|
Читайте также: |
Убийца не пошевелился.
– Раньше я надеялся его найти, – продолжал Фальконе. – Не только для тебя. В первую очередь для его матери. И для всех нас. Когда ребенок вот так пропадает без вести, это каким-то образом нарушает естественный порядок. Возникает впечатление, что кто-то нарисовал мерзкое граффити на чем-то красивом, мимо чего ходишь ежедневно. Ты, конечно, можешь сколько угодно заниматься самообманом, внушать себе, что тебе на это наплевать. Но тебе ведь не наплевать. И пока кто-нибудь не сотрет эту мерзость, все равно не успокоишься. И никогда не смиришься с тем, что произошло.
– И этим «кем-нибудь» должен был стать ты?
– Предполагалось, что да. Но я им не стал. Извини.
– А он все равно мертв, – твердо и уверенно сказал Браманте.
– Ну, наверняка ты этого не знаешь. Я уж точно не знаю. Мы шарили повсюду. Лудо Торкья никогда не говорил, что он погиб. Ни мне, думаю, ни тебе. Что он сказал? Ты так его бил, что следовало бы ожидать…
– Сплошную ложь. Ложь и вздор. Мой сын мертв, – повторил Браманте.
– Кто-то из мудрецов сказал, что в конечном итоге все мы там будем.
Беглец едва не рассмеялся. И опустил пистолет.
– Инспектор полиции цитирует старого английского экономиста! Кто бы мог подумать?!
– Ну я же и впрямь любознательный тип.
Издали вновь донесся звук сирены. Может, даже нескольких. Еще ближе.
Лео набрал в грудь воздуха, понимая, что должен задать этот вопрос, но не представляя себе последствий.
– Когда ты в камере заставил Лудо заниматься с тобой сексом… это было впервые? Это был единственный раз?
Браманте моргнул, вполне равнодушно выслушав вопрос, но над ответом задумался.
– Я ожидал услышать этот вопрос четырнадцать лет назад. Но не теперь.
Фальконе пожал плечами:
– Патологоанатомы тоже несовершенны. Тот, что вскрывал Торкью, решил избавить тебя от излишних скандалов. Видимо, сочувствовал, как я понимаю. Тогда многие тебе сочувствовали.
– Но не ты? – холодным, бесчувственным тоном спросил Браманте.
– Но не я, – кивнул Фальконе. – Только не с той информацией, которую мне предоставили. Так что, я прав? И это было не впервые?
– Во второй раз, кажется, – ответил Браманте. – Или в третий. Забыл уже. У меня на лекциях бывало много студентов. И возможностей таких было полно. При полном согласии обеих сторон. И все они ничего не значили. Для меня, во всяком случае.
– За исключением того, – отметил инспектор, – что Лудо не выполнил обещания, своих договорных обязательств.
Лицо Браманте потемнело.
– Он мне в лицо смеялся и говорил, что не знает. И что ему на это плевать.
Фальконе кивнул:
– То же самое сказал и нам.
– Мне на это наплевать!
– Я…
Браманте постучал пистолетом по железной решетке, заставив пленника замолчать. Потом отпер дверь и махнул пистолетом, указывая в коридор. Фальконе понял. Если убийца вернулся, значит, у него есть на это причины. Он знал, что полиция уже вышла на его след и теперь уже где-то поблизости. Может, ему кто-то позвонил и предупредил – человек, которого археолог оставил снаружи. Может…
Тут мысль инспектора переключилась на эти таинственные ритуалы и древние верования, с которыми Джорджио Браманте – и Лудо Торкья тоже – играл тогда, четырнадцать лет назад. Какими бы они ни были привлекательными, образы все равно оставались только мифом. А Лео по-прежнему был убежден – то, что увлекло Алессио Браманте из этого мира, было чем-то гораздо более земным, реальным и ужасным.
Медленно, с трудом разминая до боли затекшие ноги и руки, он выбрался из камеры и по другую сторону прутьев оперся рукой о стену, чтобы потверже стоять на ногах. И тут же с отвращением ее отдернул: жирный белый червь размером с мизинец полз куда-то по влажному позеленевшему камню, чуть светясь в темноте.
Фальконе обернулся и посмотрел Браманте прямо в глаза:
– А что, если я все же его найду?
