Читайте также:
|
|
Вопросы:
1. Дескриптивный характер традиционных пассивных грамматик (грамматик для слушающего).
2. Виды пассивных грамматик.
3. Активные грамматики (грамматики для говорящего): основные признаки, психолингвистическая природа, причины появления, истоки.
4. Виды активных грамматик.
5. Характеристика «грамматики говорящего» Б.Ю. Нормана.
6. Характеристика Ассоциативной грамматики Ю.Н. Караулова.
7. Активные грамматики и особенности современной лингвистики.
8. Место активных грамматик в системе современных грамматических описаний языка.
Литература:
Норман Б.Ю. Грамматика говорящего. СПб., 1994.
Караулов Ю.Н. Ассоциативная грамматика и ассоциативно-вербальная сеть. М., 1999.
Тексты:
Б. Ю. Норман. Грамматика говорящего*
<…> Для нас же особенно важно то, что не только продукт речевой деятельности человека – текст – строится по определенным образцам, моделям, но и сама эта деятельность моделируема. Это значит, что процессы порождения (производства) и восприятия текста могут быть сведены к некоторым типовым операциям, т.е. могут быть представлены в обобщенном и систематизированном виде. Более того, языковед может не только объяснить, но и попытаться с определенной вероятностью предсказать, как будет строиться фраза, какие элементы будут для нее выбираться и какие изменения в ее структуре могут по ходу дела произойти.
В сущности все это и составляет предмет того исследования, которое обозначено нами как «грамматика говорящего». Само понятие грамматики говорящего, равно как и его «побратима» и «оппонента» – грамматики слушающего, – появилось в лингвистике сравнительно давно. В частности, соответствующие психологические аспекты можно найти в щербовской идее противопоставления активной и пассивной грамматик: первая из них решает вопрос о том, «как выражается та или иная мысль», а вторая исследует путь от текста к смыслу (Щерба 1974, 56 и др.). Термины же «грамматика говорящего» и «грамматика слушающего» (или соответственно «грамматика для говорящего» и «грамматика для слушающего») укрепили свое положение после публикации исследования американского лингвиста Ч. Хоккета (1965). <…>
Некоторые характеристики выбранного нами объекта исследования мы уже назвали. В частности, не требуют специального доказательства такие общие свойства речепорождения, как скрытность (по-научному, латентность) и сложность. <…> Стоит, однако, сразу же назвать … принципиальные отличия грамматики говорящего от тех грамматик, с которыми мы привыкли иметь дело в школе или в вузе [выделение, подчеркивание наше –Т.В.].
Прежде всего грамматику говорящего отличает ее динамический характер. Традиционная грамматика по своей природе статична. Она содержит перечень языковых законов, правил и единиц, а также иллюстрирующие их речевые контексты (цитаты). В данном же случае нас будут интересовать не столько языковая системы и примеры ее реализации, сколько сам процесс претворения первой во вторые, а также механизмы, им управляющие, и условия, ему сопутствующие.
Вторая принципиальная особенность грамматики говорящего – это ее апроксимационный характер. «Апроксимация» – термин, пришедший из математики, он означает «приближение». Исследуя сложный объект, математик может в своих целях заменить его на другой, более простой и удобный. Так и говорящий: он склонен «округлять» языковые величины. Рассуждая выше о лингвистической необразованности рядового носителя языка, о наивности, нетерминологичности его грамматики, мы вместе с тем подчеркивали: это вовсе не свидетельствует об отсутствии правил и единиц порождения текста. Просто говорящий работает с особыми единицами по особым правилам. И в чем-то эти правила, возможно, даже сложнее тех, что излагаются в нормативных грамматиках. Дело именно в том, что сознание говорящего способно оперировать приблизительными единицами (такими, как словообраз), размытыми категориями (такими, как активность или интенсивность), нечеткими множествами элементов (такими, как семантические классы слов). <…>
Итак, грамматика говорящего образует особый “угол зрения” на производимые человеком тексты. Можно сказать, что это – одна из составных частей психолингвистики. Но закономерности порождения текста не могут не интересовать и «чистых лингвистов», которые буквально на каждом шагу сталкиваются с такими явлениями, как задержки или ошибки в выборе слова, перестройка или контаминация синтаксических единиц. <…>
ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ
1. Каковы основания противопоставления грамматики говорящего грамматике слушающего?
2. В чем заключается психолингвистическая природа грамматики говорящего?
3. Каковы принципиальные отличия грамматики говорящего от школьной и научной традиционных грамматик?
4. Почему грамматика говорящего имеет динамический характер?
5. Почему грамматика говорящего носит апроксимационный характер?
6. Можно ли считать, что появление грамматики говорящего – это проявление экспансионизма и экспланаторности современной лингвистики?
Ю.Н. Караулов. Ассоциативная грамматика *
О трех способах репрезентации естественного языка
Будем исходить из того, что при ответе на "наивный" вопрос – "что такое язык?" – можно прибегнуть к остенсивным определениям и указать по меньшей мере три способа его репрезентации.
