Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Часть II полуночный бог 3 страница

Читайте также:
  1. A) жүректіктік ісінулерде 1 страница
  2. A) жүректіктік ісінулерде 2 страница
  3. A) жүректіктік ісінулерде 3 страница
  4. A) жүректіктік ісінулерде 4 страница
  5. A) жүректіктік ісінулерде 5 страница
  6. A) жүректіктік ісінулерде 6 страница
  7. A) жүректіктік ісінулерде 7 страница

И экскаваторы шли вперед практически вслепую, а Мессина все еще наивно полагал, что по мере углубления работать станет легче. Как он сам сказал Фальконе, это все равно что срезать верхушку муравейника и заглянуть внутрь. Как выяснилось, комиссар занимался самообманом. Результат оказался гораздо более непредсказуемым. Гнездышко оказалось давным-давно покинутым. Внутренность холма представляла собой лабиринт тоннелей и разломов, опасных, рыхлых, грозящих вот-вот обвалиться. Один из экскаваторщиков уже начал намекать на то, что продвигаться дальше слишком рискованно. Армейские саперы выбрались наружу и, наблюдая за процессом из парка, с поросшей травой возвышенности, курили с таким выражением на лицах, которое явно говорило: все вы тут недоумки и любители. Экскаваторы уже превратили в гору камней то, что, на непрофессиональный взгляд Мессины, смотрелось как огромный подземный храм; стараясь добраться до слоя красноватой земли, они уничтожили явные артефакты и то, что выглядело горой разбитых и разломанных костей. Он уже понял, что это ему так просто с рук не сойдет.

Но все уже не имело для него никакого значения. Важно было только одно: здесь не нашлось никаких следов маленького Алессио Браманте. Ни клочка ткани с его одежды, ни отпечатка подошвы в грязи, ни отдаленных криков, еле слышного дыхания или сердцебиения, которые могли бы уловить чувствительные приборы, что Фальконе притащил сюда именно с этой целью.

Мессина смотрел на поток транспорта и говорил себе: мальчик не может исчезнуть просто так, словно по мановению волшебной палочки. Теперь оставалась единственная надежда – выбить хоть какую-то информацию из Лудо Торкьи. И поскорее. Чего бы это ни стоило.

Как всегда, он расположился на переднем пассажирском сиденье. Артуро не любил ездить сзади, не считал себя таким уж большим начальником. Он просто указывает подчиненным путь – именно это нужно любому войску, а полиция тоже своего рода войско, пусть они и не карабинеры.

Водитель, Таччоне, был из патрульных полицейских; его услугами Мессина пользовался достаточно часто. Не блещет умом, надежный и добрый малый ближе к сорока, из тех, что много лет подряд пытаются сдать экзамен на должность начальника отдела. Не такой яркий, честолюбивый и повсюду сующий нос индивидуум, как Фальконе. Но комиссару нужны и рядовые солдаты, думал Мессина, точно так же как и хорошие офицеры.

– Что бы ты делал, если бы кто-то вот так умыкнул твоего сына? – спросил водителя Мессина, не слишком рассчитывая получить ответ.

Таччоне обернулся и удивленно уставился на шефа. В его глазах появилось нечто, чего руководитель следственной бригады никогда прежде не видел.

– Да то, что любой стал бы делать, – тихо ответил водитель. – Завел бы этого подонка в маленькую отдельную комнатку. Убедился бы, что поблизости никого нету, и…

Здоровенный малый. Он, видимо, уже так делал, решил комиссар.

– Эти времена прошли, дружище. Мы теперь подчиняемся строгим правилам. Соблюдаем Уголовно-процессуальный кодекс. Букву и дух закона.

