Концепция политического «нациестроительства» Эрнеста Геллнера

В этой части учебного пособия вы узнаете об основных постулатах концепции политического «нациестроительства» недавно умершего английского социального антрополога Э. Геллнера, автора одной из самых известных и популярных на постсоветском пространстве работ «Нации и национализм» (Э. Геллнер, 1990).

В интерпретации Геллнера национализм – «… это прежде всего политический принцип, суть которого состоит в том, что политические и национальные единицы должны совпадать». Данное определение носит конкретный и однозначный характер. В отличие от других исследователей, например Эли Кедури, Геллнер не вступает в полемику с доктриной национализма, он не детализирует историю возникновения идеи национализма, вклад отдельных мыслителей в разработку проблемы. Геллнер утверждает, что все существующие нации можно разделить на реальные и потенциальные.

При этом Геллнер определяет национализм как чувство негодования в случае нарушения этого принципа, и чувство удовлетворения в случае осуществления данного принципа. В каких случаях нарушается принцип национализма? Когда политические границы государства не включают в себя всю совокупность соответствующих наций или же охватив их всех, включают также и инородцев.

Определение Геллнером национализма базируется на терминах «государство» и «нация». Отдельно выделяя термин «государство» Геллнер трактует его в духе воззрений Макса Вебера: государство есть результат социального разделения труда. Речь идет о том, что если отсутствует разделение труда, или профессиональная специализация (Э.Дюркгейм), то нет и государства, а в без государственных обществах проблема национализма не возникает, поскольку в отсутствие государства снимается вопрос о совпадении политических и национальных единиц. Вопрос о национальности в таком случае теряет свою актуальность.

Согласно Геллнеру, общество в своем историческом развитии проходит три основные стадии: доаграрная, аграрная и индустриальная. В доаграрных обществах в силу неразвитости политического разделения труда государство отсутствует и вопросы, связанные с национальностью и национализмом, сами собой отпадают. Аграрные общества вследствие профессиональной специализации имеют основные государственности. Некоторые из этих государств сильны, другие слабы, одни деспотичны, другие строго законны. «Аграрный период человеческой истории – это период, в который как бы само существование государства есть предмет выбора. В индустриальную эпоху этого выбора нет, но теперь уже наличие, а не отсутствие государства обязательно».

Определяя нацию, Геллнер пытается показать, что «фактически нации, как и государства, - всего лишь случайность, а не всеобщая необходимость. Ни нации, ни государства не существуют во все времена и при любых условиях. Более того, нации и государства – случайность не одного и того же свойства. Национализм стоит на том, что они предназначены друг для друга; что одно без другого неполно; что их несоответствие оборачивается трагедией. Но прежде чем они стали предназначенными друг для друга, они должны были возникнуть, и их возникновение было независимым и случайным. Государство, безусловно, возникло без помощи нации. Некоторые нации, безусловно, сложились без благословения своего собственного государства». Столь пространная цитата приведена для того, чтобы показать, что по Геллнеру, нации обладают только политико-правовыми признаками и не имеют территориальных, экономических, культурных, языковых признаков. Таким образом, видно, что вместо эмпирически доступных и реально осязаемых признаков, предлагаются такие конструкции как солидарность, общее наследие, свободный выбор и разделяемое противопоставление. «… нации делает человек; нации – это продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей. Обычная группа людей (скажем, жители определенной территории или носители определенного языка) становится нацией, если и когда члены этой группы твердо признают определенные общие права и обязанности по отношению друг к другу в силу объединяющего их членства. Именно взаимное признание такого объединения и превращает их в нацию».

Здесь заключен один из главных постулатов конструктивисткой школы, согласно которой этническая группа понимается как общность, объединяемая интересами, а этничность выступает инструментом в деле достижения интересов группы, мобилизации. Национально-этнические общности конструируются политическими, научными и культурными элитами. Идеи конструктивизма являются одними из самых популярных и актуальных в западном мире, так, например, американский антрополог и социолог Поль Брасс пишет: «этничность и национализм – это не данность. Они представляют собой социальные и политические конструкты, это создания элит, которые извлекают, искажают и иногда даже фабрикуют материалы из культуры тех групп, которые данные элиты стремятся представлять, чтобы защитить свое благосостояние или существование, добиться политических и экономических преимуществ для соответствующих групп, а также для самих себя».

