Строгий режим 12 страница

– Олег, – просто ответил тот.

– О‑о, – обрадованно протянул Плетень и протянул руку. – Тёзка. Я тоже Олег. – Слушай, нельзя мне девчонку сюда закинуть на часик‑два, а?

– Ты чё, уже договорился что ли? – улыбнулся его тезка с продола и кивнул на женские камеры напротив.

– Ну да, – улыбнулся в ответ Олег. – Долго ли умеючи?

– Понятно. Но это всё равно только с корпусным вопрос решать надо, а я без него никак…

– В смысле? Тебе чё, бабки не нужны? – удивлённо спросил Оле.

– Бабки всем нужны, – ответил дубак и, обернувшись на женскую камеру и подумав немного, повернулся опять к Плетню. – Часика через три могу кормушки вам открыть.

– Зачем? – удивился сначала Олег. – Я что её, через кормушку трахать буду?

– Ну а чё? – спокойно отреагировал дубак. – Скажи ей, пусть сеанс тебе пульнёт. Ну а ты врукопашную, её‑то хорошо видно будет.

Плетень поднял на него глаза и посмотрел в упор, пытаясь понять, смеётся над ним его тёзка или нет. Но выражение лица дубака было самым серьёзным, и Олег решил, что такое здесь уже не раз практиковалось. Но его это не устраивало, к тому же Ольга была не в камере напротив, а этажом выше.

– Не‑е, Олег, – сказал он серьёзно. – Давай тогда уже корпусного подтяни сюда, я с ним попробую побазарить. Бабки‑то всё равно ломать будете. Как он, кстати, по этой части?

– Не‑зна‑ю, – распевая слово отрицательно качал головой дубак. – Может и на хер послать, и в стакан закрыть. Я с ним редко попадал в смену.

– Ну подтяни, я попробую. Как зовут его, кстати?

– Владимир Иванович. Только я просто скажу ему, что ты зовёшь, суть дела говорить не буду. А то мало ли…

Плетень кивнул головой и дежурный, закрыв кормушку, ушёл. Но не успел Олег сделать и несколько рейсов от двери до противоположной стены, как кормушку открыл уже корпусной.

– Чё хотел? – спросил он будничным равнодушным голосом.

Плетень присел возле кормушки и начал вполголоса объяснять свои планы. Как только корпусной понял суть дела до конца, он спокойно кивнул головой, как будто был согласен, и начал открывать дверь.

«Вот это да, – радостно пронеслось в голове у Олега, – без базара согласился».

Но как только офицер открыл дверь, весёлое настроение сразу улетучилось. Владимир Иванович со спокойной гримасой на лице поставил Олега лицом к стене так, чтобы тот упёрся ладонями, и дубинкой ударил по ногам, чтобы он расставил их пошире. После этого он начал прощупывать карманы Олега, вытаскивая из них всё и бросая на пол.

«Мда‑а, – невесело подумал Плетень. – Ну правильно, зачем ему часть денег, когда он думает, что может всё забрать. Конь твердолобый…»

Олег стоял спокойно, радуясь, что предусмотрительно спрятал деньги и химку туда, куда даже Женя Шмон уже давно пальцем не лазил никому. После того, как корпусной полностью проверил его, он вывел Олега на продол и, поставив лицом к стене, пошёл обыскивать сам отстойник и вещи Олега. Олег повернул голову в сторону поста дежурного, но тот виновато развёл руки в сторону и покачал головой. Видно было, что он ни при чём и сам этого не ожидал. Олег примирительно кивнул ему головой, давая понять, что всё понимает, и повернулся к открытой двери, прислушиваясь к шороху своих разбрасываемых вещей.

Шмон продолжался недолго. Опытные руки корпусного быстренько прощупали все вещи и нычки в отстойнике. Сомнения вызвал у него только матрас Плетня. Прощупав его на один раз, корпусной вынес его из отстойника и кинул на пол продола.

