Знаковая встреча

Пролог

Давно это было, да и было ли все так, как мне представляется, или не было вообще, теперь трудно судить. Если не было, - то вполне могло случиться, если было, – не дай бог повториться! Трудились мы в те стародавние времена беззаветно, самозабвенно, с великим подъемом и самоотдачей. Люди еще не знали таких крайне модных ныне слов: как перестройка, маркетинг, компьютер и мобильник. Мы были молоды, народ, в большинстве своем, простой и бесхитростный, без демонстрации напыщенного прагматизма и зависти.

Тогда все катилось по предначертанному вождями пути, направлением к коммунизму. Трудились мы самоотверженно, временами по геройски, но наряду с подвигами допускали и промахи. Вспоминая прошедшие события, я предполагаю, что все могло пойти по пути иному, но шло именно так, как предписано Всевышним. Шло, пока не грянул гром, разбудивший здравый смысл и высветивший всю наготу процветающей при мнимом порядке во времена застоя сумятицы и бедлама!

Эх! Как жаль, однако, что нигде не установлен памятник погибшему технологу! Это несправедливо. Находясь на передовой линии укрощения непредсказуемых процессов, они случается, погибают. Гибнут мучительно, геройски защищая людей и отвечая, в большинстве своем, за чужие промахи и ошибки. Памяти погибшего на посту технолога и посвящается эта драматическая повесть.

Ночной взрыв

Ночной взрыв прогремел раскатисто и глухо. Он блеснул режущим глаз багровым светом и четко высветил несколько мятущихся в испуганном танце фигурок. Две из них, пригнувши голову к высоко вздергивающимся голеням, бежали, в ужасе приглядываясь к догонявшему их огненному валу, в сторону железнодорожного полотна, две другие, то держась за руки, то яростно работая локтями, неслись в явно противоположную сторону. Николай, тоже мчался, почти совсем потеряв разум, и с бессильной тоской смотрел на растущий, клокочущий полымем шар, понимая, что далеко удрать не успеет. «Все!.. Капец пришел!..» – подумал он с ужасом. Ему вдруг нестерпимо сильно захотелось жить. Тут же последовавший другой и более мощный взрыв свалил его с ног, тяжело ударив головой о слежавшуюся веками землю. Он упал, едва успев краем глаза отметить, что Иван Кузьмич уже накрыт огненной волной, и инстинктивно прикрыл голову руками. Руки, скользнув с затылка, подсознательно вгрызались в прелый грунт, спину жгло нестерпимым пылом, но сознание не покидало его и он, силясь встать, на разом окостеневшие ноги, только глубже зарывался лицом в пахнущую прелой травой и пригорклым дымом почву.

Тяжелым усилием воли, приподнявши голову, он в танцующем ярко оранжевом свете увидел размытые очертания, высоко вперившейся в черную бездну неба, широкой многоколонной этажерки. Огненный вал, заворачиваясь краями в черный гигантский клубок, поднимался вверх. Но раскаленный добела воздух продолжал жечь легкие непереносимым жаром. Справа с глухим шипящим ревом вырывался длиннющий язык пламени и широким огнеметным мечом вгрызался в почерневший бетон. Далеко вверху плавно плыли, словно сверкающие россыпи звезд, хлопья расплавленного металла. Лежащие на земле темные фигурки больше не двигались. Шипящий звук постепенно стихал, сливаясь с монотонным ревом рокочущего пламени. Сознание медленно покидало его.

Едва придя в себя, он вновь увидел скачущие в оранжевом свете колонны и металлоконструкции. Уже забрезжил долгожданный спасительный рассвет, но он не обрадовал его взора, ибо позволил еще доступнее убедиться, что все погибло. Откуда-то просачивался рык автомобильных двигателей, и доносились мужские голоса. Наконец темные на фоне прыгающего пламени силуэты склонились над ним.

- Бросьте меня, не прикасайтесь ко мне, подберите сначала их! - грезилось, кричал он подошедшим неизвестным мужчинам, но из груди вырывался лишь жалкий шепот, перемежаясь со сдавленным стоном.

