Фонд освобождения хомячков

Один талант всегда зажигается о дру­гой, потом от него зажигается второй, от второго — третий и получается ми­лый такой, бесконечный пожарчик, протяженностью в века.

Йозеф Эметс, венгерский философ

В медицинском центре Рина не задержалась и сбе­жала в буквальном смысле из-под томографа. Она не­слась по длинному коридору, а за ней, задыхаясь, спе­шили Долбушин, Лиана Григорьева и телохранитель Андрей. Да где им было поймать шныра!

- Останови ее! — закричал Долбушин на Андрея.

- Это можно! — Андрей, точно хирург, выбира­ющий инструмент, задумчиво потянулся к самому тяжелому своему арбалету. Долбушин ударил его зон­том по руке:

- Ты что, сдурел?

- Да что я, не понимаю? Я ж хотел, чтоб ее ри­кошетом задело. Или в каблук попасть! — обиженно сказал Андрей, разминая онемевшие от зонта руки.

Пока глава форта разбирался со своим охранни­ком, Рина прыгнула в лифт и уехала.

- Бедная девочка! Она может погибнуть! — ска­зал Долбушин.

- Конечно, может. Сигала как заяц, а в лифт так вообще скакнула. Психически здоровые люди так не прыгают, — согласилась Лиана Григорьева.

Глава финансового форта привалился к стене. У него вдруг закружилась голова. Молодая флегма­тичная медсестра сунула ему ватку. Долбушин брез­гливо отодвинулся.

- Что это? — спросил он.

- Ватка с нашатырем! Поводите себе у носа — по­легчает!

Долбушин забрал у нее ватку, послушно понюхал и скривился:

- Ну и дрянь же!

- Все же хорошо, что вы, Альберт Федорович, не бабушка! Представляю, что тогда было бы! Какие за­боты! Какие страсти! — дразнящим голоском сказала Лиана Григорьева.

- Что-о? — грозно спросил Долбушин.

- Ну, отцовская любовь — ценная вещь, вот вас как завозит, но с любовью бабушек она ни в какое сравнение не идет. Была я тут недавно в женской ко­лонии. Шерстяные носки отвозила от одного фонда. Так знаете, кого там больше всего? Воровок? Убийц? Как бы не так! Бабулечек, сидящих за внуков. Внук- наркоман распространяет дурь и на всякий случай хранит ее на балконе у бабушки. Ну а какая бабушка сдаст внука? Так бабушка за него отбывает и ему же еще из колонии носочки мои фондовские пересыла­ет... Беспокоится, чтобы не замерз!

Долбушин махнул рукой и, не слушая ее, пошел к лифту.

А Рина уже спешила по улице, на ходу ухитряясь шнуровать укороченную нерпъ. Ощущалось, что все это время нерпъ не использовали. Фигурки потуск­нели и были разряжены, а шнурок — тот вообще не пойми как ухитрился отсыреть и даже кое-где по­крылся грибком. Но шнурок можно и поменять. «Рас­ходная. Часть», — говаривал Меркурий.

Москва была утренняя, серенькая. Все куда-то спе­шили, имея опаздывающие лица. В ШНыр Рина воз­вращалась на электричке. Денег на билет у нее не оказалось, поэтому пришлось перелезать через забор вместе с другими безбилетниками, а всю дорогу бе­гать от контролеров. Впрочем, с ней вместе носилась целая толпа, что обеспечивало групповую защиту. Четыре контролера хотя и были крепкого сложения, но все же не такого, чтобы устоять, если им навстре­чу рванет человек двадцать пять.

Это заставило Рину расслабиться, она стала бегать не так ретиво, отбилась от группы и была схвачена за рукав:

- Билет!

- Нету билета, — сказала Рина, ленясь притво­ряться.

Контролер задумался.

- А ты кто вообще? — зачем-то спросил он, раз­глядывая ее куртку.

- Я дочь мультимиллионера! — гордо ответила Рина.

Контролер хмыкнул, отпустил ее и бросился от­лавливать какого-то приотставшего мужичонку.

