Нежданный поворот карьеры

Начальником технологического цеха Николай Толстяков стал неожиданно и, тем более, совсем уж негаданно для самого себя. Невзрачный и худой, теперь уже сорокалетний мужчина с остроносым лицом и неизменными круглыми очками на близоруких глазах, он никогда не производил впечатления заумного эрудита. Тем более, что обретенное уже давненько высшее образование имело механический профиль, и трудился он изрядное время в должности старшего механика. Но обстановка сложилась так, что его шефа Николай Александровича Мыльникова направили на замену ушедшего на пенсию руководителя соседнего, более спокойного цеха, а претендентами на кресло остались они с крупным молодым заместителем Генкой Лайкиным. Николай особенно к власти не рвался, но его юркий и пронырливый родич, не переставая, нахваливал перед народом его многочисленные достоинства. Начиналось смутная пора девяностых, и трудовой коллектив мог сам определять руководителя. Трудовой коллектив сделал выбор по наушничанию велеречивого родственника. А может Лайкин не успел себя проявить – молод больно!

"Дед", как заочно уважительно величали своего директора инженеры завода, много разговаривать не любил. Держа двумя пальцами густо дымящую импортную сигарету с фильтром, он молча, сквозь такие же круглые очки разглядывал стоящего у двери Толстякова. Можно предположить, что это не он только вчера смачно ругал Николая за неудачно смонтированную раму вентилятора. Надо же было ему наткнуться на злосчастную раму, которую всего через несколько дней зальют бетоном, и сам-то вентилятор не имел существенного значения в работе производства. Нехороший осадок вчерашней встречи жег, словно полымем, впалые щеки Николая и он, переминаясь с ноги на ногу, ждал продолжения взбучки у порога.

- Вызывали? – спросил Николай переминаясь с ноги на ногу. «Дед» молча смотрел сквозь него. – Нет? …Тогда зачем пригласили? – с удивлением спросил Николай и бросил любопытный взор. «Деда» он, как и многие побаивался, тот имел репутацию вездесущего и решительного руководителя.

- Иди, пр-ринимай по акту цех! - чуть картавя, буркнул "Дед" и затянулся глубокой затяжкой. Его узкое тонконосое лицо еще более вытянулось.

- Какой цех? - глухо выдохнул Толстяков. Решению собрания он не поверил.

- Мыльников от вас уходит, народ тебе доверил руководство, вот и пр-ринимай цех! Пр-риказ я уже подписал! - промолвил директор и повторил глубокую затяжку. Явно его начинал раздражать непонятливый выдвиженец народа.

Выйдя как ошалелый из кабинета, Толстяков, по привычке, сунулся было в дверь главного механика, но того куда-то занесла нелегкая. Безнадежно махнув рукой, он направился в цех. Одноэтажный административный корпус цеха притулился к северному краю производственных зданий и выглядел приземисто и неприметно. Зашел в кабинет начальника. Мыльников, выдвинув до средины ящик письменного стола, бросал оттуда всяческий канцелярский хлам в развернутый пластиковый пакет.

- А, здорово, начальник! - приветливо улыбнулся он, - рад, небось, приятному сюрпризу? Я вчера не стал вмешиваться, тебе думаю виднее! Не спал видать, бедолага, от волнения? Садись, акт писать будем.

- Ну, ты даешь, начальник! Я стоял перед "Дедом" как сова скруглив глаза, в полном неведении или думаю ввалит, или утвердит! - Толстяков чуть успокоился и неожиданно для себя заговорил с бывшим начальником на «ты», почти на равных. - Куда сам-то собрался?

- Ты что же не знаешь, что ли? Меленчук наконец-то на пенсию уходит, цех его спокойный и денежный, вот и уговорил "Деда"! Не век же мне на этой пороховой бочке сидеть! Ты помоложе, тебе и карты в руки. Рули, только промашки на меня не вали, - снова чуть улыбнувшись глазами, скаламбурил Мыльников.

Толстяков сел на приставной стул, вынул из кармана темного костюма полоской, начатую пачку "Стюардессы", закурил и огляделся. Синий дым закружился витиеватой петлей и потянулся ввысь. Он всматривался в давно знакомый кабинет и чем внимательнее вглядывался, тем больше выявлял недостатков. Крышка стола почернела от замасленных рукавов посетителей, на дальней половине его темнеет вырезанная неизвестно кем неприличная надпись. На светлом книжном шкафу, сколько он его помнит, нет ни одного стекла.

- Смотри не смотри, все это теперь твое! - не понял причины его пристального взгляда Мыльников и сел на насиженное место в торце стола. Слегка пригнувшись, он выдвинул нижний ящик и достал оттуда чистый лист конторской бумаги.

- Пересчитывать основные средства будешь? - с легкой усмешкой, обмахиваясь листом, спросил он. Мыльников давно уже не курил и не переносил табачного дыма.

- С чего бы я пересчитывал, - почти механически ответил Толстяков, он уже два года вкалывал механиком и знал почти все цеховое имущество наперечет.