Но вернемся к вопросу о том, что такое нация в понимании Э.Геллнера. Выделяя в качестве реальных оснований теории национальности – добрую волю и культуру, Геллнер пытается показать, почему их одних недостаточно. Вне сомнения, что добрая воля – это важный фактор в образовании больших и малых групп. Человечество всегда выбирало такую форму социальной организации как группы. При этом основными стимулами возникновения группы и основными механизмами функционирования группы являются с одной стороны желание, добровольное присоединение, преданность и единство, а с другой – страх, сдерживание и принуждение. Из социальной психологии известно, что наиболее устойчивыми оказываются те группы, в которых происходит переплетение обоего рода факторов: внутренних и внешних, негативных и позитивных. Поэтому, утверждает Геллнер, если определять нации как группы, которые сами желают существовать как сообщества, то тогда туда попадут многие многочисленные сообщества и объединения доиндустриального века, которые создавались и определялись вопреки националистическому принципу.

Если определять нации на основе общности культуры, тогда можно столкнуться с проблемой культурных различий и культурных границ. Геллнер замечает, что обилие культурных различий может совпадать, а может и не совпадать с политическими границами или с границами сообществ, объединившихся под знаком согласия и доброй воли. Аграрные общества не могли быть такими упорядоченными, их культурно-плюралистический характер не мешал им функционировать. В условиях же индустриальных обществ, характеризующихся распространением высоких культур, представляется адекватным определение национальности на основе общности культуры. В индустриальном веке, утверждает Геллнер, человек может жить только в обществах, имеющих общую культуру, а также переживающих постоянные социальные изменения.

В условиях динамично развивающихся обществ унифицированные культуры являются единственным видом общности, с которой люди добровольно отождествляют себя. «Исходя из этих условий – хотя только из этих условий, - нации действительно могут определяться на основании, как доброй воли, так и культуры и на основании их совпадения с политическими единицами. В этих условиях люди желают быть политически едиными со всеми теми, и только с теми, кто принадлежит к той же культуре. Соответственно государства стремятся совместить свои границы с границами своих культур и защищать и внедрять свои культуры в пределах своей власти. Слияние доброй воли, культуры и государства становится нормой, причем, нормой нелегко и нечасто нарушаемой…. Именно национализм порождает нации, а не наоборот».

Иначе говоря, национализм делает обратное тому, о чем он заявляет. При этом национализм выборочно использует культурный плюрализм, нередко трансформируя существовавшие ранее культуры. Речь идет о таких процессах как возрождение мертвых языков или изобретение традиций. Но это не означает того, что национализм - это случайный, идеологический вымысел. «Национализм – совсем не то, чем он кажется самому себе. Культуры, которые он требует защищать и возрождать, часто является его собственным вымыслом или изменены до неузнаваемости». Национализм обычно выступает от имени псевдонародной культуры. Есть определенная доля истины в националистической самооценке, - говорит Геллнер, когда народ управляется чиновниками чужой высокой культуры, и если национализм добивается успеха, то он устраняя чужую высокую культуру, не заменяет ее старой низкой культурой. Начинается процесс возрождения или создания собственно высокой культуры «Национализм, который иногда берет ранее существовавшие культуры и превращает их в нации, иногда изобретает новые культуры и часто уничтожает старые, - это реальность, хороша она или плоха, и, в общем, реальность неизбежная….Национализм …- это формирование новых сообществ, соответствующих современным условиям, хотя использующих в качестве сырья культурное, историческое и прочее наследие до националистического мира».]

Итак, национализм неизбежен вследствие той роли, которую занимает культура в индустриальном обществе. Речь идет о том, что в аграрных обществах наряду с «высокой» письменной традицией существуют и «малые» народные культуры, локальные по своему характеру. В аграрных обществах те, кто находятся в верхних слоях структуры общества, постоянно «культивируют» культурные различия, тем самым, поддерживая социальную неоднородность в обществе.

В индустриальных обществах все происходит иначе. Мобильное в своей сущности индустриальное общество требует от человека культурной однородности, а она достигается через централизованную систему образования и стандартизированный язык. Происходит совпадение политического сообщества с поддерживаемой им культурой. Как это случается? Некоторые из «малых» культур поднимаются до статуса «высоких», а недостающие элементы изобретаются. «Национализм использует существовавшие до этого культуры и культурные богатства, хотя использует их избирательно и чаще всего радикально их трансформирует. Мертвые языки могут быть оживлены, традиции изобретены…».

