Изгнанник рая - над вершинами Кавказа

Случайностей не бывает, и гении – лучшее доказательство.

Вслед за Лермонтовым, сосланным на Кавказ после стихотворения «Смерть поэта», туда же чудесным образом перелетел и Демон.

Испанский монастырь, море, волны, бьющиеся о скалы, растворились в призрачном условном пространстве ранних редакций поэмы: отныне «изгнанник рая» стал летать над вершинами Кавказа, а безымянная, вроде бы испанская, монахиня превратилась в красавицу грузинку по имени Тамара. Поначалу она даже не монахиня, а простая земная девушка, в ожидании свадьбы, - но жених гибнет, и Тамара, искушаемая Демоном, спешит навсегда укрыться в монастыре.

Нет, недаром Лермонтова вновь привело на Кавказ, не зря он колесил и скакал по горным дорогам, взбирался на скалистые вершины, слушал шум бурных речек, ел чурек и пил кахетинское, ночевал на земле под буркой. Отныне земля в его поэме о злом духе, ранее больше походившая на театральную декорацию, стала настоящей, живой: обрела цвета, запахи, звуки, зажила жизнью горцев.

Кавказ с детства волновал его душу и откликался в ней лирическими стихами и поэмами. Однажды, в 1832 году, Лермонтов пропел ему чуть ли не гимн, писанный ритмической прозой:

«Синие горы Кавказа, приветствую вас! вы взлелеяли детство моё; вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали, вы к небу меня приучили, и я с той поры всё мечтаю об вас и о небе. Престолы природы, с которых как дым улетают громовые тучи, кто раз лишь на ваших вершинах Творцу помолился, тот жизнь презирает, хотя в то мгновение гордился он ею!..»

Шестая редакция «Демона», первая из кавказских, датирована 1838 годом, «сентября 8 дня». Поэту двадцать четыре года, он достиг творческой зрелости, - и его вечная поэма, коснувшись кавказских реалий, словно бы сразу обрела плоть и кровь, весь дух этой прекрасной земли.

Надмирный полёт Демона чуден и высок, как его «лучших дней воспоминанья»,

Тех дней, когда в жилище света

Блистал он, чистый херувим;

Когда бегущая комета

Улыбкой ласковой привета

Любила поменяться с ним;

Когда сквозь вечные туманы,

Познанья жадный, он следил

Кочующие караваны

В пространстве брошенных светил;

Когда он верил и любил,

Счастливый первенец творенья!

И, если юноша поэт, достигнув горных вершин, испытывал вслед за гордостью презрение к жизни, то в Демоне, после его надзвёздных кочевий, и веков бесплодных, и власти над ничтожной землёй, ничего на душе, кроме равнодушной пустоты:

И зло наскучило ему!

Дик и чуден – и Кавказ, и весь Божий мир вокруг, но «гордый дух»

Презрительным окинул оком

Творенье Бога своего,

И на челе его высоком

Не отразилось ничего.

Вся красота земли, «роскошной Грузии долины» для изгнанника – ничто:

И всё, что пред собой он видел,

Он презирал иль ненавидел.

И лишь юная красавица Тамара, легко танцующая на кровле, вдруг неизъяснимо взволновала его; а благодатный звук - поразил его до самой глубины существа…

В новой редакции поэмы Демон уже не намеренно губит Тамару – он сам не властен над собой, он лишь рука судьбы в заведённом Творцом мироустройстве. Демон хочет, чтобы Тамара принадлежала только ему, и потому убирает со своего пути её жениха, а когда конь приносит на брачный пир убитого всадника и Тамара рыдает от горя, Демон волшебным голосом утешает её. Лермонтов – тоже волшебно – перекидывает ритмическое ударение в слоге: переходит с 4-стопного ямба на певучий 4-стопный хорей – и пишет словно бы не земными словами, а прозрачным, мерцающим светом и воздухом:

«На воздушном океане,

Без руля и без ветрил,

Тихо плавают в тумане

Хоры стройные светил;

Средь полей необозримых

В небе ходят без следа

Облаков неуловимых

Волокнистые стада;

Час разлуки, час свиданья –

Им не радость, не печаль;

Им в грядущем нет желанья

И прошедшего не жаль.