Уличный затор все больше затруднял движение. Ни маячок, ни сирена помочь уже не могли. Легковушки, автобусы, грузовики забили набережную Лунготевере на всем ее протяжении вокруг небольшой пьяцца ди Боккаделла Верита. За ней под лучами вечернего солнца виднелся лагерь протестующих, занявший почти все пространство рядом с Большим цирком, – скопище разношерстных палаток и тел, накрывшее до последнего квадратного дюйма землю, когда-то служившую императорским ипподромом.

Таччоне выругался, вывернул руль полицейской «ланчии», въехал на широкий тротуар и вдавил педаль газа в пол. Так он сумел пролететь добрых четыреста метров, разгоняя пешеходов и не обращая внимания на их ярость. Потом высмотрел щель в потоке возле светофора, влился в цепочку еле движущегося транспорта и начал пробираться дальше, подрезая и справа, и слева.

Через несколько минут добрались до квестуры. У входа вертелась целая толпа репортеров, фотокорреспондентов и телевизионщиков. Они уже знают, что подозреваемый внутри, догадался Мессина. Даже если какой-нибудь паскудник из самой полиции не сообщил им об этом за незаконную мзду в несколько лир, это наверняка сделал по своем прибытии Джорджио Браманте. Такой уж он человек. Всегда идет навстречу журналюгам, хотя ему настоятельно советовали этого не делать. Профессор считал, что его обманули, а человек, считающий себя обманутым, всегда более склонен действовать под влиянием чувства попранной справедливости, нежели прислушиваться к рекомендациям здравого смысла.

Таччоне резко затормозил, распугав группу писак.

Потом обернулся и жалобно посмотрел на Мессину.

– Конечно, комиссар, те времена давно прошли, – медленно произнес он. – Но мы ведь можем их вернуть…

 

ГЛАВА 8

 

Эмили позвонила и предложила сравнить образцы почвы с другими вещдоками, собранными в катакомбах. Сказала, что это может оказаться неплохой идеей. Но не сообщила, что отлично себя чувствует и повода для беспокойства нет. Могла бы и добавить, что это очень здорово – забраться в такую норку, в этот шикарный особняк в Орвьето, пока следственная группа возится с очередным трупом на бесконечном конвейере.

«Ох уж эти мне американцы!» – пробормотала под нос Тереза. Вынь да положь им трудовую этику! А беда в том, что пресловутая этика требуется им везде и всегда, даже когда они не работают.

Но через пятнадцать минут вешдок вылез прямо из глотки мертвого Тони Ла Марки. Лупо заорала, увидев его. Такое с ней случилось в морге впервые, но тоже впервые здесь появился и червяк. Патанатом повидала немало самых странных предметов на своем анатомическом столе, который давно уже стал центром всего ее мироздания. И ни один никогда так не пугал. Но смотреть с очень близкого расстояния – а Тереза очень низко наклонилась над головой трупа – на бледное чудовище с резко выступающими над треугольной головой глазками, на все его скользкое тело длиной с мизинец, медленно выползающее изо рта мертвеца, – всего этого оказалось вполне достаточно, чтобы заставить ее заорать. Сильвио счел этот вопль чрезвычайно забавным.

Полчаса спустя Капуа позвонил приятелю своего приятеля, которого звали Кристиано и который работал в отделе эволюционной биологии университета Ла Сапьенца. Кристиано оказался самым высоким человеческим существом, какого Тереза когда-либо встречала, – на добрую голову выше и Сильвио, и ее, тощий как жердь, совершенно лысый, бледный и страшный как мертвец, глаза вытаращены. Ему свободно можно было дать и девятнадцать, и сорок, и он явно был не из тех, кто интересуется девушками.

Червь привел ученого в восторг.

Натуралист потратил минут тридцать, рассматривая его с разных точек через увеличительное стекло, а потом жадно спросил:

– Можно мне его забрать?

– Червяк находится под охраной полиции, Кристиано, – терпеливо пояснила Тереза. – И мы не можем позволить подобному созданию свободно повсюду ползать только потому, что он вам понравился.

