Темы сочинений. 1. Тема Родины в лирике А

1. Тема Родины в лирике А. Твардовского.

2. Тема подвига в поэзии А. Твардовского.

3. Герой и народ в поэме «Василий Теркин».

4. Изображение войны и солдатского подвига в поэме «Василий Теркин».

5. Автор и его герой (По поэме «Василий Тер­кин».)

6. «Тема моего поколения, вопрос совести и смыс­ла жизни...» (А. Твардовский) (По поэме «По праву памяти»).

7. «Мне дорог мир большой и трудный...»

АЛЕКСАНДР ИСАЕВИЧ СОЛЖЕНИЦЫН «Захар-Калита». «Матренин двор». «Один день Ивана Денисовича»

СОЛЖЕНИЦЫН — ПИСАТЕЛЬ-ГУМАНИСТ Сочинение

Молиться надо о духовном: чтоб Господь с нашего сердца накипь злую снимал.

А. И. Солженицын. Один день Ивана Денисовича

Давно известно, что русская литература — это литература вопросов. Множество проблем названо отечественными писателями: «Кто виноват?», «С чего начать?», «Что делать?». Мучительно пытаясь понять «Кто мы?» и «Что с нами происходит?», ху­дожники слова старались своими творениями отве­тить на вопросы общества. Солженицын больше чем какой-либо другой русский писатель отвечает на вопрос «Кто — мы нынешние?» через вопрос «Что с нами происходит?». «Не результат важен... А дух1 не что сделано — а как. Не что достигнуто — а какой ценой», — не устает повторять он, выявляя ложные нравственные основы общества.

Яркой чертой отечественной словесности явля­ется изображение жизни человеческой в страда­нии. Ведь так складывалась русская история, что выражение «смотреть в глаза правде» мы понимаем как «смотреть в глаза страданию». Крепостничест­во, революция и гражданская война, коллективи­зация, террор тридцатых годов и Отечественная война, годы культа и застоя — все это не просто жизненные эпизоды, а сама жизнь.

Через страдания человека мы постигаем страда­ния народа — страдания человечества. Поэтому роль настоящего писателя, живущего общей судь­бой со своей страной, — роль страдательная.

Обязательно в русской литературе появляется пи­сатель, который, пересилив свою собственную стра­дальческую судьбу, решался говорить о людском не­счастье не от своего, — а от народного имени.

Одним из таких творцов стал А. И. Солжени­цын. Не случайно, размышляя о роли художника слова, он выделяет в соответствии с литературными традициями XIX века два типа писателей. Один «мнит себя творцом независимого духовного мира и взваливает на свои плечи акт творения этого ми­ра». Другой знает над собой силу высшую: не «им этот мир создан... художнику дано лишь острее других ощутить гармонию мира, красоту и безобра­зие человеческого вклада в него — и остро передать это людям».

Искусство и, в частности, литература обладают возможностью рассказать людям о них самих, рас­крыть тайники души, понять человека и помочь ему не погубить лучшее, что скрыто в нем. Это ос­новные принципы гуманизма, на которых строится творчество писателя.

Первым, «дебютным» выступлением в печати стала повесть об одном счастливом дне з/к Щ-854 «Один день Ивана Денисовича».

Это был тот редкий в литературе случай, когда выход в свет художественного произведения в ко­роткий срок стал событием общественно-политиче­ским.

Замысел автора был строг и прост, почти аске­тичен — рассказать час за часом об одном дне одно­го заключенного, от подъема и до отбоя. И это была тем большая смелость, что трудно было себе пред­ставить, как можно остаться простым, спокойным, ' естественным, почти обыденным в такой жестокой и трагической теме.

ЛИТЕРАТУРА 89

Самое же парадоксальное и смелое, что автор вы­бирает из длинной череды дней, проведенных Ива­ном Денисовичем за колючей проволокой, день не просто рядовой, но даже удачный для Шухова, «поч­ти счастливый*. К чему это? Не хочет же он в самом деле уверить нас, что и в лагере «жить можно»?

Но ведь и о мере несчастья человека можно дать понятие, рассказав о том, что кажется ему счастьем. Все, к чему давно притерпелись глаза Ивана Денисо­вича, что вошло в его быт и стало казаться обычным, по существу своему страшно и бесчеловечно. И когда мы читаем в конце повести, что Шухов засыпал «вполне удоволенный», потому что на дню у него выдалось много удач: в карцер не посадили, на Соц­городок бригаду не выгнали, в обед он «закосил» лишнюю кашу и т. д., — это приносит нам не чув­ство облегчения, но чувство щемящей, мучитель­ной боли.