Тот помедлил. Всего секунду. Но этого инспектору вполне хватило, чтобы заметить в глубине мрачного клубка ненависти и злобы, который теперь представлял собой бывший ученый, искорку надежды или веры. Да, она все еще не угасла.
– Теперь уже поздно.
Браманте толкнул пленника вперед, по направлению к чему-то, только что возникшему из мрака.
Фальконе всматривался в дальний конец помещения – слабый дневной свет попадал сюда через какое-то отверстие в своде.
Там, впереди, возвышалось нечто – Лео не успел разглядеть детали, когда сюда пришел, – что-то низкое и длинное цвета дорогого мрамора. Какая-то плита. Алтарь, наконец понял он.
– Иди дальше, – прошипел Браманте, вновь прежний Браманте, и подтолкнул в спину стволом.
Спотыкаясь, Фальконе сделал еще несколько шагов. Перед ним на высоте пояса лежала белая каменная плита, пыльная, но все равно производящая сильное впечатление. На ее гладкой полированной поверхности – истрийский мрамор, несомненно – виднелся почти геометрический рисунок темно-красного цвета.
Лео видел достаточно мест преступлений, чтобы сразу понять, что это. Классические брызги крови и кусочки ткани.
– Агент Прабакаран, – пробормотал инспектор.
– Она сейчас в безопасности, – уверял Браманте. – И на все лады проклинает меня, несомненно. Что ж, у нее на то есть причины. Не стану жаловаться.
Фальконе провел ладонью по засохшим брызгам, сметая пыль и засохшую кровь.
– У меня тут был еще один давний знакомый, мне и с ним пришлось разобраться. Он не из тех, по кому вы станете скучать.
– Семь ритуалов, семь жертв, семь ступеней посвящения, – тихо произнес инспектор словно про себя. – Ну, ты уже дошел до конца?
– Только не с теми, кто идет в зачет.
Браманте засунул руку под алтарь и по очереди извлек моток веревки и длинный узкий нож с волнистым лезвием. Нечто церемониальное, решил полицейский. Нечто, как он понял, глядя на тусклое лезвие, что недавно пускали в дело.
ГЛАВА 15
– Ник?
Она успела только позвать его по имени и получила в ответ такой поток слов, что тотчас же замолчала. Эмили сразу поняла, в чем дело: Ник Коста захвачен расследованием. В данном случае расследованием дела, которое имело для него сейчас гораздо большее значение, чем все остальное.
Так что ей не оставалось ничего другого, как только слушать. И думать. Артуро уже пустил в ход все свое влияние: у Дикон теперь была персональная палата с окном, выходящим в узкий переулок, тянувшийся к Дуомо; внимательная медсестра, которая уже извинилась, что питание ей назначено только с завтрашнего дня. Мессина в одиночестве сидел в коридоре, пока американка устраивалась.
А Ник оказался настолько захвачен событиями, настолько поглощен охотой и распутыванием узлов судьбы человека, много лет считавшегося отцом пропавшего без вести ребенка, что она ему даже завидовала. Подобные взрывы активности всегда заставляли ее чувствовать себя в гуще жизни, когда Эмили сама работала в правоохранительных органах. Ты словно растворяешься в деле. И это одна из причин того, что всегда выполняешь порученную тебе работу.
Были и новости о том, как продвигаются поиски Лео. Она жадно слушала, а потом вдруг спросила, неожиданно для самой себя:
– Так мальчик жив?
Это казалось невероятным. И создавало определенные сложности, насколько стало понятно из краткого изложения Ником всех подробностей.
Алессио Браманте – по причинам, оставшимся неясными, – по всей видимости, проследовал с Авентино в лагерь протестующих борцов за мир возле Большого цирка и прибился там к странной парочке из какой-то левацкой группировки. Не просто ушел с ними, но остался в семье, рос и воспитывался в качестве приемного ребенка, пока не ушел, в возрасте тинейджера, четыре-пять лет назад.
Дикон вспомнила, что Ник говорил по поводу похищенных детей. Как они ассимилируются в новой для них среде, в которую вдруг попадают. Все это, как Эмили теперь поняла с чувством некоторой тревоги, было вполне объяснимо и понятно. Ребенок быстро привыкает к новой обстановке. Если Алессио Браманте не вернулся домой в течение нескольких недель, он потерян навсегда. Когда ребенок исчез, ему было семь. Все воспоминания, которые у него оставались о предыдущей жизни с Джорджио и Беатрис Браманте, наверняка стерлись из его памяти. При наличии достаточно сильной воли ребенка можно превратить в совершенно другого человека. В истории полно примеров диктаторов, которые создали себе целые армии почитателей и обожателей, воспитывая их с малых лет.
