Благодарность 39 страница

Мне не терпелось узнать как можно больше. Меня привлекали мобильность и безопасность, которые давало это занятие. Мой энтузиазм подстегивал свойственную Кришне и Виллу доброжелательность; наш деловой разговор часто перемежался шутками. Это было неплохое начало, которое могло перерасти в дружбу.

Всю следующую неделю я ежедневно заходил к Кришне и Виллу. Молодые люди работали допоздна, и однажды я задержался у них часов на десять, вникая в производственный процесс и задав несколько сотен вопросов. Паспорта, с которыми они имели дело, были двух видов: подлинные, имевшие ранее владельцев, и чистые, никем не использовавшиеся. Первые были добыты карманниками, утеряны туристами или проданы наркоманами, прибывавшими из Европы, Африки, Америки и Океании. Чистые паспорта встречались реже, их можно было достать только одним способом – подкупив сотрудника посольства, консульства или иммиграционного ведомства, находившегося где-либо между Францией и Турцией или Турцией и Китаем. Паспорт, оказавшийся в зоне действия агентов Кадербхая, покупался немедленно за любую сумму и передавался Кришне и Виллу. Они показали мне такой незаполненный паспорт, прибывший из Канады. Он хранился в несгораемом шкафу вместе с аналогичными документами из Англии, Германии, Португалии и Венесуэлы.

Благодаря своему опыту, терпению и хорошему техническому оснащению Кришна и Виллу могли подделать в паспорте практически все, что требовалось заказчику. Они меняли фотографии, воспроизводя все выпуклости и углубления, оставленные штемпелем. Иногда паспорт расшнуровывался и заменялись целые страницы. Печати, даты и прочие сведения удалялись с помощью химических растворителей или изменялись. Новые данные заносились строго определенной печатной краской, выбиравшейся по полному международному каталогу. Рядовые сотрудники полиции или таможни ни разу не подвергли сомнению подлинность документов, изготовленных Кришной и Виллу; зачастую они вводили в заблуждение даже экспертов.

На той же неделе я нашел новую квартиру для Уллы в районе Тардео, недалеко от мечети Хаджи Али. Лиза Картер, навещавшая Уллу в квартире Абдуллы почти ежедневно, в особенности когда Абдулла был дома, согласилась поселиться вместе с ней. Наняв небольшой караван такси, мы перевезли их на новое место жительства. Женщины ладили друг с другом прекрасно. Обе они пили водку, играли в скрэбл или кункен, напропалую жульничая, с удовольствием смотрели одни и те же видеофильмы и обменивались одеждой. Кроме того, в течение недели, проведенной на кухне Абдуллы с удивительно богатым ассортиментом продуктов, каждая из них убедилась, что ей нравятся блюда, приготовленные другой. Новая квартира символизировала для них обеих начало новой жизни, и хотя Улла все же побаивалась Маурицио с его аферами, в целом они были счастливы и полны оптимизма.

Я продолжал заниматься карате и качать железо с Абдуллой, Салманом и Санджаем. Мы набирались сил, были ловки и проворны. В ходе тренировок мы все больше сближались с Абдуллой, становясь такими же друзьями и братьями, как и Салман с Санджаем. Это была близость, не требовавшая долгих разговоров. Часто мы встречались, шли с спортзал, тягали гири, боролись друг с другом и лупили друг друга по физиономии, не произнеся за все это время и десятка слов. Иногда достаточно было взглянуть в глаза или лицо другому, чтобы понять шутку и залиться смехом. И в этом общении без слов мое сердце постепенно открылось навстречу Абдулле, и я полюбил его.

Вернувшись из Гоа, я встречался с Казимом Али, Джонни Сигаром и некоторыми другими жителями трущоб, а с Прабакером мы виделись почти ежедневно, когда он разъезжал в своем такси. Но в паспортной мастерской Гани было столько интересного, эта работа так увлекла меня и отнимала столько времени, что я совсем перестал принимать больных в маленькой клинике, которую я организовал когда-то в своей хижине.

