Читайте также:
|
«Кстати, о женщинах, – заговорил опять Шубин (о Елене). От этого лица можно в отчаянье прийти. Посмотришь, линии чистые, строгие, прямые, кажется, нетрудно схватить сходство. Не тут-то было. Не дается как клад в руке. Заметил ты, как она слушает? Ни одна черта не тронется, только выражение взгляда беспрестанно меняется, а от него меняется вся фигура. Удивительное существо, странное существо».
«Да, она удивительная девушка, – повторил за ним Бернес. – Откуда же взялась эта душа у Елены? Кто зажег этот огонь? Вот опять тебе задача, философ!»
Но «философ» по-прежнему не отвечал. Бездействие, нега и чистота воздуха, сознание достигнутой цели, прихотливый и небрежный разговор с приятелем, внезапно вызванный образ милого существа, все эти разнородные и в то же время почему-то сходные впечатления слились в нем в одно общее чувство, которое и успокаивало его и волновало и обессиливало…
…Ах, Андрей, Андрей, прекрасно это солнце, это небо, все, все вокруг нас прекрасно, а ты грустишь. Но если бы в это мгновение ты держал в своей руке руку любимой женщины, если б эта рука и вся эта женщина были твои, если бы ты даже глядел ее глазами, чувствовал не своим, одиноким, а ее чувством…
…Чего смотреть? Живи сам и будешь молодцом. Займи свое место в пространстве.
…Живая душа – та отзовется, и по преимуществу женская душа. А потому, благородный друг мой, советую тебе запастись подругой сердца, и все твои тоскливые ощущения тотчас исчезнут…
***
…Берсенев взял руку Елены и пошел за ней по саду. Он тихо двигался рядом с Еленой, неловко выступал, неловко поддерживал ее руку, и ни разу не взглянул на нее, но речь его текла легко, если не совсем свободно, он выражался просто и верно, и в глазах его, медленно блуждавших по стволами деревьев светилось тихое умиление благородных чувств, а в успокоенном голосе слушалась радость человек, который сознает, что ему удается высказываться перед другим, дорогим ему человеком. Елена слушала его внимательно и, обернувшись к нему вполовину, не отводила взора от его слегка побледневшего лица, от глаз его, дружелюбных и кротких, хотя избегавших встречи с ее глазами. Душа ее раскрывалась и что-то нежное, справедливое, хорошее, не то вливалось в ее сердце, не то вырастало в нем. Все впечатления резко ложились в ее душу…
***
…С шестнадцатилетнего возраста она стала почти совсем независима; она зажила собственною своею жизнью, но жизнью одинокою. Ее душа и разгоралась, и погасала. Она билась как птица в клетке, а клетки не было. Никто не стеснял ее, никто ее не удерживал, а она рвалась и томилась. Все, что окружало ее, казалось ей не то бессмысленным, не то непонятным. «Как жить без любви?» думала она, и страшно становилось ей от этих дум, от этих ощущений. Иногда ей приходило в голову, что она желает чего-то, чего никто не желает, никто не мыслит в целой России. Потом она утихала, даже смеялась над собой, бесконечно проводила день за днем, но внезапно что-то сильное, безымянное, с чем она совладать не умела, так и закипало в ней, так и просилось вырваться наружу. Гроза проходила, опускались усталые, не взлетевшие крылья; но эти порывы не обходились ей даром. Как она не старалась, не выдать того, что в ней происходило, тоска взволнованной души оказывалась в самом ее наружном спокойствии, и родные ее часто были вправе пожимать плечами, удивляться и не понимать ее «странностей»…
***
…Он ей нравился. Она верила теплоте его чувств. Чистоте его намерений. Она вспомнила выражение его несмелых глаз, его улыбку, и сама улыбнулась и задумалась.
Она принять глядеть «в ночь» через открытое окно. Долго глядела она на темное, низко нависшее небо; потом она встала, движением головы откинула от лица волосы и, сама не зная зачем, протянула к нему, этому небу, свои обнаженные, похолодевшие руки; потом она их уронила, стала на колени перед своею постелью, прижалась лицом к подушке и, несмотря на все свои усилия не поддаться нахлынувшему на нее чувству, заплакала какими-то странными, недоумевающими, но жгучими слезами…
…Чего мне хочется? Отчего у меня так тяжело на сердце, так томно? Отчего я с завистью гляжу на пролетающих птиц? Кажется, полетела бы с ними, полетела – куда не знаю, только далеко, далеко отсюда. И не грешно ли это желание…
А ведь странно, однако, что я до сих пор, до двадцати лет, никого не любила!
Дни летят. И хорошо мне, и почему-то жутко, и Бога благодарить хочется, и слезы недалеко. О светлые, теплые дни!
Мне все по прежнему легко и только изредка, изредка немножко грустно, я счастлива. Счастлива ли я?
Долго не забуду я вчерашней поездки. Какие странные новые впечатления.
Я не спала всю ночь, голова болит. К чему писать? Он сегодня ушел так скоро, а мне хотелось поговорить с ним. Он как будто избегает меня. Да, он меня избегает.
Слово найдено, свет озарил меня! Боже! Сжалься надо мною.… Я влюблена!
***
…Вот какие мысли не покидали ее. «Он меня любит! – вспыхивало вдруг во всем ее существе, и она пристально глядела в темноту; никому не видимая тайная улыбка, как волна раскрывала ее губы. Но она тотчас встряхивала головой, заносила к затылку сложенные пальцы рук, и снова, как туман, колыхались в ней прежние думы. Перед утром она разделась и легла в постель, но заснуть не могла. Первые огненные лучи солнца ударили в ее комнату. «О, если он меня любит!» – воскликнула она вдруг и, не стыдясь озарившего ее света, раскрыла свои объятия…
***
…»Я вас люблю» – прошептала она…
«Елена!» – воскликнул Инсаров.
Она приняла руки, взглянула на него, и упала к нему на грудь. Он крепко обнял ее и молчал. Ему не нужно было говорить ей, что он ее любит. Из одного его восклицания, из того, как поднималась и опускалась его грудь, к которой она так доверчиво прильнула, как прикасались концы его пальцев к ее волосам, Елена могла понять, что она любима. Он молчал, и ей не нужно было слов. «Он тут, он любит… Чего же еще?» Тишина блаженства, тишина невозмутимой пристани, достигнутой цели, та небесная тишина, которая и самой смерти придает смысл и красоту, наполнила всю своей божественной волной.
И.С.Тургенев
«Накануне»
В области сердечного волненья,
Пусть она невесть, какая область,
Доблести сердечного волненья,
Даже не считаются за доблесть,
И никто не просит извиненья,
Будь он даже вежлив безупречно,
За свое сердечное волненье,
И волненье это бесконечно.
И почти ничтожны несравненно
С ним волненья перезревшей нивы,
Или океанское волненье,
Ибо волны все-таки ленивы.
По сравненью с этим беспрестанным
И не находящим объясненья
Еле ощутимым ураганом
В области сердечного волненья.
Леонид Мартынов
«Волненье»
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 71 | Нарушение авторских прав