– Вам его никогда не найти, Ник, – убежденно ответила Эмили. – Если он помнит своих настоящих родителей, то наверняка ненавидит. Вероятно, они для него теперь как полузабытый сон. Вам вряд ли стоит надеяться, что это поможет найти Лео.
– Ты думаешь?
Коста говорил таким довольным тоном, какой всегда проявлялся, когда ему становилась известна еще какая-то информация.
– Давай выкладывай.
– Мы эти сведения получили от соседей. Они редко видели мальчика. Эта парочка не отличалась общительностью, а после смерти главы семьи старуха вообще замкнулась. Сосед не знал даже имени мальчика. Кажется, Джордано звали его Филиппо. Но теперь мы знаем, что было дальше. Он ушел от них в шестнадцать. И через некоторое время навестил.
– И что?
– Парень был в мундире курсанта полицейской школы, Эмили. И если он по каким-то причинам не ушел, теперь Алессио Браманте – или как его нынче зовут – действующий офицер городской полиции.
Дикон потрясенно молчала.
– Мы намерены надавить на квестуру, чтобы они подняли архив. Известно, в каком году он поступил в школу. Даже если ухитрился поступить под другой фамилией.
– Значит, опять проверять многочисленные адреса, слухи и сплетни. – Эмили страстно желала сейчас оказаться рядом с ним, чувствуя, как в крови бурлит адреналин – прочная ниточка наконец попала в руки.
– Именно.
– Но зачем такому человеку поступать на службу в полицию?
На другом конце телефонной линии воцарилось молчание. Потом Ник спросил:
– Но это не такой уж и странный выбор профессии, не правда ли?
– Да. Понимаешь, я не совсем это имела в виду. Однако все настолько… странно… С какой стати человек с таким темным прошлым станет поступать в полицию?
– Может, именно из-за своего прошлого. Не знаю.
– Я тоже не знаю. Надо его найти и спросить.
– Несомненно. – Коста помолчал. Дикон буквально ощущала его возбуждение. – Извини. Я так и не успел спросить. Почему ты оказалась в больнице?
– Обычные анализы. Рутина, я к ней уже начала привыкать. Беспокоиться совершенно не о чем. Ищи своего пропавшего школьника. И Лео. А уж после этого…
– У меня терпения не хватит.
Отворилась дверь. Вошла медсестра и сразу нахмурилась, увидев мобильный телефон. Эмили попрощалась и положила трубку в сумочку.
– Уже пора?
– Да. А пока вот что. Маленький укольчик.
Дикон закатала рукав зеленой больничной рубашки и отвернулась.
ГЛАВА 16
Бруно Мессина окинул усталым взглядом улицу Авентино. Дождь прекратился. Слабые лучи солнца с трудом пробивались сквозь наступающие тени. Позади вереница машин растянулась до самой Пирамиды. На востоке механическая змея тащилась от самой реки. Машины пересекали город во всех направлениях, как кровь по артериям. И все здесь было взаимосвязано. Единственная пробка где-то в южной части могла вызвать хаос в северной. Но комиссар сейчас не желал знать о том, что происходит где-то еще. Он отключил свою рацию, не желая выслушивать вызовы из квестуры. Дело важное.
Первая группа, проникшая в раскоп, обнаружила недалеко от входа женскую сумочку. Внутри оказалось полицейское удостоверение Розы Прабакаран. Досадная оплошность, вероятно, указывающая на перевозбужденное состояние преступника. У Браманте оставалось все меньше шансов. Мессина был уже уверен, что именно здесь и закончатся кровавые похождения этого человека, на юго-восточном склоне длинного, поросшего травой прямоугольника под нависающей тенью Палатино.
Поставил Баветти во главе группы охраны – следить за установленными защитными барьерами и не пускать внутрь ни машины, ни зевак, ни журналистов. Такая работа, кажется, была вполне по способностям этого инспектора. Во всем остальном Мессина решил положиться на Печчью, который явно ощутил прилив энергии, получив задание. К такому его люди готовились годами, редко имея реальную возможность применить полученные навыки в настоящем деле.
