С банковским сервером

Опасно, когда человек постоянно говорит о чем-то одном, даже со зна­ком минус. Например, если я буду пос­тоянно, по три раза в день повторять, что ненавижу попугайчиков, то очень скоро я или совершенно на них заци­клюсь, или все будут думать, что я тай­ный попугайчик и борюсь с самим собой. Ведь, в конце концов, кто мне мешает ненавидеть слоников или сини­чек? Почему меня закоротило именно на попугайчиках?

Из дневника невернувшегося шныра

На другое утро Рина проснулась с ощущением чего-то неприятного, что ей предстояло совершить. Она еще не помнила, в чем именно состоит это не­приятное, но оно уже заранее отравляло ей радость от нового дня. Пакостное это было ощущение. Точ­но в ее душе что-то подгнивало, а она не понима­ла, что именно. Потом разобралась. Приглашение к Белдо.

«Ну ничего! — сказала она себе. — Это будет толь­ко вечером! А до вечера надо еще дожить! Может, мне еще кирпич на голову упадет».

Утешив себя таким образом, Рина оделась, позав­тракала и отправилась в пегасню.

Сашка был уже там и, стоя рядом с мерином Бин­том, созерцательно разглядывал оводов. Оводы бы­ли новые, уже весеннего призыва. Из-за близости Зеленого Лабиринта всякая крылатая кровососущая живность выводилась в ШНыре очень рано и сра­зу летела на экскурсию в пегасню. Почему-то мерин Бинт казался оводам вкуснее других. Они норовили усесться ему на морду, лезли в края глаз. Хвост же Бинта доставал в лучшем случае до середины брю­ха. Правда, оводы, как Сашка уже обнаружил, особых мозгов не имели, и тактики атаки тоже. Садились сразу куда придется, и немедленно начинали жрать. Когда их давили, улететь не пытались и ловкости не проявляли. Удачно сел — полопал и улетел. Неудач­но — значит, не сложилось.

«Будь я овод, я садился бы лошади на переднюю половину. Там бы она мне вообще ничего не сдела­ла, ничем бы меня не смахнула», — гуманно думал Сашка.

Он, как бывший боксер, вечно просчитывал дета­ли: куда достанет, куда не достанет. Где прилетит смазанно, где четко. В общем, наверное, и оводом он был бы результативным. Хотя и не таким жужжащим, как допустим, Кирюша.

Скорее угадав, чем услышав рядом с собой Рину, которая подошла совсем тихо, Сашка повернул­ся к ней и улыбнулся. Улыбка у него была простая и добрая. Улыбка ради улыбки, а не ради того, чтобы выразить какую-то эмоцию и, манипулируя, добиться своего, как это делал Гамов.

— Привет! Чего ты меня разглядываешь? О чем думаешь? — Сашка пальцем коснулся Рининого носа. Он утверждал, что, когда вот так вот нажимаешь на нос, все веснушки перемешиваются и меняют цвет. Рина ему не верила. Она была убеждена, что Саш­ке просто нравится нажимать ей на нос, путая его с кнопкой, а остальное он уже придумывает ради оправдания, чтобы не прекращать это делать.

- Дак так... — уклонилась Рина. — О всяком раз­ном. А ты?

- Я об оводах. И еще о том, что надо попросить кого-нибудь написать книгу о таинственных похити­телях носков! Ведь совершенно же ясно, что чистые носки кем-то похищаются! — сказал Сашка.

Рина засмеялась. Наблюдение было верное. Чи­стые носки и шоколадки — главная шныровская ва­люта. Рядом с Сашкой ей стало вдруг спокойно. По­чему, когда человеку хорошо, он обязательно должен тревожиться и ждать откуда-нибудь беды?

«А вот буду счастливой, и все!» — сказала себе Рина и из упрямства стала счастливой.

Пегасня постепенно наполнялась шнырами. Яра была уже у Гульденка и губкой, перо за пером, береж­но промывала ему крылья, выбирая солому и кусочки навоза.