О прошлом Ивана Денисовича знаем мы мало. Жил Шухов в маленькой деревне. Началась вой­на — на войну пошел и воевал честно; потом армию окружили, многие попали в плен, но Шухов из пле­на бежал, его обвинили в измене: мол, задание не­мецкой разведки выполнял. «Какое ж задание — ни Шухов сам не мог придумать, ни следователь. Так и оставили просто задание».

Умирать ни за что ни про что было глупо, бес­смысленно, противоестественно. Шухов выбрал жизнь — хоть лагерную, скудную, мучительную, но жизнь, и тут задачей его стало не просто выжить как-нибудь, любой ценой выжить, но вынести это ис­пытание судьбы так, чтобы за себя не было совестно, чтобы сохранить уважение к себе.

У Ивана Денисовича руки рабочего человека, а глаз мастера, повадка мастера.

Чтобы лучше понять Шухова, надо помнить, что он не так прост, чтобы ко всякому труду, какой он ни будь, относиться без разбора. Работа, рассуж­дает Иван Денисович, «она как палка, конца в ней два: для людей делаешь — качество дай, для дура­ка делаешь — дай показуху». Та работа, что зазря или по пустому принуждению, не по душе Шухову.

Вот тут и проявляется интересный парадокс, связь с общей идеей повести. Когда на картину тру­да принудительного как бы наплывает картина тру­да свободного, труда по внутреннему побуждению, это заставляет глубже и острее понять, чего стоят такие люди, как наш Иван Денисович и какая пре­ступная нелепость держать их вдали от родного до­ма, под охраной автоматчиков, за колючей прово­локой.

Кроме труда, другая внутренняя опора Ивана Денисовича, помогающая ему жить и «утверж­даться», — это его отношения с людьми: соседями по вагонке, товарищами по бригаде. Едва ли не на каждой странице мы убеждаемся, что годы катор­

ги не заставили Шухова озлобиться, ожесточить­ся. Но в нем сохранились вопреки всему доброта, отзывчивость, сердечное, благожелательное отно­шение к людям, за которое ему в бригаде платят тем же.

После Шухова бригада — второй главный герой повести Солженицына. Бригада как нечто пестрое, шумное, разнородное, но в то же время и как одна большая семья («Как семья большая. Она и есть се­мья, бригада»). Эти люди могут казаться со стороны жестокими, грубыми, но они никогда не откажут в поддержке. Поэтому неуместно рассуждать о «траге­дии одиночества» Ивана Денисовича. Речь в повести идет о другой трагедии — трагедии честных людей, ставших жертвами произвола и насилия.

В повести перед читателями проходят десятки лиц, соседей Ивана Денисовича по бараку, надзира­телей, конвойных. И художественная концентри-рованность этого текста такова, что большинство из них, даже отмеченные двумя-тремя летучими штрихами, надолго остаются в памяти. Морской офицер Вуйновский и добросовестный работяга Сенька Клевшин, бежавший из Бухенвальда, чтобы оказаться в советской неволе; московский киноре­жиссер Цезарь Маркович в пушистой шапке и со своими столичными разговорами об искусстве; и опустившийся вконец, подбирающий окурки Фе-тюков...

Крестьяне, солдаты, люди интеллигентского круга, они думают о многом по-разному и говорят о разном — не только о повседневном лагерном бы­те, но и о том, с чем связано их прошлое: о коллек­тивизации, о войне, об искусстве, о том, как живет деревня. Это очень важные страницы книги. Чего стоит одна история жизни бригадира Тюрина, рас­сказанная им самим, — поразительное по своей глубине и силе место в повести!

Для Солженицына не существует деления на «простой люд» и «интеллигентов», в лагере он ви­дит более общее и важное различие: людей трудо­вых и людей, сознательно или бессознательно пара­зитирующих на чужом труде.

Представление об Иване Денисовиче было бы неполным, если бы Солженицын показал нам толь­ко то, что сближает Шухова с его товарищами по несчастью, и не увидел в лагерной среде своих про­тиворечий и контрастов. Речь идет о тайной вражде заключенных со «стукачами», подобными некоему Пантелееву, которого оставляют днем под видом больного в бараке и который внушает Ивану Дени­совичу настороженное и брезгливое чувство.

Читая повесть, мы не только узнаем обиход жизни заключенных, их подневольную работу и скудный радостями быт. Мы узнаем там людей, в каждом из которых отозвалось что-то типичное, су­щественное для понимания времени.

Дата добавления: 2015-12-07