Экологический императив и его роль в истории

Человек — составляющая биосферы. Он возник в результате ее эволюции. Поэтому изучение процесса его развития в контексте мирового эволюционного процесса дает весьма полезный ракурс для оценки происходящего в общественной сфере и определенные представления о возможном развитии событий.

Прежде всего заметим, что развитие любого живого вида, любой популяции может происходить лишь в жестких ограниченных пределах изменения параметров окружающей среды. Подобное утверждение касается и человека. Поэтому лет 20 тому назад я ввел понятие экологического императива, как некоторого множества свойств окружающей среды (зависящих от особенностей цивилизации), изменение которых человеческой деятельностью недопустимо ни при каких условиях. Другими словами — некоторые виды человеческой деятельности, особенно степень воздействия человека на окружающую среду должны быть строго ограниченными и контролируемыми. Категория «экологический императив» — объективна, она не зависит от воли отдельного человека, а определяется соотношением свойств природной среды и физиологических и общественных особенностей всего вида. Но реализация этого соотношения зависит от воли человека! Вот почему использование термина, аналогичного кантовскому категорическому императиву, совершенно не случайно.

Всю историю антропогенеза можно рассматривать в ракурсе соответствия способности прачеловека, тех или иных его популяций принять экологический императив, подчинить ему свою жизнедеятельность. Такая позиция воспринимается как совершенно естественная и не вызывает чувства протеста у представителей общественных наук, когда речь идет о ранних этапах антропогенеза — главным содержанием этого процесса было не совершенствование форм общественного бытия, а биологическая эволюция. Но я вижу прямую необходимость аналогичного рассмотрения и более позднего, уже исторического этапа развития вида homo sapiens, когда в начале голоцена, после завершения неолитической революции, у человечества сформировалась современная экологическая ниша, и оно на поздних этапах неолита вступило в свою историю.

Я смею это утверждать, ибо анализ истории Шумера, Древнего Египта, Китая и многочисленные другие исследования в этой области наглядно показывают прямую зависимость цивилизационных структур и их эволюцию от изменения природных факторов. Причины таких изменений могли быть очень разными. Многие из них были связаны с вариациями климата, как, например, в Египте. Другие были вызваны увеличением антропогенного давления на окружающую среду, как в Шумере или Китае. В одних случаях цивилизация оказывалась не способной к ним адаптироваться и навсегда покидала историю, оставив после себя лишь смутные воспоминания, как это было в Древнем Шумере. В других эти трудности служили источником нового взлета, когда цивилизация смогла расширить свою экологическую нишу.

Подобная зависимость отчетливо проявлялась и в средние века, например, в истории скандинавских стран и особенно Исландии. Наступление «малого ледникового периода», которое усложнило ледовую обстановку в Северной Атлантике, отодвинуло заселение Америки с XII до XV в. Кто знает, как бы пошла история человечества, если бы ухудшение ледовых условий не прерывало связей с Винландом, успешное освоение которого было начато Эриком Рыжим. В современных же условиях зависимость человека от природных факторов многократно возросла, ибо экспоненциально растущее воздействие на природу меняет (тоже экспоненциально) саму природу, а значит, и условия жизни людей.

Предлагаемая «природная интерпретация» не только экономической, но и политической истории человечества, ее рассмотрение в кадре взаимоотношения природы и общества никак не противоречит другим ракурсам изучения истории, в том числе и марксистскому анализу. И каждый из них не универсален. В связи с этим уместно вспомнить знаменитые слова Н. Бора о том, что никакое сложное явление нельзя описать с помощью одного языка (т. е. с помощью какой-либо одной интерпретации или на основе одной парадигмы). Истинное понимание может дать только голограмма, т. е. рассмотрение явления в разных ракурсах, его описание с помощью ряда различных интерпретаций. А понимание и есть главная цель любого анализа. Вспомним, что по этому поводу сказал другой великий физик А. Эйнштейн: как много мы знаем и как мало мы понимаем!

И в разные времена те или иные контексты рассмотрения исторического процесса могут иметь разное значение для формирования того информационного поля, в котором целесообразно проводить эффективный анализ разворачивающихся событий, и предсказывать различные возможные (или вероятные) повороты политической жизни планеты. Так, например в XIX в., когда в Европе и Америке закончилась эпоха первоначального накопления, когда шел бурный процесс становления молодого капитализма, то видение событий, предложенное Марксом, давало, вероятно, наиболее содержательный вклад в информационную базу прогностической деятельности. Но уже в конце XIX в., и особенно в XX в., тот контекст мирового процесса развития, который использовал Э. Бернштейн, оказывался способным давать более реалистические оценки возможного поворота общественной эволюции. Он стал служить более надежным источником прогностической информации в области экономики и эволюции общественных отношений. Однако тоже недостаточным для понимания этих процессов.

Что же касается нынешнего времени, то я полагаю, что определяющее значение в истории, общества (во всяком случае, ближайших десятилетий) будут играть его взаимоотношения с окружающей природой. Именно они окажутся инициаторами цивилизационных конфликтов, поскольку человечество подошло к порогу допустимого, и разные цивилизации будут очень по-разному воспринимать природные ограничения и искать свои пути дальнейшего развития. В этом и состоит экологический пафос современного политологического анализа переживаемого этапа процесса планетарного развития.

Дата добавления: 2015-11-26