- Дурная привычка у него! Прямо на крылья ло­жится! И как отучить, не знаю, — озабоченно пожа­ловалась она Улу.

- А если привязывать? — предложил Ул.

- Чтобы он вообще ложиться не мог? — недо­вольно отозвалась Яра.

Гульденок фыркнул и губами мягко прихватил ее за ухо. Яра оттолкнула его морду. Нежности — это хорошо, но может сформироваться вредная привыч­ка. Так вот один шныр тоже разрешал пегу «дышать» ему в ушко, а однажды пег о чем-то задумался и шныр остался без уха.

В проходе кто-то шумно вздыхал. Рузя, которому Цезарь вчера наступил на ногу и сломал средний па­лец, прыгал в гипсе, опираясь на костыль. Вид у Рузи был виноватый. Перелом среднего пальца — это тот досадный случай, когда на ногу ты наступать не можешь и гипс носишь настоящий, но никто тебя не жалеет и все считают сачком.

Вздыхая, Рузя как завороженный смотрел на Ика­ра, который, распахнув свое единственное крыло, тщетно пытался взлететь. Взмахи огромного бело­снежного крыла были такими сильными, что по про­ходу, поднимая мусор, порывами проносился ветер. Сам же Икар едва стоял на ногах, поскольку другое его крыло, культяпка, как лихорадочно ни работало, только смешно дергало своим основанием.

— Вот так и я. Порой кажется: сейчас как взлечу! Крылышками порх-порх — и носом в лужу! — хмуро произнес кто-то рядом с Рузей.

Это был Родион, тоже, оказывается, подошедший и смотревший на Икара.

Рузя пораженно уставился на него. Родион, поняв, что нечаянно сказал это вслух, с досадой отвернулся и вышел из пегасни. Проходя мимо Икара, он коснул­ся рукой его смешно взмахивающей культяпки, ощу­тив лихорадочное, но тщетное напряжение спинных мышц молодого коня.

После возвращения из Екатеринбурга Родион вы­глядел скверно. Похудел. Щеки запали и от щетины казались ржавыми. Лишь глаза горели страшным, ка­ким-то волчьим огнем. Когда он ходил в Копытово, то копытовские юнцы — из тех, что шатались у автобусной остановки в поисках к кому бы пристать, — перешептывались между собой, сколько этот мужик сидел и по какой статье.

В ШНыре удивлялись, что дорога могла его так измотать. Ул и Сашка быстро оправились. Уже через пару дней у Сашки на щеках исчезли следы обморо­жений. Лишь правое веко опухло. Видимо, в полете он тер его варежкой и занес какую-то инфекцию. Что касается Ула, то на нем ледяной ветер вообще никак не сказался. Его толстые, монгольской крепости ще­ки к морозу относились философски, да и плотное тело, несмотря на нескладность, было прочно, точно его вытесали из дубового пня.

Выскочив из пегасни, Родион шел по парку к кор­пусу. Шел быстро, но как-то неровно. Временами останавливался, замирал истуканчиком, в слабоволь­ной, оцепенелой рассеянности тянулся рукой к шее и начинал яростно чесать, буквально раздирать ее ногтями. Потом, опомнившись, вздрагивал, отдерги­вал руку и, зачерпывая мокрый снег, обтирал лицо.

Как-то в один из таких дней, когда, сдавшись стра­сти, он опять раздирал свою шею, позволяя эльбу растворять себя взамен удовольствия, он оказался в Копытово. Зашел в магазин сразу после открытия. Было только пять или десять минут девятого. В мага­зине имелся винный отдел, где продавали в розлив. Там уже стояло двое завсегдатаев. Они были такие еще довольно приличные с виду, еще не обтрепан­ные, не нищие, с самыми легкими еще прожилками на щеках и носах, но уже какие-то суетливые, покаш­ливающие, смущенно бравурные.

Она выпили по небольшому стакану, заели кон­феткой и почему-то остались стоять, чего-то еще ожидая в себе, но уже, видимо, думая о следующем стаканчике.