– Не «он». «Он» и «она» одновременно. Плоские черви – гермафродиты. Этот малыш…

Лупо закрыла глаза и тяжко вздохнула, не в силах поверить, что кто-то может с такой любовью говорить об отвратительном комочке белой слизи в маленькой кювете, которую для него нашел Сильвио.

–…старше ледникового периода. А сексуальные аппетиты у них – как у какой-нибудь рок-звезды семидесятых годов. Пять раз в день он может быть мужчиной, если, конечно, сумеет заполучить партнершу, а на условия ему просто наплевать. И еще: его можно разрубить пополам, и он отрастит себе новую голову или хвост. Или даже несколько.

– Значит, все же это «он», – хитро улыбнулась Тереза.

– Я просто объяснял положение дел для несведущей аудитории, – заметил Кристиано.

– Вы очень к нам добры. Название у него какое-нибудь есть?

– Даже два. Раньше мы их называли «Дугезиа полихлориа», но потом кто-то решил, что некий, покойный ныне, ученый по фамилии Шмидт, который много занимался этими объектами, заслуживает того, чтобы его посмертно увековечили. И название поменяли – теперь они именуются «Шмидтеа полихлориа».

– Кристиано, – Лупо взяла ученого за тощую руку, – позвольте быть совершенно откровенной. Мы сейчас несколько заняты, дел у нас навалом. К примеру, «этот малыш» вылез из глотки одного джентльмена, которому сердце вымыли из грудной клетки струей воды под высоким давлением. Это произошло на бойне, а такое, сами понимаете, случается не каждый день. Кроме того, прошлой ночью некто забрался в квестуру – видимо, с целью убить моего хорошего друга, и застрелил потенциально важного свидетеля по этому делу. Я рассчитываю несколько позже вплотную заняться свежим трупом. Мой коллега Сильвио придерживается мнения, что это создание может дать нам кое-какую важную информацию. Так что мне доставило бы огромное удовольствие, если бы вы разрешили мои сомнения на сей счет. Он правильно полагает или нет?

Патанатом сделала паузу для пущего эффекта, потом резко спросила:

– Так что это такое?

– Плоский червь.

– Просто обыкновенный плоский червь?

Тут к представлению подключился Сильвио:

– Нет такого понятия – «обыкновенный плоский червь», Тереза. Если бы вы уделили время изучению соответствующей литературы по эволюционной биологии, вы знали бы это.

– Заткнись! – Лупо сжала руку Кристиано. – Просто скажите мне, как «Шмидт» попал туда? Он мог оказаться в глотке, пока этот тип был еще жив?

– Вы что, серьезно?! – спросил ученый, выпучив глаза. – И кто бы позволил червю забраться себе в глотку?!

– Ну, может, он паразит или что-то в этом роде. Вроде глиста, трематоды.

– Плоские черви не паразиты!

Вид у натуралиста был такой, словно при нем глубоко оскорбили его ближайшего родственника.

– А что же они такое?

– По большей части – падальщики. Питаются всякими отбросами. Плотью погибших животных.

– Значит, он мог забраться в рот этому типу, когда тот уже был мертв? Или без сознания?

Кристиано замотал гладкой словно бильярдный шар головой в знак полного несогласия.

– Нет, только не тогда, когда человек был без сознания. Эти черви не выжили бы с доисторических времен, если бы были такими глупыми. Они всегда держатся подальше от всего, что дышит, ну разве за исключением тех созданий, что меньше их самих. Вполне успешно пожирают маленьких дождевых червей, если могут их поймать, но этим все и ограничивается.

Тереза обдумала услышанное.

– Так, а среда обитания? Они ведь живут в земле? И вылезают наружу, когда проголодаются. Этого типа нашли в крипте, где лежала сотня, а то и больше скелетов, оставшихся там еще со Средних веков. Вполне подходящее место для таких червей, как мне кажется.

– Нет!