Как видно, в ходе своих рассуждений, Геллнер несколько изменяет первоначальное определение и превращает его в соответствие между «высокой» культурой и государством. В аграрных обществах отождествление человека, группы с определенной культурой затруднено, поскольку культура здесь диверсифицирована, она не содержит в себе целостности. В условиях индустриального общества имеет место быть культура «высокая», определяемая Геллнером как письменная, стандартизированная, поддерживаемая централизованной системой образования, за которой стоит государство. Процесс образования наций и есть процесс кодифицирования «высокой» культуры. Теперь ясен сдвиг от «нация – государство» к «культура – государство».

Геллнером была сформулирована типология национализмов. Она основывается на сочетании трех основных факторов, влияющих на формирование современного общества – власть, образование и общность культуры. Такие факторы как капитал, собственность и богатство Геллнер исключает сознательно, так как полагает, что в эпоху индустриального разделения труда они заменены другим фактором – доступность образования. Геллнер считает, что образование позволяет современному человеку занять любое положение в обществе и служит надежным средством к тому, чтобы легко держаться на плаву в культурной среде индустриального общества. Главная роль отводится грамотности и соответствующему гибкому типу мышления.

Первый фактор и соответственно первый элемент модели – это власть. Согласно Геллнеру, социальная структура современных обществ имеет четкое разделение на тех, кому принадлежит власть и на тех, кто ее не имеет. Выше отмечалось, что Геллнер в своем понимании государства следует за М.Вебером: государство – это такая организация внутри общества, которая владеет монополией на законное насилие. Заключающуюся в ней идею Геллнер находит притягательной – в хорошо организованных обществах, которые составляют большинство обществ, частное или групповое насилие является беззаконием. Насилие может, применено только со стороны центральной политической власти и теми, кому она даст такое право. Силу при необходимости может применять только специально созданная и строго централизованная организация – это и есть государство. Современные общества устроены таким образом, что в их основе находится разделение труда, вследствие этого возникает взаимозависимость и постоянная мобильность, поэтому в современных обществах нет необходимости как подвергаться насилию, так и совершать его. Конечно, есть и исключения из этого правила, например, те группы населения, которые проживают в распадающихся урбанистических центрах.

Следующий элемент модели – доступность образования или наличие жизнеспособной современной культуры, при этом оба понятия выступают у Геллнера в качестве эквивалентных. В индустриальном обществе относительно доступности образования существуют четыре возможности: 1. Образование доступно только тем, кто у власти, и они используют свою власть, чтобы удержать монополию на это право; 2. Образование доступно и тем, кто у власти, и тем, кто ее не имеет; 3.Образование доступно всем, а власть имеющие его лишены; 4. Ни тем, ни другим не доступна эта возможность. Это реальная ситуация, которая означает, что имеющие власть и те, против кого они ее используют, являются невеждами, погрязшими по определению К.Маркса, «в идиотизме деревенской жизни». Геллнер показывает, что каждая из этих четырех возможностей, которым соответствуют по 2 альтернативных состояния (см. рис 1) соотносится с реальной исторической ситуацией. Первое сочетание означает в целом ранний период индустриализации, т.е. группа людей, обладающая властью, по численности примерно равна тем, у кого есть возможность получить такое образование, которое позволит им держаться на плаву. Новые мигранты, люди только что оторванные от земли, бесправные политически и культурно, оказываются беспомощными, все, что происходит с ними на раннем этапе индустриализации и сопровождающей ее урбанизации, становится для них слишком затруднительным, они не в состоянии адекватно оценивать происходящие вокруг и с ними изменения и события.

Второе сочетание характеризует позднее индустриальное общество, в котором дифференциация по признаку власти сохраняется, а неравенство в получении образования и в образе жизни постепенно сокращается. Социальная структура в таких обществах носит не поляризованный характер, нет качественно различающихся слоев населения. Происходит сокращение социальной дистанции, различные стили жизни смешиваются, знания и в частности новые знания становятся все более доступными - все это означает открытый характер социальной структуры, открытость общества, что в конечном итоге создает возможность открыть ворота в новый мир для тех, кто на равных основаниях стремится к ним.