– Завтра новый получишь, пока так поспишь, – раздражённо сказал он и ударил Олега дубиной по бедру. – Так где бабки, где мой гонорар?

– Да нет бабок, гражданин начальник, – с шипением от боли выговорил Олег. – Пошутил я.

– Шутник? – спросил корпусной и со злостью ударил дубинкой вдоль спины и ей же пихнул к двери. – Пошёл.

Когда Олег заходил, Владимир Иванович ещё раз протянул его вдоль хребта дубиналом и закрыл дверь. Морщась от боли, Олег выгнул спину и всё же выдавил из себя улыбку, радуясь своей предусмотрительности. «Ничё‑ничё, – оптимистично думал он, – какая‑нибудь смена один хер намажется». Достав тетрадь, он начал писать Ольге маляву, решив рассказать ей, какие испытания он выносит ради неё. Из параши, распотрошённый кляп от которой валялся рядом разорванный, раздался отчётливый женский голос.

– Восьмёрка.

Только тут Олег вспомнил, что помимо того, что остался пока без матраса ему ещё и в парашу сегодня лазить придётся. Он неохотно подошёл, сделав недовольное лицо, и сказал:

– Да, говори.

– Ну как там? Не сильно? – в голосе слышалось сочувствие и Плетень сразу понял, что они слышали эти удары и остальные движения.

– Жить буду, – коротко ответил он.

– Молодец, – похвалил женский голос, но тут же добавил: – Давай домой.

Олег поморщился и, закатав рукав, полез в парашу нащупывать коня. Дубаки брезговали туда лазить во время шмонов, ограничивались распотрошением кляпа, который, впрочем, тоже редко трогали. Дорога оказалась на месте и Олег вытащил пакет, тешась мыслью, что никто сегодня не помешает изъять нужные мальки или прочитать интересующие.

Сразу найдя малёк с один восемь в пятнадцать А Витале он открыл его, думая увидеть тоже какой‑нибудь флирт. Но с удовлетворением прочитал какие‑то непонятные излияния о каких‑то непонятных людях и подумал, что речь идёт о ком‑то на воле. Спокойно запечатав малёк и отправив всю почту дальше, он стал дописывать Ольге, не забыв упомянуть, что девушки из камер под Ольгой могут подтвердить его мучения.

* * *

Бандера уже несколько часов изучал приговор Юрия. На некоторое время это отвлекло его от головной боли по поводу завтрашнего заступления на смену Геры в паре с корпусным Василичем, и обещания Витяя помочь Юрию во встрече с Ольгой. Он только что сжёг очередной малёк Юрия в один восемь и когда оттуда пришёл малёк не Юрию, а ему от Ольги, он сначала даже не поверил, что так легко отбил девушку. Но когда прочитал, понял, что она пишет только по делу. «Слава богу, что хоть про дурня этого уже не спрашивает», – подумал Бандера и, лёжа на шконке, стал сверять ответы Ольги на его вопросы с показаниями на суде свидетелей. Но ничего нового он в этих ответах не находил и постепенно пришёл к выводу, что сидя в тюрьме и глядя в бумаги, он в этом вопросе не разберётся. Для этого нужно минимум пообщаться со всеми «подозреваемыми». Ольга же, видящая мир женскими глазами и в радужном цвете, никого не подозревала и врагов вокруг себя не видела.

Бандера быстро прокрутил в голове вариант, если он попробует разобраться в этом деле вместе с Юрием. Ведь он получше знает своих друзей и может даже догадывается, кому из них он мог дорогу перейти или ещё что‑нибудь. Получалось, что если с его помощью Ольгу оправдают, вместе с ней оправдают и отпустят Юрия, а Бандера так и останется сидеть, когда они там будут развлекаться. Придя к такому умозаключёнию, он сразу перестал думать над этой головоломкой.

– Потап, – позвал он сплошь татуированного мужика, мастера написания всяких жалоб и заявлений, – на, разберись, как касачку написать.

