Читайте также:
|
Часть 1.
Здравствуйте, дорогие читатели! Возможно, кому-то сие творчество покажется кощунственным, заранее приношу глубочайшие извинения за надругательство над детскими воспоминаниями.:) Мне было бы интересно услышать Ваши отзывы, чтобы понять, стоит ли мне продолжать эти записки сумасшедшего.:) И пожалуйста, не относитесь к этому слишком серьезно, ведь это сказка, пусть и не для детей. Но счастливый конец будет, непременно.:)
Диего Холмс.
Давным-давно в городке на берегу Средиземного моря жил старый столяр Джузеппе, по прозвищу Сизый Хуй. Пожилой гомосек и женоненавистник, изрядно заправившись дешевым пойлом, любил потеребить свой вялый отросток на глазах у прохожих мужчин, за что не раз бывал битым. Еще в молодости одна очаровательная вертихвостка, увидев цвет его причиндалов, ославила его на всю округу, заливаясь от смеха и с трудом выдавливая из себя слова. Так и привязалось к нему это прозвище, и где бы он ни появился, дамы едко хихикали ему вслед, даже те, кто устав от одиночества и вечной мастурбации, были бы не прочь пригреть в своей норке его сизого дружка. Джузеппе злился, все больше ненавидел глупых баб и все чаще надрачивал свой слабоэрегированный член мазолистыми рабочими руками.
Однажды ему попалось под руку полено, обыкновенное полено для топки очага в зимнее время.
- Неплохая вещь, - сказал сам себе Джузеппе, - можно смастерить из него что-нибудь вроде ножки для стола, или деревянного самотыка, для какой-нибудь старой девы. Эти неплохо платят.
Джузеппе надел очки, обмотанные бечевкой, так как очки были тоже старые, повертел в руке полено и начал его тесать топориком, выпустив на время свой измученный болт. Но только он начал тесать, чей-то необыкновенно тоненький женский голосок пропищал:
- Ой-ой, потише, пожалуйста!
Джузеппе выронил полено, больно ударившее его по ноге, и отложил в сторону топор. Резко подскочив, он натянул полинявшие от времени штаны, и, трясясь от страха, принялся оглядывать мастерскую. Заглянул под верстак, - никого, посмотрел в корзине со стружками, - никого, высунул голову за дверь, - никого на улице...
Он опять взял топорик и опять, только ударил по полену...
- Ой, больно же, говорю-ю-ю! - завыл тоненький голосок.
У Джузеппе перехватило дыхание и затряслись поджилки. Сквозь стекла, вспотевших вмиг, очков он осмотрел все углы в комнате, залез даже в очаг и, свернув голову, долго смотрел в трубу.
- Нет никого...
Забившись в угол, он вспоминал всех святых, какие только ни есть на этом свете, и проклинал бабку Розэнджелу, которая продала ему ту гадость, что вызвала белую горячку.
Немного успокоившись, Джузеппе взял рубанок, стукнул молотком по заднейего части, чтобы в меру - не слишком много и не слишком мало - вылезло лезвие, положил полено на верстак и только повел стружку...
-Ой, нежнее-нежнее. - Смиренно пропищал тоненький женский голосок...
Джузеппе уронил рубанок, попятился и сел прямо на пол: он догадался, что тоненький голосок шел изнутри полена.
В это время к Джузеппе зашел его старинный приятель, шарманщик, по имени Карло.
Когда-то Карло в широкополой шляпе ходил с прекрасной шарманкой по городам, портил юных дев, развращал благочестивых жен, наставляя рога их напыщенным мужьям, и все свое время проводил в бесконечных гулянках и оргиях. Чего стоила одна лишь история, что облетела все королевство, о том, как бродячего музыканта, погрязшего в грехах, на протяжении недели причащали послушницы женского монастыря пресвятой Файореллы, во главе с богобоязненной матушкой Николеттой.
Сейчас Карло был уже стар и болен, и шарманка его давно сломалась. Однако, как и раньше, ему ужасно хотелось женского тела. Но увы, юные прелестницы не смотрели в его сторону иначе, как с состраданием. И чего уж греха таить, даже пожилые матроны, голодные до твердых членов, не желали его, столь неприятен был им его вид, поистрепавшийся за долгие распутные годы.
– Здравствуй, Джузеппе, – сказал он, зайдя в мастерскую. – Что ты сидишь на полу?
– А я, видишь ли, потерял маленький винтик… Да ну его! – ответил Джузеппе, вынимая руку из штанов, и покосился на полено. – Ну, а ты как живешь, старина?
– Плохо, – ответил Карло. – Все думаю – чем бы мне заработать на хлеб… Да и хуй по сочным дыркам истосковался. Хоть бы ты мне помог, посоветовал бы, что ли…
– Чего проще, – сказал весело Джузеппе и, стянув с себя штаны, загнулся на полу раком. – Чего проще: вот тебе сочная дырка, а деньги получишь потом, я полгода откладывал…
Шарманщик отвесил ему глухой тяжелый пинок.
– Ты это что такое удумал, рванина?
- Пошутить нельзя, - обиженно пробормотал Сизый Хуй, поднимаясь с пола и потирая ушибленный зад через наспех натянутые штаны.
- Я тебе, шутнику, в следующий раз вон то полено в зад вставлю. По самый сучок.
Джузеппе подумал про себя: «Как же мог забыть про это проклятое полено? Отделаюсь-ка я сейчас от этой деревяшки.»