Родион смотрел на пьянчужек и понимал, что ни­чем от них не отличается. Такая же страсть. Только у них своя страсть — у него своя. Но природа страсти абсолютно одна и та же. Полный контроль. Ты себе не хозяин. Ты тряпка, в которой действуют химиче­ские силы. Действуют до полного уничтожения. Это война, и миром ей не завершиться.

Кавалерия уже несколько дней приглядывалась к Родиону и хмурилась. Один раз она даже попыта­лась поговорить с ним.

- Человек существует от подарка к подарку. От чего-то радостного в своей жизни до чего-то радост­ного. От надежды к надежде. В моей же жизни ничего этого нет, — сказал Родион.

- Не ной! — поморщилась Кавалерия. — А то я сейчас заплачу!

- Кому вы заплатите? — влез в чужой разговор проходивший мимо Влад Ганич. У него, как всегда, возникали свои ассоциации.

В общем, разговора не получилось.

У корпуса Родиону попался Макс, тащивший на плече здоровенный арбалет, который он выискал в хранилище первошныров. Вид у арбалета был ветховатый, при прицеливании он требовал упора, но на пути у болта было лучше не оказываться.

Со своим арбалетом Макс шел как собака с ко­сточкой. На общение был не настроен и хотел за­биться куда-нибудь в уголок и тихо ковыряться, ры­ча на посторонних, чтобы не мешали. Макс хотел обойти Родиона по снегу, но тот заступил ему дорогу. Остановившись, Макс вскинул голову. - Пы... привет! Ч... чего те-те... тебе? — поздоро­вался он.

- Я похож на лакея? Да или нет? — резко спросил Родион.

Макс ошарашенно уставился на него:

- Пы-пы-пы... почему? Ну ты сы-сы-сказанул!

- Мне нужна не болтовня, а или «да», или «нет»! Ну! Похож я на лакея?

- Н-нет.

- Плохо, — серьезно сказал Родион. — А что вы­дает, что я не лакей?

- В-в-взгляд. У лакея взгляд лы-лы-лы... лакейский. А ты так с-смотришь, что х-хочется с-спрятаться! И двигается лакей мягче, с же... желанием у-услужить.

- Значит, будем избавляться от взгляда и услужи­вать! — непонятно к чему сказал Родион и, мрачно усмехнувшись, прошел к ШНыру. Макс, разинув рот, долго смотрел ему вслед.

Немного позже стало известно, что Родион не­надолго заходил к Кавалерии. О чем они говорили, осталось неизвестным, но, видимо, разговор не сло­жился, потому что в кабинете у директрисы ШНыра что-то разбилось и Родион выскочил от нее как ош­паренный. Еще полчаса спустя его видели на цент­ральной аллее ШНыра, ведущей к подъездным воро­там. Родион быстро шел, наклонившись вперед, и за плечами у него был рюкзак.

У ворот ему попалась Наста, метавшая саперку в ящик. Метала она красиво, с переворотом. Лучше ее в ШНыре саперку бросали только Ул с Родионом да, пожалуй, Макс, хотя тот больше предпочитал арбале­ты. Из трех бросков Наста промазала только один, да и то потому, что немного перекрутила, экспериментируя. Возле нее Родион ненадолго остановился. На­ста понимающе покосилась на его рюкзак.

- Валишь? — спросила она кратко.

- Валю, — ответил Родион.

Наста выпрямилась. Разговаривая с Родионом, она гоняла во рту спичку. Причем делала это мас­терски. Казалось, спичка движется сама, без всяких усилий. Спичка скользила вместе со взглядом Насты, который она переводила с Родиона на его рюкзак и обратно.

- Ну и вали! Скатертью дорожка, — сказала Наста. Головка спички вскинулась к ее носу, а потом резко опустилась вниз.

- Я все равно буду с вами! — с усилием сказал Ро­дион. — Всегда.

- Угу, — сказала Наста. — Про «всегда» я поняла. В детстве у меня был аквариум. Любила я это мокрое дело. Рыбки очень добрые, но когда одна рыбка за­болевает, к ней сразу подплывает другая и выедает ей глазик. Этим она хочет сказать: «Держись, подруга, я с тобой!»