Однажды, зайдя в трущобы после длительного отсутствия, я с удивлением увидел Прабакера, извивающегося в конвульсиях под одну из популярных песен, которую исполнял трущобный оркестр. Прабакер был одет в свою шоферскую форму, состоявшую из рубашки хаки и белых брюк; на шее у него был пурпурный шарф, на ногах сандалии. Он не заметил моего приближения, и я молча понаблюдал за ним какое-то время. В его танце откровенно непристойные, вызывающие вихляния бедрами удивительным образом сочетались с невинным выражением лица и по-детски беспомощными взмахами рук. Он с клоунским обаянием подносил открытые ладони к улыбающейся физиономии, а в следующий миг с решительной гримасой тыкал в зрителя своими гениталиями. На одном из виражей Прабакер увидел меня и, расплывшись в своей необъятной улыбке, подскочил ко мне.

– О, Лин! – воскликнул он, накинувшись на меня и прижав голову к моей груди. – У меня есть для тебя новость. Настоящая фантастическая новость! Я искал тебя во всех местах, в отелях с голыми леди, в барах с жуликами и дельцами, в грязных закоулках, в…

– Я понял, Прабу, – прервал я его. – Что за новость?

– Я собираюсь жениться! Мы с Парвати устраиваем женитьбу! Можешь ты этому поверить?

– Безусловно, могу. Прими мои поздравления. А здесь, как я понял, ты репетируешь свадебное празднество?

– О да! – подтвердил он, ткнув несколько раз бедрами в мою сторону. – Я хочу, чтобы у всех гостей были очень сексуальные танцы. Как ты считаешь, этот танец достаточно хорошо сексуален?

– М-да, он сексуален, это точно. Как дела здесь в джхопадпатти?

– Очень замечательно! Никаких проблем. О, Лин, я забыл! Джонни Сигар тоже собирается жениться! Он женится на Сите, сестре моей прекрасной Парвати.

– А где он? Я хотел бы увидеться с ним.

– Он на берегу моря – ну, знаешь, в том месте, где он сидит на скалах, чтобы быть одиноким. Ты тоже любишь одиночество в этом месте. Ты найдешь его там.

Я направился к морю. Обернувшись, я увидел, как Прабакер дает указания оркестрантам своими бедрами, побуждая их играть поживее. На краю поселка, где черные валуны спускались в море, я нашел Джонни Сигара. На нем была белая майка и зеленая клетчатая набедренная повязка. Он сидел, прислонившись к камню и обняв себя за плечи, и задумчиво смотрел в морские просторы. Это было почти то же самое место, где он говорил со мной о морской воде, человеческом поте и слезах в тот вечер, когда разразилась эпидемия холеры, много месяцев назад.

– Поздравляю, – сказал я, присаживаясь рядом с ним и предлагая ему сигарету.

– Спасибо, Лин, – улыбнулся он, покачав головой.

Я убрал пачку, и с минуту мы посидели молча, глядя, как волны назойливо бьются о береговые камни.

– Знаешь, я родился – точнее, был зачат – как раз вон там, в Нейви-Нагаре, – указал он на главную базу индийского военно-морского флота. Берег закруглялся плавной дугой, и нам были хорошо видны дома и казармы в ее противоположном конце.

– Моя мать выросла недалеко от Дели. В ее семье все были христиане. Они хорошо зарабатывали при англичанах, но потеряли работу и все привилегии после объявления независимости. Когда матери исполнилось пятнадцать, они переехали в Бомбей. Дед устроился чиновником в военно-морском ведомстве. Жили они в джхопадпатти недалеко отсюда. Мать влюбилась в высокого молодого моряка, уроженца Амритсара. У него были самые прекрасные усы во всем Нагаре. Когда она забеременела от него, семья выгнала ее из дома. Она хотела обратиться за помощью к этому моряку, моему отцу, но он уехал из Нагара, и следы его затерялись.

Он помолчал, сжав губы и дыша через нос. Глаза его были прищурены из-за слепящего блеска воды и настойчивого морского бриза. Позади нас слышались обычные для трущоб звуки – выкрики торговцев, шлепки белья о камень в том месте, где женщины занимались стиркой, крики играющих детей, чьи-то препирательства и нестройная музыка, сопровождавшая прабакеровский танец бедер.