Бандера сказал это нарочито громко, так, чтобы это слышал Юрий, объясняя свой интерес к его делу. Юрий сразу встал и пошёл вслед за Потапом. Подумав, что сейчас они вместе могут перемудрить и написать касачку слишком грамотно, Бандера решил потом, когда Юрий будет спать, навязать Потапу своё мнение, чтобы он не особо старался.

Из практики он знал, что почти все кассационные жалобы ничего не дают, и приговор оставляют без изменений. Ходили даже слухи, что там их рассматривают выборочно, примерно из десяти одну. Но точно этого никто не знал, к тому же случаи с изменениями приговоров всё‑таки были. Правда, как в лучшую сторону, так и в худшую. И легенды об этих случаях изменений приговоров в лучшую сторону жили среди заключённых и вселяли в их сердца надежду, что именно их касачку рассмотрят и скостят срок или даже отпустят. И поэтому Бандера решил сейчас, что для него будет лучше, если Ольга будет сидеть. Её наверняка отправят отбывать в Горное, где у него так же были хорошие связи и по освобождении он будет навещать её и быстро вытащит. Почему‑то сейчас он думал, что если это у него любовь, то она может продлиться долго.

Бандера взглянул на Лешего, который сидел за то, что убил мужа своей любовницы, мешавшего им встречаться. Убивать Юрия Виталий, конечно, не собирался, но подумал, что ему ещё повезло, что на его девушку запал Бандера. Если бы у него решил увести её Леший, тот, возможно, не стал бы долго думать, а с первой же пьянки мог бы запросто вскрыть ему глотку заточенной ложкой или мойкой. А потом объяснил бы всё пьяной ссорой и дракой.

Он перевёл взгляд на Юрия, который что‑то обсуждал над бумагами с Потапом. Рядом с ними сидел на краю шконки Барон‑Металлист, который, видимо, не спал эту ночь в отстойнике и теперь клевал носом. Но спать ему было негде. Второй, который пришёл с ним, плюнул на всё и завалился спать с бомжами‑алиментщиками, которые и так спали в три смены, потому что их было пятеро на одну шконку. На шконке Потапа и Вано, которые по ночам не спали, лежал только один человек, а с краю сидели Металлист, Юрий и Потап. Бандера видел, как слипающиеся глаза Барона‑Металлиста косятся на свободное место на шконке Потапа, так как почти на всех шконках спали по двое, а здесь был один человек. Поначалу он не хотел, чтобы этот Металлист занял это место, потому что в планах Бандеры было уже изгнать туда Юрия. Но сейчас он увидел, что шконка Потапа с Вано самая чистая и аккуратная в той половине камеры, хотя раньше этого не замечал. Тут же передумав и решив, что Юрию будет слишком комфортно жить с такими арестантами, он слез со шконки и подошёл к ним.

– Потап, вы чё, не видите, он щас отрубится? – спросил он, показывая пальцем на Металлиста. – Пусть ляжет, посидеть‑то и так где‑нибудь можете.

Потап с Юрием встали и вместе с бумагами уселись возле батареи, а Металлист, обрадованный неожиданной заботой, вскочил и полез в сумку.

– У меня бельё постельное есть новое, можно постелить, – затараторил он, доставая комплект цветного постельного белья и нерешительно посмотрел на лежащего у стенки человека, который спал.

Бандера краем глаза посмотрел на Юрия, который наблюдал за этой сценой, и подумал, что коммерс может и расчувствоваться от поблажек, а вслед за ним и Юрий решит, что ему тоже всё можно.

– Белье – это хорошо, – протянул к нему руки Бандера и взял его, рассматривая со всех сторон. – Только зачем его стелить? Видишь же, постель нормальная. Лучше шторки сделаем с него для хаты…

Металлист опустил голову, побоявшись что‑либо возразить, и стал снимать с себя верхнее бельё, чтобы лечь. Бандера удовлетворённо успел заметить, что Юрий отвёл от него взгляд и задумался.

«Ничё‑ничё, придёт и твоя очередь», – подумал Бандера и бросил постельное бельё Петровичу.