На лице у Родиона появилось выражение муки. Он подался вперед, точно хотел что-то сказать или объяснить, но вместо этого упрямо и зло махнул ру­кой и, толкнув незапертые ворота, быстро зашагал к электричке.

***

Тем временем в пегасне Кирилл с Леной чистили Аскольда.

— А ну стой! Морду наклони, опилки висят! Стой, кому говорят! — безнадежно подпрыгивая, чтобы достать до опилочной бороды, орал на Аскольда Ки­рилл.

Разыгравшийся Аскольд топтался в деннике, гро­зя размазать Кирюшу и Лену по стенке. Ул подошел к ним и, оставаясь снаружи, стукнул по сетке над кор­мушкой.

- Аскольд! Пой! Мой! — крикнул он.

Жеребец послушно застыл, позволяя продолжить чистку.

- Как ты это сделал? — спросил потрясенный Ки­рилл.

- Да никак. Мы тут с Афанасием вечно спорим! Я ему талдычу, что пеги понимают интонации, а не слова! Между «стой!», «пой!», «рой!» или «мой!» для них особой разницы нет. А Афанасий филолух, ему за слова обидно, и он из принципа не соглашается, — пояснил Ул.

- Так и люди, в общем-то, — задумчиво протянул Кирилл. — Можно сказать «идиот!» так, что человек растает от счастья. А можно сказать «ты просто чу­до!» — и тебя выкинут в окно.

- Ты просто чудо, Кирюша! — промурлыкала Ле­на, убедившись, что окон поблизости нет.

После обеда, с кастрюлей, полной куриных костей и вчерашней вермишели, Рина отправилась к Гавру. Там-то, в сарайчике, ее и отыскал Сашка, вскоре по­сле их утренней встречи в пегасне отпросившийся в Москву на спарринг. Под глазом у Сашки красне­ла четкая подкова пропущенного удара. Настроение у него было неважное. Уже в Копытово, телепортировавшись из Москвы, он заскочил на детскую площад­ку отжаться на брусьях. Там на площадке была жен­щина с ребенком. Она посмотрела на шныровскую куртку Сашки, на его подбитый глаз и на всякий слу­чай отодвинула подальше от него своего ребенка.

«Неужели со мной все так печально?» — поду­мал Сашка. Как у человека, рано потерявшего мать, отношение к женщинам у него было сложное. Он одновременно и не понимал их, и идеализировал, и остро переживал всякое женское недоверие, вос­принимая его как трагедию, как признак своей вну­тренней ущербности. Причем отношение к нему Рины никак в эту схему не вписывалось. Рина была за скобками.

Другой женщиной, находившейся за скобками, была мама. По ней Сашка словно бы и не скучал и ча­сто не вспоминал о ней, но иногда из памяти сами выплывали какие-то детали. Например, что, когда ма­ма готовила суп, то всегда бросала туда целую луко­вицу. И эта луковица плавала как подводная мина. Он начинал думать об этой луковице — и вдруг память замыкало и он видел мамины руки. И тогда глаза на­чинало щипать.

Гавр, уплетавший кости, на мгновение прервался, чтобы сбить Сашку с ног и убедиться, что на объед­ки он не претендует. Рина подняла Сашку из снега и, взяв его двумя пальцами за подбородок, на свет рас­смотрела его синяк.

- иПсих! Его по лицу железками бьют, а ему нра­вится! — сказала Рина.

Отчасти она даже гордилась тем, что Сашка пару раз в месяц ездит в город на спарринги, а потом при­езжает оттуда едва живой.

- Какими железками? Железками — из меня бы мозги вытекли, — буркнул Сашка.

- А чем?

- Сегодня перчаткой. Иногда бывают пластико­вые трубы с обмоткой. Иногда — нога в защите. Чаще что-то вполне цивильное и даже где-то заботящееся о человеке.

Бросив Гавру заранее припасенную кость, Рина заперла его в сарайчике и вместе с Сашкой пошла в ШНыр.

