Глава 5. В просторном лофте на четвёртом, верхнем этаже дома в стиле «модерн»

В просторном лофте на четвёртом, верхнем этаже дома в стиле «модерн», постройки начала двадцатого века, в районе Пренцлауэр Берг, собралась компания старых приятелей. Вечер начала декабря был промозглым, холодным, за высокими окнами панорамного остекления валил хлопьями мокрый снег. Дрова в камине потрескивали, предвещая морозы, отбрасывая золотые блики на антикварную мебель и разливая тепло на четверых альф за столом. Пятый, хозяин квартиры, стоял чуть поодаль у окна и говорил по телефону.
- Когда ты освободишься?.. – Пауза, альфа выслушивал ответ. – Почему так поздно?.. Солнышко моё, ну конечно, я беспокоюсь. Уже темно, молоденький омежка один пойдёт по улице… А с кем ты?.. Ах, с Акселем… Ну, это грозный тип… Нет, Эмильхен, давай лучше я за тобой заеду… Точно?.. Ну хорошо. Скажи ему, чтобы подвёз вас прямо ко входу… Жду тебя. Целую, малыш. Целую, моя радость. Не задерживайся.

Роберт положил трубку и, прежде чем сесть на своё место, окинул взглядом маленький сервировочный столик рядом с большим дубовым круглым столом, покрытым зелёной бархатной скатертью – за ним компания играла в покер. На маленьком столике располагался коньяк, марочное мозельское вино и рейнвейн, крошечные пирожные, шведские бутерброды и крекеры с чёрной икрой на трехъярусном блюде, тарелочки с копчёным угрём, полудюжиной сортов сыра и «николаевской закуской» - ломтиками лимона, посыпанными молотым кофе и сахаром, горький шоколад кусками и фрукты в вазе – золотистый и чернильно-фиолетовый виноград, мелкие сладкие груши-дюшес, истекающие соком дольки ананаса. Решив, что угощения достаточно на любой вкус – не обедать же они здесь собрались, Альбах присоединился к приятелям.
- Ну, теперь ты спокоен за своё пухленькое сокровище? – с плохо скрытым сарказмом произнёс Бернт Лингардт, щеголеватого вида молодой мужчина с томными движениями, красивое тонкое лицо которого несколько портило высокомерно-брезгливое выражение завзятого сноба. Сам Бернт принципиально не вступал в отношения дольше, чем на две недели. Каждый его новый бойфренд был красивее предыдущего, попадались среди них разные – и гламурные пустышки, и умные, хорошо образованные парни из хороших семей, были и модели, и студенты, и начинающие журналисты, и психологи, и фотографы, но всех их ждала одна и та же участь. Несколько раз появиться в компании роскошного ухажёра на премьерах опер и концертах – Лингардт был страстным любителем и поклонником классической музыки, - провести несколько дней и ночей в разных локациях вроде горнолыжного курорта в Альпах или пляжей Прованса, получить щедрый прощальный подарок – и арриведерчи.

Роберт с усмешкой взглянул на друга и кивнул:
- Теперь спокоен. Их привезёт отец Акселя – это друг Эмильхена. Он у меня очень самостоятельный, мой сладкоежка, - когда Роберт говорил о своём парне, на его лице незаметно для него самого появлялась совершенно детская, восторженная влюблённая улыбка.
- Это хорошо, - заметил Бернт нейтральным тоном. – Что самостоятельный.
- Купи ему тачку, - предложил Руди Хассель. Он с первого взгляда напоминал симпатичного, аккуратного, хорошо вышколенного банковского клерка – таким людям хочется доверять. Правда, его друзей, знавших его с первого класса начальной школы, этот респектабельный вид не обманывал – Руди был избалованным разгильдяем, на редкость легкомысленным и абсолютно безответственным, всё в жизни делавшим на «авось». Любимым его занятием, по выражению Бернта, было награждать внебрачными детьми омег-официантов в ресторанах своего отца. Романы были столь стремительны, что Руди не всегда успевал запомнить имя очередной пассии, а иногда и попросту даже узнать его. С тех пор, как и Рудольф Хассель-старший, и его супруг-омега, тоже бизнесмен, отказались оплачивать содержание многочисленных отпрысков двадцатисемилетнего оболтуса-сынка, долги Руди по алиментам росли, как огурцы после дождя – что абсолютно его не беспокоило и ничему не учило.
- Да, купи ему тачку. Какой-нибудь «Битл». Омеги от этой шмакодявки просто кипятком в потолок ссут. Они поголовно о ней мечтают. Тренд. Уж он тебе её отработает, даю гарантию.

