– Брр, холодрыга. – Дыхание вырывалось с белесыми облачками пара. Мизутани поёжился, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. – Что ж так холодно, ааа?! Са-ка-е-гу-чи! Вылезай!
– П-потерпи!– донеслось невнятное из-за двери туалета.
– Я уже пять минут терплю!
– Забавное утречко!.. – хихикая, мимо прошёл Таджима. – Доброе! Хотя и дождливое.
– Дождь будет? – озабоченно нахмурился Ханаи.
– Стопудово, – заверил лучший отбивающий Нишиуры и начал насвистывать гимн школы.
– Его это вроде как радует. – Мизутани недоумённо покосился на Таджиму, но через секунду хлопнула, звякнув крючком, дверь, и из кабинки вышел Сакаегучи.
– Урааа! – Рыжий рванулся к заветной цели, словно к базе, залетев внутрь со скоростью ветра.
– Вот бы он такое рвение на тренировках показывал. – Изуми зевнул и помахал рукой. – Всем доброе...
– Доброе, – кивнул Сакаегучи. – А Таджима успел нашаманить дождь.
– А, да, по радио вчера объявляли в горных районах нашей префектуры многочисленные осадки. – Изуми кивнул.
– Ты ещё и радио успеваешь слушать?!
– А что? Наушники на ночь вставляю и хорошо...
– Монстр...
– С облегчением меня! – Кабинка распахнулась, выпуская сияющего Мизутани. – Ууух, как же жить хорошо!
– Как много ему надо для счастья... – скептически выгнул бровь Изуми. – Полный желудок и пустой мочевой...
– А ты не ёрничай! Не ёрничай! – Мизутани шутливо бросился на товарища, сцапав за плечи, и принялся ерошить.
Ханаи подавил зевок: всё же не годится капитану выглядеть сонным и уставшим с самого утра.
Между деревьями в саду ещё висели белые простыни тумана, забор едва выглядывал зубцами из плотного марева.
Мимо бодро проскакал Таджима, вытираясь полотенцем: утреннее обливание холодной водой могло кого угодно свалить с ног, но почему-то не имело болезненной силы над лучшим отбивающим Нишиуры – на зависть всему составу. В первое утро почти каждый смельчак (читай: самоубийца) попытался последовать примеру Таджимы, но желающих повторить опыт не нашлось.
Небо белело, сливаясь с туманом, но в воздухе висела душная тяжесть и вязкость. В комнате с утра пахло сыростью, и казалось, что майки липнут к телу.
– А Абе и Михаши? – Ханаи оглядел толпящихся сокомандников. – Спят?
– Здесь, – откуда-то из задних рядов отозвался кетчер и что-то пискнул питчер. – Доброе.
– Отлично. – Капитан, явно следуя примеру Момокан, широко улыбнулся. – Для начала давайте устроим пробежку, разомнёмся!
– Да-а! – поддержала команда нестройными воплями.
– Идём! – скомандовал Ханаи и махнул рукой.
Потягиваясь, на порог вышла Шинока и сонно уставилась в белое небо:
– Уии, прохладно... Надо бельё собрать, дождь обещали...
– У вас дождь по Таджиме или по радио? – рассмеялся проходящий мимо Мизутани.
– По погоде, – фыркнул Изуми. – Смотри вперёд, не споткнись.
– Да-а, ваше высочество, – захихикал рыжий, козырнув менеджеру напоследок. – Она же милая, почти как Михаши!
– Я думаю, – тщательно подбирая слова, чтобы не рассмеяться на ходу, проговорил Сакаегучи. – Что это Михаши почти как она, только Михаши.
Абе выгнул бровь и уставился на спину товарища. Тот, видимо, почувствовав, что стал объектом пристального внимания от командного дракона, третирующего местную принцессу, припустил живее, догоняя Нишихиро.
– Во дают, – рассмеялся Оки, на ходу доставая фотоаппарат и делая кадр, оглянувшись назад. – Ну и лица.
– Потом покажешь! – попросил Таджима, подпрыгнув. – Точно, надо собраться перед ноутом и пересмотреть все снимки вместе!
– Компромата там, наверное, набрано, – коварно рассмеялся Мизутани.
– На тебя одного, – поддакнул Изуми.
