И последняя

На следующее утро мы рано принялись за работу. До берега была целая миля. Нужно было перетащить туда все наше золото и оттуда в шлюпке доставить его на борт «Испаньолы» — тяжелая работа для такой немногочислен­ной кучки людей. Три разбойника, все еще бродившие по острову, мало беспокоили нас. Достаточно было поставить одного часового на вершине холма, и мы могли не боятьоя внезапного нападения. Да кроме того, мы полагали, что у этих людей надолго пропала охота к воинственным стычкам.

Мы трудились не покладая рук. Грей и Бен Ганн отвозили золото в лодке на шхуну, а прочие доставляли его на берег. Больше двух слитков золота, связанных веревкой и перекинутых через плечо, взрослому человеку было не снести, да и то приходилось шагать медленно. Так как мне носить тяжести было не под силу, меня оставили в пещере и велели насыпать деньги в мешки из-под суха­рей.

Как и в сундуке Билли Бонса, здесь находились монеты самой разнообразной чеканки, но, разумеется, их было гораздо больше. Мне очень нравилось сортировать их. Английские, французские, испанские, португальские моне­ты, гинеи и луидоры, дублоны и двойные гинеи, муадоры и цехины, монеты с изображением всех европейских ко­ролей за последние сто лет, странные восточные монеты, на которых изображен не то пучок веревок, не то клок паутины, круглые монеты, квадратные монеты, монеты с дыркой посередине, чтобы их можно было носить на шее,— в этой коллекции были собраны деньги всего мира. Их было больше, чем осенних листьев. От возни с ними у меня ныла спина и болели пальцы.

День шел за днем, а нашей работе не было видно конца. Каждый вечер груды сокровищ отправляли мы на корабль, но не меньшие груды оставались в пещере. И за все это время мы ни разу ничего не слыхали об уцелевших раз­бойниках.

Наконец— если не ошибаюсь, на третий вечер,— когда мы с доктором поднимались на холм, снизу, из непро­глядной тьмы, ветер внезапно принес к нам не то крик, не то песню. Как следует расслышать нам ничего не удалось.

— Прости им боже, это разбойники,— сказал док­тор.

— Все пьяны, сэр,— услышал я за спиной голос Сильвера.

Сильвер пользовался полной свободой и, несмотря на всю нашу холодность, снова начал держать себя с нами, как привилегированный и дружелюбный слуга. Он как бы не замечал всеобщего презрения к себе и каждому старался услужить, был со всеми неустанно вежлив. Но обращались все с ним, как с собакой. Только я и Бен Ганн относились к нему несколько лучше. Бен Ганн все еще боялся как огня прежнего своего квартирмейстера, а я был ему благодарен за свое спасение от смерти, хотя, конечно, имел причины думать о нем еще хуже, чем кто бы то ни был другой,— ведь я не мог позабыть, как он собирался предать меня вновь. Вот и сейчас доктор резко откликнулся на замечание Сильвера.

— А может быть, они больны и бредят…

— Правильно, сэр,— сказал Сильвер,— но нам с вами это вполне безразлично.

— Я полагаю, вы вряд ли претендуете на то, друг Сильвер, чтобы я считал вас сердечным, благородным человеком,— заметил насмешливо доктор,— и я знаю, что мои чувства покажутся вам несколько странными. Но если бы я был действительно уверен, что хоть один из них болен и в бреду,— а я не сомневаюсь, что по крайней мере одного из них треплет лихорадка,— я, даже рискуя своей жизнью, отправился бы к ним, чтобы оказать им врачебную по­мощь.

— Прошу прощения, сэр, вы сделали бы большую ошибку,— возразил Сильвер.— Потеряли бы свою драго­ценную жизнь, только и всего. Я теперь на вашей стороне и душой и телом и не хотел бы, чтобы ваш отряд лишился та­кого человека, как вы. Я очень многим вам обязан. А эти люди ни за что не могли бы сдержать свое честное слово. Мало того, они никогда не поверили бы и вашему слову.

— Зато вы хорошо умеете держать свое слово,— сказал доктор.— В этом можно было убедиться недавно.

Больше о трех пиратах мы почти ничего не узнали. Только однажды до нашего слуха донесся отдаленный ру­жейный выстрел; мы решили, что они занялись охотой. Между нами состоялось совещание, и было постановлено не брать их с собой, а оставить на острове. Бен Ганн страшно обрадовался такому решению. Грей тоже его одобрил. Мы оставили им большой запас пороха и пуль, груду соленой козлятины, немного лекарств и других необходимых вещей, инструменты, одежду, запасной парус, несколько ярдов ве­ревок и, по особому желанию доктора, изрядную порцию табака.

Больше нам нечего было делать на острове. Корабль был уже нагружен и золотом, и пресной водой, и на всякий случай остатками соленой козлятины. Наконец мы подняли якорь и вышли из Северной бухты. Над нами развевался тот самый флаг, под которым мы сражались, защищая нашу крепость от пиратов.

