Обыденная жизнь полимерного склада

Три с половиной года работы на полимерном складе пролетели быстро и незаметно. Молодой коллектив, шустрые и соблазнительные девушки приятно скрашивали рабочее время. Николай привык к ним и чувствовал себя уже как рыба в воде. Веселые и общительные, они не пропускали случая, чтобы проезжая мимо не поддеть парня острым забористым словцом. Он давно и наперечет знал, какая девушка с кем дружит и тоже не оставался в долгу, иногда позволяя шлепнуть замаслянной рукой по крутому заду зазевавшейся карщицы. Кроме того, шел период освоения нового производства и на установке, из-за постоянных авралов, находилось много работников с других подразделений. Жизнь катилась весело и бесшабашно, а знакомства множились.

Колина с Зоей любовь только крепчала. Он уважал в Зое её деревенскую непосредственность и простоту, а также её нескончаемое терпение. В январе следующего года у них народилась такая же, как мама пухленькая девочка, и его симпатия еще более укрепилась. По настоянию жены, Коля поступил в местный институт и прилежно изучал технические науки. Свободного времени стало явственнее меньше, но увеличился круг знакомых и друзей и он нисколько не жалел о содеянном. Учеба завлекла его постоянной новизной происходящих событий, и он постепенно втянулся в напряженную круговерть жизни. Так, год за годом, бежало быстротечное время, все более насыщая бытиё различными явлениями.

Тем не менее, семейная жизнь накладывала определенные обязательства. Занести дочку в садик была непреложная обязанность папы. Он и не спорил. Ему нравилось разглядывать её чистенькое личико и слушать сладкое неразумное лепетание, пока он нес её по лестничной клетке. Зойка работала в другой смене и с удовольствием нежилась в теплой постели, лишь посоветовав не забыть одеть пушистый, самолично ей связанный шарфик. На установку он пришел впритык к началу рабочего дня. Там во всю царило деловое напряжение. Сегодня с утра предполагался очередной аврал, и Толстяков поспешил отладить неисправную ходовую на еще не остывшем, теплом погрузчике, который ему любезно поставила Гончарова. Ему требовалось подогнать две уплотнительные шайбы, но для этого необходимо высверлить небольшие отверстия. Сверлильный станок имелся в помещении электромастерской. Когда Толстяков вошел в широченную дверь мастерской, там уже находились четыре человека. Дима Костырнов чуть пригнувшись, заправлял сверло, одной рукой придерживая отливающую бронзой пластину, Скорняков с Рысаевым крутили на верстаке блестящий матовой смазкой открытых подшипников электродвигатель. Павел Володин сидел за столом, покрытым отполированным рукавами листом прокладочного паронита. Его белое породистое, с высокими залысинами лицо выглядело торжественным и одухотворенным. Он, сделав небольшую паузу, продолжал привычно рассказывать, обращаясь в никуда:

- …Ну... к Брежневу меня, понятное дело, не допустили, принял меня помощник министра. Он прямо сказал, что Леонид Ильич лично, просил его разобраться и помочь мне!

- Дядя Паш, ты, что и вправду, к министру заходил? - недоверчиво повернулся к нему любознательным лицом с широко раскрытыми от изумления глазами Скорняков.

- Я в приемной самого Брежнева бывал, но у него иностранцев куча собралась, он меня к помощнику министра направил. Сидим мы, беседуем. Помощник министра кнопкой вызывает секретаршу и просит принести чай. Она в мгновение ока приносит два стакана с серебряными подстаканниками… - Володин уже в сотый, почитай, раз рассказывает, как он ездил к Брежневу на прием. Старые работники отлично знали, что выдумка в его байках намного превышает правду, но тоже уступчиво улыбались.

Его уволили за нарушение трудовой дисциплины. Что он нарушил, никто уже толком не помнил. Но он подал апелляцию в суд и настойчиво выходил на работу. Уже две недели, одев девственной чистоты спецовку, он сидел за столом и рассказывал всем заходящим в мастерскую, как он добивался правды матушки в самой Москве. Поскольку официально он уже был уволен, работы ему не представляли. Руководители и бригадиры, делая вид, что не замечают его присутствия, обходили накрытый паронитом стол стороной. Все выжидали, ведь никто не ведал, а чем закончится правосудие.

- Дима, просверли-ка мне два отверстия на восемь! - обратился Коля к Костырнову. Он выложил на станину круглую плоскую шайбу от наружного колеса электропогрузчика.