Язык можно представить как все говоримое его носителями в данный момент и сказанное ранее, как глобальную совокупность речевых произведений, а в более узком смысле – как совокупность текстов на нем, т.е. как результат речевой деятельности соответствующего народа. В эту совокупность, естественно, надо включить не только письменный язык литературы, но также записи диалектной и разговорной речи, протоколы заседаний, стенограммы полицейских допросов, юридические и политические документы, интервью, тексты маргинальных социальных групп, народные сентенции и афоризмы, которыми могут быть украшены стены таверн и пивных, рекламу, названия учреждений и предприятий и т.д.
Другой способ репрезентации языка – более компактный, основанный на научном подходе, – заключен в лингвистических описаниях, т.е. в словарях, учебниках, грамматиках, лингвогеографических атласах, теоретико-структурных построениях, которые отражают системные закономерности его организации и одновременно содержат образцовый текстовый материал, иллюстрирующий системно упорядоченные типовые правила употребления основных единиц и конструкций. Здесь язык тоже предстает как результат, но результат научного его осмысления и обобщения правил его использования в тексте.
Наконец, третий способ его определения состоит в простом указании на среднего "наивно-говорящего" носителя (native speaker) этого языка и утверждении, что язык заключен "в голове" этого носителя, воплощен в его языковой способности. Рассматриваемый с такой стороны язык нельзя уже расценивать как некий результат – будь то результат речевой деятельности носителя либо результат научной деятельности изучающего язык лингвиста. Язык в этом случае выступает как потенция, как то, что может и готово стать результатом, но им пока не стало, язык в готовности стать результатом, т.е. воплотиться в тексте или системном представлении. Именно в таком его качестве приложимо к языку знаменитое гумбольдтовское "энергейа" (деятельность), тогда как две первые его ипостаси – текст и система – скорее соответствуют противоположному понятию "эргон" (застывшее произведение, "результат").
Итак, остенсивные определения позволяют установить три ипостаси, три образа естественного языка:
– язык как совокупность текстов, т.е. как результат речевой деятельности носителя;
– язык как системно-структурное знаковое образование, т.е. как упорядоченный и взаимосвязанный, но статический перечень возможностей текстовой его реализации, установленный исследователем-лингвистом;
– язык как лингвистическая компетенция говорящего на нем индивида, т.е. язык в потенции, язык, не реализованный в текстах, но готовый к такой реализации; язык, способ существования которого принципиально отличен от статического системного представления его лингвистом, язык в его предречевой готовности, но не в застывшем состоянии, а в перманентно деятельностном, динамическом состоянии.
Говоря более коротко, мы разграничиваем: язык-текст, язык-систему и язык-способность.
Понятно, что эти три ипостаси, три возможности репрезентации на деле являются разными представлениями, разными способами видения одного и того же объекта. Язык един и остается во всех случаях одним и тем же, различаясь лишь позицией наблюдателя и метаязыковыми средствами его описания.
Следовательно, между указанными способами репрезентации языка возможны коррелятивные отношения и взаимные переходы из одного и другой. В процессе таких "взаимопереходов", осуществляемых, естественно, не стихийно, а в результате деятельности лингвиста-исследователя и возникают разного типа грамматические описания и соотносимые с этими описаниями, на них ориентированные словари (поскольку одна грамматика, грамматика без словаря не может претендовать на полную репрезентацию языка).
Классификация грамматических описаний
в зависимости от способов репрезентации языка
В рамках первой оппозиции ''текст – система" (что в классическом соссюровском выражении соответствует противопоставлению "речь – язык") возможны взаимопереходы от первого члена оппозиции ко второму и наоборот. Переход от текста к системе знаменуется созданием разного рода дескриптивных, описательных грамматик, систематизирующих наблюдаемые в тексте связи и закономерности, переписывающих текстовые отношения в типовые правила, имеющие обязательную системную силу. Так, наблюдения над русским текстом показывают, например, что нельзя образовать страдательные причастия настоящего времени от глаголов совершенного вида: сделать – только сделанный, тогда как глагол несовершенного вида делать дает оба причастия: делаемый, деланный. Подобным образом формируются многочисленные правила описательных грамматик.
Дескриптивные грамматики по своему составу являются классифицирующими, а по отношению к носителю языка – пассивными, т.е. ориентированными прежде всего на понимание. Образцами подобных описаний в русистике могут служить все три Академические грамматики – 1952, 1970,
1980 гг. Настроенным на описательную грамматику словарем является традиционный толковый словарь, например "Толковый словарь русского языка" С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой.
