Принципы перевода

В 1972 году вышла в свет книга Норы Галь «Слово живое и мёртвое» (в ранних изданиях с подзаголовком «Из опыта переводчика и редактора», в позднейших — с подзаголовком «От „Маленького принца“ до „Корабля дураков“»), обобщающая её профессиональный опыт.

Основу книги составили примеры неудачных и ошибочных языковых и стилистических решений переводчиков, авторов и редакторов, сопровождаемые кратким анализом и предложениями более удачной замены. Выразительность и естественность языка, по мнению Норы Галь, являются ценностью не только для тех, кто профессионально работает со словом, но и для всякого говорящего и пишущего, — поэтому много внимания в книге уделено повседневной речи, да и адресована она далеко не только специалистам.

Основной принцип перевода (кашкинская школа). Верность – важнее точности. То есть, недостаточно просто взять и перевести все предложение дословно, нужно учитывать множество тонкостей чужого языка. И то речевое средство, которое в одном зыке может создать яркий образ, в другом будет выглядеть нелепо и из-за такой ошибки снизится эмоциональное воздействие на читателя.

Среди наиболее распространённых ошибок при переводе текста Нора Галь выделяет:

1. Механическое воспроизведение по-русски особенностей синтаксиса и грамматического строя чужого языка: глаголы в пассивном залоге, конструкции со вспомогательными глаголами и причастными оборотами. (Десятки, сотни раз читаешь: испытывал чувство счастья, горечи, досады – там, где куда лучше сказать: радовался, горевал, досадовал, либо, на худой конец, – был огорчен, был счастлив.). Для английского языка вообще очень характерен страдательный залог, его действительно много, такова особенность грамматики – многих выражений, нормальных дл русского зыка, в нём нет. Но когда видишь, что He was played by (smb) переводится как «Он был сыгран» вместо «Его сыграл».

Так называемые канцеляриты, которые нора Галь называла мертвечиной и угрозой чистоте зыка. Так же употребление конструкций, не характерных дл русского языка, вроде Из «художественного» перевода: «...совсем особый характер моря: с этим последним происходили какие-то быстрые перемены»; «Порывы ветра превосходили своей ужасностью любую бурю, виденную мною ранее»; «Скажите, могли бы вы быть счастливы, имея мужем вот такого человека, как я?»

Переводчику непозволительно забывать простую истину: слова, которые в европейских языках существуют в житейском, повседневном обиходе, у нас получают иную, официальную окраску, звучат «иностранно», «переводно», неестественно. Бездумно перенесенные в русский текст, они делают его сухим и казенным, искажают облик ни в чем не повинного автора.

И вот скромные домашние хозяйки, трехлетние карапузы, неграмотные индейцы, дворяне, бюргеры, бедняки, бродяги, легкомысленные девчонки — все без разбору, во все века и эпохи, при любом повороте судьбы, в горе, радости и гневе, объясняясь в любви, сражаясь и умирая, говорят одним и тем же языком:

“Передо мной встает проблема...”

“Это был мой последний шанс...”

“В этот роковой момент...”

И читатель не верит им, не видит и не ощущает ни радости, ни горя, ни любви”.

2. Передачу иноязычного слова похожим на него заимствованием или калькой — которая в русском языке почти всегда несёт иной смысл или иную стилистическую окраску. Ониксовская серия. Baker street irregulars дословно можно перевести как «наёмники с Бейкер-Стрит». В английском зыке словом irregulars до возникновения Скотленд-ярда называли иногда людей, занимавшихся охраной покоя горожан, но не состоявших при этом на государственной службе. Авторы книг о викторианском Лондоне эпохи Холмса намеренно выбрали это слово для обозначения уличных мальчишек, помогавших великому детективу. Но в русском зыке слово «наёмник» имеет несколько более узкое и более негативное значение, не слишком хорошо подходящее дл обозначения детей. Поэтому при редактировании предложенного перевода это слово было заменено, и серия теперь называется «Шерлок Холмс и его команда с Бэйкер-стрит»;

3. Столкновение несочетаемых: слов, противоречащие друг другу по стилю, культурной и временно́й принадлежности, ненужной звуковой перекличке («мисс проглотила аршин»; «пыль наводнила пространство», «Максим Грек переводил максимально точно»); «На той же странице, где один герой «пронесся через офис», о другом герое сказано, что «его комплекс неполноценности был виден за версту»; о боксерском ударе в другом рассказе сказано: «бэнг! – прямо в челюсть», а немного дальше – «нам не дадут ни копейки». Переводчик без нужды тащит в свой текст слова и даже междометия чужеродные (по-русски об ударе говорят хлоп или бац, английское bang тут совершенно лишнее) и столь же опрометчиво вставляет в сугубо американский быт невозможные в тех устах и в той обстановке и уж никак не сочетающиеся с офисами и бэнгами слова чисто российские… Странно все же, когда не кто-нибудь, а Шекспир жалуется: «Никто не платит мне ни копейки!»»

4. Непонимание (и, как следствие, ведущий к бессмыслице дословный перевод) чужой идиоматики - «grave danger» - нужно переводить не дословно «могильная опасность», а подбирать замену – «смертельна опасность, под угрозой смерти».); «Иной переводчик преспокойно угощает своего героя «яйцами по-пловерски» – попробуйте догадайтесь, что это значит! А герой ест plover's egg – яйцо кулика или куропатки…» «В одной рукописи встретилось такое: «Вы будете себя там чувствовать, как утка в воде». Ясно: переводчик не владеет родным языком и не знает азов своей профессии. В подлиннике you'd take to it like a duck takes to water, но по-русски, конечно, как рыба в воде …»

5. невнимание к речевому контексту и эмоциональному подтексту, приводящее к буквальной точности, искажающей подлинное содержание (Ох, как осторожно надо обращаться со словом! Оно может исцелить, но может и ранить. Неточное слово – это плохо. Но куда опасней – слово бестактное. Мы видели: оно может опошлить самые высокие понятия, самые искренние чувства. Человек перестает ощущать окраску слова, не помнит его происхождения и говорит «охранники природы» вместо хранители». «Некто говорит о прогулках, которые он совершал с приятелем и с возлюбленной: «Мы с нею часто гуляли после обеда, но не заходили так далеко, как с ним». Право же, рядом с прогулками ни к чему оборот, имеющий отчетливое второе значение.»

6. Внимание к именам и названиям. Как часто встречается и как несуразно звучит в переводе: «Я повернул на двадцатую стрит»! Нам уже хорошо знакомо, насыщено очень точным смыслом сочетание Уолл-стрит, мы привыкаем к названиям вроде Мэдисон-авеню, Лестер-сквер: это именно названия, сочетания нераздельные, да и то подчас верней перевести не «сквер», а «площадь». Но ведь «стрит» – просто улица, и так бы и надо называть многочисленные нью-йоркские нумерованные «стриты»: Сороковая, Пятая, Сотая улица. А нередко название еще и рисует облик городка, селения, и тогда лучше не безликие «Мэйпл-стрит» и «рю Делорм», а Кленовая улица, улица Вязов … Если одну лошадь в переводе называют «Принц», то почему рядом другая осталась «Квини»? Конечно же, она – «Королевна»».

Дата добавления: 2015-11-26