|
Читайте также: |
Как я уже говорил в предыдущей главе, наши философы, пытаясь понять, что такое рассудок и разум, шли за умом не к собственному народу, а к западной философии, считая, что она больше об этом думала, а значит, и лучше знает. Поэтому они пытались понять, что такое рассудок, не наблюдая за собой и не вглядываясь в русский язык, а соотнося русские слова с латинскими, греческими, французскими и английскими именами для сходных понятий. В итоге разум понимался ими как ratio, а рассудок мог пониматься как intellectus.
Поскольку соотнесения эти были, по сути своей, случайными, они могли меняться. И менялись они, иной раз, на свою противоположность, так что «Словарь русского языка» под редакцией Евгеньевой, который, безусловно, не самостоятелен в своих определениях разума, прямо соотносит его с интеллектом, а не с рацио.
Думаю, эту путаницу частично объясняет Владимир Соловьев. Он не оставил полноценного философского словаря, но в девяностых годах девятнадцатого века написал такое количество статей по философии для словаря Брокгауза и Ефрона, что из них составился довольно полноценный философский словарь. В статье, посвященной разуму, он пишет:
«Разум (логос, ratio). — Кроме значения разума как особого вида мыслительной деятельности по соотношению с рассудком, под разумом в более широком смысле понимается существенная для человека, как такого, способность мыслить всеобще, в отличие от непосредственно данных единичных фактов, какими исключительно занято мышление прочих животных.
Такая способность отвлечения и обобщения, очевидно, включает в себя и рассудок, в силу чего в некоторых языках, например, французском, коренного различия между разумом и рассудком вовсе не полагается (raison — raisonnement)» ( Соловьев, с. 428).
Отсюда родилось и то заблуждение, что французский век резона, то есть рассудочного резонерства, превратился в русском переводе в Век разума, что очень увлекало души русских мыслителей и подвигало нас к просвещению, а с ним и к революциям. Кстати, современные французские философские словари, вроде словаря Дидье Жулиа, до сих пор плохо различают эти понятия и так и пишут: «рассудок: разум, способность к познанию».
Судя по определению рассудка, Соловьев был в этой части философствования близок к гегельянству и кантианству и уж точно предпочитал понять его, как принято у философов, а не так, как его видел народ. Да и вообще не очень уверенно себя ощущает с этими предметами. Соловьев не просто история нашей философии — влияние его личности на русских философов было слишком велико, чтобы не понимать, что они невольно принимали его точку зрения.
Тем более что Соловьев делает первую попытку в профессиональной русской философии понять значение этих понятий из языка, к сожалению, немецкого…
«Рассудок — разум (в тесном смысле) — два вида мыслительной деятельности человека, которых различие и взаимное отношение понималось неодинаково в тех или других философских учениях.
Независимо от этого, необходимо установить точный основной смысл терминов, что без произвола может быть сделано лишь на почве этимологии и общего сознания.
Так как наши понятия в самостоятельной форме существительных легко поддаются нежелательному гипостазированию, то есть невольному представлению действий и функций человеческого мышления как особых сил или сущностей, то следует более держаться форм глагольных и отглагольных.
Существенное различие двух рассматриваемых понятий видно уже из того, что разумение бывает и без рассуждения; можно прямо воспринимать (vemehmen, откуда Vernunft) смысл чего-нибудь, как это бывает, например, с истинными поэтами, интуитивное разумение которых не только не предполагает, но и исключает рассуждение (в качестве основы их деятельности): о поэтическом произведении, сочиненном по рассудку, говорится только в смысле порицания, как и о научном трактате, внушенном фантазией» (Там же, с. 430).
Соловьев сам болел тем, что подменял философствование поэзией и не слишком любил школу, в смысле классического философствования. Поэтому его доводы кажутся убедительными.
Но на самом деле они обманчивы. Во-первых, он нарушил строгость рассуждения: сличая разум и рассудок, он вдруг противопоставляет у «истинного поэта» рассудочность и интуитивное разумение, не определив, что это такое. Может быть, это и верное соотнесение понятий.
Во-вторых, он совершенно не прав, считая, что «истинный поэт» творит не рассуждая. Как и с научным произведением, «внушенном фантазией», речь идет лишь о форме записи. Рассуждение обязательно происходило, только хороший поэт не выносит его в запись, умея скрыть за строчками. Научный же трактат, «внушенный фантазией», если я правильно понимаю, о чем речь, просто совсем не научный трактат.
Для того чтобы говорить о рассудке и разуме в поэзии, необходимо было обладать более глубоким уровнем самонаблюдения и действительно описывать то, как происходит творчество. Но эти статьи писались для словаря общего пользования, и потому предполагалось, что они должны быть достаточно поверхностными, чтобы их понял читатель. К сожалению, это вело к снижению их философской ценности.
Тем не менее, приведу то, что пишет Соловьев о рассуждении.
«С другой стороны, несомненно, что можно рассуждать без разумения. Вообще мы рассуждаем о каком-нибудь предмете для того, чтобы уразуметь его истинный смысл; следовательно, такое разумение, как действительное состояние мысли, является лишь в конце, а не в начале рассуждения.
Различается таким образом двоякое разумение: интуитивное (присущее непосредственному сознанию и возвышаемое поэтическим и всяким другим вдохновением) не основанное на рассуждении, но могущее, а для полноты и ясности долженствующее им сопровождаться — разумение дискурсивное, добываемое посредством рассуждения.
Нормальный мыслительный процесс исходит, таким образом, из данного в той или другой форме (во всяком случае — в форме человеческого слова) прямого разумения, где некоторое мысленное содержание берется в своей слитности, — проходит затем через рассуждение, то есть намеренное разделение и противопоставление мысленных элементов, и приходит к их сознательному и отчетливому соединению или внутреннему сложению (синтезу).
Отношение рассуждения к разумению всего точнее и полнее представлено в философии Гегеля, тогда как у Канта оно затемнено его односторонним субъективизмом и разными искусственными построениями…» (Там же).
Не знаю, так ли это было затемнено у Канта, но у самого Соловьева изложение определенно сильно замутненно «разными искусственными построениями». Это тем более обидно, что он говорит почти по-русски и постоянно тешит во мне надежду понять сказанное. Но именно тогда, когда, казалось бы, остается внести лишь штрих-другой, и образ станет ясным, он вдруг вставляет какое-то мутное простонаучное выражение, вроде дискурсивного разумения, синтеза или нормального мыслительного процесса…
Боюсь, однако, что если Соловьева полностью перевести на русский язык, окажется, что его рассуждение перестает быть строгим, что он и скрывал иноязычными вкраплениями и заумью.
Тем не менее, так думали наши философы о рассудке и рассуждении на рубеже двадцатого века.
Дата добавления: 2015-11-28; просмотров: 117 | Нарушение авторских прав