- Скажешь Кавалерии, что вечером меня не бу­дет? Отпросишь, ладно? — сказала она, когда они пе­релезли через забор и, спрыгнув на противополож­ную сторону, по колено провалились в снег.

- К Мамасе? — спросил Сашка.

- Секрет, — ответила Рина.

Сашка кивнул и не стал допытываться. За это Рина его очень ценила. Если доверяешь человеку, позволяй ему иметь и тайны.

- А если Кавалерия спросит, почему ты сама к ней не подошла? — поинтересовался он.

- Скажи ей, что... Ну не знаю, придумай что-ни­будь!

Сашка со вздохом пообещал придумать, хотя с во­ображением у него было туговато. Другое дело Кирюша. Он наплел бы такого, что Кавалерия вначале со­чувственно выслушала бы его, а потом, разобравшись, назначила бы и Рине, и Кирюше по три дежурства. Причем Рину бы назначила дежурить по кухне, а Кирюшу — по пегасне, потому что Рина и так не вылеза­ет из пегасни, а Кирюша из кухни. Своей болтовней этот балабол отыскал ключик к Суповне и треплется с ней «за жизнь». Суповна все за него делает, а Кирюшу кормит икрой из селедок и поджаренным хлебом, который он обожает. А какой смысл наказывать чело­века тем, что для него лучше всякого подарка?

Собралась Рина быстро. Сняла шныровскую кур­тку, расшнуровала нерпь, разрядила и убрала в тум­бочку шнеппер. Из оружия оставила себе только нож на ноге и небольшую коробочку с набором старшего шныра. Удобно разбитая на пять отделений, коро­бочка легко помещалась в ладони. В ней были песок с двушки, хвоя, сосновая смола и тополиный пух. Обычный вредительский набор старшего шныра.

Правда, пользовалась Рина этим набором неуме­ло. Недавно, когда она ехала в электричке, вагон за­дергался, что-то хрустнуло, и весь состав, скрежеща, остановился. По насыпи забегали люди. Дремавшая Рина открыла глаза и обнаружила, что пол под ее ногами провалился, да так, что стали видны вывер­нутые, почти на боку лежащие колеса электрички, за­клинившие рельсы. Сама же Рина висит практически в пустоте, потому что сиденье еще как-то держится.

Несколько минут Рина, поддавшись общему кри­тическому настроению пассажиров, шумно возмуща­лась разгильдяйством железнодорожников, пока не обнаружила, что из ее кармана из перевернувшегося пузырька вытекает родниковая вода с двушки и, сбе­гая по ноге, смывает с каблука красную глину. В гли­ну же эту Рина влезла в раскопе у Первой гряды.

Уже в ШНыре, куда Рина добралась еще очень не скоро, поскольку движение электричек было па­рализовано, Сашка долго считал что-то, определяя расстояние между родником, где вода была набрана, и грядой, и на что-то умножая.

- Шестнадцать умножить на десять в четвертой степени килограмм — это сколько? — спросил он озабоченно.

- А что?

- Ровно настолько ты нагрузила бедный вагон­чик. Ты же помнишь, что чем больше расстояние между элементами с двушки, тем сильнее они сраба­тывают?

Рина, не любившая признавать, что чего-то не знает, осторожно кивнула.

- Вот! — продолжал Сашка. — Тебе еще повезло, что тебя саму на шпалы не утащило. Видимо, самый большой пласт глины сразу отвалился.

Погладив свою шныровскую куртку, одиноко ви­севшую на спинке стула, Рина натянула взамен нее свитер. Джинсы же оставила те, что были. Правда, кто-то из брезгливых ведьмочек, типа Млады или Влады, наверняка заявит, что джинсы пропахли пегасней, но здесь легко можно возразить, что не пегасней, а гиелой, и попросить выражаться поточнее.

Перед тем как выйти, Рине захотелось взглянуть на себя в зеркало. Увы, зеркала в комнате fie было, вчера его прострелила из шнеппера Алиса, которой не понравилось, как она выглядит, но Рина вышла из положения, включив на ноутбуке веб-камеру.