– Следите за дыханием! Не болтайте! – строго окликнул Ханаи, вспомнив о капитанских обязанностях.
– Да-а!..
– Ну, поехали. Нишиура! Сражайся!..
Дождь зарядил ближе к обеду, полдень быстро испортился и поджал солнечный хвост.
– Ну вот, накаркали, – вздохнул Мизутани, кутаясь в одеяло и сидя с чашкой чая на полу. – Барабанит.
– Ритмично так. – Сакаегучи кивал в такт редким бьющим по жестяному подоконнику каплями.
– Но забавно же. – Таджима подполз ближе к Ханаи, принимаясь тормошить капитана. – Эй, эй, может, поиграем во что-то?
– В слова? – робко предложил Нишихиро.
– Бейсбол!
– А больше мы слов не знаем, да? – вздохнул Ханаи. – Опять грязь будем месить... Словно вчера мало было.
– А мне понравилось! – Таджима широко улыбнулся. – Весело было.
– Тебе всё нравится... – в сторону пробормотал капитан, потирая лоб.
– Нуу, не всё. – Таджима задумчиво посмотрел в потолок, вспоминая. – О, пропускать подачи не люблю и умышленные уолки не люблю. О, а ещё лук, лук! Хотя терияки – вкусняшка!
– О, особенно с осьминогами!
– Нее, я больше люблю темпуру.
– А?! А нори-маки?!
Завязался привычный шумный гвалт, слегка скрадываемый грохотом дождя по шиферной крыше.
Абе и Михаши, с комфортом расположившись на футонах, в общей болтовне не участвовали, занявшись более полезными делами – по мнению Абе, конечно же.
Михаши тихо ойкал, задерживал дыхание и кусал губы, пытаясь не хныкать жалобно. Абе, заранее приготовившись терпеть все сопли и нытье питчера, стойко сносил и надсадное сопение напротив. Михаши сидел на коленях и позволял кетчеру осмотреть свои запястья.
– Больно? А тут? – периодически интересовался Абе, на миг отрывая взгляд от тощих лапок питчера. – Что чувствуешь?
– П-пальцы, – заикаясь, отзывался Михаши, – А-абе-куна.
– Отрицательный результат – тоже результат, – ворчливо вздыхал Абе и продолжал ощупывать руки питчера. Кисти гнулись хорошо и вроде бы мышцы плеча не пострадали, даже от бросков неудобных слайдеров. Вообще Михаши уже должен был бы привыкнуть, что кетчер прикасается к его рукам, но всё равно терялся, не зная, как реагировать, потому что знать заранее – ругать ли или хвалить будет его Абе-кун – никогда не получалось.
– А тут что? Не чувствуешь дискомфорта? Кажется, твои локти слишком напряжены.
– Н-не... я... прекрасно!.. Чувствую... вот. Себя.
– Эй, – раздался окрик Таджимы. – А я тут вспомнил, что у нас на кухне есть!..
Парень вскочил на ноги, босиком умчался из комнаты, зашуршал занавесными бусами на входе в кухню.
– А что там есть? – Ханаи оглядел команду, выгнув бровь.
– Ну... наверное, что-то съедобное? – предположил Сакаегучи.
– Или испортившееся. – Изуми был настроен более скептически.
Раздался скрип и скрежет, и в дверном проёме появилась пятая точка Таджимы, который, нагнувшись, тащил за собой что-то тяжёлое.
– Яблоки! – выпрямившись, провозгласил он, любуясь ошеломлёнными лицами сокомандников. – Те, что мы собирали позавчера!
– Ты предлагаешь поиграть яблоками? – Капитан вздохнул. В конце концов, это ж Таджима: ожидать от него чего-то здравого – неудачный выбор.
– А что, они круглые, прям как мячики. – Таджима широко улыбнулся, плюхаясь на пол и хлопая себя по коленям. – Ну, кто там в слова хотел сыграть?! Абе, Миииихаши, вы с нами!
– Мы заняты, – отозвался кетчер, сжимая запястье питчера. – Давайте без нас.
– Эй, Абе... – Таджима вновь удивлённо склонил голову на бок. – Ты что... изолируешь Михаши от нас?