– Подшей, чтобы шторки сделать, – сказал он ему и повернулся к Вано. – Отрежь кусок контрольки для шторок, натянем над окном.

Потом он опять лёг на шконку и посмотрел на малёк от Ольги. Он уже и сам поражался переменчивости своёго настроения и мыслей. Ещё недавно он искренне хотел помочь Ольге выйти на свободу, потому что в невиновности её и Юрия не сомневался. Ведь этот простак читался как открытая книга и не мог бы разыграть из себя жертву. А уже сейчас он думал, что для него будет лучше, если она будет сидеть. Свой эгоизм он сознавал, но оправдывал его серьёзными намерениями и уверенностью, что сможет сделать эту девушку более счастливой, чем если она будет с Юрием. Он уже на полном серьёзе строил планы на будущее, хотя хорошо помнил ту историю из первого срока, когда в зоне влюбился в учительницу с вечерней школы, а как только вышел за ворота, тут же выбросил её из головы. Но никакой параллели с этим случаем даже не проводил, потому что в зоне или в тюрьме многие зеки способны влюбиться в первую хоть более‑менее симпатичную медичку или ещё кого‑нибудь. Атакую девушку как Ольга Бандера и на воле бы не упустил и сделал бы всё возможное.

Сейчас же ему предстояло сделать невозможное, нужно было как‑то предотвратить встречу Юрия с Ольгой и при этом без беспредела. Настроить всех против него он уже не успеет, оставалось всего несколько часов. Он даже не стал писать малёк Ольге и думал теперь только об одном. Но сколько бы он не размышлял, все его мысли сводились только к одному выходу: нужно было как‑то технично подставить Юрия. И быстрый способ сделать это по‑крупному на ум приходил только один: подкинуть ему деньги и обвинить в крысятничестве. Наказание за это будет суровым, но что поделаешь, любовь требует жертв. И к тому же теплых чувств к этому зажравшемуся сынку он не испытывал.

– Виталь, – подошёл к нему Витяй и, показав малёк, спросил почти шепотом: – Солома мне малёк прислал, спрашивает по Юрка, кто он такой. Чё отвечать? Если напишу как есть, Солома может его в свою хату перевести через кума.

– Ну‑у, – тихо проговорил Бандера, прикинув такой вариант и поняв, что там он ему уже ничем не сможет помешать. – Напиши просто, пряник‑первоход, скажи, друзья с института скинулись, подогрели. А если чё, ты не знал, а этот малёк мне не показывал.

– Базара нет, – ответил Витяй, – лучше сами подоим.

Витяй сразу сел писать ответ Соломе, а Бандера достал из‑под подушки свою книгу, в обложке которой была заклеена часть его денег.

* * *

Уже который час Солома не находил себе места. В таких расстроенных чувствах он не был даже в тот день, когда его задержали и предъявили обвинение. Наивно полагая, что его соперником является Протас, Солома был уверен, что уж здесь‑то у него больше шансов. Но оказалось, что у Ольги здесь сидит её жених, за которого она собиралась замуж.

Солома уже не сомневался теперь в тех чувствах, которые испытывал к этой девушке, и для него это было настоящим ударом. Не хотелось даже ни с кем общаться и отвечать на мальки арестантов, и он попросил об этом Паху. Не стал писать он и Ольге, не зная даже, что теперь ей можно говорить. Единственный повод теперь был поговорить с ней, это её вещи, которые он забрал у Лерки Шляпы за исключением сапог. Их она поменяла на что‑то холопам и теперь он ждал, когда холопы вернут ему эти сапоги, которые они тоже успели поменять кому‑то из дубаков. Но писать об этом коротенький малёк он не хотел, да и настроения не было. Он бездумно ходил из угла в угол, вспоминая только с тоской её лицо и голос.

Но иногда рядом с Ольгой перед глазами вставало лицо этого Юрия, и Солома никак не мог сообразить, что же она в нём нашла. Если верить Витяю или тому, как этот Юра представился в хате, этот тип ничего из себя не представляет.