- Ну не то чтобы красавица, но с такой внеш­ностью уже можно работать! — похвалила она себя и посмотрела на часы.

«Десять минут восьмого. Пора!» — сказала она себе и, убедившись, что в комнате никого больше нет, на­брала номер с визитной карточки, которую получила от Гамова. Трубку сняли сразу, это видно было по по­явившемуся на экране таймеру, но при этом в ней не раздалось ни звука. Разве что кто-то дышал.

- Алло! — сказала Рина нервно.

Тишина.

- Это я! — сказала Рина.

В трубке продолжали внимательно молчать.

- Это Рина! Вы меня слушаете?

Опять молчание. Но молчание внимательное. Да­же участливое.

- Ну Рина, Рина я! Которая Анна Альбертовна!

- Очень хорошо, Анна Альбертовна! Я жду вас в Копытово у магазина «Дашенька». Серая машина, — сказал вежливый и немного грустный мужской голос.

- Я ее узнаю? — спросила Рина.

- Узнаете! — таинственно пообещали ей.

Рина потащилась в Копытово, тихо раздражаясь на людей, которые способны запоминать названия мага­зинов. Сама она этого дара была начисто лишена. Все эти «Дашеньки», «Полины», «Петровичи», «У Володи» сливались для нее в единую массу. Для самой Рины все магазины делились на продуктовые, хозяйствен­ные, книжные, супермаркеты и так далее. Тогда хоть понятно, о чем речь. А то «Дашенька»! Фр-р!

Требуемый магазин Рина все же отыскала. Это был один из новых, недавно появившихся в Копытово магазинов, переделанный из выкупленной трешки на первом этаже. Возле магазина стояло несколь­ко машин, но лишь одна из них была серой, и лишь в одной в салоне сидел водитель. Это был невзрач­ный «каблучок», какие обычно приобретают мелкие торговцы. И товар можно загрузить, и семью на дачу перевезти. Рина испытала легкое разочарование. Она почему-то была уверена, что за ней пришлют «Му­станг» с эскортом мотоциклистов. А тут какой-то са­рай на колесах.

Рина подошла к «каблучку» сбоку и постучала в стекло. Водитель встрепенулся. Вздрогнул. Рина по­няла, что он заснул и она его разбудила.

- Простите! — извинилась она. — Я э-э... Альбер­товна... которая Анна!

Водитель закивал и, выскочив из машины, рас­пахнул заднюю дверь. Это был дядечка средних лет, похожий на бритого Дон Кихота. Лицо худое, щеки впалые. На подбородке и щеках — полуседая щетина.

- Простите! — извинился он. — Спереди не са­жаю. Там у меня все завалено.

Рина протиснулась в салон. По правде говоря, и сзади у него тоже было все завалено. Бумаги, оберт­ки от шоколадок, ноутбук с треснутой крышкой, кар­тонные стаканчики из-под заварной лапши. Похоже было, что в машине он и спит, и ест, и вообще прово­дит целые дни.

- Здравствуйте, Анна Альбертовна! Я из форта Альберта Федоровича. А-Эф просил меня приехать, чтобы вашу доставку на мероприятие не доверили людям Тилля. Фамилия моя Завьялов. Не слышали?

Рина осторожно покачала головой. Для себя она уже решила, что фамилию «Завьялов» запоминать не станет. А будет внутренне называть этого человека «Рыцарь Печального Образа».

Дядечка вздохнул и, закрыв за Риной дверь, вер­нулся за руль. Машина тронулась. Ехали они медлен­но, с частыми остановками. Шоссе в Москву было забито. Не проявляя нетерпения, Рыцарь Печально­го Образа чухал на своем «каблучке», как на ослике. И молчал. Почему-то Рину эта тихая езда раздража­ла. И водитель тоже раздражал. Хотелось поискать виноватых. Сорваться на ком-нибудь, что вот, ей приходится тащиться в Москву на ведьмарское ме­роприятие.

- Вы же не бедный? — спросила она дядечку.

Человек за рулем «каблучка» задумался.

