Тихо в сосновом бору.
Солнце горит в вышине.
Золотом блещет песок…
Милый, я скоро умру,
Грудь моя вечно в огне,
Вечно в крови мой платок…
Холодно что-то… Пойду
В дом… Не запачкать бы вновь
Кровью балконных перил…
Милый, я, завтра уйду,
К Богу… Забудь эту кровь
Так, как меня ты забыл.
1. Открытка
Проза
Как это быстро всё свершилось:
Пришла, любила и ушла.
Но долго-долго ещё снилась
Неверных глаз пустая мгла,
Объятий бешеные кольца
И губ отравное вино,
И смех грудного колокольца,
Какого небу не дано…
Теперь и сны ушли. Безлюдно
В душе, оставленной тобой.
Не жди легенды безрассудной,
Не надо сказки огневой…
И только в память мне вонзилось
Недоуменье, как стрела:
Как это быстро всё свершилось —
Пришла, любила и ушла!
Крым, 1920
Терцины
Свистят ли змеи скудных толп,
Увит ли бешенством ненастным
Мечты александрийский столп, —
Покорный заповедям властным,
Безумных грёз безумный паж,
Я путешествую в прекрасном.
Озёра солнц и лунный пляж,
И твердь земли связал мой посох
Коврами небывалых пряж.
Я свет зажёг в подземных росах,
Я целовал девичий лик
С цветным цветком в багряных косах.
Я слышал рыб свирельный крик,
Я видел, как в очах Вселенной
Струился смутный мой двойник.
Всё человеческое — тленно.
Нетленна райская стрела
Мечты, летящей песнопенно.
И пусть бескрылая хула
Ведёт бескрылых шагом властным,
Сияя заревом крыла, —
Я путешествую в прекрасном.
«В пути томительном и длинном…»
В пути томительном и длинном,
Влачась по торжищам земным,
Хоть па минуту стать невинным,
Хоть на минуту стать простым.
Хоть краткий миг увидеть Бога,
Хоть гневную услышать речь,
Хоть мимоходом у порога
Чертога Божьего прилечь!
А там пускай затмится пылью
Святая божия трава,
И гневная глумится былью,
Ожесточенная толпа.
«Когда в товарищах согласья нет…»
Когда в товарищах согласья нет,
На лад их дело не пойдёт,
И выйдет из него не дело, только… речи
На генуэзской встрече.
В апреле, в нынешнем году,
Ллойд Джордж, Чичерин и Барту
Везти с Россией воз взялись
И в конференцию впряглись…
Поклажа бы для них казалась и легка,
Да прёт Чичерин в облака
Ловить всемирную «свободу»,
Барту всё пятится в Версаль
(Долгов и репараций жаль!),
Ллойд Джордж же тянет в нефть — не в воду!
Кто виноват, кто прав — судить не нам,
Да только воз и ныне там!
«Я любил целовать Ваши хрупкие пальчики…»
Я любил целовать Ваши хрупкие пальчики,
Когда нежил их розовый солнечный свет,
И смотрел, как веселые, светлые мальчики
В Ваших взорах танцуют любви менуэт.
Я любил целовать Ваши губы пурпурные,
Зажигая их ночью пожаром крови,
И в безмолвии слушать, как мальчики бурные
В Вашем сердце танцуют мазурку любви…
Ваших губ лепестки, Ваши хрупкие пальчики,
Жемчуг нашей любви — растоптала судьба…
И душе моей снятся печальные мальчики,
В Ваших слезах застывшие в траурном па…
России
Вся ты нынче грязная, дикая и темная.
Грудь твоя заплевана, сорван крест в толпе.
Почему ж упорно так жизнь наша бездомная
Рвется к тебе, мечется, бредит о тебе?!
Бич безумья красного иглами железными
Выколол глаза твои, одурманил ум.
И поешь ты, пляшешь ты, и кружишь над безднами,
Заметая косами вихри пьяных дум.
Каждый шаг твой к пропасти на чужбине слышен нам.
Смех твой святотатственный — как пощечин град.
В душу нашу ждущую в трепете обиженном,
Смотрит твой невидящий, твой плюющий взгляд…
Почему ж мы молимся о тебе, к подножию
Трупами покрытому, горестно склонясь?
Как невесту белую, как невесту Божию
Ждем тебя и верим в кровь твою и грязь?!
«В этом городе железа и огня…»
В этом городе железа и огня,
В этом городе задымленного дня,
Жизнь, тяжелыми доспехами звеня,
Оглушила злыми смехами меня.
Как мне жить среди одетых в камень душ,
Мне — влюбленному в березовую глушь?
Как найти в чаду гниющих луж
Солнца южного живительную сушь?