С дороги Рина связалась с Сашкой, чтобы тот ее встретил, а к Сашке непонятно каким образом прицепился Гамов. Видимо, рыскал на гиеле где-то поблизости и увидел Сашку. И вот теперь Гамов с Сашкой шли по полю к станции, минуя Копытово — сущест­вовал такой обходной путь. Над ними, зорко высма­тривая хозяина, летел Аль. Погода была неприятная. Сыро, холодно. А тут еще резкий порывистый ветер, Гамов достал из кармана очки-полумаску, надел, не­брежно щелкнул по очкам ногтем и сообщил, что они выдерживают выстрел из шнеппера и, кроме то­го, позволяют видеть в темноте.

Заметив, что Сашка заинтересовался, Гамов заго­релся и показал ему еще много чего. Плоский термос с трубкой. Захочешь выпить кофе — трубку в губы, и вперед. Крепление для шнеппера на бицепсе. Ни­же патронташ с шариками для перезарядки. Показы­вая, как они действуют, Гамов выстрелил в лежащую на обочине автомобильную покрышку. Послышался сухой звук хлопка. Из покрышки вырвало здоровен­ный, с ладонь, клок резины.

- Не хило? — Гамов коснулся рукава Сашкиной куртки, точно сравнивая ее с покрышкой. — Ваша драконья кожа... ну, в общем, ты понимаешь, о чем я...

Сашка в ответ похлопал Гамова по жилету Внешне жилет выглядел как обычная армейская разгрузка, но внутри угадывалась многослойная защита.

- Из шнеппера не просадишь? — спросил Сашка.

- Конечно, нет! Можешь в меня выстрелить! — скромно разрешил Гамов.

Сашка потянулся к карману. Достал шнеппер. На­тянул тетиву.

- С удовольствием! Но у меня... понимаешь, пнуфом заряжен! — сказал он.

Гамов что-то промычал и больше выстрелить не предлагал. В Арктику ему не хотелось.

На станцию они пришли за десять минут до элек­трички. Ноги у Сашки были мокрые почти до колен. У Гамова, разумеется, нет, потому что у него и бо­тинки были особенные. Пахло солидолом, которым густо намазали забор, чтобы не перелезали безби­летники. Под платформой на старых телогрейках, положенных на деревянные поддоны, разлеглись громадные дворняги, которым не мешал грохот по­ездов. Одна дворняга уже кормила недавно родив­шихся щенят.

Аль, обожавший дразнить собак, спрятался за тру­бой склада напротив станции. Выглядывал оттуда так, что его видели только дворняги, и скрывался. Двор­няги исходили лаем. Даже собака-мать, продолжая лежать на боку и кормить щенят, порой не выдержи­вала, вскидывала морду и рявкала так, словно кто-то кашлял в барабан.

Солнце затянулось дряблой тучкой, и пошел дождь. Он был такой мелкий, что казалось, будто воз­дух плачет. Сашка мерз и мок, переступая на месте.

— Подождем. Подождем под дождем! — бормотал он и опять начинал по кругу повторять одно и то же. Эта фраза его гипнотизировала. Он никак не мог из нее выбраться.

Гамов некоторое время с удивлением на него по­глядывал, а потом осторожненько отошел в сторону. Электричка выскочила как-то вдруг, дала длинный гу­док у переезда и втиснулась на станцию.

Из вагона вышла Рина и остановилась, высматри­вая встречающих. Рядом, бегая вокруг мамы и бук­вально обматываясь вокруг нее, носился маленький мальчик.

- Вот у дяди спроси! Да скажите же ему, что дра­конов не бывает! — воскликнула мама, обращаясь к подошедшему Гамову.

- Ну, дядя, отвечай! — сказала Рина.

- Мальчик! Драконов не бывает! — сказал Гамов и погладил куртку Рины, отозвавшуюся скрытым в ней теплом.

- Не трогай меня! — сказала Рина раздражен­но. — Моей куртке это не нравится!

- А что ей нравится?

- Ей нравится одиночество!

Обратный путь до ШНыра показался Рине неуют­ным. Гамов лез с вопросами. Сашка мерз и молчал. Сама Рина злилась на Гамова за приглашение к Белдо. Кроме того, у нее болели нога и спина, потому что она все же ободралась, сокрушая горшок с любимой бегонией Дионисия Тиграновича.