– Карло, друг любезный, не серчай, - извинялся Джузеппе, - возьми-ка ты это полено, и отнеси домой…
– Э-хе-хе, – уныло ответил Карло, – что же дальше-то? Принесу я домой полено, а у меня даже и очага в каморке нет.
– Я тебе дело говорю, Карло… Возьми ножик, вырежи из этого полена куклу, научи ее говорить всякие смешные слова, петь и танцевать, позам разным научи, будет тебе кому присунуть. А захочешь, носи ее по дворам - заработаешь на кусок хлеба и на стаканчик вина.
В это время на верстаке, где лежало полено, пискнул возбужденный голосок:
– Браво, прекрасно придумано, Сизый Хуй!
Джузеппе опять затрясся от страха, а Карло только удивленно оглядывался, – откуда голос?
– Ну, спасибо, Джузеппе, что посоветовал. Давай, пожалуй, твое полено.
Тогда Джузеппе схватил полено и поскорее сунул его другу. Но то ли он неловко сунул, то ли оно само подскочило, но попало аккурат под сраку Карло.
– Ах, вот какие твои подарки! – Зло крикнул Карло.
– Прости, дружище, это не я.
Хлесткий удар бывалого дуэлянта разбил Джузеппе нос.
– Значит, я сам себе бревно в зад пихаю?
– Нет, дружище, – должно быть, само полено просится.
Карло ударил еще раз, от чего товарищ упал на землю.
– Врешь, ты стукнул…
– Нет, не я…
Карло не хотел продолжать этот разговор. Он с презрением глянул на утирающего кровь Джузеппе, взял полено под мышку и пошел домой.
Шарманщик жил в каморке под лестницей. Раньше здесь частенько слышались сладостные стоны очередной девицы, приправленные звонкими шлепками вспотевших тел. Шли годы, тяга к выпивке требовала денег, и теперь тут ничего не осталось, кроме
красивого очага – в стене против двери. Но красивый очаг, и огонь в очаге, и котелок, кипящий на огне, были не настоящие – нарисованы на куске старого холста.
Карло вошел в каморку, сел на единственный стул у безногого стола и, повертев так и эдак полено, начал ножом вырезать из него куклу. “Как бы мне ее назвать? – раздумывал Карло. – Назову-ка я ее Буратина. Это имя принесет мне счастье. Я знал одно семейство – всех их женщин звали Буратинами: Старушка – Буратина, мать – Буратина, обе дочери – тоже Буратины. Все они жили весело и беспечно…” Старик криво ухмыльнулся, вспоминая беспечно обхватившее его крепкий член влагалище Буратины матери, бесстыдно раскинувшейся на семейной кровати, где час назад отказала мужу, сославшись на головную боль. Вспомнил и весело манящие его попки девочек-близняшек, только-только отметивших свое совершеннолетие. Так некстати налился силой старый хер, и, чтобы отвлечься, он взялся за полено.
Но не тут-то было, возбужденное сознание направляло его руку. Первым делом он вырезал на полене волосы, потом – лоб, потом – глаза… Вдруг, прекрасные женские глаза сами раскрылись и уставились на него… Карло и виду не подал, что сейчас спустит в штаны, только ласково спросил:
– Деревянные глазки, почему вы так странно смотрите на меня?
Но кукла молчала, – должно быть, потому, что у нее еще не было рта. Карло выстругал щеки, потом выстругал нос – красивый курносый нос, так кокетливо смотрящийся на этом ангельском личике. Вдруг нос сам начал вытягиваться, расти, и получился такой длинный и острый, что Карло даже крякнул:
– Нехорошо, длинен…
И начал срезать у носа кончик. Не тут-то было!
Нос вертелся, вывертывался, так и остался – длинным-длинным, любопытным, острым носом. Карло принялся за рот. Но только успел вырезать губы, – рот сразу открылся:
– Хи-хи!
И высунулся из него, дразнясь, узенький красный язык. Влажные губы обхватили палец старика и, мягко посасывая, увлекли его в теплоту изящного рта.
Карло, закативший глаза от удовольствия, приложив усилие, вытащил палец и, уже не обращая внимания на эти проделки, продолжал стругать, вырезывать, ковырять. Сделал кукле подбородок, шею, плечи, туловище, руки…
Карло потратил пару часов, и вот уже на теле Буратины красуются небольшие, дерзко вздернутые, грудки, а тонкая талия переходит в покатые бедра. Вырезая ей дырочки, он отметил, какими нежными стали складочки ее половых губ и, не удержавшись, вставил свой скрюченный палец. Буратина томно вздохнула, шире развела ноги и закрыла глаза. Карло прервался, закинув деревянные ноги, и вырезал маленький глазок ануса, который на удивление тоже стал податливым и мягким.
Как только окончил он выстругивать последний пальчик, Буратина начала гладить ладонями Карло по лысине, груди, забралась в его старые штаны, мягко перекатывая раздувшиеся яички.
– Послушай, – сказал Карло строго, – ведь я еще не кончил тебя мастерить, а ты уже принялась баловаться… Что же дальше-то будет… А?..
И он строго поглядел на Буратину. И Буратина круглыми влажными глазами глядела на папу Карло.