Мессина каждый день проезжал мимо этого места, направляясь на службу, и, подобно большинству римлян, едва ли задумывался, что оно собой представляет в действительности. И только теперь начал понимать, что это не просто полоска пустой территории.
Комиссар стоял на трамвайных путях лицом к тому, что когда-то было огромным стадионом, пытаясь разобраться в географии местности. Справа возвышались развалины бывших императорских дворцов, желто-медовые руины, ныне похожие на нагромождение многоуровневых арочных проемов, облепивших холм. Как и других римских школьников, Бруно водили сюда вместе с классом на экскурсии. И он помнил, какой вид открывался отсюда на Форум, Колизей и рынок Траяна, расположенные за чудовищно широкой современной магистралью, построенной Муссолини. Это было все равно что смотреть на город с высоты птичьего полета. Более зеленая вершина холма, обращенная к югу, всегда казалась невозмутимой и спокойной, частью другого, древнего города, который, как уныло напомнил себе Мессина, Браманте знал гораздо лучше, чем кто-либо другой.
То, что когда-то было дорожкой, где проходили гонки колесниц, теперь превратилось в заросшую травой грунтовую дорогу, истоптанную любителями утренних пробежек. В дальнем ее конце виднелось длинное и низкое офисное здание, закрывавшее вид на Тибр. Слева располагался парк, позади него – Авентино. Впереди, перед дорожкой бывшего ипподрома, возвышалось нечто, на что Мессина за четыре десятка лет едва ли хоть раз обратил внимание. Невысокая башня – как будто остаток развалившегося средневекового дворца – на поляне, поросшей высокой травой.
Отгороженные от стадиона высоким зеленым забором, виднелись знакомые развалины, напоминавшие о работах археологов: белые блоки тесаного мрамора, разбросанные в беспорядке, – на некоторых еще заметны остатки каннелюр; низкие кирпичные стены непонятного назначения, выступающие из земли словно древние кости. Ржавые железные ворота и ограда очертили территорию, недоступную с поверхности, а там, внутри, находился лабиринт подземных камер и проходов, выкопанных в жирной влажной земле и пробитых в камне под ней.
А слева, ближе к Авентино, над более важным раскопом, раскинулась плоская крыша из ржавого оцинкованного железа над почти невидимым входом бог знает куда. Еще ребенком Мессина забирался во чрево Колизея, пытаясь понять, почему древние римляне так любили строить под землей, и находил, что это вполне подходящее место, чтобы заниматься всякими недозволенными делишками, которые неудобно творить при свете дня. Сейчас с того места, где он стоял, можно было разглядеть маленький арочный проход под землю, скорее напоминающий пещеру, который вел в подземное пространство размером с сам древний стадион.
Джорджио Браманте, несомненно, знал здесь все. Вероятно, он и выбрал место по этой самой причине. Возможно, подумал Мессина, у него не было планов забираться куда-то глубже – во всяком случае, после последнего жертвоприношения, посвященного пропавшему Алессио.
Комиссар никак не мог выкинуть из головы сумочку Прабакаран, обнаруженную у входа в раскоп. Это выглядело почти как приглашение, и от этой мысли и ему было не по себе.
Ученая дама все разбиралась с кучей карт, которые затребовала из университета. Мессина присоединился к ней, изучил сложную путаницу подземных коридоров и камер, судя по всему, расположенных на разных уровнях, и спросил:
– Вы понимаете, что тут изображено, профессор Тернхаус?
Та взглянула на карту и состроила кислую мину:
– Я вам уже говорила, что этим местом не занималась. Джорджио работал на этом раскопе, когда был студентом. В последние годы сюда вообще мало кто заходил.
И вновь уставилась на карту, прищурившись.
– И вот еще что, – добавила она. – Этой карте двадцать пять лет. И она неточна. С тех пор многое изменилось. Кажется, здесь произошло обрушение грунта, а это на карте не отражено. Странно…
– И что в этом раскопе? – спросил Печчья.
Ученая дама подняла взгляд. На ее лице было написало легкое раздражение.
– Мне иногда кажется, что римляне вообще не знают собственный город. Здесь размещались казармы третьей когорты преторианской гвардии. Того самого подразделения, легионеры которого построили храм под Авентино. Их всех уничтожили, когда Константин взял Рим. У Джорджио всегда был пунктик по этому поводу.
Печчья, кажется, был здорово удивлен.
– Подземные казармы?