Ханаи поперхнулся чаем, все озадаченно смолкли, поглядывая то на отбивающего, то на кетчера.
Михаши молча дрожал, подозревая, что затевается крупная буча – и он в ней каким-то боком замешан.
Абе сверлил Таджиму подозрительным взглядом, пытаясь вникнуть в мыслительный процесс отбивающего. Тот растерянно смотрел на парочку в углу, не делая попыток объяснить свой вопрос. Впрочем, в объяснении он и не нуждался. Идиотов в команде не было, и все уже давно отметили, что дуэт их беттери излишне много времени проводит вдалеке от команды – со своими тренировками, своими тараканами и проблемами, больше занимаясь выяснением отношений, нежели налаживанием их с товарищами. Значило ли это нечто большее, чем игровая настроенность, или просто являлось плодом буйного подросткового разума – оставалось скользкой темой, поднимавшейся много раз, но так и не получившей ответа.
И вопрос Таджимы, прозвучавший в этот миг, означал, что даже легкомысленный и безалаберный во всём, кроме спорта, парень осознал, насколько всё "не так" с их парочкой.
– Нет, – односложно ответил Абе, первым отводя взгляд.
Михаши хлопнул ресницами и притих, почуяв, что буря за окном – отнюдь не самое страшное в его жизни явление.
– Тогда почему ты не пускаешь его играть с нами? – чуть обиженно протянул Таджима, продолжая смотреть на кетчера с непониманием. – Михаши же не твоя собственность и не командный инвентарь...
Абе вздрогнул – Михаши чуть не подскочил от ужаса. Если сейчас разразится гроза, то пострадают все.
– Ну, почему не отпускаю... – Скрипнув зубами от раздражения, Абе выдавил зверскую улыбку, продолжая смотреть в пол. – Пусть идёт. Я же не держу. Не держу его.
– Вообще-то, держишь. – Таджима тыкнул пальцем в их сторону.
Абе осторожно сместил взгляд выше, хмуря дрожащие брови. И вправду, держит...
Кое-как разжав непослушные пальцы, кетчер отодвинулся в сторону:
– Пусть идёт. Это его дело.
– А ты что, не хочешь поиграть? – Таджима почесал щеку.
Команда притихла, продолжая прятаться под одеялами, изображая из себя холмики.
– Не хочу, – отозвался Абе.
– Ну и колючка же ты, – вздохнул Таджима и поманил к себе Михаши. – Эй, эй, лови яблоко!
Питчер, боязливо взглянув на отбивающего, потом на кетчера, втянул голову в плечи и пробормотал:
– Т-таджима...кун... н... не считал... никогда инвентарем... Абе-кун... никогда не считал... меня... н-наверное. И...и я решил!.. К-когда А-абе-кун уйдет из бейсбола... я... я тоже!.. В-вместе...
– Ээээй, ты чего?! Такие вещи в начале сезона говорить?! Мы только-только начинаем готовиться к Зимнему кубку, а ты уже несёшь бред в массы! – возмутился Таджима, бросая яблоко в питчера. – Сначала мы станем чемпионами Кошиена, а потом уже посмотрим!
Абе машинально перехватил яблоко над михашиной головой, хмуро посмотрел на Таджиму исподлобья.
– Н...найс кетч... – заикнувшись, пробормотал питчер.
– Так какое слово было? – Абе выгнул бровь. – Бейсбол?
– Кошиен! Кошиен! – зафырчал Таджима.
– Неудачники, – фыркнул Абе и швырнул яблоко Ханаи.
– Ах, ты, засранец! – капитан запылал. – Интеллект!
– Ох. – Подачу поймал Нишихиро и смущённо рассмеялся. – Это даже весело... Тренировка.
– Аквариум.
– Эээй, он же с бейсболом не связан!
– А что, у нас только бейсбольная тема, что ли?! Это же слова, слова!
– Тогда на "м"... Медсестра!
– С буферами?!
– Таджима! С огромным шприцем!
– Медбрат, что ли?
– Таджима! Чем забита твоя голова?!
– Эй, Михаши, лови! Тебе на "А".
– А...а... – Питчер заикнулся, покраснев до кончиков волос, и едва слышно пробормотал: – А-абе-кун...