Шарманщик поставил деревянную девчонку на пол, чтобы научить ходить. Буратина покачалась, попыталась сделать шаг, и упала, растянувшись на полу на коленях, широко разведя деревянные ноги, выставляя напоказ только что смастеренные дырочки. Карло плотоядно улыбнувшись скинул свои штаны, и, поигрывая со своим, не потерявшим от старости твердость, членом, приблизился к беспомощной кукле. Он присел на корточки и одним ловким движением былого ловеласа заправил свой хер в мягкую дырочку Буратины. Впервые за многие годы, ощутив тепло женской вагины, Карло бешено долбил ожившую куклу.
Буратина тыкалась острым носом в пол и громко сладострастно кричала, да так, что Карло уже испугался, как бы не сбежались соседи.
- Тише-тише, - хрипло говорил шарманщик, - тише, моя девочка!
- Но мне так хорошо, папа Карло, я чувствую, как что-то теплое движется внутри меня. Я не могу тише. – Кричала Буратина.
Карло сплюнул на свои пальцы и, вставив их в маленький анус, начал усердно разминать его, подготавливая вторжение своей дубины.
Резко достав покрытый соками член, он приставил его к скользкой задней дырочке и, недолго думая, начал медленно погружать его внутрь.
- Ой, как больно,- верещала Буратина, - хватит, хватит!
Карло ее не слушал и медленно шуровал в узкой пещерке своим истосковавшимся хуем. Буратина уже не кричала, лишь тихо и глухо стонала в такт его ударам. Яйца звучно шлепали по деревянной промежности, и вся коморка медленно наполнялась терпким запахом секса, с легким ароматом свежего древесного сока.
- Ой, как хорошо, - стонала Буратина, - еще, еще!
Карло задвигался быстрее, чувствуя приближающийся оргазм. Размашистыми ударами он вгонял свой меч в деревянные ножны вконец разомлевшей Буратинки. Глубоко погрузившись, он замер и, обильно, начал спускать свое семя в гостеприимную попку.
Карло тихо мычал, изливаясь все новыми и новыми порциями спермы, а, испытавшая свой первый оргазм, Буратина царапала деревянными пальчиками грязный пол, жадно хватая воздух открытым ртом. Шарманщик вынул свой скользкий, начинающий уменьшаться, член и плюхнулся на стул, глядя как сокращаются дырочки Буратины. Из ануса показалась белая капелька и покатилась вниз.
Отдышавшись, Карло поднял Буратину, чтобы та смогла попробовать научиться ходить еще раз. Девочка почесала растревоженную попку, покачалась на слабеньких ножках, шагнула раз, шагнула другой, скок, скок, – прямо к двери, через порог и – на улицу.
Карло, беспокоясь, пошел за ней:
– Эй, плутишка, вернись!..
Куда там! Буратина бежал по улице, как заяц, только деревянные подошвы ее – туки-тук, туки-тук – постукивали по камням…
– Держите ее! – закричал Карло.
Прохожие недоуменно глядели на обнаженную деревянную девочку. Груди ее едва покачивались, попка маняще сверкала при быстрых шагах, от чего штаны мужчин предательски топорщились, а их спутницы злились и тихо ругались вслед бегущей Буратине.
На перекрестке стоял огромный полицейский с закрученными усами и в треугольной шляпе. Увидев бегущею деревянную девочку, он широко расставил ноги, загородив ими всю улицу. Буратина хотела проскочить у него между ног, но полицейский схватил ее за промежность, погрузив толстый палец в ее киску и жадно им там шевеля, и так держал, покуда не подоспел папа Карло…
– Ну, погоди ж ты, я с тобой уж расправлюсь, – отпихиваясь, проговорил Карло, заметив, как сладостно закрылись глаза Буратины от того, что полицейский полирует ее щелку своим пальцем, и почувствовал, что член снова наливается тяжестью. Он хотел схватить девочку за руку и оттащить силой домой…
Буратине совсем не хотелось в такой веселый день при всем народе выглядеть столь глупым образом, – она ловко вывернулась, соскочив с толстого пальца, и, шлепнувшись
на мостовую, притворилась мертвой…
– Ай, ай, – сказал полицейский, проводя пальцем, пахнущим соками деревянной девочки, по густым усам. – Дело, кажется, скверное!
Стали собираться прохожие. Глядя на бесстыдно лежащую обнаженную Буратину, качали головами.
– Бедняжка, – говорили одни, – должно быть, с голоду…
Другие, засунув руку в карман, теребили напряженные стручки.
– Карло ее до смерти затрахал, – говорили они, – этот старый
шарманщик только притворяется хорошим человеком, он дурной, он злой человек…
Слыша все это, усатый полицейский схватил несчастного Карло за воротник и потащил в полицейское отделение.
Карло пылил башмаками и громко стонал:
– Ох, ох, на горе себе я сделал деревянную девчонку!
Когда улица опустела, Буратина подняла нос, огляделась, и, кокетливо вздернув попку, вприпрыжку побежал домой…
Часть 2. Мудрый совет.
Прибежав в каморку под лестницей, Буратина шлёпнулась на пол около ножки стула. В деревянной головке вертелись переживания сегодняшнего дня. Она не знала, что делал с ней папа Карло, отчего так приятно было между ножек. Хотя толстый палец усатого полицейского немного прояснил ситуацию, и теперь Буратина догадывалась, что Карло тоже вставлял в нее свой палец, только у него он был еще длиннее и толще. Внизу животика приятно защекотало.
— Чего бы ещё такое придумать?