Роберт поднял одну бровь, но препираться с Хасселем не счёл нужным – бесполезно, нельзя дальтонику описать, как выглядит радуга. Лингардт возвёл очи горе и покачал головой. Ещё один участник игры, Альбрехт Манн, мрачно взглянул на Руди.
- Вот уж не советую, - ворчливо сказал он, переводя взгляд на Роберта. – Им только начни дарить. Не знаю, как твой Эмиль, Робби, я с ним ещё мало знаком, но я на своём примере знаю, этим мерзавцам дашь палец – они оттяпают всю руку, причём по самые…
- Уши, - закончил Бернт. – А не надо таких ярковыраженных содержанцев замуж тащить. Хорош ныть, Ал, за что боролся, на то и напоролся. Ты же из штанов выпрыгивал, так хотел этого своего Матиаса. За удовольствия надо платить.
- Папаша молодец, скинул экспенсив-боя с шеи, пускай теперь муж как хочет выкручивается, - хихикнул Руди. – Если парнишка снимается для «Омеги», «Штиль» и «Люксус», он вряд ли обойдётся серебряными колечками и букетиком к годовщине свадьбы. У них чувство собственной исключительности зашкаливает – вон Бернти знает, он их сотни переимел. Бернти прав, надо было понимать.
- Ты бы уж помолчал, - огрызнулся Манн. – Ты что там, опять кого-то из отцовских рабов нагрузил до самого фальшборта? Да тебя кастрировать пора, Руди. Дешевле обойдётся.

Руди снова хихикнул.
- А вот и нет, на этот раз это был секретарь из папочкиного офиса. Отец, видно, всем своим дурачкам велел ко мне и близко не подходить. Ха – что я, омегу себе не найду? Так себе парнишка, кстати, ничего в постели не умеет, бревно бревном, а думает, что весь такой из себя секси. Пришёл такой красивый, и говорит – я беременный, давай плати денежки. Знаете, что я ему ответил? «В очередь» - говорю. Ты у меня только в этом году третий. В очередь, ха-ха! Он глазёнки выпучил, дурачок, стоит, пялится. Вчера отпуск взял на неделю, за свой счёт. Разбортироваться побежал, сто процентов.
- Тебе не стыдно? – безнадёжно вопросил Роберт. Прекрасно зная ответ, впрочем.
- А почему это мне должно быть стыдно? Это предназначение альфы – детей делать. А уж если омега их не хочет, то пусть сам об этом и заботится. Не мне ж рожать потом, и крутиться с этим детёнышем, как бешеная белка. Если они сами дураки, нечего на меня спирать. Это тебе ничего не надо, Робби. Ты у нас лишён либидо, так что до сих пор даже своего омегу в постель не затащил. А я темпераментный.
- Болван ты, - заключил Бернт. – У тебя член с мозгами одновременно не работает. Одно включилось – другое отключается. И включить обратно можно только пинком.
- Я виноват, что ли, что они все на меня вешаются?
- Так уж и вешаются, - возразил Роберт. - Видели мы, как ты за папой своего старшенького бегал, как привязанный. Руди, не спорь. Ты из тех, кому омеге проще дать, чем объяснять, почему отказываешь.

Руди не понравилась набирающая обороты резкость в голосе Роберта – всем альфам из компании было известно, что когда спокойный и доброжелательный Альбах всё же выходит из себя – вернуть его обратно очень непросто. Места мало будет всем.
- Да мы вообще с другого начали, - с нотками обиды сказал Руди. – При чём тут я и мои омеги? Мы же о твоём говорили вроде. Ты сам сказал, что хочешь его замуж взять. Вот я и сказал про тачку.

Лингардт, тасовавший карты, поднял взгляд на Роберта и с интересом спросил:
- В самом деле? Ты уже сделал предложение?
- Два раза, - смущённо признался Роберт.
- Если не ошибаюсь, вы знакомы чуть больше полугода? Не рановато?
- Нет, - покачал головой Роберт. - Мне двух дней хватило, чтобы понять. Эмиль мой омега. И он станет моим мужем, рано или поздно.
- Он тебе ещё и отказывает? – с изумлением в голосе спросил Альбрехт. – Надо же. Я-то думал, этот омежка в тебя мёртвой хваткой вцепится, замучаешься отдирать.
- Твои бы слова да кому надо в уши, - заметил Роберт. – Эмиль только поступил в университет и не уверен, надо ли ему замуж прямо сейчас. Так что инициатива стопроцентно исходит от меня. А я считаю, что надо. Хотя его резоны мне понятны, но я всё же надеюсь его уговорить. С детьми можно и подождать немного. Пусть себе учится, метка и кольцо на лекции ходить не мешают.