- …А машину я все же купил! - продолжал очередную сказку Володин, - признаться, приобрел я её уже в Тольятти. Приехал, понимаешь, раздеваюсь в гостинице, и позабыл совсем, что деньги баба в трусы зашила... Раздеваюсь, а сам спрашиваю у напарника, смогу ли я машину приобрести. Посмотрел он на мои трусы и спокойно так заявляет: "мол, здесь кавказцы в кальсонах приезжают, и те редко достают, а ты лишь в трусах приехал, вряд ли сможешь!" Я как вспомнил, что у меня деньги в трусах зашиты, так и рассмеялся.

Раскатисто расхохотались все четверо мужчин, находящихся в мастерской, хотя и эту байку каждый из них знал наизусть. Заулыбался и озабоченный Николай, прилаживая на станине шайбу. Просверлить четыре отверстия было делом плевым, и он вскоре выключил станок. Дима, потирая руки ветошью, все еще улыбался, с восхищением поглядывая на легендарного Володина.

- Тогда я зашел к директору завода... - услышал Коля начало очередной истории, уже выходя из мастерской. Дослушивать ему было абсолютно некогда. Навстречу уже мчался, поддергивая брюки и подкашливая в кулак, пожилой механик Макарыч. Он шагал, ежеминутно поддергивая штаны, обхватив их спереди и сзади и попеременно меняя руки.

- Ты что это с одним колесом как долго валандаешься, - ворчливо встретил его Макарыч, - или погрузку сорвать мне хочешь?

- Да вот, шайбу сделал, сейчас поставлю и поедет ваша электрокара как новая, Макарыч, - успокоил механика Толстяков.

- Ну-ка, покажи шайбу, на восемь отверстия-то просверлил? - протянул руку недоверчивый механик.

- Вы бы Макарыч, лучше сверлильный станок где поставили, вечно по электрикам ходим да выклянчиваем! - обиженно выговорил механику Николай и остроносое лицо его сразу зарделось краской.

- Ладно, ладно! Грамотные все очень стали! Вот выучишься, тогда и поставишь! - поддернув штаны, Макарыч побежал по коридору в отделение водоподготовки.

Коля еще обтягивал гайки, когда к нему, лихо подрулив на повороте, подкатила Тая Овчаренко, чуть-чуть не задев худые ноги вилами погрузчика.

- Давай, Николай, свой драндулет, у меня совсем батареи сели! И что ты валандаешься с ней как с девкой, третий час уже пошел! – на ходу выговорила она, ловко перепрыгивая через вилы.

- Садись, уж!.. Вечно вы торопитесь, чуть об меня вилы не сломала! За то и не успеваю ремонтировать! Ездили бы не торопясь, глядь - и кара бы не ломалась! - по-стариковски ворча, он ласково шлепнул по металлическому крупу машины и как бы подтолкнул её к выходу.

- Ты не потому крупу бьешь Колька, - у Таиски-то зад не уже! - задорно крикнул ему фасовавший неподалеку полимер развязный парень Вовка Тютюнин.

- Ты придешь домой, своей Раечке там и пошлепай, - беззлобно огрызнулась Тая и покатила в сторону ворот.

Рабочий день прошел незаметно и близился к завершению. Коля загнал очередную машину в зарядную, закрепил хомутиками кабель, после чего долго оттирал промасленной тряпкой свои грязные руки. Посмотрев на часы, он заметил, что работать осталось почти совсем ничего, уже менее часа и направился в курилку. Курилка в это время не пустовала, был пересменок у вахтовых работников и приближался конец рабочего дня. Прикурив от услужливо протянутой спички, Коля сделал глубокую затяжку и сел, прижавшись в угол. Ему предстоял еще трудный вечер. Необходимо было сдать две лабораторные по сопромату, а преподаватель считался излишне принципиальным. "Как бы ему всучить сразу обе" - раздумывал Коля под монотонный гул разноречивых разговоров. В смысл он не вникал, но молча прислушивался.

- Вот и дождались, по три пятьдесят масло покупать отныне придется! Что хотят наши правители, то и воротят! - едва успевая выговаривать слова, иногда глотая их окончания, протараторил пожилой аппаратчик Градусов. Он вообще-то не курил, зашел поделиться мнением по объявленной телевидением новости, да так и стоял на входе, притулившись к стене.

- Так ведь временно же взвинтили!.. Это же элементарно… Вот поднимут животноводство и снизят цены, - оправдывался за правительство невысокий плотный юноша с чистым лицом и по-детски наивным взглядом.

- Ты молод еще! Поживешь с мое, тогда будешь поучать…, - начал было Градусов и выглянул в дверь.

В просторном коридоре никого не просматривалось. Тем не менее за пределами курилки назревал какой-то скандал. Шум постепенно нарастал и, приближаясь, сделался совсем явственным. Градусов притих и воровато прислушался.