При переходе от системы к тексту возникают грамматики принципиально иного характера, которые принято называть активными, или грамматиками для говорящего. Их разнообразие довольно велико, но объединяющая их общая идея заключается в том, чтобы снабдить говорящего объяснениями и правилами того, как, когда и для какой цели следует употребить ту или иную единицу, конструкцию, выражение, как построить текст определенной функциональной заданности, чтобы коммуникация была успешной. Если тривиализовать предельно задачу составителя такой грамматики, то она должна заключаться в том, чтобы перегруппировать и переписать обычные системные правила описательной грамматики, переориентировав всю систему на выполнение конкретно перечисляемых функций и передачу конечного числа вполне определенных смыслов.
Скажем, в функции побудительности, т.е. для выражения идеи побуждения к действию в данный момент времени (с разными градуальными оттенками категоричности и модальности), грамматическая система русского языка предоставляет в распоряжение говорящего следующие формы: отдыхать; отдыхай: отдохни, давай-ка отдыхать; отдохнем: ты бы отдохнул; надо отдохнуть; тебе бы отдохнуть.
Самая большая проблема на таком пути – установление этого, по возможности полного, набора функций и смыслов, который, естественно, имеет тенденцию к регрессу в бесконечность. В качестве образцов такого рода грамматик для русского языка <…> можно назвать:
(1} "модель <смысл – текст>" И.А. Мельчука;
(2) функциональную грамматику, созданную под руководством
А.В. Бондарко, и
(3) проект другой функциональной грамматики ("грамматики смыслов") Н.Ю. Шведовой.
Лексикографическая поддержка такого рода активно ориентированных грамматических описаний осуществляется прежде всего словарями идеографического (идеологического) типа, а также специальными, "настроенными на активную грамматику" (Ю.Д. Апресян) словарями. <…>
Обращаясь к понятию "языковая способность", рассмотрим возможности переходов к ней от текста и от системы. При этом мы погружаемся в сферу нового типа грамматик – порождающих грамматик разного рода. Цель порождающей грамматики – установить некоторый набор правил построения и всех допустимых преобразований (трансформаций) правильных предложений на соответствующем языке. К числу порождающих можно отнести грамматику непосредственно составляющих, грамматику зависимостей, трансформационную (генеративную) грамматику Н. Хомского в различных ее вариациях, аппликативную грамматику С.К. Шаумяна. Как правило, исходным информационным пространством для порождающей грамматики служат системные описания, т.е. дескриптивные грамматики соответствующего языка. Задача генеративиста заключается в том, чтобы переосмыслить, "переписать" (в указанном выше смысле), а также дополнить и расширить правила описательной грамматики, превратив их в правила порождения и введя необходимые лексические (лексико-семантические) ограничения на применение этих правил, для чего служит соответствующим образом организованный словарь.
Набор порождающих правил и ограничений, сконструированный лингвистом, выступает при этом как функциональный субстрат языковой способности, как содержание грамматической компетенции говорящего. Реальные тексты на языке, для которого создается генеративная грамматика, используются главным образом как критерий для проверки допустимости (прецедентности) того или иного преобразования, а также как источник возможных новых преобразований, не учтенных описательной системной грамматикой. Обращение к носителю также предусматривается, например при решении спорных вопросов корректности результата некоторой трансформации.
Генеративный подход обогатил лингвистику многими плодотворными идеями и новыми понятиями, в числе которых и сама идея трансформации, широко используемая за рамками генеративной грамматики, и активно обсуждавшееся и породившее большую литературу понятие грамматической правильности', и новый взгляд на соотношение морфологии и словообразования с синтаксисом, и методологические "подсказки" разработчикам систем машинного перевода и др. <…>
Место ассоциативной грамматики
в ряду других типов грамматического описания
<…> лингвист не располагал (до последнего времени) таким материальным аналогом языковой способности, который по своему содержанию и объему мог бы быть поставлен в соответствие двум другим способам репрезентации языка: языку-тексту и языку-системе.
В настоящее время такой аналог найден. Его роль выполняет ассоциативно-вербальная сеть языка (сокращенно АВС), которая выявляется путем многоэтапного и массового ассоциативного эксперимента с носителями языка. В этой сети каждое слово присутствует во всем многообразии своих словоформ, многообразии своих значений, своих синтаксических и семантических связей с другими словами, входя в различные ассоциативные поля (подробнее см. ниже). <…>
Теперь можно вернуться к классификационной схеме типов грамматического описания, чтобы завершить ее построение. Напомним, что три способа репрезентации языка предполагают взаимодействие, и при этом все мыслимые между ними отношения (или переходы) исчерпываются следующим перечнем:
1. язык – текст → язык – система дескриптивная грамматика
2. язык – система → язык – текст функциональная грамматика
3. язык – текст → язык – способность генеративная
4. язык – система → язык – способность грамматика
5. язык – способность → язык – система
6. язык – способность → язык – текст?