– Ей пришлось несладко, Лин. Я вот-вот должен был родиться, а она оказалась на улице. Она пристроилась к другим уличным поселенцам, обитавшим напротив Кроуфордского рынка, и носила белое сари, какое одевают вдовы, притворяясь, что у нее был муж, но умер. Ей пришлось стать вдовой на всю жизнь, даже не успев выйти замуж. Поэтому я до сих пор не женился, хотя мне тридцать восемь лет. Я умею читать и писать – мать позаботилась о моем образовании, – веду все хозяйственные книги в трущобах и подсчитываю налоги для тех, кто платит их. Я живу достаточно обеспеченно, меня уважают. По идее, мне надо было жениться лет пятнадцать-двадцать назад. Но мать всю жизнь прожила как вдова ради меня. И я просто не мог это сделать, не мог позволить себе жениться. Я все время надеялся, что когда-нибудь встречусь с ним, этим моряком с усами. У матери была только одна выцветшая старая фотография, где у них обоих очень серьезный, неприступный вид. Поэтому я и поселился в этом районе – надеялся, что когда-нибудь он тут появится. И не женился. А на прошлой неделе мать умерла.

Он повернулся ко мне, в глазах у него стояли слезы, которым он не позволял излиться.

– На прошлой неделе она умерла, и теперь я женюсь.

– Очень грустно слышать о смерти твоей матери, Джонни. Но я уверен, что она одобрила бы твое решение. Думаю, ты будешь хорошим отцом – точнее, уверен, что ты будешь хорошим отцом.

Он посмотрел на меня, и глаза его говорили мне что-то, но я не вполне понимал, что именно. Когда я оставил Джонни, его взгляд по-прежнему был устремлен на вечно колышущееся море, которое ветер раздирал на пенистые клочки.

Я зашел в свою клинику. Поговорив с Айюбом и Сиддхартхой, которых я обучил тому, что умел сам, я убедился, что клиника в надежных руках. Я оставил им деньги в качестве запаса на непредвиденный случай, а также дал денег Прабакеру для подготовки к свадьбе. После этого я нанес визит вежливости Казиму Али и принял его приглашение выпить с ним чая. К нам присоединились два моих бывших соседа, Джитендра и Ананд Рао, и еще несколько моих старых знакомых. Казим Али рассказал нам о своем сыне Садике, подрядившемся на работу в одной из стран Персидского залива. Обсудили мы также религиозный и коммунальный конфликты в городе, строительство двух башен-близнецов, до завершения которого по-прежнему оставалось два года, и предстоящие свадьбы Прабакера и Джонни Сигара.

Эта сердечная, оптимистичная беседа с простыми, честными и достойными людьми влила в меня, как всегда, новые силы и уверенность в себе. Я простился с ними в наилучшем настроении, но не успел пройти и нескольких шагов, как меня нагнал молодой сикх Ананд Рао.

– Линбба, у нас тут серьезная проблема. – Ананд и в самые беззаботные моменты говорил с необыкновенной торжественностью, а на этот раз выражение его лица было беспросветно мрачным. – С Рашидом, который жил в одной хижине со мной. Помнишь его?

– Рашида? Ну разумеется, – ответил я, вспомнив худое бородатое лицо своего бывшего соседа и его беспокойный, виноватый взгляд.

– Он задумал очень плохое дело, – выпалил Ананд без обиняков. – К нему приехала из родных мест жена со своей сестрой. Я освободил для них хижину, и теперь они живут там втроем…

– Ну и что? – спросил я нетерпеливо.

Мы уже вышли на транспортную магистраль, я не мог понять, к чему клонит Ананд, и не хотел вникать в чужие проблемы. Когда я жил в трущобах, ко мне почти ежедневно обращался кто-нибудь с подобными полужалобами-полунамеками. Как правило, за ними не стояло ничего существенного, и я предпочитал не вмешиваться.