Тут обнаружилось, что разбойники следили за нами гораздо внимательнее, чем мы думали, ибо, выйдя из пролива и приблизившись к южной оконечности острова, мы увидели их троих: они стояли на коленях на песчаной косе и с мольбой простирали к нам руки. Нам было тяжело оставлять их на необитаемом острове, но другого выхода у нас не было. Кто знает, не поднимут ли они новый мятеж, если мы возьмем их на корабль. Да и жестоко везти на родину людей, которых там ожидает виселица. Доктор окликнул их, сообщил им, что мы оставили для них пищу и порох, и принялся объяснять, как эти припасы найти. Но они называли нас по именам, умоляли сжалиться над ними и не дать им умереть в одиночестве.

Под конец, видя, что корабль уходит, один из них— не знаю, который— с диким криком вскочил на ноги, схватил свой мушкет и выстрелил. Пуля просвистела над головой Сильвера и продырявила грот.

Мы стали осторожнее и спрятались за фальшбортом. Когда я решился выглянуть из-за прикрытия, пиратов уже не было на косе, да и самая коса почти пропала из виду. А незадолго до полудня, к невыразимой моей радости, исчезла за горизонтом и самая высокая гора острова Сокровищ.

Нас было так мало, что приходилось работать сверх сил. Капитан отдавал приказания, лежа на корме на мат­раце. Он поправился, но ему все еще был нужен покой. Мы держали курс на ближайший порт Испанской Америки, чтобы подрядить новых матросов: без них мы не решались идти домой. Ветер часто менялся и сбивал наш корабль с курса; кроме того, два раза испытали мы свирепые штормы и совсем измучились, пока добрались до Америки.

Солнце уже садилось, когда мы наконец бросили якорь в живописной закрытой гавани. Нас окружили лодки с неграми, мулатами и мексиканскими индейцами, которые продавали нам фрукты и овощи и были готовы ежеминутно нырять за брошенными в воду монетами. Добродушные лица (главным образом, черные), вкусные тропические фрукты и, главное, огоньки, вспыхнувшие в городе,— все это было так восхитительно, не похоже на мрачный, залитый кровью остров Сокровищ! Доктор и сквайр решили провести вечер в городе. Они захватили с собой и меня. На берегу мы встретились с капитаном английского военного судна, разговорились и отправились к нему на корабль. Там мы очень приятно провели время и вер­нулись на «Испаньолу», когда уже начался рассвет.

На палубе был только один человек — Бен Ганн, и, как только мы взошли на корабль, он принялся каяться и об­винять себя в ужасном проступке, делая самые дикие жесты. Оказалось, что Сильвер удрал. Бен признался, что сам помог ему сесть в лодку, так как был убежден, что нам всем угрожает опасность, «пока на борту остается этот одноногий дьявол». Но кок удрал не с пустыми руками. Он незаметно проломил переборку и похитил мешочек с день­гами — триста или четыреста гиней, которые, несомненно, пригодятся ему в дальнейших скитаниях. Мы были до­вольны, что так дешево от него отделались.

Не желая быть многословным, скажу только, что, взяв к себе на корабль нескольких новых матросов, мы прибыли благополучно в Бристоль.

«Испаньола» вернулась как раз к тому времени, когда мистер Блендли уже начал подумывать, не послать ли нам на помощь второй корабль. Из всего экипажа только пятеро вернулись домой. «Пей, и дьявол тебя доведет до конца» — вот пророчество, которое полностью оправдалось в отношении всех остальных. Впрочем, «Испаньола» все же оказалась счастливее того корабля, о котором пели пи­раты:

Все семьдесят пять не вернулись домой:

Они потонули в пучине морской.

Каждый из нас получил свою долю сокровищ. Одни распорядились богатством умно, а другие, напротив, глупо, в соответствии со своим темпераментом. Капитан Смоллетт оставил морскую службу. Грей не только сберег свои деньги, но, внезапно решив добиться успеха в жизни, занялся прилежным изучением морского дела. Теперь он штурман и совладелец превосходного и хорошо оснащен­ного судна. Он женился и ныне уже отец семейства. Что же касается Бена Ганна, он получил свою тысячу фунтов и истратил все в три недели, или, точнее, в девятнадцать дней, так как на двадцатый явился к нам нищим. Сквайр сделал с Беном именно то, чего Бен так боялся: дал ему место привратника в парке. Он жив до сих пор, ссорится и дружит с деревенскими мальчишками, а по воскресным и праздничным дням отлично поет в церковном хоре.

О Сильвере мы больше ничего не слыхали. Зловещий одноногий моряк навсегда ушел из моей жизни. Вероятно, он отыскал свою чернокожую жену и живет где-нибудь в свое удовольствие с нею и с Капитаном Флинтом. Будем надеяться на это, ибо его шансы на лучшую жизнь на том свете совсем невелики. Остальная часть клада— серебро в слитках и оружие— все еще лежит там, где ее зарыл по­койный Флинт. И по-моему, пускай себе лежит. Теперь ме­ня ничем не заманишь на этот проклятый остров. До сих пор мне снятся по ночам буруны, разбивающиеся о его бе­рега, и я вскакиваю с постели, когда мне чудится хриплый голос Капитана Флинта: «Пиастры! Пиастры! Пи­астры!»

The Black Arrow

Перевод M. и H. ЧУКОВСКИХ

Рисунки H. КРИВОВА

Повесть из времен войны

Алой и Белой розы

ПРОЛОГ

Дата добавления: 2015-07-12