- Это я во всем виноват, дайте мне умереть! Спасайте других! - извиваясь всем телом и отмахиваясь обгоревшей культей, вопил он, и слезы текли по почерневшей правой щеке.

- Спокойно, спокойно! Не шевелись! Мы всех подберем, сейчас всех вас увезем в больницу, - успокаивал его неведомый, но ласковый голос. Сильные руки, тем временем, легко приподняли и перенесли невесомое тело на носилки.

Сквозь застившую очи пелену слез, в свете остывающего пламени и приближающегося рассвета, он успел разглядеть три бесформенных куска кирпичной кладки и возрастающую направлением к чернеющей трещине груду битого кирпича. Не понимал, не мог он понять, что мелькнувшее перед взором видение, не что иное как то, что осталось от прочной и уютной всего час назад операторной! Той самой операторной, в каковой он прямо или косвенно провел шесть лет незабываемого рабочего времени. В коей рос по службе, познавал горечи неудач и сладость власти, в которой знал каждый прибор или регулятор задатчика. Он с ужасом стих, смолк и вновь окунулся в беспамятство.

Очнулся уже от жгучей боли в плече в сверкающей матовой белизной операционной. Невыносимо пахло незнакомыми медицинскими препаратами и эфиром. Над его лицом, склонившись к самой груди, и тихо переговариваясь, деловито поблескивали никелем трое мужчин. Правый глаз почти совсем не видел и, стоявшая по правую сторону женщина, лишь временами появлялась в поле зрения. Жгучая боль тем более усиливалась, чем больше он приходил в сознание, в конце концов она свалила его в новое беспамятство.

Очухавшись, он тупо смотрел в потолок бессмысленным взглядом. Светлый, отливающий голубизной потолок напоминал домашний, но скругленные полоски, разделяющие его, казались незнакомыми. За выемками, медленно опускаясь вниз, друг за другом, плыли бесформенной формы розовые разводы. Подняв взгляд, он непроизвольно приподнял разводы вверх и вновь проводил их до двери и лишь теперь заметил, что лежит на кровати, с правой стороны которой из бездонной черноты прорезается голубая панель стены. Плечо жгло каленым железом. Присмотревшись к себе внимательнее, он обнаружил под одеялом пропитанные желтовато-черными пятнами бинты на руках и правом предплечье. Склонившееся вплотную к уху неулыбчивое и чисто выбритое мужское лицо с едва заметным акцентом спросило:

- Закурить не хочешь?

- Нет, голова сильно болит! - ответил он незнакомцу, c трудом разжимая растрескавшиеся губы. И тот час почувствовал, что горло першит знакомым, больно раздирающим гортань горьковатым жаром.

Со стороны двери торопливо приближалась высокая худощавая женщина в отутюженном белом халате. Глаза её светились самой лучезарной улыбкой. Она придерживала правой рукой голубоватый шприц лежащий в левой, и направленный прямо на него толстой иглой.

- А, проснулся, голубчик, - ласково прожурчал её голос, - а я уже заждалась! Поворачивайся-ка к стене солнышко!

- Где я? - глухо спросил Николай, силясь вспомнить мгновения последних событий. Кроме растущего огненного вала и обложившего со всех сторон шипящего звука, на ум ничего иного не приходило.

- В больнице, ты голубчик, в больнице! Ну да теперь ничего, теперь уж мы тебя обязательно вылечим! - продолжал, как бы из глухой бочки рокотать ласковый голос, руками нежно шевеля его ниже спины. Это объяснение рассеяло еще имеющиеся в его, не прояснившемся мозгу, сомнения. С соседней кровати за руками сестры настороженно наблюдали серые мужские глаза. Ему казалось, что смотрит незнакомец с упреком и осуждением. Сознание вновь закатилось, затухло. Перед глазами покатились картины его прошлой, не всегда и не совсем путевой жизни.