– Понимаешь… – нерешительно произнес Ананд, по-видимому, почувствовав мое настроение, – он… это… происходит нечто очень дурное, и я… нужно…

Он замолчал, упершись взглядом в свою сандалию. Я положил руку на его плечо. Он поднял голову и посмотрел на меня с немой мольбой.

– Тебе нужны деньги? – спросил я, залезая в свой карман.

Он отшатнулся от меня, как будто я его оскорбил. Секунду он продолжал смотреть мне в глаза, затем развернулся и направился обратно к хижинам.

Я шел по знакомым улицам и уговаривал себя, что ничего страшного не произошло. Ананд Рао и Рашид делили одну хижину на двоих больше двух лет. Если между ними возникли какие-то разногласия в связи с приездом родственников Рашида, то меня это не касалось. Я усмехнулся, гадая, почему Ананд так вспыхнул, когда я предложил деньги. Это был самый обычный, естественный поступок. За полчаса, что я шел от трущоб до «Леопольда», я дал денег еще пятерым людям, включая зодиакальных Джорджей. «Он справится с этой проблемой, – говорил я себе. – И в любом случае это не мое дело». Но ложь, c помощью которой мы пытаемся обмануть самих себя, порождает призраков, населяющих пустой дом по ночам. И хотя я выкинул Ананда с его проблемами из головы, я чувствовал у себя за спиной дыхание призрака, пробираясь сквозь толпу, заполнившую Козуэй.

Я вошел в «Леопольд», но не успел присесть и раскрыть рта, как на меня налетел Дидье и, схватив за руку, потащил на улицу к ожидавшему нас такси.

– Я сбился с ног, разыскивая тебя, – отдуваясь, произнес он уже в машине. – Побывал в самых невообразимых притонах.

– Не ты один ищешь меня в таких местах, – отозвался я.

– Лин, тебе давно пора их бросить и перебраться туда, где подают приличную выпивку. Возможно, найти тебя при этом будет и не легче, но по крайней мере искать будет приятнее.

– Куда мы едем?

– Принять участие в грандиозной афере Викрама – придуманной мною, между прочим, – и имеющей целью взять приступом холодное каменное сердце нашей маленькой англичанки Летиции. Пока мы с тобой тут болтаем, военные действия уже начались.

– Хм… Я, конечно, желаю ему успеха, но я хочу есть, – нахмурился я. – Я уже нацелился на приличную порцию плова, так что лучше выпусти меня.

– Забудь о плове. Ты же знаешь, Летиция очень упрямая женщина. Если кто-нибудь будет бесплатно предлагать ей золото и бриллианты слишком настойчиво, она ни за что не возьмет их. Точно так же она ни за что не пойдет нам навстречу в этой афере, если кто-нибудь не уговорит ее. Кто-нибудь вроде тебя, друг мой. Все это должно произойти в ближайшие полчаса, ровно в три-ноль-шесть.

– Почему ты думаешь, что Летти послушает меня?

– Ты единственный из нас, кого она не ненавидит и не ненавидела в прошлом. Сказать «Я не ненавижу тебя» для нее равноценно страстному признанию в любви. Она послушается тебя, я уверен. Без тебя весь план провалится. Наш Викрам ради осуществления этого плана уже кидался с риском для жизни во всякие сумасбродства – как будто сама по себе любовь к этой чудовищной женщине не является достаточным доказательством его полного умопомешательства. Ты просто представить себе не можешь, сколько всего нам с Викрамом пришлось предусмотреть и приготовить ради одного-единственного момента.

– А почему все так внезапно? Почему вы раньше не предупредили меня? – капризничал я, не в силах изгнать мысль о тарелке аппетитного плова.

– Я для этого и искал тебя по всей Колабе! У тебя просто нет выбора, Лин. Ты обязан выручить Викрама. Я же знаю тебя, старик. В тебе, как и во мне, живет патологическая вера в любовь и преклонение перед безумствами, на какие она обрекает свои жертвы.

– Ну, знаешь, ты уж чересчур закрутил.

– Закручивай сам, как хочешь, – рассмеялся Дидье, но ты тоже подцепил любовную горячку и в глубине души понимаешь, что мы должны помочь Викраму.