В этом перечне "пустой клеткой", помеченной знаком вопроса, остается квалификация того типа грамматики, который отражает процессы перехода от языка-способности к системе и тексту. <…>
Отметив, что на место довольно неопределенного понятия "язык-способность" можно поставить теперь его материальный субстрат – АВС, мы приходим тем самым к области, где релевантной становится ассоциативная грамматика <…>:
5. язык – способность → язык – система
6. язык – способность → язык – текст ассоциативная грамматика
Иными словами:
Ассоциативная грамматика – это грамматика, заключенная в ассоциативно-вербальной сети носителя языка и извлекаемая из нее лингвистом с целью создания либо статически-системного, либо динамически-активного ее описания. <…>
В ассоциативной грамматике все как будто перепутано, элементы фонетики и морфология, словообразование и синтаксис идут вразнобой. На самом деле и здесь они тоже "идут в ногу", но идут "под звуки иного марша". Ассоциативная грамматика – это грамматика "естественно говорящего", и в ней выделяются иные, чем в системной грамматике, уровни, она оперирует иными единицами и иными методами. <…> Скажем, в данный момент у говорящего не оказалось "под рукой" (в памяти) формы жителем для построения словосочетания с глаголом становиться. На помощь ему приходит аналогия, так как в данный момент в его памяти активирована форма становиться учителем (см. выше). Подстановка в этой готовой формуле на место аналогической учителем искомой формы жителем — освобождает его от поиска путем "перебора" в гипотетической парадигме слова житель нужной ему формы творительного падежа. <…>
Аналогия, играющая столь заметную роль в ассоциативной грамматике, есть не просто прием уподобления форм, а проявление в речевой деятельности универсального закона "экономии усилии", экономии "места в памяти". <…>
Итак, в результате предварительного знакомства с понятием "ассоциативная грамматика" мы установили две вещи. Во-первых: ассоциативная грамматика – это грамматика, заключенная в ассоциативно-вербальной сети, являющейся субстратом языковой способности. И, во-вторых: ассоциативная грамматика – это грамматика естественно говорящего, положенная в основу его речевой деятельности. <…>
[В-третьих,] <…> ассоциативная грамматика – это грамматика предикаций. Это же самое ее свойство, но с ориентацией на естественно говорящего, можно переформулировать так: ассоциативная грамматика – это грамматика намерений, тенденций и готовностей говорящего; в ней нет правил в общем смысле слова, но есть прецеденты и предпочтения.
Поскольку естественно говорящий при порождении речи не оперирует парадигмами, категориями, оппозициями и модельными формулами (ведь все это – результат рефлексии наблюдателя-лингвиста), а, опираясь на прецеденты и законы аналогии, осуществляет устойчивую реализацию повторяющихся, аналогических, но всегда конкретно-лексически наполненных конструкций, то:
ассоциативная грамматика — это не грамматика оппозиций и парадигм, как обычная системная, классификационно-дескриптивная грамматика, а грамматика позиций и аналогий, грамматика позиционная, целиком и полностью лексикализованная.
Последнее ее качество – лексикализованность – обусловлено самим способом ее существования и фиксации – ассоциативным словарем-тезаурусом. который репрезентирует ассоциативно-вербальную сеть, являющуюся субстратом языковой способности естественно говорящего. Значит:
ассоциативная грамматика – это еще одна (на ряду со словоизменительным и словообразовательным словарями) форма лексикографического, словарного представления грамматики.
Если в ассоциативной грамматике элементы и правила грамматического строя языка, т.е. объекты обычной дескриптивной грамматики, лексикализованы, т.е. привязаны к конкретным прецедентным словосочетаниям, а лексика, соответственно, грамматикализована, т.е. представлена в грамматически оформленном и синтаксически связанном виде, а не в виде "нулевых", лемматизированных единиц, то вся ассоциативно-вербальная сеть, в которой заключена ассоциативная грамматика, должна восприниматься не как застывшее, раз и навсегда зафиксированное переплетение семантико-синтаксических связей между составляющими ее словами-узлами, но как перманентная деятельность, как никогда не прекращающаяся осцилляция форм между грамматикализацией лексики и лексикализацией морфологии и синтаксиса. Следовательно:
ассоциативная грамматика – это не грамматика языка в обычном смысле слова, а грамматика речевой деятельности. <…>
Для говорящего не существует отдельно лексики и отдельно грамматики с ее правилами. Разделение знаний на декларативные (которые условно можно соотнести с лексикой) и операциональные (которые в нашем случае соответствуют грамматике, т.е. представляют собой правила оперирования декларативными знаниями) – всего лишь научная абстракция. Оба типа знаний у говорящего слиты в единство, характеризующееся взаимопроникновением, синкретизмом грамматики и лексики, на основе которого и совершается его речевая деятельность и которое не только допускает, но обязательно предполагает постоянное варьирование, колебания, пульсацию. <…> Для такого рода структур, еще не оформленных и находящихся в стадии возникновения и становления, есть специальное название, они называются диссипативными, т.е. рассеянными, размытыми, несколько неопределенными, но тем не менее угадываемыми и поддающимися фиксации, которые и становятся основой самоорганизации системы. Это как бы ''структура в перспективе", предструктура, которой еще только предстоит стать подлинной, жесткой структурой. Именно такое состояние диссипации, рассеянности, распределенности и размытости лучше всего отражает распределенное грамматических характеристик по лексике, т.е. лексикализованность грамматики в АВС.