- Ну коли так, вот тебе ключ от сейфа, в нем я храню документы для служебного пользования и особо важные приказы. …Спирта в сейфе, естественно, нет! - снова улыбнулся Мыльников и, пригнувшись к столу, поставил размашистую роспись. - На, распишись, - продвинул он, наполовину заполненный вполне разборчивым почерком лист, и прихлопнул его шариковой ручкой.

- Ты хотя бы напутствие какое дал на прощанье, - привстал со стула Николай. Папироса давно закончилась, и он с силой ткнул почерневший окурок в стеклянную пепельницу.

- Слыхал про три письма? – спросил тот и, получив отрицательный ответ, откинулся на спинку кресла. – Ладно, пока ты просматриваешь, дам один наказ! Так вот, уходит старый начальник и оставляет новому три письма. Как прижмет, так первое откроешь, говорит, затем второе, так по порядку. Прижало новичка в первый раз, открывает он первое письмо и читает: «вали все на меня!» Прижало во второй раз, открывает следующее и читает: «вали все на свою неопытность!» Прижало в третий раз, читает: «пиши три письма»! – оба они шумно рассмеялись. – Ну, теперь все понял? - задвинув ящики, вставая из-за стола, и, боком двигаясь к двери, произнес Мыльников. - Удачи, тебе! - он громко хлопнул дверью. В пустом коридоре гулко протопали шаги его летних ботинок и затихли.

Посидев несколько минут в тягучей тишине, Толстяков закрыл опустевший кабинет, вышел в коридор и посмотрел на часы, времени было около десяти утра. Хотелось с кем-нибудь поговорить, поделиться охватившим волнением, но как назло в корпусе не было ни единой души. Вернувшись в кабинет, он открыл сейф, притянул рукой папку документации служебного пользования. Ничего секретного в ней не было. Спущенные цеху планы, анализ себестоимости и несколько скучных приказов с разбором происшествий. С шумом захлопнув массивную дверь сейфа, он положил ключ в карман и направился в сторону операторной. Со стороны этажерки доносился привычный монотонный шум работающего машинного оборудования, около разбросанного крупного химического насоса топтались двое слесарей. Они согласовано кивнули ему головами, но возбужденный Николай задумчиво шел вперед, не отвечая на приветствия.

Плохие и хорошие мысли одинаково споро роились в его разом отяжелевшей голове. За годы работы в цехе, он сполна познал его бурную историю. Цех являл собой небольшую, но далеко прославившуюся частой аварийщиной систему. Как-то сложится его судьба? Сможет ли он укротить необузданный нрав таящего неизвестность буйного подразделения? Хотя, если перечесть бывших начальников, ни один из них, не вышел отсюда с понижением в должности! Часто, может слишком часто, уходили начальники, но нередко шли его выходцы на более престижные должности. Так раздумывал Толстяков, открывая дверь операторной. Один вид сгрудившихся в ней и безмятежно болтающих аппаратчиков в момент успокоил все его сомнения. У стола скучились опытные и уверенные в себе специалисты.

"Вот, стоят себе, и никакого дела им до моих раздумий нет. Интересно, знают или не знают?" - с завистью подумал Толстяков, подходя к столу. При виде его все четверо мужчин встали, выжидательно глядя на его суровое лицо.

- С назначением вас, что ли можно поздравить? - спросил кряжистый, широколицый старший смены Лебедьков с ухмылкой. Он вчера проголосовал против и не желал скрывать несогласия с мнением большинства.

"Знают!" - безнадежно махнул рукой Толстяков и через силу улыбнулся:

- Можете поздравлять!

- А Мыльников, что ушел уже? - протягивая прямо через стол руку, тревожно молвил молоденький аппаратчик перегонки Серега. Он в этом году возвратился из армии, и редко можно было найти более благовоспитанного человека. - А как же теперь быть, отгул он мне должен остался?

- Плакал твой отгул, Серега! Горючими слезами залился, - засмеялся Лебедьков, - или иди, возьми с него справку с росписью, слышишь?

Небольшая, пусть и хамовитая, шутка сразу сняла установившееся было напряжение, на душе Толстякова как-то полегчало, заулыбался и молоденький любитель отгулов.

- Николай Анатольевич, как вас теперь, на «вы» прикажете величать? - не унимался Лебедьков.

- Как придется, так и величайте, - небрежно отмахнулся от него Толстяков. По натуре он карьеристом не был, но тон самодовольного Лебедькова раздражал. Прихватив лежащий на видном месте журнал распоряжений, он вышел и направился в административный корпус. "Доостришься ты у меня, сейчас я тебе такое напишу распоряжение!" - со злорадством подумал он, вспоминая ехидную улыбку Лебедькова.

Вот так неожиданно, без напыщенности и помпы перебрался Николай Толстяков из механиков в технологи и стал начальником цеха. В кармане его лежала пара ключей от двух просторных кабинетов. Он поочередно ходил из одного в другой, перенося небогатые пожитки. Это потом уже прошло скучное утверждение в парткоме, представление цеховым инженерам, но все эти обязательные процедуры теперь не казались ему значительными.

Дата добавления: 2015-12-07