Знаковая встреча

Конец декабря окутал степной городишко небывало крепкими морозами. Вечерний воздух словно бы загустел от холода и сумерек. К тому же автобус, который всегда подходил в четверть десятого, сегодня по каким-то неизвестным причинам запаздывал. Кроме обычной толпы закоченевших повседневных пассажиров, на остановке толкалось трое сравнительно молодых людей и две яркие девушки в коротких пальто, разного цвета, но с одинаковыми воротниками из дешевенькой чернобурки. Дабы согреться от нещадно жалящего мороза и скоротать время, они весело катали по заледенелой дороге жесткий ледяной ком. Веселее всех суетился высокий плотный парень с выступающими из-под папахи черными как смоль кудрями. Это был Иван Кузьмич Кузнецов - Ваня, как назвал его уже забытый отец, в честь сгинувшего во времена репрессий деда – деревенского кузнеца.

Жизнь его на сегодня была безоблачной и радостной, он с месяц как возвратился из рядов армии, и с приятной девушкой обходил с визитами родню. Собственных родственников у него оказалось немного, и они посещали более обширную родню девушки, которая знакомила его с ней уже на правах невесты. Двое молодых парней как раз являлись: её двоюродным братом с прицепившимся к нему другом, а девица сестрой друга. Девушку, имя которой было чисто русское – Надежда, Иван завел как раз перед призывом в армию. Они познакомились с ней совершенно случайно через однокурсника, который приходился ей двоюродным братом. Она только начинала трудовую деятельность продавщицей спортивного магазина, а он здоровый жилистый парень, увлекался гиревым спортом. Он не только увлекался гирями, а вообще вел здоровый образ жизни: по утрам обливался холодной водой и делал утренние пробежки. В тот день он как раз присматривал себе гантели, и Борис присоветовал обратиться, как он выразился - «к сеструхе». Познакомившись в магазине, они приглянулись друг другу и стали встречаться. Она провожала его в армию и пообещала ждать. Три года службы прошли незаметно, и встретились они с твердым намерением создать семью. Дело стояло совсем за малым – набрать хотя бы немного деньжат для скромной свадьбы. Сегодняшним вечером они неплохо посидели за праздничным столом, а теперь всей теплой компанией вышли к автобусу проводить своего залетного родственника. Одинокий фонарь, освещающий остановку, покачивался от легких порывов ветра, отчего ребята, казалось, тоже покачивались и бегали много шустрее. Ледяной мяч запутался в кругу, внезапно он оказался у Ивана в ногах, и тот резво мчался вперед, ловко перекидывая его от ноги к ноге.

- Ба!.. Кузнецов! Какой приятный сюрприз!.. Ваня, да ты ли это! – раздался в сумрачном мраке звонкий возглас откуда-то от здания, стоящего чуть наискось, продмага.

Иван резко притормозил, бесшабашно круто развернулся и с удивлением огляделся. Голос показался ужасно знакомым. От магазина шли трое мужчин в москвичках, по виду уже несколько бывшими под хмельком. Двое из них, которые помоложе, развязно втиснулись в их круг и тут же завладели упущенным Иваном, заменяющим мяч комом. В третьем, спешащим ему навстречу, Иван сразу признал своего бывшего однокурсника по техникуму Сидорука.

- Рад, рад тебя видеть! – Иван несколько удивился неожиданной встрече. - Ты что же, уже здесь живешь?.. И давно вернулся?.. – Он задал сразу серию вопросов и, уважительно протянув обе руки, поспешил к товарищу.

Он хорошо помнил, что Сидорук сразу же по окончании техникума укатил из города на вновь осваиваемый крупный завод где-то около Астрахани. Между приятелями завязался обычный при встрече после длительной разлуки разговор: когда вернулся, где служил. Надо сказать большими друзьями они из-за приличной разницы в возрасте не были, хотя приятельские отношения поддерживали на всем продолжении учебы. Случалось, что и помогали друг другу.