Не нужно забывать, что Буратине шёл всего первый день от рождения. Мысли у нее были маленькие-маленькие, коротенькие-коротенькие, пустяковые-пустяковые.
Рядом со стулом, прикрытый грудой опилок, лежал молоток. Обыкновенный молоток, со старой отполированной рукояткой, не толстой и не тонкой, а такой, чтобы было удобно его держать. Буратина повертела его, пощупала, несколько раз ударила по полу. Доски глухо ухнули и замолчали. В каморке воцарилась тишина, лишь тихо потрескивал огонь свечи, уже превратившейся в огарок. Деревянная девочка водила ладошкой по гладкой рукоятке, постепенно становившейся все теплее. Она подумала о том приятном чувстве, что посетило ее сегодня дважды, и, сосредоточившись на воспоминании о толстом, хозяйничающем в ее дырочке, пальце, почувствовала, как крупная капелька, выступившая из трепещущего влагалища, скользнула вниз и, приятно пощекотав попку, упала на пыльный пол. А следом за ней упала вторая.
Буратина приставила округлый конец разогретой рукояти молотка к истекающей дырочке и, прикрыв чудесные глазки, медленно начала надавливать. Он исчезал в ней миллиметр за миллиметром, пока холодный металлический боек не коснулся ее промежности. Девочка тоненько охнула, смакуя сладкое ощущение. Было непонятно, как папе Карло удалось смастерить такую глубокую дырочку, ведь перочинный нож был весьма небольших размеров. Схватившись за боек тонкими пальчиками, она потянула молоток назад, и, когда он едва не выскользнул, снова толкнула его внутрь, только теперь напористее. Деревянная голова пошла кругом. Буратина раскинула широко свои ножки, бойко вонзая в себя толстенькую рукоятку и приговаривая:
— Какой хороший пальчик, наверно даже больше, чем у папы Карло.
В это время послышалось:
— Крри-кри, крри-кри, крри-кри...
Буратина завертела головой, оглядывая каморку. Молоток, до упора заправленный в мокрую дырочку, едва заметно подрагивал.
— Эй, кто здесь?
— Здесь я, — крри-кри...
Буратина увидела существо, немного похожее на таракана, но с головой, как у кузнечика. Оно сидело на стене над очагом и тихо потрескивало, — крри-кри, — глядело выпуклыми, как из стекла, радужными глазами, шевелило усиками.
— Эй, ты кто такой?
— Я — Говорящий Сверчок, — ответило существо, — живу в этой комнате больше ста лет.
— Здесь я хозяйка, убирайся отсюда.
— Хорошо, я уйду, хотя мне грустно покидать комнату, где я прожил сто лет, — ответил Говорящий Сверчок, — но, прежде чем я уйду...
Одним длинным прыжком он преодолел разделяющее их расстояние, и, приземлившись на маленьком клиторке, стал ловко сучить лапками.
— Но, прежде чем я уйду, - продолжил Сверчок, - выслушай полезный совет.
— Оччччень мне нужжжны советы стааарого сверчка...
От этих маленьких озорных лапок дыхание ее окончательно сбилось, а по всему деревянному телу побежали волны странного, незнакомого ей, ощущения. Девочка еще ярке стала чувствовать распирающую ее изнутри рукоятку и, повинуясь порыву, вновь взялась за молоток и начала его медленно двигать.
— Ах, Буратина, Буратина, — проговорил Сверчок, хитро улыбаясь и продолжая щекотать возбужденный бугорок, — брось баловство, слушайся Карло, без дела не убегай из дома и завтра начни ходить в школу. Вот мой совет. Иначе тебя ждут ужасные опасности и страшные приключения. За твою жизнь я не дам и дохлой сухой мухи.
— Поччччему? — спросила Буратина.
— А вот ты увидишь — поччччему, — ответил Говорящий Сверчок.
Он припал своим маленьким ртом к ее клитору и, тихо потрескивая крри-кри, принялся охаживать его своим настойчивым язычком. Буратина сходила с ума. Она неловко дергалась и громко стонала, продолжая таранить свою щелку рукояткой.
— Ах ты, столетняя букашка-таракашка! — кричала Буратина, не отдавая себе отчета в порыве страсти. — Больше всего на свете я люблю страшные приключения. Завтра чуть свет убегу из дома — лазить по заборам, разорять птичьи гнёзда, дразнить мальчишек, таскать за хвосты собак и кошек... И всем разрешу вставлять свои пальцы в мои дырочки! Тонкие и толстые, молодые и старые, все, какие я только встречу, будут щекотать меня внутри. Я ещё не то придумаю!.. Только не останавливайся, прошууу!!!
— Жаль мне тебя, жаль, Буратина, прольёшь ты горькие слёзы.
— Поччччему? — опять спросила Буратина.
— Потому, что у тебя глупая деревянная голова, а думаешь ты своими похотливыми отверстиями. Потому, что, как и любая городская шлюха, ты познаешь много членов, но не познаешь счастья. Потому, что…
Он не успел договорить. Буратина случайно развернула боек молотка так, что очередным ударом впечатала Сверчка в свой клитор. Обезумев, от неописуемого наслаждения, девочка металась на полу. Руки ее были широко раскинуты, ножки согнулись в коленях, брызжущая из влагалища жидкость разбивалась о боек молотка и обильно падала на пол.