Патанатому уже надоело, что ученый смотрит на нее как на полную идиотку всего лишь потому, что она не проводит свои дни в радостном изучении статей из альманаха «Образ жизни богатых и знаменитых червей».

– Почему нет?

– Там же нет пищи! И воды! Им нужна вода. Без нее…

Это исключало одну из версий, объяснявшую, как плоский червь проник в горло Тони Ла Марки.

– А как насчет бойни? – предложила она другой вариант. – Там же полно мяса. И вода тоже есть. Они могут просто выползать по ночам из дренажной системы, чтобы пожевать отбросов.

Сильвио недовольно засопел.

– На этой бойне было очень чисто, – заявил Капуа. – Я хорошо осмотрел всю дренажную систему, все стоки. Хозяева всегда сыпали туда нужные химикалии. Так что сомневаюсь, что хоть какое-то существо могло выжить, когда на башку каждый вечер высыпают столько дезинфектантов. Я бы, например, не выжил.

Лупо с надеждой посмотрела на Кристиано.

– Если стоки хорошо дезинфицируются, – сообщил тот, – плоских червей там не будет. Даже они ограничены в своих возможностях.

«Да и я тоже», – подумала патанатом.

 

Прошлым вечером, убивая время в квестуре, Тереза имела возможность просмотреть рапорты, касающиеся исчезновения Ла Марки. Полиции потребовалось некоторое время, чтобы выяснить местонахождение его приятеля, которого Браманте похитил и использовал в качестве наживки. Еще некоторое время ушло на то, чтобы убедить его заговорить. И когда это удалось, он рассказал кое-что весьма интересное. Ла Марка был похищен не за сутки, как считалось раньше, а за двое суток до того, как его тело оказалось в церкви Успения Святой Марии. Результаты вскрытия ясно показывали, что Тони умер вскоре после того, как был захвачен и похищен. Лупо считала, что его убили на бойне. Женщина-смотрительница была в церкви за день до того, как обнаружила его тело. И тогда не нашла ничего необычного. Это означало, что Браманте где-то держал тело похищенного – по какой-то непонятной необходимости, – прежде чем перетащить в крипту. Потом, через примерно тридцать шесть часов после убийства, Джорджио оставил кровавые следы в церкви Святого Сердца Христова в знак того, что сделал.

У Ла Марки под ногтями на пальцах ног была какая-то грязь, да и на теле имелись следы земли, на которые тут же набросились судмедэксперты. Но вся информация, которую Тереза от них получила, могла что-то дать только после соответствующих сравнений и подтверждений. Грязь – это не ДНК. Если бы имелись подозрения насчет какого-то конкретного места, можно было бы сравнить имеющиеся данные с пробами, взятыми оттуда. Но без подозрений на точное место не с чего начать. В их распоряжении имелся только этот идиотский белый червь. Все данные повисли в воздухе, им не хватало привязки, контекста, чтобы стать следственными материалами. Выяснение происхождения этой грязи может занять недели две, если оно вообще даст какой-то результат.

– Итак, где он мог обитать?

Кристиано пожал плечами:

– Я уже говорил вам. Возле воды. Возле дренажной канавы, может, возле штольни. Под землей, на поверхности земли – все равно. Сами смотрите.

– Огромадное вам спасибочко! – буркнула Тереза. – Можете забрать это чудо природы себе. При одном условии, – тут же добавила она, ткнув в червя карандашом. – Вы пообещаете мне, что назовете его Сильвио.

Ученый заколебался, потом рискнул бросить осторожный взгляд на своего приятеля.

– Вы хотите сказать, что мне не нужно сейчас его изучать? Может, все-таки сделать некоторые анализы? Он, естественно, погибнет, но не думаю, что борцы за благополучие животных станут поднимать вой по этому поводу. Я что имею в виду – он же не из тех видов, которым угрожает исчезновение…

Но патанатом уже думала совсем о другом. И ей хотелось, чтобы натуралист поскорее отсюда убрался.