Они шли по полю, сопровождаемые низко летя­щим Алем, и искали безопасную тему для разговора. Такую тему быстро нашел умный Гамов, обнаружив­ший, что Рина о своем пребывании у Белдо говорить не хочет. Он стал вспоминать обстоятельства гибели своих телефонов:

- У меня один телефон в кефире утопился! Хоро­ший был аппарат. Платиновый корпус, четыре степе­ни защиты! На дне океана мог неделю лежать. Но я, видно, забыл гнездо для зарядки пробкой изолиро­вать.

- А у меня буквально одной капелькой воды те­лефон угробился. Капелька воды — я сам видел, как она летит, — и полный труп... А до этого мок сколько раз — и ничего! И вроде как выключил его сразу, вы­сушил — бесполезно! — отозвался Сашка.

- Да? — удивилась Рина. — А у меня телефон с пятого этажа падал на асфальт — и только крышка отлетела. А потом — буквально через неделю — сва­лился со стола и накрылся. Видать, перебор ему уже показалось.

У ограды ШНыра Гамов попрощался. Свистнул. Животом прыгнул в седло проносящегося мимо Аля и унесся прочь. Рина с Сашкой перебрались через за­бор. Здесь, уже в ШНыре, Рина на несколько мгнове­ний прижалась щекой к Сашкиной груди и закрыла глаза.

- У тебя сердце бьется, — сказала она.

- Что? Правда? — удивился Сашка и неуклюже по­гладил Рину по спине. — А у тебя лопатки торчат! — сообщил он, не зная, что еще сказать.

Рина засмеялась, оттолкнула его и пошла по снегу, пробиваясь к тропинке.

- Я к Кавалерии, — сказала она.

- Ты ночью хоть спала? — спросил Сашка.

- Ну какой-то ночью, безусловно, да, — признала Рина.

В комнате она наскоро переоделась и, прихра­мывая, потому что нога болела все сильнее, заторо­пилась к Кавалерии. Ей хотелось поговорить с ней наедине, однако это оказалось невозможным. В кабинете у Кавалерии сидели Макс и Афанасий. Афанасий разбирал счета ШНыра, а Макс ему помогал. Точнее, считал, что помогает, поскольку топтание по бумаж­кам не всегда означает помощь.

Временами закопавшемуся в бумажках Афанасию становилось очень себя жалко. Он поднимал голову и печально спрашивал у Кавалерии, когда надо все закончить.

- В девятнадцать тридцать будет еще рано, а в де­вятнадцать тридцать пять — уже поздно. Впрочем, трудись как трудится! Я нисколько не ставлю тебя во временные рамки! — ласково отвечала Кавалерия.

Сама директриса стояла у окна и осторожно, ста­раясь, чтобы вода не попала на листья, поливала фиалку. Цветы на фиалке были огромные и все по­чему-то разные по оттенку. Рина подозревала, что Кавалерия поливает ее водой с двушки, потому что изначально фиалка была обычнейшая. Рузя подарил ее Кавалерии на прошлую «Восьмую марту». И не только одной Кавалерии. Он вообще купил тогда фиалок десять на автобусной остановке в Копытово. И у кого-то они быстро засохли, у кого-то тихо хи­рели, а у Кавалерии вот и листья-то едва видны были за цветами.

- Еду я, а в автобусе бумажка висит! Ну я чита­ка, я все читаю. «Обращайте внимание на подозри­тельных лиц!» Я стал обращать, вертеть головой, и, представляешь, все люди в автобусе какие-то подо­зрительные! Натурально все! Я прям чуть на ходу не выскочил!.. — говорил Афанасий Максу, скашивая глаза и спеша переложить какие-то счета из одной стопки в другую, пока не увидела Кавалерия.

Макс хохотал басом и закидывал назад руку, чтобы почесать спину. Под водолазкой бугрились мышцы.

- Смеешься? Ну-ну-ну, смейся! — укоризненно продолжал Афанасий. — Между прочим, это из-за те­бя нам в прошлом году едва электрические провода не отрезали!.. Ну тогда мы еще не были электропод­станцией!

- П-п-п-п... платить по-по-потому что надо в-в-в-во- время... — заикнулся Макс.

