дата добавления: 2015-07-17