– О господи, – вздохнул я, сдаваясь и закуривая «биди», чтобы не чувствовать голода. – Ладно, сделаю, что смогу. А в чем заключается ваш план?

– План очень непростой…

– Минуточку, – прервал я его, – то, что вы задумали, опасно?

– Ну…

– И противозаконно?

– Ну…

– Я так и думал. В таком случае, не рассказывай мне ничего, пока мы не прибудем на место. У меня и так уже голова забита мрачными мыслями.

– D’accord [118]. Я знал, что мы можем на тебя положиться. Alors [119], о мрачных мыслях. У меня есть новость для тебя, которая, возможно, отчасти развеет их.

– Выкладывай.

– Женщина, которая засадила тебя в тюрьму – иностранка, живущая в Бомбее. Это абсолютно точно.

– И это все?

– Да, увы, больше пока ничего. Но я не успокоюсь, пока не выясню все до конца.

– Спасибо, Дидье.

– Не за что. Ты, кстати, выглядишь очень хорошо. Пожалуй, лучше, чем до тюрьмы.

– Ну… я стал посильнее, потяжелее.

– И… поотчаяннее?

Я рассмеялся и отвел взгляд, потому что так и было. Такси остановилось у железнодорожной станции Марин-лайнз. Это была первая станция после центральной, Чёрчгейт. Поднявшись на платформу, мы увидели Викрама с несколькими друзьями.

– Блин! Слава богу, ты наконец появился! – воскликнул Викрам, неистово тряся мою руку обеими своими. – Я уж думал, ты не приедешь.

– А где Летиция? – спросил Дидье.

– Пошла купить какой-нибудь воды, йаар. Вон она, рядом с чайной.

– А, вижу. Так она ничего не знает о нашем плане?

– Нет, дружище, ни хрена. Я страшно боюсь, блин, что наш план сорвется, йаар. А что, если произойдет несчастный случай и она погибнет, а, Дидье? Как мы будем выглядеть, если я убью ее, делая предложение?

– Да, это будет, пожалуй, не совсем правильное начало, задумчиво заметил я.

– Ну что ты волнуешься, все будет в порядке, – успокаивал его Дидье, вытирая надушенным платком взмокший от волнения лоб и посматривая, не идет ли поезд. – Все пройдет нормально. Ты должен верить в победу.

– Точно так же говорили янки при Джонсвиле[120], йаар.

– Что я должен делать, Викрам? – спросил я, чтобы успокоить его.

– Уф! – произнес он, отдуваясь, словно взбежал по длинной лестнице. – Во-первых, Летти должна встать на этом месте лицом к тебе. Вот как я сейчас стою.

– Понятно.

– Она должна быть точно на этом месте. Мы проверяли это тысячу раз, блин, и это должно быть именно здесь. Понимаешь?

– Хм… – притворно нахмурился я, – вроде бы, да. Так ты говоришь, что она должна стоять…

– Именно в этом месте!

– Где-где?

– Слушай! – рассвирепел он. – Это крайне серьезно!

– Ладно, ладно, не лезь в бутылку. Значит, я должен сделать так, чтобы Летти стояла на этом месте.

– Да. И глаза у нее должны быть завязаны.

– …Завязаны?

– Да, Лин, завязаны платком. В этом весь фокус. И даже если она очень напугается, платок она не должна снимать.

– …Напугается?

– Да. Это твоя основная задача – когда мы дадим сигнал, уговорить ее завязать глаза и не развязывать их даже в том случае, если она будет немного кричать.

– …Кричать?

– Да. Сначала мы думали, что, может, лучше заткнуть ей рот кляпом, но потом решили, что это будет не лучше, потому что она может немного взбеситься. Она и без кляпа-то взбесится…

– …Взбесится?

– Да. Вот она идет! Ну, жди нашего сигнала.

– Привет, Лин! – произнесла Летти, подходя ко мне и целуя в щеку. – Ты у нас стал прямо толстяком.

– Ты тоже выглядишь, что надо, – улыбнулся я, разглядывая ее.