- Сам плати в-в-в... — передразнил Афанасий. — А если денег нет!. — Не надо было тебе с электри­ками ссориться. Приехали обычные работяги, топ­чутся у машины, курят, а тут выскакивает помесь ганка с кузнечиком и начинает размахивать арбале­том. Если бы не Кузепыч, отрезали бы... А Кузепыч шу- шу... — за рукав прораба в сторону отвел и ушушукал его как-то.

- Так отрезали ж!

- Отрезали кусок провода от гнилого столба, который в поле торчал. Электрики тоже люди. Мо­гут иногда ошибиться. А у тебя, Макс, не получается с людьми разговаривать. Ты с ними сразу ссоришься!

- А ты вокруг них зайчиком п-п-прыгаешь, п-подлизываешься. Смотреть п-п-противно! — плю­нул Макс.

Афанасий поморщился:

- Я замазываю те трещины, которые ты создал своим хамством! Это, знаешь, проще всего — всем нахамить, а потом забиться в угол, притвориться не­допонятым правдолюбом и ни фига не делать!

Кавалерия закончила поливать фиалку и, вернув­шись к столу, подозрительно уставилась на две кучки бумажек.

- Минуту! — сказала она. — Разве все так лежало?

- Примерно так! — сказал Афанасий. — Ну более- менее! Просто Макс их нечаянно рукавом смахнул.

Столкнувшись с такой наглой ложью, Макс по­багровел и начал так сильно заикаться, что не смог выговорить буквально ни звука. Покраснев еще боль­ше, так что возле него и находиться стало горячо, он, растопырив пальцы, стал приближаться к Афанасию с явным намерением его удушить.

- Ну-ну, дружище... На тебя никто не обижает­ся! Зачем же так близко принимать все к сердцу? — крикнул Афанасий, бегая от Макса вокруг стола.

Кавалерия вытащила из правой кучки несколько счетов и начала их разглядывать.

- Макс, оставь его!.. Этого счета я еще не видела, а лежит почему-то в просмотренном! — удивилась она. — Что это за ОМСБ и почему он оплачивает нам овес для пегов? ОМСБ — Омский социальный банк? «Б» — это же банк?

- Не совсем банк. Примерно банк, но не сов­сем, — осторожно сказал Афанасий.

- А что?

- ОМСБ — Общество маньяков с бензопилами.

- Очень смешно! Обхохочешься!

- Да какая разница, какие буквы! — отмахнулся Афанасий. — Главное — суть. А тут суть, чтобы у пе­гов был овес.

Суть-то, конечно, главное! — согласилась Кава­лерия. — Но тогда почему общество маньяков с бен­зопилами пользуется печатью фонда по освобожде­нию хомячков? Что это вообще за фонд?

- Ну понимаете, — издали начал Афанасий,— людям хочется сделать что-нибудь хорошее! И вот они собирают в Интернете деньги на то, чтобы вы­купать хомячков из зоомагазинов и выпускать их в дикую природу... На шныров-то напрямую собирать нельзя. Лошади какие-то летающие, закладки, двуш­ка... для психически здорового человека это звучит как бред. И...

-...и освобожденные хомячки дружным строем идут в лесостепи? — перебила Кавалерия.

- He совсем. На эти деньги мы покупаем овес, — твердо сказал Афанасий.

Кавалерия вздохнула.

- И что мы будем делать? — спросила она. — Это все смешно, конечно, но денег-то и правда нет.

- Что-нибудь придумаем! — бойко пообещал Афанасий в надежде, что придумывать это что-то бу­дет не он.

Кавалерия усмехнулась:

- Да уж! Придумаешь ты! Придумывать придется мне или Кузепычу! Скажу тебе по секрету, что жизнь человека старше тридцати лет — это выслушивание песенки «Денег дай, дай денег» из сорока разных источников. И постоянная необходимость думать, кому ты сам можешь спеть эту песенку.

Приподняв брови, она просмотрела еще пару сче­тов, нахмурилась, на минуту задумалась и, взяв все бумажки из левой кучи, переложила их в правую:

- Все, бухгалтер! Брысь отсюда! Я устала! После того как «Общество по сознательной борьбе с бес­сознательным имени Зигмунда Фрейда» вырыло нам двести метров дренажных канав, меня уже ничем не удивишь. Я иногда, знаешь, хожу мимо этих канав и думаю, не являются ли они причудливой игрой мо­его воображения?