«Но почему он тогда с ними?» – вдруг подумал Солома. – И почему он, интересно, сказал, что гашиш со свободы получил? Ольгу хотел скрыть? Так сам же про неё рассказал. И почему он говорит, что она не пишет ему? Ведь гашуху‑то она наверняка с мальком ему прислала. Хотя, может, она просто последние сутки просто не отвечала, может спала просто.»

Наряду с головной болью из‑за невосполнимой потери его стали мучить ещё и эти множественные непонятные вопросы. Особенно его злило, что этот Юра обманул его, глядя прямо ему в глаза и сказал, что со свободы получил гашиш. В иных обстоятельствах он бы сразу спросил с человека за явный обман, но тогда в хате его так накрыла эта шоковая волна, что он был не в состоянии даже разговаривать, не то, что делать предъяву.

Постепенно эта мысль накрутила в нём такую злость на Юрия, что он, не сознавая того, что эта злость больше из‑за соперничества, стал думать о том, как бы пожёстче наказать его. Ему даже пришла вдруг в голову мысль, что если, используя этот повод, загнать Юрия в угол, то Ольга, скорее всего, не станет крутить любовь с опущенным. У Соломы даже прорисовались в голове радужные перспективы и промелькнула искра надежды, ведь осуществить это вполне ему по силам.

Но в душе он понимал, что это нереально. Чтобы опустить человека нужны более чем серьёзные основания, а он, считавшийся по лагерям одним из самых порядочных и справедливых, пойти на это не мог. Да и перед братвой всё равно придётся держать ответ за беспредел.

Но до конца отгонять от себя эту мысль Солома не стал. Во‑первых, простить наглую ложь в лицо он не мог, а во‑вторых…

Ему вдруг пришла в голову мысль, что если спросить с Юрия не самому, а поручить это Витяю с Лешим, то те, если грамотно убедить их в серьёзности поступка, могут и перестараться… Особенно Леший. И в том, что произойдёт, вины Соломы уже не будет.

Он заходил по камере быстрее, всё больше убеждая себя в правильности этой мысли. Дать Юрию по седлу он не просто имел право, а даже был обязан это сделать. И причём повод был такой, что потом никто не скажет, что Солома попутал на женском половом органе, как любили говорить в криминальных кругах, и устроил разборки из‑за тёлки. Оставалось только правильно преподнести этот повод Витяю и Лешему, чтобы они уже сами решали, с какой силой давать по этому седлу.

Солома подошёл к двери и хотел уже постучать, но с продола донеслось звякание открываемых кормушек, начали раздавать пайки. Когда открылась его кормушка, он сразу высунул в неё голову и, увидев рядом дубака, сказал ему:

– Командир, скажи Дунаеву, пусть подойдёт срочно, если не спит.

– Дунаев не спит на дежурстве, – ответил дубак, помахивая дубинкой, – щас хлеб раздадут, позову.

– Ну позвони щас. Чё тебе, трудно, что ли? Говорю же, срочно… – прежде чем холоп захлопнул кормушку Солома успел заметить, как дежурный нехотя пошёл к телефону, не прекращая контролировать взглядом холопа, раздающего хлеб.

Кум пришёл быстро.

– Степаныч, – сразу перешёл к делу Солома, – мне срочно нужны Седых с пятнадцать А и Леший, как там его фамилия…

– Ну, понятно. А чё случилось, ты же только там был? – удивился Дунаев.

– Там серьёзно всё, Степаныч, – сделал напряжённое лицо Солома, – там весь аппендицит без контроля остаётся, сёдня ж Фрол на этап уходит.

– И чё, ты хочешь Лешего там поставить? Седых‑то сегодня тоже уходит.

– Да ты чё? – удивился Солома и на мгновение задумался. Но быстро пришёл к выводу, что отсутствие Витяя в хате может даже и к лучшему, его правильность могла помешать слишком жестокому наказанию. – Ну, давай тогда Антона этого, Спасского, как его…

– Нечаева? Может лучше Банина? – спросил кум.