– Посмертное вскрытие червей не моя епархия, Кристиано. Поговорите об этом с Сильвио. В свое время.

– Но…

– Никаких «но»!

– Да скажи ты ей! – велел Капуа.

– Что он должен мне сказать?

– Да все про тот же секс! – ответил Кристиано. – Вы же меня так и не дослушали!

Лупо взглянула на часы:

– Ладно. У вас есть тридцать секунд.

– Все дело в аллопатрии или симпатрии, то есть неспособности или, наоборот, способности различных популяций одного вида сосуществовать в одном ареале… вне зависимости от того, как они размножаются, половым путем или с помощью партеногенеза…

– Я сейчас кому-то как следует врежу, клянусь! Ближе к делу!

– О’кей. Некоторые колонии плоских червей сосуществуют вместе и совокупляются друг с другом. А некоторые существуют отдельно и размножаются партеногенезом. Они сами вырабатывают женские яйцеклетки и не нуждаются в оплодотворении. А некоторые популяции… вроде как делают и то и другое.

– Вот я сейчас…

– В Риме имеются и такие колонии, и сякие. Одни размножаются половым путем, другие партеногенетическим, и последние существуют в аллопатрии, отдельно друг от друга. Это значит, что черви живут в географически разных зонах и каждая популяция является несколько отличным видом одного и того же организма. Факт, имеющий огромное значение. Существуют водные протоки, которые в последние две тысячи лет никогда не соединялись. Иными словами, за прошедшие столетия вокруг них развивались сотни колоний плоских червей, и ни одна из них не похожа на другую. В Ла Сапьенца работает целая группа ученых, которые систематизировали и каталогизировали популяции червей на протяжении более чем десяти лет. В этой работе еще пара университетов участвует. Поразительно, что вы ничего об этом не слышали!

– Никогда не интересовалась червями, – пробормотала Тереза. – Еще один мой профессиональный недостаток. Стало быть, если я вас правильно поняла, диссекция его полового устройства под микроскопом поможет установить, откуда он взялся? Из какого протока вылез?

– Даже более того! Если червь есть в базе данных, я точно скажу вам, откуда он взялся. Из верхней части Большой клоаки, или из ее устья. Это совершенно различные популяции.

Лупо взяла кювету, поднесла ее поближе к глазам и уставилась на извивающееся существо.

– Хотелось бы сказать, что для меня это будет гораздо более болезненная процедура, чем для тебя. Но нет, не скажу. Сильвио – я тебе говорю, а не червяку! – будь добр, раздобудь для этого джентльмена белый халат, микроскоп, дай стол и все, что ему нужно.

 

ГЛАВА 9

 

На столе Джудит Тернхаус не было таблички с надписью золотом «ученая сука». По мнению Перони, она в этом и не нуждалась за явной очевидностью. Коста успел внимательно рассмотреть эту даму, как только они вошли в ее кабинет в отделении археологического факультета Ла Сапьенца на Авентино, и тут же ощутил, как упало сердце. Ученая прямо-таки излучала ненависть. На вид лет тридцати пяти, высокая, чудовищно тощая, с угловатым лицом, обрамленным безжизненно повисшими каштановыми патлами. Сидела за столом, замерев совершенно неподвижно с крайне серьезным видом, а все на этом столе – компьютер, папки, клавиатура – было аккуратно расставлено в строгом симметричном порядке.

Прежде чем Коста покончил со вступительной речью, Тернхаус бросила беглый взгляд на их удостоверения:

– Давайте побыстрее. Я занята.

Перони глубоко вздохнул и взял со стола небольшую каменную статуэтку.

Хозяйка тут же забрала этот предмет и поставила обратно.

– У нас конец года. Мне нужно утвердить бюджет и закончить годовой отчет. Никакие исследования невозможно вести без соответствующей поддержки и помощи административного аппарата. Мы однажды попробовали, и это кончилось катастрофой.