Афанасий радостно подскочил и умчался, сопро­вождаемый мстительным Максом, не отказавшимся от намерения его придушить.

- Ну... чего у тебя? — спросила Кавалерия, пово­рачиваясь к Рине. — Погоди! Давай я сяду! А то я чув­ствую, сейчас будет еще одна песенка — «Все хоро­шо, прекрасная маркиза!».

Рина подождала, пока Кавалерия сядет, несколь­ко раз глубоко вздохнула и выпалила все, что слу­чилось в последние часы. Говорила она с закрыты­ми глазами, потому что знала, что лицо Кавалерии с его бесконечно меняющимися скептическими вы­ражениями будет ее отвлекать. Она выпаливала сло­ва в пустоту, точно роняла камешки в пропасть, и не слышала никакого отклика. Ни восклицаний, ни во­просов, ни скрипа стула. Полная тишина. И это было страшно.

Досказав до того места, когда Родион бросился на пауке, Рина осторожно приоткрыла один глаз. Кава­лерия сидела неподвижно и, опустив голову, смотре­ла на блики солнца на полировке письменного стола.

- Он жив! — торопливо добавила Рина. — Я слышала, как Гай говорил об этом Белдо. Пауке взорвался не так сильно, потому что для взрыва ему нужен объ­ем. Это же хорошо?

- Просто великолепно! —- мрачно отрезала Кава­лерия.

- Великолепно? — растерялась Рина.

- Ну да. И Гай, и Белдо будут ему очень благодар­ны. А про благодарность Тилля я вообще не упоми­наю. Он всегда был мясником... И Тилль, конечно, не забудет, что, не попадись ты на глаза Родиону, от по­ловины его форта не осталось бы и зубных пломб.

- Надо его освободить! — вскакивая с места, го­рячо крикнула Рина.

- Надо, — сразу согласилась Кавалерия. — Со­беремся сейчас впятером — ты, я, Меркурий, Макс, Штопочка — и сразу всех освободим... А перед тем как освобождать, посмотрим какой-нибудь жизнеут­верждающий американский боевик, где один человек разрывает в клочья целую дивизию и отделывается царапиной на подбородке.

- Но ведь делать же что-то надо... — беспомощно начала Рина.

- Надо. Но что именно и когда, я решу сама... Больше ты ни в чем не хочешь признаться?

- Нет... То есть еще про пчел они говорили, но это уже не я натворила, — поспешно добавила Рина, заметив, как Кавалерия нахмурилась.

- Что про пчел? — быстро спросила Кавалерия.

- Белдо и Гай откуда-то знают, что из ШНыра вы­летели две пчелы. И вроде как с одной из пчел что-то нe так.. Они ужасно рады. Оба.

- Новость сквернее некуда, — сказала Кавале­рия. — О пчелах Гай мог узнать только от эльбов. Но раз эльбы смогли почувствовать пчел, то это непра­вильные пчелы! Иначе их бы никак не отследили! Пчелы с примесью болота. Понимаешь?

Рина мотнула головой, поскольку понимала не до конца.

- Теперь эти пчелы позовут двух новых шны­ров, — продолжала Кавалерия. — Оба они будут, мяг­ко скажем, странноватыми, а один может оказаться предателем. Шныром с трещиной в душе, от кото­рого можно ожидать чего угодно. По сути, это будет ведьмарь со свободным пропуском в ШНыр! Вот по­чему Гай был так рад!

- Так давайте не принимать их в ШНыр! — ска­зала Рина. Ей все казалось очень просто. Почти эле­ментарно.

- Да не можем мы! Никак не можем! Во-первых, человек может все же выстоять! Во-вторых, его же позовет пчела! — с досадой воскликнула Кавалерия.

Это был первый случай, когда она с силой хлоп­нула открытой ладонью по столу Ушибла ее — и жа­лобно, как-то даже по-детски принялась дуть на паль­цы. Рине почудилось даже, что грозная директриса ШНыра готова заплакать.

- Но почему? — жалобно спросила Рина. — Ведь это же золотая пчела!

- Правильно! Золотая! Но что такое золотая пче­ла при всех своих невероятных качествах? Всего лишь пропуск! Она не дает дара, не меняет харак­тера! Лишь ищет подходящего человека и приводит его в ШНыр! А тут она доверит проход в ШНыр че­ловеку, который постепенно может стать орудием эльбов! Причем их орудием здесь! По эту сторону забора!