Третье сочетание представляет собой историческую конструкцию традиционных аграрных обществ. Поскольку для верхушки аграрного общества в основном характерны такие качества как способность совершать неоправданные жестокости, властолюбие, владение землей, праздность, расточительность, поскольку они презирают городские торговые слои и желающие учиться группы населения. Одновременно социальная структура, само общество продолжает оставаться стабильными, т.е. меняются только действующие лица. Но по мере продвижения аграрных обществ к рыночным отношениям оказывается, что в новом мире, мире постоянно происходящих изменений, ценностные ориентации, стиль жизни торговых, городских групп населения оказываются более адаптивными и в итоге обеспечивают большую доступность к новым источникам богатства и власти.

Четвертый сценарий отражает историческую ситуацию любого отсталого аграрного общества, которое не в состоянии быстро и коллективно модернизироваться. В таком обществе нет ресурсов, как материальных, так и культурных к успешной модернизации, это общества, в которых переходное, транзитное состояние начинает носить застывший характер, наконец, это ситуация, когда ни те, кто имеет власть, ни те, против кого ее используют, не хотят и не могут идти по пути индустриализации и модернизации.

Третий фактор развития современного общества и соответственно третий элемент модели – однородность или неоднородность культуры.

Термин «культура» Геллнер употребляет не в нормативном, а в этнографическом смысле, то есть в понятие вкладывается определенный стиль поведения и общения, принятый данным социумом. Речь не идет о «Kultur» как о высокой культуре, Великой традиции. Взаимоотношения между двумя типами «культуры» у Геллнера являются очень важными для понимания. «Высокие» (нормативные) культуры, или традиции, интересующие нас, являются, разумеется, письменными. Таким образом, для нас проблема их доступности превращается в проблему доступности образования. Выражение «доступность культуры» соответственно означает доступность культуры (в этнографическом смысле), которой человек лишен в силу принадлежности к другой, а не в силу недостатка образования.

Необходимо представить себе, что общество либо монокультурно, либо в нем две культуры, культура тех, кому принадлежит власть, и культура тех, кто ее не имеет.

К уже выстроенной четырехступенчатой типологии Геллнер применяет это двойственное, противопоставление «культурное единство/ культурная двойственность», в результате чего образуется восемь гипотетических ситуаций.

Строки 1,3,5 и 7 обращают на себя внимание тем, что в них, несмотря на неравенство в отношении к власти или доступности образования, национализм не имеет силы, так как это связано с отсутствием культурной дифференциации.

Первая строка означает ранний этап индустриализации, который характерен тем, что власть и доступность образования сосредоточены в одной группе, но не имеющие этих прав не отличаются культурно от власть предержащих. То есть в эпоху ранней индустриализации, если нет этнического ускорения, то не происходит и культурная дифференциация. В таком случае национализм не возникает.

Вторая строка – национализм «габсбургского» типа, т.е. ориентированный на юг и восток. Те, кто у власти, имеют преимущества доступа к центральной высокой государственной культуре, к которой они принадлежат от рождения. Те, кто не имеет власти, не имеет возможности получить образование. Для тех, кто находится внизу социальной структуры, доступны только народные культуры. Одновременно речь идет о том, что посредством, например, пропаганды народные культуры могут превратиться в новые высокие культуры. Выразителями этой новой высокой культуры, противопоставляющей себя старой, выступают наиболее сознательные представители этнической группы и при определенных обстоятельствах эта группа может основать собственное государство, которое поддерживает возрожденную или новорожденную культуру.

Другие культуры, оказавшиеся на территории данного государства, переходят в состояние дискриминируемого меньшинства, что вызывает ассимиляцию, эмиграцию, сепаратистские движения. Такая модель возникает в том случае, говорит Геллнер, «…когда местные народные культуры оказываются не в состоянии стать новыми, Высокими культурами зарождающегося государства либо потому, что их слишком много, либо потому, что они излишне подозрительны друг к другу, либо по какой-нибудь иной причине». Вместе с тем, в этом случае, более актуальной Геллнер находит проблему контраста между торможением мобильности из-за затруднений коммуникативного характера и из-за трудности культурного определения, а также вследствие легкого узнавания неравенства. Речь идет, например, о том, что незнание языка Высокой культуры ограничивает миграционную подвижность той или иной этнической группы.

Строка 3 означает период позднего индустриализма, для которого характерны доступность образования и отсутствие культурной дифференциации. То есть этот случай не создает ситуации проявления националистических проблем и противоречий. В этом контексте Геллнер находит важным вопрос: всегда ли в период развитого индустриализма рождается общая для всех культура, преодолевающая к этому времени языковые различия.