– Не‑е, Бандера не будет. Ты же знаешь, сам себе на уме, – постучал пальцем по виску Солома. – Давай лучше Антона с Лешим, щас я сам разберусь, кого куда определить.

– Ладно, только до проверки чтобы их обратно увели, так что давай шустрее, – спокойно сказал Дунаев и ушёл.

– Паха, завари чаю, щас пацаны придут, – сказал Солома, и, немного подумав как лучше разыграть комбинацию, добавил: – Вопрос серьёзный.

Прокручивая в уме разные варианты развития событий, он думал над этим серьёзным вопросом, пока не привели Лешего с Антоном.

– Здорово, Сань, – с улыбкой приветствовали они Солому. Видно было, что они польщены тем, что их пригласили в положенскую хату. Не Витяя, а их.

– Здорово, братва, – серьёзно проговорил Солома, – присаживайтесь, базар есть.

Паха тоже тепло поприветствовал гостей и, буторнув чифир, налил немного в маленькую кружку и пустил по кругу.

– Этот Юра… как он с вами оказался? – спросил Солома, отпив из кружки и передав её дальше.

– Да это Бандера его подтянул, он вроде родителей его знает, – ответил Леший. – А чё? Пусть будет… польза от него есть…

– Польза? – язвительно переспросил Солома. – Это когда он людей вначале объ…бывает, это польза?

Леший чуть не выронил кружку с чифиром и недоумённо посмотрел на Антона, который в свою очередь непонимающе смотрел на смотрящего.

– Кого объ…бывает, Саня? – спросил Антон.

– Меня, – ответил Солома и глядя на Антона в упор спросил: – Он же сказал, что гашиш этот со свободы получил?

– Ну‑у, – кивнул головой Антон и Леший тоже подтвердил это.

– А вам он тоже так сказал?

Леший с Антоном переглянулись. Леший сразу вспомнил, как увидел вывалившийся из рук Юрия целлофановый свёрточек, когда тот считал деньги.

– Нуда, – уверенно сказа он, – я сам видел.

– Видел что? – спросил Солома.

– Ну, он когда груз получил, там и гашиш этот был, – ответил Леший.

– Да? – спросил Солома и полез в карман, доставая тот самый крапаль гашиша и показывая парням. – Всё же помните, как он выглядел? Он это?

– Нуда, – уверенно ответил Леший, взяв с ладони смотрящего крапаль и повертев в руках. – Я же сам его тебе отправлял, Витяй маляву писал.

– А теперь смотрите сюда, – произнёс Солома и, достав с другого кармана длинную, толщиной с карандаш палочку гашиша, от которой отламывал и посылал Протасу, присоединил к ней тот крапаль.

Антон и Леший недоумённо смотрели на него. Большой и малый кусок были одного диаметра и чётко сходились на месте разлома.

– Вот это прислали на общак с города, – Солома отсоединил большую часть и зажал в руке. Потом, выдержав паузу, он показал в пальцах другой руки меньшую часть и многозначительно произнес: – Вот этот крапаль, только вдвое больше, я посылал человеку здесь в тюрьме. Атеперь поспрашайте у него хорошенько, как к нему попало вот это. Только предварительно пропи… дошьте его до поноса, чтобы знал, как людей объ…бывать. И чтоб впредь знал своё место…

Леший с Антоном молча переглянулись. Видя их нерешительность, Солома спросил с нотками издёвки в голосе:

– Или мне самому разбираться?

– Да не‑е, Сань, всё нормально, – поспешил ответить Леший, – спросим как надо. Щас Витяю скажем, он его первый хлопнет.

– Витяй щас в лагерь уедет, уже заказали наверное на этап, пока вы здесь, – поставил их в курс Солома. – Бандера там не будет за него встревать?