- Да я там не задержался! Получил квартиру и ходу! Сменил на родной город сразу же. Я же в институт поступил, а дома, понимаешь, брат, дома и стены помогают. В отпуске я, ученическом! Сессия началась, еще недели не минуло! Гуляю вот с однокурсниками: сдал «Госы» - сдавай взносы. Можешь и ты присоединиться, у нас выпивки достаточно, всю твою команду примем! – словоохотливо тараторил друг, одновременно с завистью поглядывая на весьма привлекательных девушек и похлопывая по оттопыренному карману.

Но Иван вежливо отказался. Радостное излияния его старого друга в нем вызвали меланхолию. Пить спиртное он еще не приучился, хмельные люди, даже один запах сопровождающий их, вызывали в нем чувство брезгливого отвращения, да и выпить он уже успел немного. Однако выказать свое недовольство встречей ему показалось неприличным, и он терпеливо слушал разглагольствования друга. Тем более к видимой неприязни примешивалось некоторое чувство зависти: надо же, уже и в институт поступил!

- С работой-то как, определился? – продолжал допрашивать тот, не замечая легкой прохлады, исходящей от сокурсника, - я, брат, похвалюсь немного! Ныне начальник установки! Советую приходить!.. Ты ведь все равно место искать будешь? – осведомился он.

- Да мне еще рано о работе беспокоиться, - не желая начинать, как ему казалось не уличный разговор, нехотя отвечал Иван.

Выслушав его сухой и не особенно вежливый ответ, Сидорук видимо понял, что его фамильярность немного оскорбляет друга, и его приподнятое расположение духа спало. Он ухмыльнулся, и приветливо помахал рукой с зажатой в ней перчаткой:

- Да не завтра же!.. Я не тороплю, не беспокойся. Я сам в отпуске, говорю же. Как раз твой срок подойдет устраиваться, и мой отпуск завершится! Рад буду, если пожалуешь!

Ивану о работе думать сегодня не хотелось, слишком праздничным было настроение. К счастью из-за поворота вывалил долгожданный автобус и он, подхватив под руку Надежду и немного потолкавшись с ней в толпе продрогших попутчиков, проворно скрылся в не менее холодном салоне, оставив на улице своих новоявленных родичей и словоохотливого однокурсника. За толстой узорчатой изморозью стекла он с трудом разглядел, что три темные тени, лишь по короткому пальто девушки признанные родственниками направились в темный проулок, а три другие свернули за ярко освещенный одинокой лампой фонарный столб и направились к центру города.

Иван, протиснувшись в середину салона, приостановился и привлек к себе чуть позабытую за разговором невесту. Он думал, что она стояла в стороне, не вникая в беседу, но тут же убедился, что судит о ней неполноценно. Она весьма внимательно прослушала весь разговор и сделала для себя определенный вывод.

- Ты напрасно отказываешься, Вань! – ласково сказала она, лишь только они остались одни. - Теперь ведь ты надолго устраиваешься, надо продумать все основательно. Друг приглашает так воспользоваться надо. Да и репутация у твоего знакомого неплохая, я немного знаю его.

- Ну!.. Да ты, я вижу, чертовски практичная девушка! Не успела замуж выйти, уже командуешь! – незлобливо укорил Иван приятельницу. Его естественно сильно тронула её благородная доверчивость, но он относился к такому классу людей, отличительной чертой которых было известное чувство собственного достоинства. Даже присущая ему корректность не остановила от скромного замечания невесте. Та лишь смущенно прильнула к его груди:

- На одном заводе работать чай будем, вот и беспокоюсь!

Пока он служил, она сменила профессию. С некоторых пор она трудилась лаборанткой, где по долгу службы приходилось бывать на многих производствах, и ориентировалась она в системе предприятия неплохо. Если бы не укоренившаяся с детства мужская гордость, Иван, наверное, не возражал бы. Но была еще одна причина, объясняющая подобное его несогласие: выросший практически без отца, он привык решать все жизненные вопросы, лишь полагаясь на собственные силы, и постарался замять, как ему казалось, пустой разговор.

Надя жила в частном доме недалекого пригорода и остаток пути они проделали молча, не желая дать разгореться внезапно загоревшейся искре недопонимания.

Дата добавления: 2015-12-07