Четвертая строка отражает модель национализма периода объединения Италии и Германии XIX века. Речь идет о том, что большинство итальянцев было ущемлено в политическом отношении, а большинство немцев жило в маленьких и слабых государствах, что означало отсутствие политической крыши. Вместе с тем как итальянский, так и немецкий языки являлись такими литературными языками, на базе которых создавалось процветающая литература, технический язык. «Необходимо было ликвидировать лишь неравенство в отношении доступности власти и обеспечить культуру(и экономику) политической крышей, изменить в соответствии с новыми требованиями необходимые учреждения. Рисорджименто и объединение Германии устранили эти несоответствия».

Геллнер, вслед за Пламенатцем, рассматривает различия между классическим габсбургским национализмом (строка 2) и унификаторским национализмом во имя распространения высокой культуры. Пламенатц выделяет два типа национализма. Западный – тип Рисорджименто, тесно связан с либерализмом, действует в интересах высоких культур, которые нормативно централизованны и имеют в своем распоряжении легко распознаваемую народную основу. Это мягкий тип национализма, поскольку от него требовались незначительные усилия к тому, чтобы приспособиться к политической ситуации. Конечно, здесь имеют место помимо дипломатии и военные действия, однако не в таком объеме, как это было и происходит сегодня на Балканах. Восточный тип национализма – это Балканы, Восточная Европа. «Эти народности Восточной Европы были все еще связаны множеством сложных родственных, территориальных и религиозных уз. Для того чтобы заставить их подчиниться националистическому требованию, было недостаточно нескольких сражений и дипломатии. Необходимо было мощное культурное строительство. Во многих случаях оно вынуждало к перемещению народов, их изгнанию, насильственной ассимиляции, а иногда и истреблению с целью достижения той тесной связи между государством и культурой, которая и составляет суть национализма».

Пятая строка характеризует декабристскую революционную, но не националистическую ситуацию.

Шестая строка означает национализм диаспоры, который Геллнер определяет как очень наглядный и важный подвид национализма.

Аграрные общества используют культуру для выделения привилегированных групп, с тем чтобы выделить знатность их происхождения и узаконенность прав. Вместе с тем эти социально обозначенные признаки культуры и этнической принадлежности используются и для выделения непривилегированных групп. Такие группы, считает Геллнер, нужны обществу. В аграрных обществах есть должности, например, дворцовых охранников и финансистов, которые обладают слишком опасной силой, чтобы предоставлять их местным жителям и полноправным гражданам. «Понятно, что обращение с большими суммами денег связано с обладанием властью и поэтому проще, если эта власть будет в руках тех, кто лишен возможности использовать деньги для собственного процветания, так как принадлежит к категории, лишенной надежды на высокий и почетный пост».

В традиционных обществах диаспоры, здраво оценивая ситуацию, соглашаются с таким порядком вещей. Однако по мере продвижения аграрных обществ в направлении модернизации, мобильных и массовых обществ, определенная культурная группа не в состоянии удерживать определенную нишу в этносоциальной стратификации общества, поскольку мобильность общества создает достаточно открытую ситуацию на рынке труда и занятости. Речь идет о том, что и другие группы получают доступ к тем или иным видам профессиональной деятельности. Но, по всей видимости, даже в условиях мобильности и модернизации какой-либо основной культуры, диаспоры все равно оказываются в преимущественном положении. Оони характеризуются более высоким уровнем грамотности, коммерческой сметкой и что очень важно - они исповедуют городской образ жизни, а также нередко приобщены к религиям, которые имеют письменную традицию, а это делает их более адаптивными к условиям новой цивилизации.

В качестве экономически процветающих групп, имеющих давние традиции рассеяния, урбанизации и пребывания в статусе меньшинства, Геллнер называет евреев, греков, армян и парсов. Среди сравнительно недавно возникших меньшинств называются «хуацяо»- китайцы, проживающие за пределами этнической территории, индийцы или ибо в Нигерии.

Седьмая и восьмая строки, также как и первая, третья, пятая не имеют отношения к националистической проблематике, однако причины здесь разные. Как в типичной до националистической ситуации, так и в нетипичной до националистической ситуации вопрос доступности новой высокой культуры не возникает. То есть, нет такого важного условия успешного экономического функционирования общества как развитая система разделения труда. С другой стороны отсутствует высокая культура, общество пока не переживало этап культурной дифференциации. Соответственно не возникает и проблема национализма, сущность которого, напомним, по Геллнеру, заключается в совпадении политических и культурных границ.