Коста взглянул на напарника, и они одновременно и без приглашения уселись на стоявшие перед столом стулья. Тернхаус просто наблюдала за этим, и ее острые бледно-серые глазки замечали каждое движение.

– Вы имеете в виду катастрофу с Джорджио Браманте?

– A-а, вы по его поводу… Следовало бы догадаться. На случай если вы не в курсе, Джорджио здесь больше не работает. Несколько лет назад его кафедру передали мне. Превосходное место! Особенно если выполнять работу должным образом.

Перони принял удивленно-заинтересованный вид:

– А я уж думал, что Браманте – настоящая звезда археологии. По крайней мере все так говорили.

– Джорджио – великолепный археолог. Он был моим профессором, и я многому у него научилась. Но бедняга не способен заниматься административными делами. Да и с людьми работать не умеет. У него все завязано на исследованиях, а не на людях.

– Точно. Даже художнику нужен человек, который купит ему краски, – предложил свой вариант Коста.

Ученая дама кивнула, чуть оттаяв.

– Если угодно, можно и так сказать. Джорджио всегда считал, что все крутится вокруг поисков этакого Священного Грааля, именуемого научной истиной. И что мы имеем в результате? Обнаружено крупнейшее, до сих пор никем не открытое археологическое сокровище в Риме. А теперь оно выглядит как загаженная строительная площадка. И это настоящая трагедия.

Гораздо более серьезная трагедия для Джудит Тернхаус, как показалось Косте, чем исчезновение маленького мальчика.

– Вы были посвящены в эту тайну? – спросил Перони.

– Конечно. Раскоп таких размеров невозможно изучать в одиночку. Джорджио выбрал пятерых лучших своих аспирантов и обо всем нам рассказал. Мы там целый год вкалывали. Еще три месяца, и мы уже были бы в состоянии рассказать всем, что обнаружили.

– И что это было?

– Самый большой митрейон, когда-либо обнаруженный в Риме. Вероятно, самый значительный источник информации о культе Митры и его последователях, который у нас когда-либо будет.

– И теперь он пропал.

– Нет, – резко ответила Джудит. – Теперь он лежит в руинах и мелких осколках. Лет через пятьдесят, когда все забудут о бедах, что натворил Джорджио, возможно, кто-то сумеет выбить денег, чтобы попытаться все восстановить. Может быть. Правда, мне это будет уже безразлично. Работа с нестареющими артефактами, не имеющими возраста, вовсе не означает, что я такая же нестареющая.

Перони достал блокнот.

– Кто были эти аспиранты? Нам нужны их фамилии.

Тернхаус как будто хотела было заспорить, но потом выдала все, что требовалось. Один из них теперь работал в Оксфорде, двое в Штатах, а последний стал профессором в Палермо. И всех она не видела уже несколько лет.

– Это все? – спросила ученая дама.

– Мы пытаемся выяснить, где сейчас может находиться Джорджио, – ответил Коста. – Пытаемся понять, что тогда случилось. И может ли это помочь нам сегодня.

– Я не…

– Мы пытаемся понять, профессор Тернхаус, – вклинился Перони, – и что тогда случилось с Алессио. А вам разве это ничуть не интересно?

Археолог помолчала, мрачно взглянула на Перони, затем ответила:

– Если вам действительно нужна моя помощь, перестаньте ходить кругами. Я не имела никакого отношения к исчезновению Алессио. И не представляю, что могло с ним случиться. Вы ведь тут полиция, не так ли? Разве это не ваша работа?

Коста положил руку на плечо Перони, не дав гиганту проявить темперамент.

– Согласен с вами. Именно поэтому мы к вам и пришли. Что представлял собой Джорджио в то время?

Профессор что-то буркнула себе под нос, короткое, односложное, потом демонстративно посмотрела на часы.

– И еще, – продолжал Ник. – Что он представляет собой сегодня? Здорово изменился или как?