Этот парадокс – структурности, с одной стороны, а значит, ожидаемой четкости и определенности, и размытости, с другой, а значит, некоторой неопределенности, – известен в языкознании давно: это разновидность так называемого "парадокса Ш. Балли", согласно которому язык может функционировать лишь оставаясь неизменным, но существовать он может, только изменяясь. Таким образом, мы можем теперь уточнить тот пункт, где речь шла о лексикализованном характере ассоциативной грамматики, добавив, что ассоциативная грамматика – это грамматика диссипативных, рассеянных структур, распределенных, "разлитых" по лексике в АВС. <…>
Понятие активности грамматики и его истоки
<…> Рассмотрим подробнее характеристики "активной грамматики" как они понимаются в современной науке. В русской лингвистической традиции понимание "активной грамматики", грамматики для говорящего связывают с идеями Л.В. Щербы (а еще раньше – Ф. Брюно и О. Есперсена), которые провели разделение грамматики и словаря на активную и пассивную разновидности. Под активной грамматикой Л.В. Щерба понимал описание грамматического строя языка, ориентированное от смысла, от необходимости передать, выразить определенное содержание – к средствам его выражения. Соответственно, "пассивной" грамматикой он называл такое описание языка, когда исходным является план выражения, а комментируемым и разъясняемым становится значение, передаваемое описываемыми средствами. В общем виде такое деление соотносится с ономасиологическим, исходящим из семантической стороны и ставящим вопрос, как выражена та или иная мысль, и семасиологическим подходом, при котором целью описания является формальная сторона языкового выражения.
Идеи Щербы получили развитие и различное воплощение в ряде грамматических описаний и исследований. Н.Ю. Шведова, автор всех академических грамматик русского языка (начиная с грамматики 1952 г.), приходит к делению такого рода описаний на два типа:
– формальные грамматики, идущие от формы к значению;
– функциональные грамматики, строящие описание противоположным образом – от значения к форме.
На принципах формальной грамматики построены все нормативные грамматики русского языка, в которых систематически представлены формальные средства словообразования, словоизменения, синтаксиса и охарактеризованы грамматические значения, заключенные в этих формальных средствах.
Подход к грамматике смыслов, к функциональной грамматике русского языка намечается Н.Ю. Шведовой в работах последних лет, связанных с созданием семантического (идеографического) словаря русского языка. При этом первым шагом является выделение собственно функций (предназначений) языка в самом обобщенном виде – познавательной, номинативной, квалифицирующей, коммуникативной. Дальнейшая детализация приводит к установлению категориальных смыслов, своеобразных понятийных категорий, в которых реализуются обобщенные функции, и выделяются единицы функциональной (т.е. активной) грамматики – сложные синтаксические комплексы, объединяющие вокруг семантического инварианта разноуровневые формальные средства.
Основополагающими принципами активного описания языка, по
Н.Ю. Шведовой, являются: системность; полнота; естественность, понимаемая как запрет на привнесение в описание внеязыковых логических категорий и дедуктивных схем; и отражение в описании языковой картины мира.
Активная функциональная грамматика в трактовке А.В. Бондарко выглядит несколько иначе. Предмет такой грамматики – грамматический строй языка в системе его функций, в его функционировании при взаимодействии с элементами окружающей среды – контекстом и ситуацией. Специфика такого описания проявляется в направленности на раскрытие закономерностей взаимодействия грамматических единиц, лексики и контекста, т.е. системы функционирования языковых средств, служащих для передачи смысла высказывания. Функция языковых средств понимается при этом как свойственная им в языковой системе способность к выполнению определенного назначения и к соответствующему поведению в речи; вместе с тем, функция в данной концепции есть и результат функционирования, т.е. реализованное назначение, достигнутая в речи цель. Единицей таким образом понимаемого активно-функционального описания служит функционально-семантическое поле, представляющее собой двустороннюю сущность, в рамках которой учитывается и многообразие языковых значений, и многообразие языковых средств для их выражения и одновременно осуществляется разнонаправленное движение от функций к средствам и от средств к функциям. Активность в таком случае определяется владением говорящим функциональным потенциалом каждого из языковых средств, что позволяет ему в процессе речевой деятельности выражать необходимые для достижения целей коммуникации смыслы.