Строка 8 характерна для сложных аграрных обществ. Позиции тех или иных слоев в социальной структуре поддерживаются культурой. Речь идет о том, что правящие слои отличаются от нижних страт определенной культуры.

Постоянно вступая в полемику с марксизмом, Геллнер в части социальных конфликтов и катаклизмов утверждает, что конфликты (вертикальные) между различными горизонтальными слоями возможны только по причине «этнических» или культурных различий. Культурные или этнические различия в части таких факторов развития современного общества как власть и доступность образования ограничивают социальную мобильность людей в социальной стратификации общества, что в итоге может провоцировать конфликты внутри общества.

Согласно марксизму, общество по мере индустриализации, будет все более расслаиваться, в этом заключается понимание марксизмом причин возникновения социальных конфликтов. Геллнер же считает, что по мере того как общество будет модернизироваться, индустриализироваться, социальное расслоение в обществе будет уменьшаться, благодаря социальной мобильности и смешению стилей жизни. Здесь Геллнер не открывает чего-то нового. Это классическое (в духе Макса Вебера и Эмиля Дюркгейма) социологическое объяснение процессов, происходящих в обществе в эпоху модернизации.

В своей теории нации и национализма Геллнер дает свой прогноз относительно будущего национализма.

Оценка национализма строится на понимании исторического развития общества. Вспомним, что по Геллнеру, человечество проходит три стадии – доаграрную, аграрную и индустриальную. Аграрные общества, будучи мальтузианскими, имея такие системообразующие факторы, как производство продуктов питания, политическая централизация и грамотность, в итоге образуют такие структуры, в которых, как правило, политические, и культурные границы не совпадают.

В период перехода из аграрного общества в индустриальное – в эпоху раннего индустриализма – возникает неустойчивая ситуация в обществе. В социологии это обозначается понятием аномии: в социальной стратификации, в признаках неравенства (в смысле принадлежности к власти, богатству, собственности, престижу и т.п.) начинают происходить значительные, но болезненные изменения. Это случается вследствие расширения каналов мобильности как отдельной личности, так и отдельных групп. И если стратификация в разделении труда и занятости начинает совпадать с этносоциальной стратификацией общества, если неравенство на рынке труда и занятости совпадает в какой-то части с этническими или культурными границами, тогда возможна этническая мобилизация.

Такие процессы как массовые переселения, миграционная подвижность, резко поляризованная, в основном биполярная или поляризующаяся, социальная структура, оказывая воздействие на культуру, создают почву для активизации национализма. «Нарастающая волна модернизации захлестывает мир, заставляет почти каждого в тот или иной момент ощутить на себе несправедливость обращения с собой и увидеть виноватого в представителе другой «нации». Если вокруг него соберется достаточное количество таких же жертв, принадлежащих к той же нации, что и он сам, рождается национализм. Когда этот процесс идет успешно, а это происходит далеко не всегда, рождается нация».

То есть в период раннего индустриализма, сельско-городские мигранты, если они этнически отличаются от доминирующего населения, начинают испытывать лишения, что вызваны их затрудненными возможностями коммуникации. В этом случае Геллнер, как и другие исследователи, видит два варианта событий: либо полная ассимиляция, либо создание собственной жизненной среды, что и создает, как мы видели выше, предпосылки к зарождению национализма. Будучи антропологом, Геллнер отмечает отдельные непреодолимые барьеры к тому, чтобы общество стало социально однородным. Это внешние или антропологические признаки, «синеву не спрячешь» – говорит он, а также заметная культурная инородность.

Как видно, для Геллнера вопрос о том, каково будущее национализма в аграрных и переходных обществах – это вопрос риторический. Более сложным и одновременно важным он находит ответ на этот вопрос в случае с индустриальным типом общества. Индустриальное общество не является мальтузианским. Его системообразующие факторы - всеобщая грамотность, мобильность, индивидуализм, политическая централизация, образовательная инфраструктура - приводят к тому, что политические и культурные границы часто совпадают, что удовлетворяет главному националистическому требованию. Утверждается, что национализм в ближайшем будущем будет видоизменяться.