– Так что все это значит? Я смотрю, вся шайка в сборе.

– А ты не в курсе?

– Нет, конечно. Викрам сказал мне только, что мы должны встретиться здесь с тобой и Дидье, а тут целая толпа. По какому поводу гулянка?

Со стороны Чёрчгейт показался поезд, медленно приближавшийся к нам. Викрам дико вытаращил глаза и стал трясти головой. Я понял, что это сигнал. Положив руки Летти на плечи, я немного развернул ее, чтобы она встала точно на условленном месте спиной к краю платформы.

– Летти, ты мне доверяешь? – спросил я ее.

– До определенного предела, – улыбнулась она.

– О’кей, – кивнул я. – Тогда я попрошу тебя сделать кое-что. Я знаю, моя просьба выглядит немного странно, но если ты не сделаешь этого, то не поймешь, как сильно Викрам любит тебя – как все мы любим тебя. Это маленький сюрприз, который мы для тебя приготовили.

Прибывший состав стал тормозить у платформы. Глаза Летти блестели, на губах играла неуверенная улыбка. Она была приятно возбуждена и заинтригована. Викрам и Дидье отчаянно махали мне за ее спиной, побуждая поторопиться. Пыхтящий поезд с победным металлическим скрежетом остановился.

– Ты должна позволить завязать тебе глаза и не снимать повязку, пока мы не скажем.

– Ничего себе просьбочка!

Я в ответ пожал плечами.

Она смотрела на меня, вытаращив глаза. Затем она улыбнулась, приподняла брови и кивнула:

– О’кей.

Викрам подскочил к ней и завязал ей глаза платком, спросив, не слишком ли он жмет. Затем он заставил ее сделать пару шагов назад, к самому поезду, и попросил вытянуть руки вверх.

– Поднять руки? Вот так? Викрам, если ты вздумаешь щекотать меня, то пожалеешь об этом.

В этот момент на крыше вагона появились несколько человек. Они легли на живот и, свесившись вниз, схватили Летицию за руки и без всяких усилий вздернули ее на крышу, благо весила она немного. Летти взвизгнула, но ее взвизг потонул в оглушительном свистке дежурного по станции, давшего сигнал к отправлению. Поезд медленно тронулся с места.

– Залезай! – крикнул мне Викрам и сам забрался по выступам в стенке вагона на крышу.

Я взглянул на Дидье, но он помотал головой:

– Нет, друг мой, эта эквилибристика не для меня. Влезай скорее!

Я помчался вдогонку уезжающему вагону и вскарабкался на крышу. Там находилось не менее дюжины парней, в том числе группа музыкантов, державших на коленях таблы, цимбалы, флейты и тамбурины. Чуть дальше расположилась вторая группа, в центре которой сидела Летти, по-прежнему с повязкой на глазах. Четыре человека держали ее на всякий случай за руки и плечи. Викрам, стоя перед ней на коленях, умоляюще обращался к ней:

– Клянусь, Летти, это правда будет большой сюрприз для тебя.

– О да, это и правда охрененный сюрприз! – кричала она. – Но он не идет ни в какое сравнение с тем сюрпризом, который ожидает тебя, когда мы спустимся отсюда, Викрам долбаный Патель!

– Летти! – окликнул я ее. – Но здесь ведь такой потрясающий вид! Ох, прости, я забыл, что у тебя завязаны глаза. Но ты сама убедишься, когда снимашь повязку.

– Это чистое сумасшествие, Лин! – обратилась она ко мне. – Скажи этим ублюдкам, чтобы они отпустили меня!

– Никак нельзя, Летти, – увещевал ее Викрам. – Они держат тебя, чтобы ты не упала. Или ты можешь встать и запутаться головой в проводах или еще в чем-нибудь, йаар. Подожди еще полминуты, и сразу поймешь все, что происходит.