Близкой к изложенным точкам зрения, но отличающейся от них, является трактовка активной грамматики в психолингвистике, а более узко – в "теории речевой деятельности" (А.А. Леонтьев), где процесс порождения высказывания (т.е. активной деятельности говорящего) представляется проходящим несколько этапов: от возникновения намерения через формирование глубинной синтаксической схемы к ее реализации в поверхностных лексико-синтаксических структурах. Правда, этого рода работы не ставят задачу полного описания грамматического строя того или иного языка, а ограничиваются построением моделей порождения речи. Но идея активности, лежащая в их основе, остается той же самой: движителем активности является смысл, который хочет передать говорящий, т.е. сохраняет силу щербовское исходное положение: когда есть, что сказать (смысл, функция), надо выбрать языковые средства для передачи этого смысла, для оформления этой функции. Смысл и средства связываются друг с другом непосредственно, без промежуточных, опосредующих звеньев. Хотя при этом никогда не забывают замечательного тезиса Л.С. Выготского: "мысль не только оформляется, но и формируется в слове", тезиса, который как будто должен был бы предостерегать от установления прямой и однозначной связи мысли, смысла с его поверхностно-языковой реализацией.
Говоря об активной грамматике и активности, как свойстве грамматического описания, нельзя обойти вниманием концепцию активности, развиваемую Ю.Д. Апресяном в рамках его теории (и практики) "интегрального описания языка". Отправляясь от традиционного понимания активной грамматики, выдвинутого Ф. Брюно, О. Есперсеном и Л.В. Щербой, как грамматики, которая "учит говорить и писать", Ю.Д. Апресян полагает, что для реализации активной позиции в речевой деятельности, т.е. для говорения и письма, "требуется существенно больший объем собственно языковых знаний, чем для понимания. Поэтому еще одно различие между активной и пассивной грамматиками состоит в том, что первая описывает (или, по крайней мере, должна описывать) языковые факты гораздо более полно и детально, чем вторая".
Так понимаемая активность становится в его теории одним из основополагающих моментов, на которых строится интегральное описание языка, имеющее целью дать согласованное представление словарных и грамматических данных в их взаимообусловленности и взаимодействии. Интегральность, таким образом, достигается реализацией трех фундаментальных принципов: системности, активности и отражения в описании наивно-языковой картины мира. Активность в этой триаде оборачивается полнотой и исчерпываемостью сведений о каждой лексеме, позволяющими воссоздать (в словаре) ее полный и точный "лексикографический портрет", что обеспечивает для обратившегося к интегральному словарю пользователя языком возможность найти в нем необходимую для его конкретной задачи (и вообще любую) информацию об интересующей его в данный момент языковой единице.
Интегральное описание – по замыслу – вбирает в себя всю грамматическую информацию, и при этом не претендует на адекватную замену собственно грамматического описания языка, но, реализуя идею изложенного выше понимания активности, призвано решать (в частности, в приложении к словарю синонимов) две задачи: а) систематизировать средства выражения определенного смысла, т.е. синонимические средства языка; б) указывать правила комбинирования языковых единиц друг с другом, обеспечивающие идиоматичное выражение заданного смысла.
Характеризуя далее свой синонимический словарь, Ю.Д. Апресян показывает, что он является "словарем активного типа в обоих указанных смыслах. Он предназначен для развития и совершенствования навыков устной и письменной речи. Поэтому он должен давать полную характеристику значений синонимов, их грамматических форм, типичных для синтаксических конструкций (включая модели управления) и лексико-семантической сочетаемости, а сверх того должен включать перечень семантически родственных им лексем – конверсивов, антонимов, разного рода дериватов, гиперонимов, гипонимов и т.п. Именно такая характеристика обеспечивает правильное употребление синонимов в собственной речи говорящих и перефразирование высказываний с ними". <…>
<…> изложенные здесь трактовки активности грамматического описания языка, при всей их несхожести, обладают тремя принципиально общими свойствами.
Во-первых, все они – явно или неявно – исходят из посылки, что активная грамматика невозможна без соединения с активным словарем. От идеи активного словаря приходят к активной грамматике и Шведова, и Апресян. В теории Бондарко основной блок активной грамматики – функционально-семантическое поле – потенциально должен включать соответствующие лексические средства. Можно сделать даже более сильное утверждение; активная грамматика должна базироваться на словаре – семантическом (Шведова) и интегральном (Апресян).
Во-вторых, всякое активно ориентированное описание, т.е. "грамматика для говорящего", требует минимизации материала, и прежде всего материала лексического. К этому выводу приводит как богатый опыт обучения иностранным языкам, так и необходимость сбалансировать объем лексико-семантической и грамматической информации в интегральном или в объяснительном синонимическом словаре, сделав ее доступной, воспринимаемой, соизмеримой с человеком – пользователем языком.
Наконец, в-третьих, предполагается, что само понятие активности во всех рассмотренных нами подходах реализуется исключительно на пространстве смысл → текст. Иными словами, игнорируется субъективная сторона активности, исключается говорящий. Ведь сами по себе смыслы неисчислимы, и носителем смысла является человек, носитель языка или пользователь языком – языковая личность.