– В те времена они вовсе не были под землей. Лишь частично. Только храм. Место для совершения ритуальных церемоний. С годами культурный слой города сильно поднялся. Разве вы этого никогда не замечали?
Мессина покачал головой.
– А здесь тоже имеется храм?
– Это же были воины-легионеры. А большинство тогдашних легионеров были последователями культа Митры. Именно поэтому, по всей вероятности, Константин и приказал их перебить. Они тогда вдруг все стали еретиками.
– И что это нам дает? – резким тоном осведомился Печчья.
Джудит уставилась на него, не заметив агрессивности его тона.
– Если я вам здесь не нужна, – медленно произнесла профессор, – с огромным удовольствием вернусь к работе. У меня почему-то создалось такое впечатление, что вы желаете узнать, где именно может прятаться Джорджио, в каком месте этого лабиринта. Здесь тоннели располагаются на трех уровнях. Имеется, наверное, около сотни различных помещений и камер разных размеров. На карте изображено лишь процентов двадцать того, что есть на самом деле. И вы можете проблуждать там, внизу, добрую пару дней. Или предоставьте мне возможность высказать научно обоснованное предположение. Вам решать.
– Значит, вы знаете, где он прячется? – спросил Печчья с каким-то ребячьим сарказмом.
Она покачала головой:
– Нет. А вы?
– Как насчет этого места? – спросил Мессина, вознамерившись лично вести беседу. В точке, куда указал комиссар, на карте угадывался алтарь с мощной фигурой бога, поражающего мечом быка. – Это же храм, не так ли?
– Обратите внимание на то, что написано мелким почерком. Я ведь говорила, здесь многое изменилось.
Все уставились на карту. Несомненно, под изображением было что-то написано.
– Думаю, – добавила профессор, – это почерк Джорджио. Там сказано, что алтарь был перемещен. Первоначально он располагался вон там, – ученая дама ткнула пальцем в сторону Палатино. – Там, где сейчас отчетливо заметен провал грунта. Что бы тут ни обнаружили, ни в какой музей это не попало, иначе я об этом знала бы. Стало быть, можно спорить на что угодно, что он спрятан где-то еще, в другом месте данного комплекса, и оставлен до лучших времен.
Тернхаус посмотрела обоим прямо в лицо.
– Ну и, не особенно ручаясь за точность, можно предположить, что Джорджио стал бы скрываться именно здесь. Для него это по-прежнему нечто вроде ритуала, понимаете? Приносить в жертву людей, которых он винит в исчезновении Алессио. Где еще Браманте мог бы этим заниматься?
Мессина уткнулся взглядом в лабиринт на карте.
– Ну и с чего, черт подери, нам следует начинать? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Профессор тоже смотрела на карту, пытаясь разобраться в этой совершенно непонятной путанице линий.
– Могу только сказать, с чего здесь начала бы я. Мне понятно, куда в первую очередь двинулся бы профессиональный археолог. Если они передвинули алтарь, он не может находиться слишком далеко от изначального места.
– Так где? – спросил Мессина.
Тернхаус рассмеялась прямо ему в лицо:
– Для этого мне нужно спуститься туда. По карте этого не определить. Нужно посмотреть, на что это похоже.
– Нет, нет и нет, – заявил Печчья. – Он же вооружен! Гражданским лицам там не место! Это недопустимо!
Мессина не мог избежать пристального взгляда американки. Археолог по какой-то непонятной причине стремилась туда попасть. А он и знать не желал, почему именно. Единственное, что его сейчас интересовало, это Джорджио Браманте. И судьба Фальконе, напомнил он себе.
– Профессор, это очень опасное предприятие.
– Но Джорджио ненавидит вас, – возразила ученая дама. – Мне же никакого зла не причинит. Я не сомневаюсь, ни на секунду не сомневаюсь, что такое просто невозможно. И если окажусь там – он ведь знает меня, мы с ним работали, – тогда, возможно, смогу с ним поговорить, убедить его вести себя более разумно. В любом случае стоит попробовать. Не могу сказать, что мы были близкими друзьями, но он по крайней мере не испытывает по отношению ко мне никаких негативных чувств. Неужели вы не воспользуетесь такой возможностью?
– Комиссар… – начал Печчья.