– Я и так понимаю, не волнуйся. Я понимаю, что тебе не жить, Викрам, когда я спущусь с этой чертовой крыши. Уж лучше тебе сбросить меня с нее прямо сейчас! Если ты думаешь, что…

Викрам развязал платок и наблюдал за ее реакцией. Увидев панораму, которая открывалась с крыши несущегося на полных парах поезда, Летти против воли разинула рот, и на ее лице появилась широкая улыбка.

– Вау! Это… это действительно потрясающе!

– Смотри! – Викрам вытянул палец вперед по движению поезда.

Над крышами вагонов поперек путей было натянуто огромное полотнище, прикрепленное к опорам линии электропередачи. Оно раздувалось, как парус над палубой морского судна. На полотнище были написаны краской какие-то буквы, каждая величиной с человека. Приблизившись, мы смогли прочитать надпись, тянувшуюся от одного края до другого:

ЛЕТИЦИЯ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ

– Я боялся, что ты встанешь, и с тобой что-нибудь случится, поэтому парни держали тебя, – сказал Викрам.

Неожиданно оркестранты громкими и пронзительными голосами грянули популярную любовную песню, перекрывая даже устрашающий грохот барабанов и завывание флейт. Викрам и Летиция неотрывно смотрели друг на друга. Поезд остановился на следующей станции и двинулся дальше. Вскоре мы увидели еще одно полотнище, натянуте поперек путей. Оно вопрошало:

ТЫ ВЫЙДЕШЬ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ?

Мы оставили этот вопрос позади. Летти плакала. Они оба плакали. Викрам бросился к Летиции и обнял ее. Они поцеловались. Я отвернулся и посмотрел на музыкантов. Они ухмыльнулись мне, не переставая петь, и замотали головами. Я исполнил перед ними небольшой победный танец, а поезд между тем трясся и раскачивался, проносясь среди пригородов.

Мечты миллионов людей рождались вокруг нас каждый день. Миллионы их умирали и возрождались снова. Влажный воздух моего Мумбаи был перенасыщен ими. Мой город был знойной пышущей оранжереей, в которой произрастали мечты. А здесь, на этой темно-красной проржавленной металлической крыше, родилась еще одна мечта. И пока мы летели сквозь влажный мечтательный воздух, я подумал о своей семье. Я подумал о Карле. И я танцевал на спине этой стальной змеи, ускользавшей от набегающих на нее волн бескрайнего вечного моря.

И хотя Викрам и Летти исчезли на неделю из поля нашего зрения после того, как Летти приняла его предложение, за нашим столиком в «Леопольде» царило легкое, радужное, почти счастливое настроение. Когда они наконец вернулись, все радостно приветствовали их. Мы с Абдуллой, заглянув в ресторан после тренировки, поддразнивали Викрама, пребывавшего в блаженно-обессиленном состоянии. Пока он разглагольствовал о своей любви, мы сосредоточенно насыщались. Дидье ликовал по поводу успеха его матримониального плана и требовал от всех подряд взноса в общий котел в виде крепких напитков. Подняв голову от тарелки, я заметил в дверях одного из уличных воришек, обслуживавших наш черный рынок. Он делал мне какие-то знаки. Я вышел вместе с ним из ресторана, чтобы узнать, в чем дело.

– Лин! Большая беда для тебя, – быстро проговорил он, озираясь. – Три африканца. Очень большие и очень сильные. Они ищут тебя. Они хотят тебя убить.

– Убить?

– Да, это точно. Тебе лучше уехать. Поскорее смывайся из Бомбея на время.

Он бросился бежать и затерялся в толпе. Озадаченный, но не слишком обеспокоенный, я вернулся за столик. Не успел я проглотить и двух ложек, как за окном появился Джордж Близнец и стал махать мне.

– У тебя, похоже, неприятности, старина, – произнес он своим обычным бодрым тоном, но лицо его было напряженным и испуганным.

– Да?

– Тут появились три африканские гориллы – кажется, из Нигерии, – которые, похоже, хотят причинить тебе кое-какие телесные неприятности – если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Где они?

– Не знаю, дружище. Я видел, как они разговаривали с одним уличным мальчишкой, а потом сели в такси и укатили. Здоровенные ребята, скажу я тебе. С трудом поместились в это такси, пришлось им часть телес вывесить из окна на улицу – если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Что они имеют против меня?