Старый умный сверчок упал на пол и замер без движения, так и унося с собой значение новых для Буратины слов… Похоть, шлюха, члены…
После случая с Говорящим Сверчком в каморке под лестницей стало совсем скучно. День тянулся и тянулся. Внизу животика у Буратины тоже было скучновато.
Она закрыла глаза и вдруг увидела, как толстый палец настойчиво проникает в ее щелку.
Живо открыл глаза, — палец исчез, только дырочка стала влажной.
Она опять закрыла глаза, — увидела Сверчка. Он сидел на ее бугорке, живой и невредимый, и быстро перебирал лапками, доставляя неземное блаженство.
Открыл глаза, — нет сверчка и его шустрых маленьких лапок, только пульсирует возбужденная горошинка клитора.
Тогда Буратина догадалась, что ей ужасно хочется ощутить в себе что-то длинное и твердое. Она подбежала к очагу и сунула нос в кипящий на огне котелок, но длинный нос Буратины проткнул насквозь котелок, потому что, как мы знаем, и очаг, и огонь, и дым, и котелок были нарисованы бедным Карло на куске старого холста. Буратина вытащила нос и поглядела в дырку, — за холстом в стене было что-то похожее на небольшую дверцу, но там было так затянуто паутиной, что ничего не разобрать.
Буратина начала шарить по всем углам, — не найдётся ли еще чего-то, похожего на рукоятку молотка или крепкий наглый палец. Ах, ничего-то, ничего-то не было у бедного Карло запасено на такой случай! Вдруг она увидела в корзинке со стружками куриное яйцо. Она аккуратно взяла его своими деревянными ручками. Медленно поглаживая, девочка ощущала едва заметное тепло. Буратина робко облизала скорлупу своим шершавым язычком. Облизала еще раз. И третий. Когда она пришла в себя, яйцо все блестело от ее слюней, на полу образовалась лужица. Вторая появилась под ее сочащейся пещеркой.
Буратина легла на спинку и ловко закинула свои ножки назад, от чего ее дырочка вся напряглась, и девочка чувствовала, как сладко она ноет и зудит. Тогда она приставила ко входу куриное яйцо и, плавно надавливая, погрузила его в себя, содрогнувшись от охватившего ее волнения. Стенки юного влагалища плотно и жадно обхватили посторонний предмет, предлагая ему войти глубже. Буратина натужилась, и яичко медленно поползло наружу. Оно выскользнуло в приветливую ручку деревянной куклы, провожаемое смачным звуком хлюпнувшей дырочки. Девочка выдохнула, наслаждаясь моментом, и снова пропихнула яичко в себя. Несколько минут она наслаждалась этой игрой, до тех пор, пока не натужилась слишком сильно. Яйцо выскочило как из пушки и, ударившись о стену, разбилось.
— Спасибо, деревянный человечек!
Из разбитой скорлупы вылез цыплёнок с пухом вместо хвоста и с весёлыми глазами.
— До свиданья! Мама Кура давно меня ждёт на дворе.
И цыплёнок выскочил в окно, — только его и видели.
— Ой, ой, — закричала Буратина, — только не сейчас!..
Щелка ее так и осталась неудовлетворенной.
День, наконец, кончил тянуться. В комнате стало сумеречно. Буратина сидела около нарисованного огня и потихоньку почесывала зудящее отверстие. Она увидел — из-под лестницы, из-под пола, показалась толстая колбаска. Следом за ней высунулось, понюхало и вылезло серое животное на низких лапах. Толстая колбаса, показавшаяся первой, торчала между задних лап и волочилась за ним, оставляя на полу скользкий след. Буратине показалось смешным, что существо не замечает, как такая здоровенная штука прилипла к нему, и теперь неловко трепыхается в такт грузным шагам. Не спеша оно пошло к корзине со стружками, влезло туда, нюхая и шаря, — сердито зашуршало стружками. Должно быть, оно искало яйцо, которое разбила Буратина. Потом оно вылезло из корзины и подошло к Буратине. Понюхало ее, крутя чёрным носом с четырьмя длинными волосками с каждой стороны. От Буратины съестным не пахло, — оно пошло мимо, таща за собой длинный толстый отросток.
Ну как его было не схватить за такую сочную розовую колбаску! Буратина сейчас же и схватила. Это оказался старый злой крыс Шушара (злым он был от того, что своим огромным членом порвал щелки всех крысиных самок своего подлестничного мира, а длины коротких лапок не хватало, чтобы снять напряжение самостоятельно. Спустя долгие годы мучений, его хуй раздулся еще больше, и теперь всегда волочился за ним, оставляя липкий след.). С испугу он, как тень, кинулся было под лестницу, волоча Буратину, но увидел, что это всего-навсего деревянная девчонка, — обернулся и с бешеной злобой набросился, чтобы перегрызть ей горло.
Теперь уж Буратина испугалась, отпустила горячую скользкую колбасу и вспрыгнула на стул. Крыса — за ней. Она со стула перескочила на подоконник. Крыса — за ней. С подоконника она через всю каморку перелетела на стол. Крыса — за ней... И тут, на столе, она схватила Буратину за горло, повалила, держа ее в зубах, и скинула на пол.