– Если профессор так желает нам помочь, – перебил Мессина, – было бы глупо отвергнуть ее предложение. – Джудит пробормотала какие-то слова благодарности. – Но с условием, – продолжил комиссар, – что вы будете в точности исполнять все приказы людей синьора Печчьи. Это крайне важно.
– Мне вовсе не хочется быть убитой. Так что вам не о чем волноваться.
– Отлично. – Шеф квестуры ткнул пальцем в карту. – Спустить сюда группу через двадцать минут. Посмотрите на карту. И все время консультируйтесь с синьорой Тернхаус. Идите туда, куда она укажет. Впереди все время должны быть ваши люди. Все время, Печчья!
– Комиссар…
Печчья, кажется, ожидал чего-то совсем иного.
– Какой будет приказ? – спросил он.
Мессина явно не понял вопроса.
– Если Фальконе жив, вытащите его оттуда.
– А если Браманте будет сопротивляться?
– Тогда делайте что угодно. Если в конце этой цепочки окажется труп, пусть это будет его труп. Но не чей-то еще. Вы меня поняли?
Печчья холодно посмотрел на руководство.
Над головой пролетел огромный черный вертолет, и грохот его винта был настолько громким, что заглушил даже явные нотки отчаяния в голосе Мессины. Комиссар махнул Баветти и приказал убрать винтокрылые машины – теперь они, несомненно, были не нужны, – затем отдал Печчье приказ начинать. Тот крякнул и отошел к одному из темно-синих вэнов, утыканных антеннами. Командир спецназа вернулся с четырьмя бойцами, одетыми во все черное и вооруженными автоматами армейского образца, которые Мессина уже видел раньше. Весьма удобное оружие, решил полицейский, да еще и со складным прикладом.
Все четверо выглядели как близнецы: почти одного роста, молодые, решительные, бесстрастные. Солдаты, готовые к бою.
– Мы не знаем, что вас там ждет, – начал инструктаж Мессина. – Мы не знаем, жив ли инспектор Фальконе. Если жив, хотелось бы, чтобы живым и остался.
– В переговоры вступаем? – спросил один из них.
– Сами увидите, стоит ли, – заявил Печчья.
Комиссар помотал головой:
– Этот человек ни в какие переговоры вступать не будет. Если скажет, что готов к ним, это просто увертка. Преступник похитил Фальконе с целью убить. Точно так же как убил всех остальных.
– Человек, загнанный в угол, может изменить своим привычкам, – заметил Печчья.
– Джорджио Браманте своих привычек не меняет. Предложите ему сложить оружие и сдаться. Если он откажется, действуйте соответственно. Я понятно выражаюсь?
Все кивнули. Один уставился на профессоршу с выражением удивления и даже агрессивности на лице:
– А кто эта штатская?
Американка протянула ему руку. Боец ее не принял.
– Меня зовут Джудит Тернхаус. Я профессор археологии. Думаю, что сумею помочь вам его найти.
Четверо бойцов переглянулись. Старший состроил недовольную гримасу:
– Мы и сами можем это сделать. – Затем достал из кармана черную маску и натянул на голову.
– Я в этом сильно сомневаюсь, – заметил Мессина. – Профессор?
Тернхаус развернула карту перед спецназовцами. Тонкие пальцы задвигались по бумаге, отмечая линии, повороты, указывая каждое помещение, проход и тупик.
ГЛАВА 17
Ему потребовалось пять минут, чтобы определиться. Нить лежала там, где мальчик видел ее в последний раз. Брошена на землю в том самом месте, где один из студентов, которого звали Андреа, огромный, тупой, но сильный, схватил его за руку.
Все замолкли, когда Алессио подобрал ее конец. Все были страшно ему благодарны, даже Торкья. Игры, ритуальные церемонии когда-нибудь так или иначе подходят к концу.
Фантазер боялся представить себе, что скажет Джорджио, когда узнает, что они натворили. Алессио лишь иногда видел отца в ярости, в полном ее проявлении, и всегда при этом холодел и начинал дрожать. Однажды он видел, как отец бьет мать, и это оказалось настолько непереносимым, что заставило вмешаться, размахивая кулачками и имитируя мимику отца. Женщины – слабые существа, и нуждаются в защите. Это было настолько понятно, что юный Алессио никогда не ставил этот постулат под сомнение. Им требовалось – всем троим – больше сблизиться, глубже проникнуть в жизнь друг друга, переплестись так тесно, чтобы уже ничто никогда не смогло разлучить их.