– Убей бог, дружище. Они не поделились своими планами, но на уме у них явно что-то нехорошее. На твоем месте я ходил бы по городу с большой осторожностью, солнышко мое.

Я полез в карман, но он остановил меня.

– Пищу для размышлений я выдаю бесплатно. За это брать деньги не годится.

Он заприметил трех немецких туристов и устремился ленивой походкой за добычей. Если в первый раз еще можно было сомневаться, то после сообщения Близнеца меня охватила тревога. Из-за всех этих разговоров у меня ушло на еду довольно много времени. А вскоре объявился и третий гонец, Прабакер.

– Лин! – выдохнул он с перекошенным от испуга лицом. – Очень плохие новости!

– Я знаю, Прабу.

– Три африканца, они хотят убить тебя и поколотить! Они всюду задают вопросы. Это такие большие парни, прямо буйволы! Ты должен срочно сделать счастливое спасение.

Я минут пять успокаивал его, и поскольку он вознамерился не отходить от меня ни на шаг, чтобы защищать меня, пришлось придумать ему поручение – проверить, не останавились ли эти африканцы в одном из тех отелей, где он бывает. Вернувшись к Дидье, Викраму и Абдулле, я сообщил им новость. Довольно долго все сидели молча, размышляя, что предпринять. Первым нарушил молчание Викрам.

– Надо найти этих ублюдков и проломить им башку, йаар, – предложил он, переводя вопросительный взгляд с одного из нас на другого.

– А перед этим убить их на месте, – добавил Абдулла.

Викрам одобрительно помотал головой.

– Две вещи несомненны, – сказал Дидье. – Во-первых, Лин, тебе нельзя оставаться одному, пока эта проблема не разрешится.

Викрам и Абдулла согласно кивнули.

– Я позову Салмана и Санджая, – решил Абдулла. – Мы не оставим тебя в одиночестве, братишка.

– А во-вторых, – продолжал Дидье, – эта троица не должна оставаться в Бомбее. Тем или иным путем надо от них отделаться.

Мы поднялись со своих мест и направились к кассе, чтобы расплатиться, но Дидье остановил меня. Усадив меня рядом с собой, он стянул со стола салфетку, завернул в нее что-то под столом и передал мне. Это был пистолет. То, что Дидье таскает с собой пушку, было полной неожиданностью для меня. Я был уверен, что и другие не знают об этом. Я встал и присоединился к Викраму и Абдулле, выходившим из ресторана. Когда я оглянулся на Дидье, он с серьезным видом кивнул мне, тряхнув черными локонами.

Мы нашли их, но у нас ушел на это весь день и почти вся ночь. В конце концов нам помог Хасан Обиква, еще один нигериец. Эти трое приехали в Бомбей впервые и были абсолютно неизвестны ему. Его информационная служба разузнала, что они гоняются за мной из-за какой-то сделки с наркотиками и настроены весьма решительно.

Водителю Хасана Рахиму, почти полностью оправившемуся от увечий, полученных в тюрьме, удалось выяснить, что они остановились в одной из гостиниц в районе Форта. С очень серьезным, чуть ли не застенчивым видом Рахим предложил мне «порешить» это дело раз и навсегда, имея в виду «порешить» этих нигерийцев у меня на глазах – медленно и с максимальными мучениями. Рахим чувствовал себя моим должником после того, как я вызволил его из тюрьмы на Артур-роуд, и это, по его мнению, было меньшее, что он мог сделать для меня в этой ситуации. Я отклонил его щедрое предложение. Я должен был сам выяснить, в чем дело, и покончить с этой историей. С большим разочарованием Рахим был вынужден смириться с моим решением и отвез нас в маленький отель, где приезжие остановились. Он остался на улице стеречь два наших автомобиля, а мы с Абдуллой и Викрамом вошли внутрь. С Рахимом остались также Салман и Санджай, которые должны были преградить путь копам в случае их появления или, по крайней мере, задержать, пока мы не смоемся.

Дата добавления: 2015-12-08