Бедная Буратина распласталась, как неживая, не осмеливаясь даже вздохнуть. Руки ее разлетелись в стороны, а попка торчала кверху, будто показывая, что она никого не боится. Хотя, конечно, это было не так. Шушара медленно обошел вокруг, ощущая запах из влажной Буратининой щелки. Девочка видела, как его колбаса стала твердой и на ней выступили синие венки. Крыс скрылся где-то за спиной, и наступила тишина. Буратина уже хотела попытаться встать, как сразу тяжеленные лапы пригвоздили ее спину к полу. В мокрую дырочку рвалось что-то огромное. Оно яростно тыкалось, трамбуя губки, но никак не могло проникнуть внутрь. Буратина разомлела от такого грубого массажа ее чувственной дырки и потекла еще сильнее, смазывая конец крупного предмета.
Она уже во всю вертела своим маленьким задом, не обращая внимание на яростное рычание сверху. Мощная головка мяла ее губы, терла клитор, и, когда створки под давлением распахнулись, Буратина оказалась совсем не готовой к этому. От нестерпимой боли из деревянных глаз ручьями брызнули слезы.
— Пожжалуйста оттпустите ммменяя!! – громко кричала Буратина.
Шушара не слушал ее. Он наконец то дорвался до сочной дырки, и теперь не собирался выпускать долгожданную добычу. Здоровенная елда ныряла в растянутую до предела вагину, извлекая громкие чавкающие звуки, которые порой заглушали визг Буратины. Старый крыс чувствовал, что скоро, наконец, сможет излить копившееся годами семя, и, крепко вцепившись зубами в плечо девочки, задвигался быстрей.
— Ой, ой, ой! – Истошно заверещала Буратина, - Бооооооооольно! Паааапаа Кааааарлооо!
— Я здесь! — ответил громкий голос.
Дверь распахнулась, вошёл папа Карло. Стащил с ноги деревянный башмак и запустил им в крысу. Шушара, выпустив деревянную девчонку, с трудом вытащил свою дубину, все еще содрагающуюся, и так и не успевшую излиться фонтаном крысиной спермы. Он скрипнул зубами и скрылся.
— Вот до чего доводит баловство! — проворчал папа Карло, поднимая с пола Буратину. Посмотрел, всё ли у нее цело. Долго разглядывал до неприличия расширенное влагалище, покрытое слизью крысиного члена. От этого зрелища яйца его налились приятной тяжестью. Он посадил ее на колени, вынул из штанов член и, залупив его, глубоко вставил, ощущая, как сжимающиеся стенки все плотнее обхватывают старый шишак.
Буратина смотрела на него замутненными от похоти глазами.
— Скажи, папа Карло, а что это за чудесный палец, который наполняет меня сейчас. И почему он растет не на руке? И почему он толще тех, что на руке? И почему..
— Почему, почему… - передразнил ее Карло и принялся медленно покачивать ее, массируя свой член мягкой промежностью куклы. – Да потому, что это не палец, а член, болт, хуй, да как его не назови.
Буратинка закрыла глаза и блаженно улыбнулась. Теперь она знала, что такое член. И слова Сверчка, о многих членах, вызывали внизу животика приятное тянущее чувство.
Карло подбрасывал на своих бедрах стонущую деревянную девочку и глухо стонал сам. Буратина, раззадоренная яичком и фантазиями о своем будущем, начала бурно кончать, от чего ее щелка стала сокращаться и мягко посасывать член Карло. Старый шарманщик не мог долго этого выносить и, коротко крикнув, прижал ее плотнее к себе, чтобы наполнить своими выделениями каждый уголок жадной пещерки.
Карло валялся на кушетке, не удосужившись надеть штаны. Руки его были закинуты за голову, а сбоку, игривой кошкой, ластилась Буратина
— Я буду умненькой-благоразумненькой, папа Карло... Говорящий Сверчок велел мне ходить в школу.
— Славно придумано, малышка...
— Папа Карло, но ведь я — голенькая, деревянненькая, — мальчишки в школе будут вставлять в меня свои пальцы и толстые члены.
— Эге, — сказал Карло и почесал волосатый лобок. — Ты права, малышка!
Он зажёг лампу, взял ножницы, клей и обрывки цветной бумаги. Вырезал и склеил курточку из коричневой бумаги и ярко-зелёную юбочку. Смастерил туфли из старого голенища и шапочку — колпачком с кисточкой — из старого носка. Всё это надел на Буратину:
— Носи на здоровье!
— Папа Карло, — сказала Буратина, — а как же я пойду в школу без азбуки?
— Эге, ты права, малышка...
Папа Карло почесал в заднице. Накинул на плечи свою единственную старую куртку и пошёл на улицу. Вернулся он за полночь, все в той же куртке. В руке он держал книжку с большими буквами и занимательными картинками.
— Вот тебе азбука. Учись на здоровье.
— Папа Карло, а где же ты ее взял?
Карло тяжело молчал. Нелегко досталась ему эта азбука. Ведь в ту ночь Джузеппе, наконец, потратил свои полугодовые сбережения. Буратина уткнулась носом в добрые руки папы Карло, которые как-то странно пахли.
— Выучусь, вырасту, и всегда-всегда буду только твоей...
Буратина всеми силами хотела в этот первый в ее жизни вечер жить без баловства, как научил ее Говорящий Сверчок.
Часть 3. Нелегкий выбор.
Рано поутру Буратина на цыпочках, чтобы не разбудить удовлетворенного Карло, блаженно раскатившего свои опустошенные яйца, подмыла свои хорошо потрудившиеся за ночь дырочки, положила азбуку в сумочку и, вприпрыжку, побежала в школу. По дороге она даже не смотрела на сласти, выставленные в лавках, — маковые на меду треугольнички, сладкие, как девственное влагалище, пирожки и леденцы в виде толстых членов, насаженных на палочку.