- Парнишка, кажется, знает себе цену, - одобрительно сказал Бернт. – Интересный экземпляр. Обычно такие закомплексованы до предела, и замуж готовы за любого, кто согласится. Отказывать, во всяком случае, точно не имеют привычки.
- Такие - это какие? – недовольно спросил Альбах. - Я знаю, что не в твоих привычках выбирать выражения, Бернти, но речь о моём женихе, а не о твоих "еженедельниках", как ты выражаешься.
- Ну, дружище, ты же не станешь отрицать, что твой Эмильхен немного отличается от того вида омег, к которому мы привыкли. Я, заметь, вовсе не утверждаю, что это недостаток. Такие категории, как «нравится – не нравится», вообще не подвержены стандартизации. Чистая вкусовщина. И лично мне Эмиль кажется очень милым и, главное, порядочным юношей. Я искренне желаю тебе удачи, и вам – счастья, если вам так того хочется. Каждому своё.
- Хорошо сказано, - с уважением констатировал Альбрехт.
- Да все мы знаем, что Бернти надо бы в политику, - Руди развязно хлопнул приятеля по плечу, отчего тот поморщился:
- Рудольф, можно тебя попросить не бить так сильно? Напоминаю, что именно эта ключица была у меня сломана.
- Прости, - виновато сказал Хассель. – Всё время забываю. И как тебя угораздило её сломать, да ещё на такой элементарной трассе, как "Гебиргспфад", ты же из нас лучший лыжник?
- Несчастный случай, - исчерпывающе пояснил Лингардт.

- Наконец-то вы перестали нести эту чушь о браке, - брюзгливо сказал молчавший до этого пятый альфа, Клаус фон Шенк. – Тоже мне тема для разговоров.
- Сломанные кости и несчастные случаи, безусловно, интереснее, - доброжелательно сказал Роберт.
- Я вообще предлагаю прекратить болтать, как омеги-школьники, и начать наконец игру. Бернт, ты сдашь уже или нет?!
- Ну вот, прорвало, - удовлетворённо произнёс Манн. – Задели больную тему. Клаус, сколько можно жевать уже эту жвачку?! Два года прошло. Бери пример с Робби и поскорее волоки замуж какую-нибудь тихую домашнюю прелесть вроде Эмиля. Кстати, Робби, а может быть, я ошибаюсь, и тебе действительно стоит подарить мальчику небольшую машинку? Всё-таки твой Эмиль и мой Матиас – совершенно разные люди, и тебе, кажется, в этом плане повезло куда больше, чем мне.

Роберт не стал скрывать, что доволен:
- Понимаешь, тут такая штука. Не берёт Эмильхен дорогих подарков. Ну не привык он к такому. Те ребята, которых мы знаем, подарки от любовников или ухажёров воспринимают как нечто само собой разумеющееся, в их представлении так и должно быть. А Эмиль вырос совсем в другой обстановке, да и по натуре, по характеру он другой. Он считает, что если получил дорогой подарок, то становится обязанным дарителю, и его это страшно смущает. Он не считает, что заслужил их чем-то, сколько я ему ни твержу, что сам факт его существования в моей жизни уже вполне можно считать подарком для меня. Он мне говорит, что считает по моему поводу так же, и ничего больше ему от меня не нужно. К тому же он боится, что я сочту его корыстным – как будто это не я за ним бегал три месяца, а он за мной! Машину он точно не поймёт. Я вот что сделаю – как только он выйдет за меня замуж, сразу куплю ему «Жука». Мужу-то можно.

Альбрехт тяжело вздохнул.
- А это уже моя больная тема. Мой супруг – сам знаешь. Обанкротит он меня. У меня же нет ваших капиталов.