Этот фактор – субъективная составляющая активности – выходит на первый план во всех методических системах интенсивного обучения языку: и в классических (натуральных) методах М. Берлица, М. Вальтера или Ф. Гузна, и в новейших системах Г.А. Китайгородской, И. Давыдовой, Г. Лозанова или И.Ю. Шехтера. <…>
Активность ассоциативной грамматики
<…> Активность ассоциативной грамматики обуславливается и самой ее природой, и дидактическими приемами овладения ею. В числе последних – «путешествие по ассоциативно-вербальной сети», трансформации синтаксических примитивов в синтаксемы, а пропозиций – в предложения; построение предложений из набора синтаксем, восстановление деграмматикализованных текстов, собирание словообразовательных гнезд в ассоциативном поле. Наконец, сам принцип новообразований по аналогии, как и многое другое. Активная же природа ассоциативной грамматики определяется прежде всего тем, что она носит позиционный <…>, а значит, линейный, характер, отражая в самой форме своего существования предречевое состояние АВС, связность и динамичность которой проистекает из основного закона ее организации – закона предикации. В противоположность ассоциативной грамматике, грамматика дескриптивно-классификационная организована системно, а значит нелинейно. Нелинейная организация является более эффективной и даже необходимой для больших объемов информации, и если бы в АВС царил только принцип грамматической линейности, то удерживать весь ее объем в памяти и оперировать им было бы трудно, если не невозможно. Линейность грамматики в АВС оказывается возможной благодаря гипертекстовой (т.е. нелинейной) организации самой сети.
Таким образом, активная ассоциативная грамматика, как и другие, претендующие на активный характер грамматики, возникает на базе словаря, в данном случае – ассоциативного тезауруса, вбирающего в себя активную лексику усредненного совокупного носителя современного русского языка.
Эффект минимизации материала – как одного из обязательных требований ко всякой грамматике активного типа – достигается здесь естественным путем: он оказывается органически присущим ассоциативной грамматике. Ср. наши наблюдения в разных главах и разделах:
а) из 600 зафиксированных словарями слов с суффиксом - тель в русском литературном языке, АВС включает лишь 60, обеспечивая на этой основе стандартные аналогические процедуры словоизменения и словообразования <…>;
б) среди значений падежей <…> преобладают основные, или общие, значения, тогда как все частные являются производными и аналогически выводимыми;
в) деривационные гнезда заданы в ассоциативных полях не полностью, т.е. не системно, а своими "следами", которые помимо того, что служат образцами словообразовательных способов и типов для аналогических процедур, одновременно выполняют в данном поле еще и дополнительную функцию – прямой семантической характеристики заглавного слова-стимула.
Уже этот перечень позволяет говорить не только о минимизации материала в ассоциативной грамматике, но о его экономизации. Активная ассоциативная грамматика не просто минимизирована, она – экономна. О таком ее свойстве говорят, например, особенности хранения (и приведения к выражению) идиом в АВС, да и более общий случай – наличие синтаксических примитивов и пропозиций, которые допускают неоднозначную реализацию при линейном их развертывании. О том же свидетельствуют способы задания и хранения в сети прецедентных текстов или фреймов типовых культурно-коммуникативных ситуаций. <…>
Наконец, третьим обязательным компонентом активной грамматики является включение в нее субъективно-человеческого фактора – говорящего. В ассоциативной грамматике, как нам представляется, этот фактор учитывается в полной мере, поскольку грамматическая информация представлена в АВС именно в том виде, как она существует в языковой способности усредненного наивно-говорящего носителя русского языка.
Грамматика пассивного плана, грамматика восприятия и понимания – это грамматика размышления, грамматика рефлексии, она в той или иной мере обращена к сознанию. Активная грамматика лишена рефлексии, на ее знамени написано предикация, и она в значительной степени развертывается на неосознаваемой базе, ее орудие – штамп, образец, прецедент, аналогия. Активная грамматика направлена во вне, нацелена на диалог, на взаимодействие с другой языковой способностью. Пассивная грамматика обращена внутрь, к своей собственной языковой способности, и основное поле ее действия — взаимодействие уровней внутри данной языковой способности, данной языковой личности. <…>
Глоссарий
В этот список включены слова (понятия и термины), которые представляются важными для излагаемой <…> концепции. <…> Даваемые здесь пояснения не претендуют на статус строгих дефиниций, а ставят целью раскрыть в самом общем виде смысл, который вкладывают в тот или иной термин автор, имея в виду, что этот смысл может несколько отличаться от принятого терминологическими словарями. <…>
Активная грамматика – описание грамматического строя языка, ориентированное на говорящего, построенное по принципу "от смысла – к выражению" и претендующее на то, чтобы воспроизводить в точности (или хотя бы соответствовать) те реальные правила и закономерности, которыми бессознательно руководствуется (пользуется) спонтанно говорящий носитель языка.
Ассоциативная грамматика – систематизированная по уровням структуры языковой личности совокупность грамматических сведений, извлеченных из "Ассоциативного тезауруса современного русского языка".
Ассоциативно-вербальная сеть (АВС) – вся мысленно представляемая (и компьютерно моделируемая, т.е. реально воспроизводимая) совокупность связей между элементами (стимулами и реакциями) "Ассоциативного тезауруса русского языка".