Хозяйка кабинета перестала пялиться на часы и посмотрела агенту прямо в глаза. Джудит Тернхаус создавала впечатление женщины, которую трудно чем-то напугать. Занимает крупный пост, известна в академическом мире, важная часть важного механизма – по крайней мере сама она полагает именно так. И больше ее никто и ничто не интересует.

– Сегодня?

– Ну он же приходил сюда. С неделю назад, кажется. И спорил тут с кем-то, даже ругался. Да так громко, что слышали карабинеры, дежурившие снаружи. После чего выскочил отсюда как ошпаренный. Я полагаю, что ругался он с вами.

Она поигрывала ручкой, которую взяла со стола.

– И почему вы так полагаете?

– Понимаете, какая штука, – продолжал Коста. – На основании одного этого предположения я уже могу обратиться в суд. Джорджио был осужден за убийство, а теперь снова вернулся к своим прежним привычкам и представляет собой угрозу для общества. Могу запросить ордер на обыск, после чего переверну здесь все вверх ногами. Залезу в ваш компьютер, во все ваши файлы. Соберу данные обо всех раскопах, на которых вы работали в глубинах этого холма…

– Ни на каких раскопах мы сейчас не работаем, – проворчала археолог. – Теперь все работы идут совсем в других местах.

Перони улыбнулся и скрестил огромные руки на груди:

– Мы можем сидеть здесь и смотреть на вас так долго, что годовой отчет будет готов только через год. Да и то, если вам повезет.

Ее бледное, напряженное лицо еще больше осунулось от бушевавшей внутри, с трудом сдерживаемой ярости.

– Или, – предложил свой вариант Коста, – мы могли бы просто по-дружески побеседовать, потом бросить взгляд на раскоп и к двенадцати убраться отсюда. Решать вам.

Джудит подняла трубку телефона и со все еще заметным американским акцентом распорядилась:

– Кьяра? Отмените все назначенные на сегодня встречи. – И яростно уставилась на полицейских. – Вы очень убедительно выступаете вдвоем.

– Да, ходят такие слухи, – подтвердил Перони.

– Вот вы. – Профессор ткнула пальцем в Косту. – Вежливый и обходительный. Можете записывать. Я расскажу вам все, что мне известно о нашем милом и дорогом Джорджио, чем он был раньше и чем стал теперь.

Тернхаус встала и подошла к стоявшему возле окна огромному шкафу, достала ярко-оранжевый костюм спелеолога и легко и привычно натянула на себя.

– А после этого, – добавила она, – покажу вам то, что когда-то было чудом.

 

ГЛАВА 10

 

К семи вечера в руках у полиции по-прежнему имелся один-единственный подозреваемый – студент Лудо Торкья. Остальных, как полагал Фальконе, найдут позже, но скоро. Это ребята не из тех, кто может надолго исчезнуть с горизонта. Балуются наркотиками к тому же, Лудо Торкья в особенности, проявляют упорный, почти нездоровый интерес к теориям Джорджио Браманте насчет митраизма. Но ничто из того, что попало в поле зрения Лео, не давало оснований подозревать, что они способны на какой-то заговор, о чем все время талдычит пресса.

Торкью поместили в последнюю по коридору комнату для допросов в подвальном этаже квестуры, бывшую камеру временного содержания. Окон там не было, только решетка вентиляции, яркие лампы освещения, металлический стол и четыре стула. Эту комнату использовали для допросов самых трудных и упрямых «клиентов», тех, кого хотели слегка напугать. Рядом было еще четыре комнаты, а дальше – железная лестница, которая вела наверх, к кабинетам первого этажа. Фальконе оставил камеры открытыми, готовыми для остальных четверых студентов, когда их найдут. Дело Браманте сейчас находилось в центре внимания всей квестуры. Оно будет оставаться таковым до тех пор, пока не окажется раскрыто, либо до того момента, когда станет понятно, что время упущено. После чего расследование превратится в вялотекущую, тихую операцию и в итоге приведет к неоспоримому выводу, к которому уже пришел сам Фальконе, – Алессио Браманте мертв.