Кавалерия вскочила, схватила с одной из верх­них полок банку и, заранее морщась, сдернула тугую крышку. Над банкой поднялся едкий белый дымок. Рина, случайно вдохнув его, закашлялась:

- Что это?

- Вытяжка мертвого эльба! — сказала Кавале­рия. — Как думаешь, пить можно?

- Ну не знаю! Может, и можно, — из упрямства ляпнула Рина.

Кавалерия молча сунула банку ей под нос. Рина поспешно отпрянула.

- А теперь немного изменим вводные! — Кавале­рия подошла к крану и, набрав в стакан чистой воды, плеснула в него немного жидкости из банки.

Вода приобрела приятный, чуть зеленоватый от­тенок. Вонь мгновенно исчезла. Рина почувствовала, что ей хочется протянуть руку, взять стакан и жадно выпить. Она даже невольно потянулась к стакану, но Кавалерия, заметив это, выплеснула жидкость в рако­вину. Там что-то зашипело, забулькало.

- Эльбы знают, что чистый яд пить будут не мно­гие. А вот разбавленный — дело другое. Ему же глав­ное примешаться — хотя бы в малой мере. В самое благое дело, в самую хорошую мысль, в самое доброе чувство. Капля за каплей он будет накапливать свое присутствие, пока доза яда не окажется критической. Добровольно прыгнете в болото, потому что оно уже будет в вас!

Последнюю фразу Кавалерия договорила уже сов­сем тихо. Провела ладонью по лицу, снимая с него паутину усталости.

- Ладно! — сказала она. — Еще новости у тебя есть?

Вместо ответа Рина закатала правый рукав и пока­зала Кавалерии нерпъ. Потом закатала рукав на левой руке и показала Кавалерии другую нерпъ, на сей раз укороченную. Кавалерия цокнула языком:

- Надо же! А на ноге у тебя, случайно, нет нерпи? А то знаешь, разные бывают формы шныровской ув­леченности.

Это нерпъ с уникумом! Гай заставил Белдо вер­нуть ее мне. Тот чуть от жадности не умер, но вернул, — сказала Рина.

Кавалерия слегка нахмурилась, поманила ее к себе и, придерживая рукав, долго смотрела на потертую кожу нерпи и тусклые, изредка слабо мерцавшие фи­гурки.

- Заряди ее! Сходи в Зеленый Лабиринт! — ска­зала она наконец. — Терпеть не могу незаряженные нерпи и сдыхающие телефоны. В них есть что-то не­полноценное.

- Но ее же дал мне Гай! Вернул мне уникум\ — воскликнула Рина.

Кавалерия не отвечала, продолжая разглядывать нерпъ. Потом осторожно сказала:

- Да. Вижу.

- И?.. — жадно спросила Рина, потому что расста­ваться с гепардом ей очень не хотелось. Но и остав­лять его у себя тайком от Кавалерии она считала не­правильным.

- Возвращение уникума — поразительный по­ступок. С другой стороны, гепард — уникум, от ко­торого ведьмарям нет никакой пользы. Вздумай Гай оставить его у себя, на него бы на улице набрасы­вались все животные и птицы без разбора. Вороны клевали бы. Кошки и собаки вцеплялись бы в ноги... Про гиел я вообще не говорю. Зверя, понимаешь ли, не так просто обмануть, как кажется. Мы и так при Адаме лишили животных рая, и они поневоле про­стили нам это, но все равно лучше лишний раз не показывать зверям то, что у тебя в душе, если там че­го-то не то...

- Но Гай... он же... не просто так? — выпалила Ри­на, счастливая оттого, что сможет оставить гепарда у себя.

- Конечно, нет. Он на что-то надеется.

- Но носить эту нерпъ можно?

- Да носи. И гепарда используй насколько суме­ешь. Он твой.. — сказала Кавалерия, улыбаясь, пожа­луй, впервые с тех пор, как Рина у нее появилась.

Рина ощутила, как между ними перебрасывается мостик полного доверия, однако прежде, чем он пе­ребросился окончательно и затвердел, собственная нерпъ Кавалерии полыхнула. Свечение фигурок пробилось даже через толстый рукав. Кавалерия, видимо обожженная, тихо вскрикнула и, вскочив, отбежала за полки.