Как уже отмечалось выше, в ситуации социальных кризисов, например, вследствие модернизации, дистанция между теми, кто находится в верхнем слое социальной структуры и теми, кто стоит на пороге новой жизни, но еще не вступил в нее, увеличивается. По мере успешной модернизации общества эта социальная дистанция, в том числе социально-культурная дистанция, уменьшается. В зрелых индустриальных обществах в качестве ключевых становятся такие ценности как беспрепятственные коммуникации и беспрепятственная мобильность.

И все же Геллнер считает необходимым определить особенности культуры и национализма на этапе позднего индустриализма. Он рассматривает такую гипотетическую ситуацию в жизни индустриальных обществ как конвергенция. Речь идет о том, что культуру общества, обуславливает только индустриальный способ производства, т.е. «… одна и та же технология настраивает людей на один и тот же тип деятельности и устанавливает одни и те же виды иерархии и определяет одинаковые вида досуга, связанные с существующей техникой и потребностями производственной жизни. Различные языки могут сохраниться и, вероятно, сохранятся, но социальные потребности, которые они выражают, и те понятия, которыми они оперируют, будут одинаковы для любого языка внутри широко распространившейся индустриальной культуры». Таким образом, прогнозируется лингвистическое приспособление, но не больше.

Речь идет и о том, что в индустриальную эпоху выживают только высокие культуры, при этом они имеют большее сходство друг с другом, чем высокие традиции аграрных обществ. Геллнер считает, что сходство высоких культур индустриальных обществ обусловлено осознанной необходимостью глобальной экономики и общей познавательной основой. При этом предполагается, что по мере модернизации обществ межкультурные и межлингвистические различия сведутся только к фонетическим, а смысл, значение и социальный контекст высказываний перестанут быть локальными, региональными и станут всеобщими, глобальными. Геллнер считает, что нечто подобное происходит в некоторых областях. Например, два хорошо образованных, опытных представителей высших профессиональных слоев свободно сотрудничают друг с другом. Однако в состоянии ли развиваться и дальше подобное положение? «Как ни странно, но именно интеллектуалы - основная движущая сила внутреннего национализма – в настоящее время в мире национальных государств с наибольшей легкостью, без предрассудков перемещаются между государствами, так же как это было в былые времена интернационального межгосударственного духовенства».

Но все же остается не ясным, о ком идет речь в применении к национализму – об элитах, об интеллектуалах, об идеологах, об охваченных национальными идеями массах? Может быть это государство? Но оно скорее занимается тем, что посредством своих институтов – социальных, культурных, политических - стремится обеспечить функционирование стандартизированной культуры, нежели быть озабоченным создание наций. Иначе говоря, в том, как понимает Геллнер индустриальное общество, активных социальных сил нет, да их и просто не может быть. Индустриальное общество является классовым только в сознании марксистов, считает Геллнер.

По Геллерну, социальная структура индустриального общества атомизирована, в нем нет четких организованных страт и слоев, оно бес структурно – у него нет ни предпринимателей, ни торгового слоя, ни сельских хозяев, этим объясняет Геллнер отсутствие социальной активности в индустриальном обществе, что выглядит не очень убедительно. Описанная Геллнером ситуация приложима к постиндустриальному обществу, но как это можно приложить к индустриальной эпохе в целом? Другой вопрос: с растущей мобильностью люди, говорящие на сходных диалектах, осознают «свою» общность в отличие от «других», говорящих на чужих языках, в условиях «своей» группы легче переживать аномию, то есть лучше все таки жить среди «своих», добиваться самостоятельности. Но этот вывод противоположен рассуждениям Геллнера.

Резюмируя можно сказать, что концепция Геллнера своей полемической однородностью, высоким уровнем абстракции, неожиданностью метафор привлекает больше внимание, нежели большинство тщательно аргументированных историко-социологических трудов.

Вопросы и задания для самопроверки и самоконтроля:

Дайте определение нациоанализма, опираясь на концепцию Э.Геллнера.

Какие факторы влияют на формирование современного общества согласно воззрению Э.Геллнера?

Какие типы национализма выделяет Э.Геллнер?

Какие типы обществ выделяет Э.Геллнер?

Какое будущее уготовано национализму в свете теории Э.Геллнера?

Назовите основной принцип национализма согласно концепции политического «нациестроительства» Э.Геллнера.

Какие типы культур выделяет Э.Геллнер?

Дата добавления: 2015-11-26