Выполняя приказ Мессины дождаться его прибытия, Лео провел первичный допрос студента, просто чтобы установить необходимые факты: имя, фамилию, адрес. Все остальное – обычные процедурные проверки и вопросы – могло подождать. Мессина, кажется, решил играть на руку публике. Опасная и совершенно ненужная реакция на истерию, бушевавшую на улицах и на экранах телевизоров.

Фальконе также решил, что Джорджио Браманте – пусть злится хоть до посинения – подождет прибытия Мессины где-нибудь в другом помещении. У него еще оставалась надежда, что у начальника в конце концов все же возобладает здравый смысл. Комиссар вернулся в квестуру без десяти восемь. Детективу достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы понять: его надежды беспочвенны. Комиссар был зол и растерян.

– Как насчет остальных? – требовательно спросил Мессина.

– Ищут, – ответил Фальконе. – Скоро найдут.

– Ладно, не имеет значения, – буркнул тот. – И один сойдет. Где Джорджио?

Детектив неохотно пошел за Браманте, понимая, что спорить бессмысленно.

Профессор при виде Мессины не произнес ни слова. По мнению Фальконе, уже это было достаточно интересно.

Шеф квестуры хлопнул его по плечу и посмотрел прямо в глаза.

– Мы найдем вашего мальчика, – уверенно объявил он. – Дайте нам двадцать минут наедине с этой личностью. Если мы сами ничего не добьемся… тогда ваша очередь.

 

ГЛАВА 11

 

Было трудно поверить, что когда-то здесь имелось нечто представляющее мало-мальскую ценность. Позади Апельсинового садика, на крутом обрыве холма Авентино в сторону реки, примыкающего к Кливо ди Рокко Савелла, местность выглядела как мусорная свалка. Земля была изрыта – травянистые островки и вскопанная бурая земля. Под редкими и низкими зарослями кустарника разбросаны пустые пластиковые бутылки и кучи битого камня. Коста заметил также пару использованных шприцев еще до того, как втроем едва не ползком спустились по узкой и грязной тропинке, что, извиваясь как змея, вела из парка и самым опасным образом спускалась к толпе людей на набережной.

Исследователи долго месили грязь, прежде чем обнаружили относительно ровный пятачок земли. Дождь прекратился, видимо, лишь на короткое время. Джудит Тернхаус натянула капюшон, огляделась по сторонам, скорчила недовольную гримасу и сбросила капюшон.

– Это здесь? – спросил Перони.

– Это было здесь, – ответила профессор.

Коста носком ботинка поковырял жидкие кустики травы. Под ними был камень, ребристая поверхность которого чем-то напоминала колонну.

– Они притащили сюда бульдозеры, – посетовала археолог. – И все тут порушили. Когда мы это нашли, все артефакты были еще под землей. Первоначально вход был метрах в пятнадцати – двадцати отсюда, вон там, вверху, возле парка.

– Вы хотите сказать, что храм построили именно там, под землей? – спросил Перони. – А зачем?

Ученая дама пожала плечами:

– Этого мы не знаем. Такая грандиозная находка могла бы помочь нам лучше понять их. Митраизм был своего рода мужским культом, больше всего распространенным среди воинов. Он подразумевал строгий кодекс поведения, определенную последовательность ритуалов и четкую иерархию с одним-единственным лидером, имевшим абсолютную власть. У нас имеются только дошедшие до наших дней обрывочные, косвенные сведения об этом культе, об остальном же мы можем только гадать.

Перони хмуро оглядел местность вокруг. Отсюда, насколько Ник мог разглядеть, были видны остатки засыпанных тоннелей и даже небольшие открытые проходы. Ребенок сможет пролезть, взрослый – ни за что.


Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 97 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.033 сек.)