- Прости! — быстро сказала она Рине.

Сквозь книги, неплотно стоявшие на полках, Рина видела, как Кавалерия подтягивает кверху рукав и осторожно касается лбом своей пылающей нерпи. Когда она вернулась к Рине, ее нерпъ все еще сияла, но уже не так ярко. Если прежде казалось, что рукав облит расплавленным золотом, то теперь золото, по­жалуй, превратилось в серебро.

Двигалась Кавалерия порывисто. Она точно не верила самой себе и одновременно была полна ре­шимости. Встала. Села. Прошлась по комнате. Опять села. Подошла к зеркалу и коротко взглянула на себя, точно сама с собой советуясь. Октавий на полу каш­лянул лаем.

- Что случилось? — спросила Рина испуганно.

- Пчелы нашли хозяев, — ответила Кавалерия.

- И?

- Нужно посылать за ними... Позови ко мне Кузепыча, Витяру и Афанасия... Разыщи их срочно!

- А маршрутка номер Н? Мы же можем... — нача­ла Рина.

- Боюсь, на этот раз придется обойтись без мар­шрутки. Тем более что маршруткой этих двоих явно не удивишь... Признаться, я сбита с толку!

Больше Кавалерия ничего не объясняла, а только торопила, и Рина помчалась искать Афанасия и Витяру с Кузепычем. Витяру она обнаружила в парке ШНыра бодающимся с Горшеней. Горшеня стоял на четвереньках и в полном восторге толкал Витяру глиняным лбом. От ударов его глиняного лба Витяра отлетал в снег, но немедленно вскакивал, разбегался и мчался в атаку. Несмотря на шишки на лбу у Витяры, ощущалось, что ему это доставляет немалое удо­вольствие. Но больше Рина удивилась даже не Витяре, а Горшене. Она знала, что ни с кем другим в ШНыре Горшеня бодаться бы не стал.

Заметив Рину, Горшеня встал и важно застыл, вы­пятив живот, а Витяра смущенно откашлялся и вылез из сугроба.

- А мы тут... это... общаемся... — сказал он.

- Иди к Кавалерии, общительный ты наш! Там то­же твоего общения ждут! — ответила Рина.

- От ты дуся! — воскликнул Витяра, всплескивая руками.

Он виновато оглянулся на Горшеню и побежал за Риной. Пока он бодался с Горшеней, за ворот ему набился снег. На ходу Витяра подскакивал, чтобы со­греться, и руками хлопал себя по бокам. В ШНыре не было никого бестолковее, смешнее и одновремен­но нравственно чище, чем Витяра. Кто еще мог всю ночь лепить пластилиновый ШНыр, а потом заснуть во время нырка? Спокойно проспать все болото на спине у пега и проснуться уже на двушке? Или пой­мать в Копытово у подъезда чужой беспарольный Wi-fi и после весь день ощущать себя страшным пре­ступником? Под конец муки совести становились на­столько нестерпимыми, что Витяра брал хворостину, сам себя хлестал по руке и только после этого успо­каивался.

Вот и теперь, прыгая рядом с Риной, Витяра выпа­ливал все, что приходило ему в голову:

- Какое емкое слово «гаджет»! Гаджеты — гад же ты. Ну разве не гад он? Гад! Сколько времени всегда сжирает! Я если со смартфоном пересижу, потом всегда себе пальцы кипятком обливаю... Ну не совсем, конечно, крутым кипятком, но таким основатель­ным!..

- Угу, — рассеянно сказала Рина.

Витяра замерцал ушами, переключаясь на другую тему.

- А еще я люблю скачивать из Интернета старые фотографии! Века так девятнадцатого! Смотришь — и не верится, что все на них уже умерли!.. А раз не ве­рится, то, значит, живы! Понимаешь?!

Рина вздохнула.

- Иди давай к Кавалерии, гаджет! Мне еще Кузепыча с Афанасием искать!

- А чего она от меня хочет? — опасливо спросил Витяра.

- На месте узнаешь!

Витяра потащился к Кавалерии, а Рина отправи­лась за Кузепычем и Афанасием.

Дата добавления: 2015-12-07