- Ну... попадешься, ты мне козел сопатый, я тебя сделаю, зарежу гада! - прорезал монотонный гул работающих агрегатов незнакомый визгливый голос. Ему в ответ бубнил что-то неразборчивое глуховато-гортанный голос начальника установки.

- Я слов на ветер не бросаю, сказал зарежу, так и будет! - раздался, затихая, тот же голос, но уже со стороны лестницы.

Любопытные мужские взоры, сразу же забыв про стоимость масла, потянулись к входной двери. По лестнице поднимался молоденький аппаратчик соседней установки Глухов и что есть мочи клял начальника установки расфасовки. Тем временем проклинаемый им начальник тоже спешил в свой кабинет на третьем этаже, но уже по другой лестнице. Возбужденные возгласы постепенно затихли, мужики разошлись по рабочим местам, Коля, оставшись один, прикурил от закончившейся еще одну сигаретку и задумчиво затянулся. Времени прошло достаточно много, пока он, не торопясь, смаковал вонючий дым, поставив ногу на почерневшую от въевшейся грязи скамью. Черные мрачные мысли его продолжали крутиться вокруг зачета по лабораторным, когда хлопнула входная дверь. Бросив мимолетный взгляд сквозь приоткрытую щель, Николай увидел мелькнувших по лестнице двух шагающих в ногу милиционеров.

- "Что это случилось, не обокрали ли кого", - с тревогой подумал он и, бросив зажеванный окурок в почерневший обрезок бочки используемый вместо мусорной урны, стал поспешно подниматься по смежной лестнице.

Он поднимался с противоположной стороны, но вошел в бытовое помещение почти одновременно с работниками милиции. Чувство неосязаемой опасности возрастало. Они же, потерянно оглядываясь, остановились у самого входа.

- Кто у вас Глухов? - обратился к нему, как первому попавшему на глаза, старший чином милицейский.

- Сейчас позову, - сказал Коля. Он прошел глубже и заглянул за шкафы в следующее отделение бытовки, но Глухова там не было.

- Глухов, к тебе пришли! - громко гаркнул Толстяков, приоткрыв дверь душевой комнаты. В сумрачном свете было видно, как Глухов, блаженно потягиваясь, стоял под душем.

- Сейчас выйду, короче, пускай подождут, - ответил тот, сплюнув узкую струю воды в сторону сливного трапа.

- Короче, кто тут меня искал? - раздался его недовольный голос спустя минуту.

- Одевайся побыстрей, «короче», мы тебя спрашивали! – передразнил его старший представитель МВД, сурово вертя глазными яблоками.

- Короче, чего вам от меня надо? - страшно удивился Глухов нежданным пришельцам. Край полотенца свалился с его плеча, оголив тощую, заросшую белобрысым курчавым волосом грудь, с которой струйкой капала и стекала под ноги вода.

- Вот посидишь у нас суток пяток, так все сразу и узнаешь, - криво усмехаясь, ответствовал старший, все также зловеще вращая белками глаз, - «короче», одевайся быстрее, мы ждем.

Через двадцать минут встревоженный Глухов под конвоем двух милицейских был вывезен из цеха в сторону проходной. В бытовку вошел весь взъерошенный, но чему-то ужасно обрадованный начальник установки.

- Посидишь, там, как шелковый станешь! – ни к кому не обращаясь, пробурчал он, кивнув в сторону входной двери, - «короче» зарежу, «короче» зарежу! Много вас слишком резальщиков развелось!

- За что это вы его так? - спросил Коля взбудораженного начальника установки.

- Прислали их на помощь, я заставляю работать, а он ни в какую! Зарежу, кричит, убью. Что же я мальчишка чтобы терпеть, позвонил да отправил куда надо, глядь и другим неповадно будет! - он грозно потряс оттопыренным пальцем в сторону двери.

Спустя несколько дней, когда Толстяков ненароком повстречал еще более исхудавшего Глухова, тот в действительности как шелковый не стал. Гневно сверкнув исподлобья сердитым взором, он прошел, зло прошипев в сторону Николая несколько неразборчивых слов. В выражении его бледно-красного лица не было ничего отталкивающего. Однако, худой и костлявый с длинными висящими ниже ушей прядями волос и провисшими к низу припухшими щеками, он произвел неприязненное впечатление. В чем причина неприязни к Николаю сам он не высказался, а спрашивать Толстяков не стал, не желая бередить былую рану и догадываясь, что он отчасти повинен в случившемся тоже. Ведь сдал-то его он.

Дата добавления: 2015-12-07