Ассоциативный тезаурус (АТРЯ) "Ассоциативный тезаурус современного русского языка"– словарь, построенный по результатам многолетнего (1988-1997) массового (12 тыс. испытуемых) ассоциативного эксперимента, проведенного в три этапа. На первом этапе стимулами послужили 1275 самых частых в русских текстах слов и словоформ. Стимулы второго этапа составили слова, словоформы и словосочетания, полученные в качестве реакций (ответов испытуемых) и не совпадающие со стимулами первого этапа. Прирост новых – по сравнению со стимулами двух этапов – слов и словоформ образовал состав стимулов третьего, завершающего этапа, который после своей реализации практически уже не дал прироста новых слов в ответах испытуемых. В полном своем виде АТРЯ отражает активную лексику и активную грамматику современного языкового узуса.
Вербально-грамматический уровень в структуре языковой личности – уровень, ответственный за семантику слов и правила их комбинирования в речевой цепи, т.е. уровень лексической и грамматической правильности. Его единицами являются слова, словосочетания и предложения. <…>
Диссипативная структура – нечеткая, непроявленная структура, находящаяся в стадии становления и лишенная однозначных системно-иерархических отношений между ее элементами и частями. В применении к языку это синтагматика без парадигматики. Диссипативным образом "записана" грамматика в ассоциативно-вербальной сети (АВС). По аналогии с Гипертекстом (см.) диссипативную грамматическую структуру в АВС можно было бы назвать гиперграмматикой (см. также Лексикализация). <…>
Когнитивный уровень в структуре языковой личности – уровень знаний о мире носителя языка, уровень наивно-языковой картины мира в его сознании и в его бессознательном, закрепленный в языковых структурах (идиомах, генерализованных высказываниях, пословицах и поговорках, крылатых словах, фреймах типовых национально-культурных ситуаций и т.п.), которые помимо языковой семантики несут более широкую информацию об устройстве мира.
Лексикализяция грамматики в ассоциативно-вербальной сети – распределенность по всем лексемам словника активного словаря (лексикона) современного носителя языка грамматических правил и закономерностей, реализованных в виде образцов, прецедентов (см. также Диссипативная структура). <…>
Пассивная грамматика – грамматика для слушающего, описание грамматического строя, ориентированное на понимание – "от выражения к смыслу" – и организованное на иерархически-системных принципах. <…>
Прагматический уровень в структуре языковой личности – уровень, ответственный за понимание позиции, места человека (говорящего) в мире; определяемый мотивами, интересами, оценками и поведенческими установками личности. <…>
Фрейм – "это структура данных, предназначенная для представления стереотипной ситуации" (Минский М. Структура для представления знаний // Психология машинного зрения. М., 1978, с. 250). Фрейм состоит из нескольким узлов — "слотов", содержание каждого из которых, так же как отношения между ними, могут быть переданы одной или несколькими пропозициями. <…>
Языковая личность – этим термином обозначаются два феномена: 1) любой носитель того или иного языка, охарактеризованный на основе анализа произведенных им текстов с точки зрения использования в этих текстах системных средств данного языка для отражения видения им окружающей действительности (см. Языковая картина мира) и для достижения определенных целей в этом мире; 2) комплексный способ описания языковой способности индивида, соединяющий системное представление языка с функциональным анализом текстов, (Ср. также три уровня в структуре языковой личности – Вербально-грамматический, Когнитивный и Прагматический).
Языковая картина мира – отраженная в специфически национальных языковых формах и семантике языковых выражений совокупность представлений о человеке и окружающем его мире, сотканная подчас из противоречащих друг другу тезисов, фактов и утверждений ad hoc, которые соединены прихотливо мозаичным (несистемным) образом и создают у носителя языка иллюзорную уверенность, что в рамках своей национальной культуры он найдет ответы на все основные вопросы бытия. Центр языковой картины мира – человек как вершина мироздания, исходный пункт, смысл и цель всех ее составляющих, в противоположность систематизированной и непротиворечивой научной картине мира, где человек не является главным персонажем, а занимает скромное место наравне с множеством других системообразующих элементов мироздания.
ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ
1. В каких трех формах существует любой язык?
2. Можно ли считать, что формы существования языка (язык как результат речевой деятельности человека, как абстрактно-структурное формирование и как речевая способность человека) обусловлены полиаспектностью языка как комплексного знака?
3. Какие типы грамматических описаний языка в зависимости от формы существования последнего выделяет Ю.Н. Караулов?
4. Каковы важнейшие признаки ассоциативной грамматики?
5. Каковы основные принципы активных грамматик?
6. Каковы истоки активных грамматик?
7. Какие грамматики Ю.Н. Караулов относит к активным?
8. В чем заключается активность ассоциативной грамматики?
9. Каково место ассоциативной грамматики Ю.Н. Караулова в системе современных грамматических описаний языка (с точки зрения лексикализованной, идеографической грамматик и иных)?
Дата добавления: 2015-11-28; просмотров: 215 | Нарушение авторских прав