В день томительный несчастья

Ты об них лишь вспомяни;

Будь к земному без участья

И беспечна, как они.

И – вновь перелёт: с неба на землю, соединение двух стихий.

Вновь чудесная перемена ритма – и пленительные стихи:

Лишь только ночь своим покровом

Долины ваши осенит,

Лишь только мир, волшебным словом

Заворожённый, замолчит,

Лишь только ветер над скалою

Увядшей шевельнёт травою,

И птичка, спрятанная в ней,

Порхнёт во мраке веселей,

И под лозою виноградной,

Росу небес глотая жадно,

Цветок распустится ночной,

Лишь только месяц золотой

Из-за горы тихонько встанет

И на тебя украдкой взглянет,

К тебе я стану прилетать!

Гостить я буду до денницы

И на шелковые ресницы

Сны золотые навевать…»

Этот голос «чудно-новый», эта упокоительная песнь, где слиты воедино земная надмирность и надмирная земность, - эта колыбельная Демона, может быть, единственная в своём роде, упоительная по благозвучию, умиротворённости и небесной красоте… - какая земная душа перед этим устоит!..

И Тамара пала… Она попыталась поначалу спастись от обольстителя в монастыре, но во сне ли, на яву ли уже запечатлелось у неё на душе, как

Пришлец туманный и немой,

Красой блистая неземной,

К её склонился изголовью;

И взор его с такой любовью,

Так грустно на неё смотрел,

Как будто он об ней жалел.

………….

Он был похож на вечер ясный –

Ни день, ни ночь – ни мрак, ни свет!

И в божественной обители, среди моленья, красавице монашке часто слышится знакомая речь, и там

Знакомый образ иногда

Скользил без звука и следа

В тумане лёгком фимиама:

Он так смотрел! Он так манил!

Он, мнилось, так несчастлив был!

Демон слышит пение юной монахини:

И эта песнь была нежна,

Как будто для земли она

Была на небе сложена.

……………….

И входит он, любить готовый,

С душой, открытой для добра;

И мыслит он, что жизни новой

Пришла желанная пора…

Какой искренней прямотой исполнено его чувство!..

Я враг небес, я зло природы, -

И, видишь, я у ног твоих.

Тебе принёс я в умиленье

Молитву тихую любви.

…………..

Меня добру и небесам

Ты возвратить могла бы словом.

Твоей любви святым покровом

Одетый, я предстал бы там,

Как новый ангел в блеске новом…

Тамаре, напуганной этой могучей, влекущей любовью, и грядущим «адом», Демон откровенно говорит:

Так что ж? ты будешь там со мной.

Мы, дети вольные эфира,

Тебя возьмём в свои края;

И будешь ты царицей мира,

Подруга вечная моя.

Искушение? Возможно. Но – не обман.

Без сожаленья, без участья

Смотреть на землю станешь ты,

Где нет ни истинного счастья,

Ни долговечной красоты;

Где преступленья лишь да казни,

Где страсти мелкой только жить,

Где не умеют без боязни

Ни ненавидеть, ни любить.

Поистине, Демон «в любви, как в злобе», неизменен и велик!..

Тамара погибает от поцелуя Демона: как и обещал, он дарит её вечность за миг.

И странной улыбки, что застыла у неё на устах, никто не может разгадать:

Что в ней? Насмешка ль над судьбой,

Непобедимое ль сомненье?

Иль к жизни хладное презренье?

Иль с небом гордая вражда?

Что-то да есть. «Смертельный яд его лобзанья» проник в монахиню и запечатлелся на её последней улыбке…

Дата добавления: 2015-07-11