Она не хотела смотреть на мальчишек, запускающих бумажного змея... Улицу переходил полосатый кот Базилио, которого можно было схватить за хвост. Но, вспомнив здоровенную колбасу Шушары, терзающую ее маленькую щелку, Буратина удержалась и от этого.
Чем ближе она подходила к школе, тем громче неподалёку, на берегу Средиземного моря, играла весёлая музыка.
— Пи-пи-пи, — пищала флейта.
— Ла-ла-ла-ла, — пела скрипка.
— Дзинь-дзинь, — звякали медные тарелки.
— Бум! — бил барабан.
В школу нужно поворачивать направо, музыка слышалась слева. Буратина стала спотыкаться. Сами ноги поворачивали к морю, где:
— Пи-пи, пиииии...
— Дзинь-лала, дзинь-ла-ла...
— Бум!
— Школа же никуда же не уйдёт же, — сама себе громко начала говорить Буратина, — я только взгляну, послушаю — и бегом в школу.
Что есть духу, она пустилась бежать к морю. Короткая бумажная юбочка с каждым шагом задиралась все выше, оголяя круглые ягодички. Ветер, с улыбкой, щекотал ее между ножек, отчего начало сладко сводить внизу живота, а по бедрам побежали первые капельки. Она увидел полотняный балаган, украшенный разноцветными флагами, хлопающими от морского ветра.
Наверху балагана, приплясывая, играли четыре музыканта. Внизу полная улыбающаяся с огромной, словно арбузы, грудью тётя продавала билеты. Глаза ее влажно блестели. Она как-то странно переминалась с ноги на ногу, изредка покусывая напомаженные губы. Грудь пышно вздымалась от частого дыхания. Крупные розовые соски наполовину выглядывали из глубокого декольте. От грубой ткани платья и возбуждения они одеревенели, налившись похотью, и теперь ласковый ветер ложился на них чудной прохладой. Мальчишки с интересом разглядывали их, что-то теребя руками в карманах, а девчонки презрительно фыркали.
Около входа стояла большая толпа — солдаты, продавцы лимонада, кормилицы с младенцами, пожарные, почтальоны, — все, все читали большую афишу:
КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР
ТОЛЬКО ОДНО ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
ТОРОПИТЕСЬ! ТОРОПИТЕСЬ! ТОРОПИТЕСЬ!
Буратина дёрнула за рукав одного мальчишку:
— Скажите, пожалуйста, сколько стоит входной билет?
Мальчик оглядел ее с головы до ног, задержав жадный взгляд на холмиках грудей, и, не спеша, сквозь зубы ответил:
— Четыре сольдо, деревянная девочка.
— Понимаете, мальчик, я забыла дома мой кошелёк. Вы не можете мне дать взаймы четыре сольдо?..
Мальчик презрительно свистнул:
— Нашла дурака!..
— Мне ужжжжжжжасно хочется посмотреть кукольный театр! — сквозь слёзы сказала Буратина. — Купите у меня за четыре сольдо мою чудную курточку...
— Бумажную куртку за четыре сольдо? Ищи дурака.
— Ну, тогда мой хорошенький колпачок...
— Твоим колпачком только ловить головастиков... Ищи дурака.
У Буратины даже похолодел нос — так ей хотелось попасть в театр. Мысли в деревянной голове лихорадочно плясали. Она хотела предложить азбуку, но вспоминая с каким трудом достал ее папа Карло, на глаза наворачивались крупные слезы.
— Мальчик, что же вы хотите в таком случае?.. – сказала она дрожащим голосом.
— Я дам тебе три сольдо, если прямо сейчас, за этим балаганом, ты расставишь пошире свои деревянные ножки и вздернешь глупую бумажную юбку, позволяя мне всласть «поиграть» с тобой.
Теперь у Буратины похолодел не только нос. Она поняла, что хочет от нее несносный мальчишка, но вспомнила, что обещала Карло быть только его, и ничьей больше. А этот негодяй… Как посмел он предлагать такое? Она не заметила, как голодно заныло влагалище, а мысли стали другими. «Наверняка у него маленький короткий член и тонкие пальцы, и я даже не получу от этого никакого удовольствия.» - думала Буратина, - «а если я не получу удовольствия, разве я обману папу Карло?»
— Но билет стоит четыре сольдо. Где же я возьму еще один?
Лицо мальчика расплылось в гадкой ухмылке.
— А один сольдо, - ответил он, - ты получишь, если ни капли моего семени не прольется мимо твоего деревянного рта.
Буратина уставилась на носок своего башмака, не в силах поднять взгляд.
— Конечно, я могу взять твою азбуку…
— Нет!! – Вскричала девочка.
Едва передвигая, ставшие вдруг свинцовыми, ножки, она поплелась за угол цветастого балагана. Мальчик, цокнув языком, направился за ней. Буратина отложила свою простенькую сумочку с азбукой, поколебалась, думая о своем обещании, и, нехотя, прогнулась низко в поясе, схватившись руками за грубое полотнище шатра. Ветерок сам поднял ее юбочку, дорвавшись до сладких щелок, пробуя их на вкус. Она закрыла глаза, как будто это могло помочь спрятаться от предстоящего унижения. Послышались легкие шаги мальчика и его удивленный свист. Буратина по-прежнему не открывала глаз, украдкой наслаждаясь легкими дуновениями ветра. Наглый мальчишечий палец нырнул в нежную вагину и, зачерпнув изрядную порцию липких выделений, направился выше, к скромной дырочке ануса. Буратинка сжалась, как маленькая мышка, а без того узкий анал, стал похож на мышиный глазик. Мальчик безрезультатно пытался вставить палец, плевал на попку, пытался вставить снова, и раз за разом терпел неудачу, так крепко все там сжалось.