– Да не‑е, – уверенно ответил Леший, – он его подтянуть‑то подтянул, но уже давно чё‑то сам на него наезжает. Недавно глазок его поставил закрывать, пока коня плели. Злой на него за чё‑то конкретно. Е…анет сам без базару.

– Ну вот и отлично, – подытожил Солома, – делайте. А потом отпишите, как чё…

* * *

Бандера с нетерпением ожидал возвращения Лешего с Антоном, чтобы поднять кипеш за пропажу своих денег. Уже через полчаса на смену заступит Гера, и Юрий запросто сможет передать малявку Ольге через продол и после ужина словиться с ней в стакане или даже в отстойнике, так что времени у Бандеры уже не оставалось.

Он поглядывал на лежащий на батарее блокнот Юрия, в который он уже засунул под обложку три сотенные купюры, и настраивался морально. Подстава была старой и примитивной, но он был уверен, что сможет разыграть её как по нотам, что даже свои ничего не заподозрят. В своём умении играть он не сомневался, обнаружил эту свою способность после освобождения с первого срока. До той подсидки никто не играл, всё делали нагло и примитивно. Приходили к кооператорам и говорили, что будете платить, иначе зубы скажут «прощай». Иногда действительно доводили дело до рукоприкладства, поджогов и так далее, и всё по серьёзному. А когда он освободился в конце 91‑го уже начинали играть, изображая из себя не злых вымогателей, а сильных заступников. В этих спектаклях перед коммерсантами, уже так назывались вчерашние кооператоры, Бандера переиграл все роли и ни разу ни у кого не возникло сомнений в достоверности. И теперь он тоже был уверен в себе.

Наконец дверь открылась и на пороге появились Антон с Лешим, которых, по‑видимому, дёргали кумовья. Бандера сразу стал озабоченно ковырять свою книгу, делая вид, что ищет там что‑то и не может найти.

– Чё ты, Виталь? – спросил его Антон, подойдя вплотную.

– Да бабки не могу найти свои, – с озабоченным видом раздражённо бросил Бандра.

– Забыл, куда заныкал? – равнодушно спросил Антон. – Найдутся, куда они на хер денутся. Давай отойдём, базар есть…

– Да точно помню, что в эту книгу заклеивал, – раздражённо бубнил Бандера, но пошёл вслед за Антоном к умывальнику. Краем глаза он заметил, как Леший присел к лежащему на шконке Витяю и стал что‑то потихоньку говорить ему чуть‑ли не прямо в ухо.

Пока Антон излагал ему над умывальником суть дела, Бандера лихорадочно соображал, как ему самому выбраться чистым из этой ситуации. Проблема с Юрием для него отпала сама собой, но, как оказалось, не без его активного участия. Было уже понятно, что Юрию сейчас достанется так, что мало не покажется, но сам Бандера мог тоже поставить себя под сомнение.

– Да ну на ху… – раздался удивлённо‑раздосадованный голос Витяя, и он поднялся со шконки.

– Пойдём, порешаем, чё делать, – произнёс Антон и повернулся, чтобы подойти к Витяю с Лешим.

В этот момент кормушка открылась и дежурный дубак крикнул:

– Седых!

– Да! – отозвался Витяй.

– С вещами! – буднично произнёс дубак и захлопнул кормушку.

Витяй подскочил и стал быстро собираться, понимая, что здесь он уже ничего не успеет сделать. Все стали активно помогать ему, так как теперь это был первостепенный вопрос, на который отводилось очень мало времени. Леший насыпал ему в кисет чаю в дорогу, Антон заворачивал конфет и сигарет. Бандера достал из курка общаковые деньги и, отсчитав три купюры, сказал Витяю:

– Чё, триста я тебе запаяю, да?

– Да давайте четыреста, вам‑то хватит тут покуражиться, – впопыхах произнёс Витяй, покосившись на ещё забитую продуктами решётку.

Витяй с Лешим опустили головы, делая вид, что занимаются делом. Бандера молча достал ещё одну купюру и, быстро свернув их в маленькую торпеду, стал запаивать в целлофан.