- Луну мне не купить, — осторожно отозвался он.

- А машина почему такая страшная?

- Она не страшная. Она верная. Верная машина не может быть страшной.

Рина чуть наклонила голову. Хороший ответ.

- А дар у вас какой? — спросила она, зная, что без особого дара в форт ее отца не попасть.

- Я умею разговаривать с банковскими сервера­ми! — отозвался Рыцарь Печального Образа.

- И что? Они вам отвечают?

- А как же! Ведь им очень одиноко. Все только ис­пользуют их, и никто не любит. Поэтому они очень нервные, особенно поначалу.

- Ну поговорите! — Рина сунула ему ноутбук, но водитель его не взял, а вытащил из бардачка какую- то особенную телефонную трубку. Набрал номер и вдруг издал серию звуков, похожую не то на брачную песнь дельфина, не то на писк допотопного мо­дема.

- Через компьютер тоже можно, но я больше лю­блю по старинке, — шепотом объяснил он Рине.

Трубка отозвалась ему такими же звуками, только более резкими и раздражительными. Она точно ог­рызалась и дерзила. Рыцарь выждал немного и выдал еще серию звуков. Серия эта была длинной и успока­ивающей. И опять трубка отозвалась. Только теперь в ее попискивании сквозила уже какая-то грусть и да­же словно бы осторожная жалоба. Далекий сервер жаловался Завьялову, а тот его успокаивал. Через ка­кое-то время сервер издал последний писк и разго­вор прервался.

Печальный Рыцарь убрал трубку в бардачок.

- А системы безопасности как же? — спросила Рина.

- Какие там системы безопасности! — вздохнул Завьялов. — Это тоже серверы, и им тоже одиноко. Мы просто поговорили по душам.

Рина недоверчиво хмыкнула. Около получаса они ехали молча, а потом, соскучившись, Рина включила радио.

- Экстренная новость! — ворвался в машину бодрый голос диктора. — Только что шестьдесят процентов акций крупнейшей интернет-компании «Бугл» проданы за два доллара семьдесят девять цен­тов неизвестному предпринимателю из России. Про­изошло это из-за сбоя сервера Нью-Йоркской бир­жи, однако по закону данная сделка не может быть аннулирована. Работа биржи приостановлена. «Бугл» срочно созывает совет директоров.

Печальный Рыцарь за рулем рыдвана покачал го­ловой.

- Откуда семьдесят девять центов-то взялись? Это небось какие-нибудь комиссионные! Вот жулье! Все ищут где урвать! — проворчал он.

Рина дико уставилась на Завьялова:

- Так это вы?

Тот вздохнул.

- Ну вот... — пожаловался он. — Опять на меня Альберт Федорович обидится, что я с ним не согла­совал. Но я не виноват. Просто их головному серверу было грустно. Ему так надоели все эти акции, стра­сти, мелочная жадность! Его буквально тошнило от них! Он мечтал влюбиться в бабочку! В маленькую такую бабочку! Хотя бы в капустницу. И чтобы она ответила ему взаимностью. Обняла бы его крылыш­ками, поцеловала хоботком!

Рине стало страшновато ехать в одной машине с человеком, у которого такие фантазии.

- И я ему это пообещал, — озабоченно продол­жал Рыцарь. — Правда, я не знаю пока, где возьму эту бабочку, но у меня есть прикидки, к кому можно обратиться. Есть там одна девушка, которая выдумы­вает бабочек...

- Сервер хочет влюбиться в бабочку? Это же бред! Сервер — это просто куча микросхем, жесткие диски и вентилятор! — не выдержала Рина.

- Это ты так считаешь. И все так считают. Вот именно поэтому я умею разговаривать с серверами, а вы все нет!

Рина покорно кивнула, признавая его правоту.

- И что вы будете делать с этими акциями? — спросила она.

Завьялов пожал плечами:

- Не думал еще. Отдам детским домам или боль­ницам. Мне они не нужны.

- А обратно «Буглу»?

- Нет, это было бы неспортивно, — отказался Ры­царь.

Дата добавления: 2015-12-07