— Ах, ты так, полено бестолковое? – Зло бросил он, и передразнил Буратину. – «Ужжжжжжжасно хочется посмотреть». Тьфу на тебя.
И он смачно плюнул на растопыренную деревянную задницу. Из глаз девочки брызнули горькие слезы. Так стало ей обидно, что она не попадет на единственное представление кукольного театра.
— Подождиииииите, добрый маааальчик. – Захлебываясь слезами выдавила она, глядя на него снизу вверх сквозь ноги.
— Ну чтооо ещеее? – С напускным безразличием протянул тот, позвякивая монетами. – Никак передумала?
— Передууууумалааа.
— Неужели и дырка раскрылась? – Смеялся над деревянной девочкой негодяй.
— Раскрыылась.
Палец еще раз черпнул смазки, и с легким натягом проник в недра Буратины. Он двигался нервно, судорожно, так, что рыдающая девочка почувствовала, какое волнение охватило наглеца. Как ни странно, это успокоило ее. Она перестала рыдать, и даже ощутила какие-то приятные отголоски в своем деревянном теле. Мальчик добавил второй палец, робко пытаясь раздвинуть их, растягивая узкую щель. Буратина тихо хихикнула и ниже прогнулась в спинке, блаженно закрывая глазки.
Анус мягко сократился пару раз, прощаясь с исчезающими пальцами. Мальчик неумело тыкался в нее вздыбленным члеником. Войти никак не получалось. Буратина буквально слышала, как он вспотел, от переживаемого позора. Она развернулась и, толкнув тут же потерявшего равновесие мальчишку в грудь, присела над ним на корточки. Писюн его время от времени вздрагивал, от возбуждения и волнения. Буратина теплой ласковой ладошкой направила его себе в попку и, плавно опускаясь, приняла его весь, до самого корешка. Мальчик закатил глаза, от нахлынувшей приятности. Буратинка откинулась назад, уперевшись руками в его коленки. Легко покачивая задом, она мягко одевала и раздевала напряженного солдатика. Мальчишка тихо мычал, вытягиваясь в струнку. Буратина же, почувствовав, что скоро тот выбросит порцию белой жидкости, решила преподать ему небольшой урок. Она сдавила его член, так, чтобы напугать вымогателя, но не повредить его инструмент, который сладко полировал ее щелку.
— Ой-ой-ой-ой-ой! – Запищал мальчишка. – Отпусти-отпустиииии!!! Не получишь ни сольдооо!
Буратина усмехнулась и еще плотнее сдавила маленькую сосиску.
— Ой-ой-ой-ой-ой! – Мальчик сунул руку в карман, извлекая монеты. – Забирааай, и оставь меня, пожалуйста, в покооое!
Теперь уже из его глаз брызнули слезы. Буратина взяла протянутые четыре сольдо.
— Ну неет, уговор дороже денег.
Она звонко хохотнула и, ослабив хватку, продолжила плавно скользить. Мальчик глядел на нее высыхающими глазами, все еще дрожа от страха. Озорное настроение захватило Буратину и она, заговорщицки улыбаясь, стала запихивать в свое истекающее влагалище толстые монетки, одну за другой. На четвертой оргазм сотряс ее юное тельце, да такой, какого она еще не испытывал ни разу, в своей коротенькой жизни. Неловко сползая с мальчишки, Буратинка склонила над раздувшимся члеником свою голову.
— Уговор, дороже денег. – Серьезно сказала она, глядя ему в глаза, и губы сомкнулись на молодой головке.
Мальчик конвульсивно задергался, выпуская тонкие струйки в рот деревянной девочки. На лице его играла довольная улыбка.
Буратина поднялась, оправила юбку. Резко присев, она скорчила забавную гримаску, натуживаясь и выдавливая оргазмические монетки. Когда четвертый сольдо упал в ее ладонь, дырочка Буратины снова обильно потекла. Она крепко сжала бедра, задержавшись так на секунду, после чего подпрыгнула, словно распрямившаяся пружина, и, склонившись над лицом продолжающего улыбаться мальчишки, выплюнула на него всю сперму, до последней капли. Тот завертелся ужом, но было поздно. Весело смеясь, она бежала прочь, а в след ей неслись злобные крики:
— Ну погоди же, дряная деревяшка, я до тебя еще доберууусь!
Она хотела ответить, что совсем даже не против этого, но мысли о представлении, мгновенно вытеснили из головы все остальные.
Буратина подбежала к полной улыбающейся тёте и, отсчитывая четыре сольдо, пропищала:
— Послушайте, дайте мне в первом ряду билет на единственное представление кукольного театра.
Буратина нырнула в таинственную темноту балагана. Тетя потеребила в руке скользкие монеты, понюхала их, и, вместе с загадочной улыбкой, две капельки молока выступили из ее распухших сосков.
Дата добавления: 2015-11-28; просмотров: 179 | Нарушение авторских прав