Видя эти движения Юрий наконец оторвался от Потапа, где они уже заканчивали писать кассационную жалобу, и подошёл к Витяю.

– Что, уезжаешь? – спросил он с сожалением. Витяй был его надеждой на встречу с Ольгой, ведь он обещал помочь и именно сегодня.

– Да, – коротко и равнодушно ответил Витяй и, повернувшись к Лешему, сказал: – Подождите уже тогда, щас проверка уже. А то ломанётся.

Леший кивнул в ответ, укладывая ему в сумку кисет и ещё одну пачку чая. Юрий, конечно, не понял, что разговор касается его. Он посмотрел на освобождающуюся шконку Витяя и нерешительно спросил:

– Я тогда твою койку займу, ладно?

– Койку? – усмехнулся Витяй, не поворачиваясь к Юрию и подмигнул Лешему. – Займи, займи койку.

За дверью послышались движения и шаги множества ног. Витяй резко застегнул свою сумку и стал прощаться на ходу, так как дверь уже открывали.

– Ну давай, братан, удачи, – хлопали его по спине Антон с Лешим, на ходу пожимая руку.

– Привет там всем по трассе, – улыбнулся ему Бандера, одновременно с рукопожатием вкладывая ему в руку запаянную торпедку.

Юрий пожать ему руку не успел, или Витяй сам не захотел этого, делая вид, что торопится попасть в открытую дверь, как будто её могут закрыть перед его носом и не взять на этап. В проём двери парни увидели целый отряд заключённых с сумками, среди которых узнали тоже уходящего этим этапом ответственного за их аппендицит Фрола, и поприветствовали его.

Дверь закрылась прежде, чем тот успел им ответить и сразу раздался гул и топот ног заключённых, которых повели в отстойник, откуда вскоре увезут на этап. Юрий сразу пошёл обосновываться на месте Витяя, не видя, как Леший, Антон и Бандера переглянулись возле двери и, глядя ему вслед, саркастически улыбнулись.

* * *

С трудом дождавшись окончания проверки Плетень постучал в кормушку и подтянул нового дежурного. Чтобы не терять времени даром, он сразу сказал ему, чтобы он позвал корпусного. Насколько Олег понял, всё зависит именно от «смотрящего» за корпусом. Когда тот подошёл и открыл кормушку, Олег решил начать издалека, чтобы не повторить вчерашней ошибки, но попытаться прощупать человека. Но после нескольких незначительных фраз корпусной, заглянув в кормушку и убедившись, что в отстойнике больше никого нет, произнёс, понизив голос:

– Давай покороче… Говори, чё надо, а то мне тут стоять базарить с тобой неудобняк. Если спиртное, то только ночью. Наркоты нет и не будет, бегать к твоим дружкам за гревом на волю не буду.

Олег сначала аж замолчал, обалдев от такой прямоты и наглости дубака. Но в тоже время он отметил, что по серьёзному, так сказать, подстатейно тот сразу компостер ставит, что ничего не будет.

– Мне бы тёлку сюда закинуть, а? – Олег понизил голос до минимума. – Ненадолго. Деньги есть.

– Ты уже договорился? А сколько денег есть?

– А сколько надо? Мне на полчасика, ну, максимум на час.

– Триста минимум, – не думая ответил корпусной.

– А чё так дорого‑то? – удивился Плетень.

– Инфляция, сынок, инфляция. Ну так чё?

– Ну ладно, чё ни сделаешь ради любимой, – улыбнулся Олег. – А когда?

– После ужина. Бабки приготовь, чтоб уже на руках были, – корпусной оглянулся и кивнул на двери напротив. – Она с какой хаты, с той или с этой?

– С один восемь она, – ответил Олег. – Ольга Шеляева.

– У‑у‑у, – вскинув брови протянул корпусной и покачал головой. – Тогда четыреста. Тому дежурному тоже сотку надо дать будет, – он кивнул головой наверх.

Дата добавления: 2015-12-08