Альбрехт из всех присутствующих был единственным, кто работал по найму – управляющим отделением «Коммерц-банка». И хотя президент совета директоров этого самого банка приходился ему родным дядей, что и объясняло стремительную карьеру молодого альфы, всё же финансовое положение Манна было не таким незыблемым, как у его приятелей-одноклассников. Руди, например, сидел на шее родителей и не собирался оттуда слезать, Роберт и Клаус были партнёрами своих отцов по довольно крупному бизнесу, только Роберт работал с удовольствием, а фон Шенк бизнес своего отца – производство сантехники – ненавидел всей душой. Бернт же вёл беззаботную жизнь рантье – его папа умер, когда он был ещё дошкольником, отец больше не вступал в брак, и когда он скончался несколько лет назад, единственный сын унаследовал все его капиталы. Процентов с них хватило бы, чтобы содержать всю компанию, и как ни странно, но именно Лингардт был основным источником займов для непутёвого Руди.

- Почему ты не разведёшься? – с нажимом спросил Клаус у погрустневшего Альбрехта. – Я бы этого не вынес. Он же в грош тебя не ставит, этот твой Матиас. Да и ты его уже давно не любишь, к чему эти мучения?

Манн безнадёжно махнул рукой:
- Ты пробовал с такими разводиться? То-то. Это не так-то просто. Матиас из тех, кто уходит красиво, уж он постарается всё грязное бельё выволочь, и что было, и чего не было, ему-то терять нечего, наоборот, лишний пиар, а я?.. Дядя Германн, сам знаешь, какой высокоморальный тип, узколобый бюргер, святоша, рядом с ним наш Альбах – завзятый грешник, попрёт дядюшка меня с должности, как здрасте. Да и потом – какая разница, кто меня в конечном итоге разорит – Матиас или адвокаты? Так хоть нервотрёпки меньше.
- Ну это как сказать, - резонно возразил Роберт, а Бернт обыденным тоном предложил:
- А ты подсунь ему итальянского конюха. Глядишь, и адвокат не понадобится. Способ-то проверенный, причём одним из нас.

Руди захохотал, и даже более сдержанные Роберт и Альбрехт с трудом сдерживали смех. Зато Клаус вздёрнул крупный нос, поджал задрожавшие губы и произнёс дрожащим голосом:
- Это просто жестоко, Бернт Лингардт. Впрочем, чего ещё ожидать от такого бессердечного и циничного типа, как ты. Тебе никогда не понять чужих страданий. Там, где у других сердце, - Клаус трагически стукнул себя в грудь, что заставило и остальных альф всё же рассмеяться, - у тебя там бутылка коньяку.
- Камертон у него там, - сквозь смех сказал Руди. – Не представляю, как можно по доброй воле слушать Баха и этого… Генделя?
- А я не представляю, как можно в двадцать семь лет не уметь пользоваться контрацептивами, - парировал Бернт, на лице которого за всё время всеобщего веселья лишь промелькнула брезгливая усмешка. – Мы с тобой очень разные, герр Хассель. Ладно, шутки в сторону. Ал, разговоры разговорами, но я, пожалуй, рекомендую тебя старому Ноймайеру. Фон Шенк при всём своём занудстве прав – то, что у тебя творится, даже браком уже нельзя назвать, не то, что семьёй.
Роберт присвистнул, а Клаус пробормотал:
- Франц Ноймайер - жулик.

Бернт поднял тонкие чёрные брови:
- Клаусхен, если старый лис помог твоему мужу сбежать из твоего семейного гнёздышка, это вовсе не значит, что он жулик. Он лучший в Германии специалист по подобного рода делам. Он на разводах богатеньких буратин целую свору собак съел.
- Это я знаю, - сказал Манн совсем уже тоскливо. – И суммы, которые он запрашивает, я тоже знаю. Ноймайер мне не по карману, Бернти. Но спасибо за участие.
- Какие же вы, семейные бюргеры, унылые все. Правильно я делаю, что не вступаю в брак, достаточно на вас посмотреть. Может, хоть Робби больше повезёт, он того заслуживает. Ты что, не слышал – я тебя порекомендую. Ноймайер сделает тебе большую скидку. Он старый друг моего отца.

Альбрехт не успел ответить – хлопнула входная дверь. В полуосвещённом пространстве за ней, нёсшим функции прихожей, появился Эмиль, а с ним ещё какой-то худенький парень-омега в стареньком свитере и круглых очках. На его фоне пышечка Эмиль казался особенно крепким, сияющим и полным здоровья. Бернт и Руди понимающе переглянулись – домофон не звенел, значит, у омеги есть ключи от квартиры Роберта. Что это означает, всем понятно: намерения у Альбаха действительно более чем серьёзные.

Дата добавления: 2015-07-11