И для этого нужно некое таинство – может, жертвоприношение, может, новая судьба, новое направление в жизни, которое он, ребенок, нашел в подземном лабиринте. Его жертвой станут шестеро тупых студентов, которые надеялись проникнуть в чужую тайну, осквернить святое место идиотскими ритуалами, а потом свободно и безнаказанно уйти.
Улыбаясь сам себе, уверенный в своих силах, он пропускал нить между пальцами, и все семеро следовали дальше по коридору. Света впереди еще видно не было. Но если продолжать идти, через минуту-две они его, безусловно, увидят. Солнце. Воздух. Свобода для этих любителей совать нос не в свое дело. Они скоро уподобятся тем трусам, которых освободил Тесей, неблагодарных, неспособных испытать признательность за освобождение, да и недостойных его.
Алессио задержал дыхание. Это должно стать поистине судьбоносным решением, оно изменит всю его будущую жизнь. Дать Лудо и остальным возможность убежать в солнечный жаркий день, убежать, не замеченными Джорджио, не наказанными за свои делишки. Или, наоборот, выдать их, ничего не понимающих и ни о чем не догадывающихся, в руки отца, отдать на его суд и расправу.
Мальчик остановился. Дино Абати, который шел следом, словно какой-то защитник, налетел на него сзади.
– Ты уже видишь? – спросил он. – Выход видишь?
– Пока еще нет. – Фантазер незаметно дернул за нить, ощутил, как она натянулась, зацепившись за что-то, потом упала обратно на землю – легко, словно перышко.
Дернул еще раз. И отпустил. И она пропала.
Семь дверей, семь коридоров и целая сеть взаимосвязанных проходов между ними. Некоторые ведут в рай. Некоторые – в ад. Жизнь – это непрерывный выбор: между добром и злом, между легким и трудным. И избежать его невозможно.
Луч фонаря Дино высветил дверной проем, который мечтатель отметил, еще когда, смеясь, убегал из помещения около входа, менее чем в тридцати метрах впереди.
Ему почудилось, что он ощущает присутствие отца где-то поблизости, что слышит – наверное, просто иллюзия – его дыхание, тяжелое и напряженное от нетерпения, там, во мраке, где звук множится, эхом отдаваясь от стен.
Может быть, он блуждал под землей дольше, чем ему представлялось, и Джорджио уже потерял терпение. А за нетерпением очень скоро последует гнев.
«Либо я возьму приз, либо они», – подумал фантазер.
– Сюда! – Он резко свернул влево, в квадратный дверной проем.
Оборачиваться Алессио Браманте не требовалось. Эти шестеро вели себя как заблудившиеся овцы. Конечно, они пойдут даже за ребенком, тем более за таким, которому не занимать мужества; он готов противостоять любым испытаниям так же, как крошечный лист на дереве противостоит суровым осенним ветрам.
ГЛАВА 18
Эмилио Фурилло жил в убеждении, что переход из полицейских, всегда действующих «на передовой», к руководству информационной службой квестуры был отличным и значительным шагом вверх по карьерной лестнице. Кроме того, данная служба обеспечивала ему полную безопасность, уберегая от кулаков пьяных на улице и гнева недовольного начальства в офисе. Но сейчас, глядя на упертый в грудь палец Терезы, он размышлял, не следует ли сменить устоявшуюся точку зрения и переосмыслить положение.
– Мне кажется, – заявил он обиженным тоном, – что это чрезвычайно жестоко с вашей стороны – использовать личные связи с целью вне очереди получить доступ к архивным данным. Да к тому же через третье лицо.
Несколько месяцев назад Эмилио обратился к Лупо в конфиденциальном порядке по поводу кое-каких проблем, возникших в его семейной жизни. Он желал узнать, не может ли одно известное лекарство помочь в их решении. После чего ухитрился упрятать воспоминание об этом на самое дно памяти. Там оно и пребывало, пока нынче утром к нему не явился улыбающийся Сильвио ди Капуа, главный подручный Терезы в морге, беспардонно напомнив об этой консультации и потребовав взамен допуск к информации, минуя очередь.
А теперь Лупо сама пожирала его разъяренным взглядом.
– Что такое? – рявкнула Тереза.
– Всегда полагал, что существует такая вещь, как конфиденциальность во взаимоотношениях врача и пациента.
Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 82 | Нарушение авторских прав