Я принес из неразбуженной страны
Капли рос с цветов ковыльной целины,
Лепет роз, лучи ленивые луны,
Мельниц скрип в плену бессильной тишины…
Все обуглил этот город и обнес
Сетью проводок и каменных полос.
Как мне жить в пучине грозных гроз,
Мне — влюбленному в безмолвие берез?!
Петербург, 1922
«Никто не вышел ночью темной…»
Никто не вышел ночью темной,
Не вспыхнул мутный глаз окна
Зрачком свечи, когда бездомно
К Тебе сегодня постучалась
Твоя двадцатая весна.
Никто не вышел. Оставалась
Глухой заржавленная дверь.
Будить ли мрак ты побоялась,
Иль было в жизни слишком много
Весной принесенных потерь?
Снег талый капал с крыш, и строго
Считала капли тишина.
Подснежник бросив у порога,
Ушла с заплаканной улыбкой
Твоя двадцатая весна.
Петербург, 1922
Новый год
Никакие метели не в силах
Опрокинуть трёхцветных лампад,
Что зажёг я на дальних могилах,
Совершая прощальный обряд.
Не заставят бичи никакие,
Никакая бездонная мгла
Ни сказать, ни шепнуть, что Россия
В пытках вражьих сгорела дотла.
Исходив по ненастным дорогам
Всю безкрайнюю землю мою,
Я не верю смертельным тревогам,
Похоронных псалмов не пою.
В городах, ураганами смятых,
В пепелищах разрушенных сёл
Столько сил, столько всходов богатых,
Столько тайной я жизни нашёл.
И такой неустанною верой
Обожгла меня пленная Русь,
Что я к Вашей унылости серой
Никогда, никогда не склонюсь!
Никогда примирения плесень
Не заржавит призыва во мне,
Не забуду победных я песен,
Потому что в любимой стране,
Задыхаясь в темничных оградах,
Я прочёл, я не мог не прочесть
Даже в детских прощающих взглядах
Грозовую, недетскую месть.
Вот зачем в эту полную тайны
Новогоднюю ночь, я чужой
И далёкий для вас, и случайный,
Говорю Вам: «Крепитесь! Домой
Мы пойдём! Мы придём и увидим
Белый день. Мы полюбим, простим
Всё, что горестно мы ненавидим,
Всё, что в мёртвой улыбке храним.»
Вот зачем, задыхаясь в оградах
Непушистых, нерусских снегов,
Я сегодня в трёхцветных лампадах
Зажигаю грядущую новь.
Вот зачем я не верю, а знаю,
Что не надо ни слёз, ни забот.
Что нас к нежно любимому Краю
Новый год по цветам поведёт!
СОНЕТ
О, этот бег последних лет,
Нас напоивший смрадным гноем…
Какими радостями смоем
С души своей печалей след?
Когда грядущее покоем
Сотрет тревогу острых бед,
Как на забытый нами свет
Глаза ослепшие откроем?..
Не стынет жертвенная кровь,
К России гневная любовь
Проклятьем иссушила губы.
К граниту чуждых берегов
Пяти расстрелянных годов
Плывут пугающие трупы…
ТЫ
Разве это Ты?
Ты — осколок мечты,
Ты — печать прожитого, Ты — фантом, Ты — след
Миллионов столетий, бесчисленных лет,
Мимолетных падений и вечных побед…
У истоков миров
Из лианных лесов
Ты с зарей выбегала на девственный луг
И плясала, нагая, и в пляшущий круг
Соловьиного песнью сзывала подруг,
Вся из бурь и огня…
И, быть может, в меня,
Загорелого юношу в шкуре из коз,
Шаловливо бросала гирляндами роз
И зовущими взглядами — стрелами грез.
Сквозь бессмертье времен
Тебя знал Вавилон,
Тебя знали Афины, и Рим Тебя знал…
У фонтана, в тени голубых опахал
Светом неба вечернего лик Твой сиял
И… погас, и поник —
В этот час, в этот миг
Я прошел мимо трона в хитоне жреца
И, проникнув в альков заповедный дворца,
Твое тело ласкал без конца, без конца.
Из окошек резных,
В петушках золотых,
Ты глядела в жемчужном кокошнике в сад,
Где баян молодой жег любовью твой взгляд
И настраивал гусли на праздничный лад.
Из боярских затвор
К устью Волги, в шатер,
Я увез Тебя ночью на верном коне.
Ты шептала: «Люблю», прижимаясь ко мне,
Ты казалась русалкой при бледной луне…
И вот вновь Ты — моя…
Новый След затая,
Я таю еще глубже былые следы.
Разве Ты — это Ты? Ты — звено красоты
Из цепи неразрывной бессмертной мечты.
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 1 | Нарушение авторских прав