Мизутани, поймав яблоко, пожал плечами:
– Ну, ему же можно, да?..
Дождь моросил весь день, лишив команду удовольствия прогулок на свежем воздухе. До туалета, находящегося на улице, приходилось добираться почти вплавь и после каждого похода – полоскать ноги в специально поставленном у ступенек тазу.
За шкирку капало с крыши, веранду тоже затопило. Пока Шинока и Момокан возились на кухне, поочерёдно подряжая ребят чем-нибудь помочь, остальные скучали.
Таджима лениво грыз очередное яблоко, напрочь испортив аппетит перед ужином. Из пристройки в дом перебрались старички, пожаловавшись на дождь. Вспомнили, что такие резкие смены погоды весьма характерны для позднего августа.
– А так хотелось дыни поесть, – вздохнул Мизутани, обхватывая себя за колени и утыкаясь в них лбом.
– Дедуль. – Таджима нахмурил лоб, вспоминая что-то. – А помнишь, в прошлом году, в августе в это же время, утопленника нашли в реке?..
– Тьфу, Таджима! – Ханаи чуть не пролил кипяток из кастрюли, которую выносил из кухни. – О чём ты думаешь!..
– А пусть бабуля и дедуля расскажут нам сказки. – Таджима широко улыбнулся, растягиваясь на полу и подпирая лицо ладонями. – Это будет весело. Я люблю страшилки.
С прихожей донёсся скрип двери, тут же запахло дождем, размокшей землёй и сыростью. Робко звякнула цепь в будке Тея. Шуршал, не переставая, дождь по затянутой виноградниками крыше, барабанил по шиферу.
В окно падал серый сумеречный свет, кое-как очерчивающий контуры, но не дающий уверенности в содержании. Где-то под потолком шебуршали и поскрипывали сверчки, билась о стекло залётная муха.
Все сидели на футонах, как-то по привычке расположившись полукругом. Таджима болтал ногами, растянувшись на животе, оглушительно громко хрупая [С29] яблоком в вечерней тишине. С кухни доносились уютные перезвоны посуды, тихий смех, неслись [С30] аппетитные запахи. Между бусами-занавесками падал косой луч света, заставляя по полу и стенам скользить причудливые тени.
Сато-сан вдумчиво и спокойно рассказывал старые детские сказки, но в создавшейся атмосфере они казались чем-то волшебным. Мнилось, что ещё минута – и за окном проскользнёт пушистый тануки-обманщик, мелькнёт белым хвостом йоко-лисица, пролетит по небу сотенная кавалькада хитрых йокаев на бесплотных конях, сотканных из ночного тумана.
Мудрый дракон поманит когтем, пообещав все сокровища и тайны земли за правильный ответ на свою загадку. Спустится на землю по светящейся лунной дорожке прекрасная дева Ёхиме, одетая в платье из перьев небесных птиц. Засияет горизонт неведомым северным сиянием – зарницей богов, решивших посетить человеческий мир.
Ребята жались ближе друг к другу, с каждым словом всё больше погружаясь в мир сказок, находясь мыслями уже где-то там, далеко, среди чудовищ и героев. Михаши слушал зачарованно, открыв рот, но испуга в его взгляде было куда больше, чем восторга. Даже в вымышленном мире, где возможно всё, он не мог ощутить себя сильным и смелым героем, преодолевающим препятствия и выигрывающим у равного противника.
С одной стороны, это было проблемой питчера, но с другой – давало кетчеру шанс всегда оставаться рядом с этим непутёвым созданием, чтобы защищать и оберегать.
Зачем это ему было нужно, Абе старался не задумываться.
Наверное, виной всему эта зачарованная атмосфера, старческий мудрый голос, погружающий в самую суть сказки, глубокое дыхание Михаши рядом. Он всегда дрожит – вне зависимости от ситуации. Абе это бесило и будет бесить, но исправить положение может только сам Михаши, если захочет.
Но чтобы он захотел, надо луну и солнце местами поменять, перенести его в другую вселенную и стереть память.
Хотя можно просто стереть, без всяких дополнительных ухищрений.
Было темно и все смотрели на Сато-сана. Абе протянул руку и положил на плечо Михаши. Питчер вздрогнул, резко обернувшись. В тишине его лёгкое свистящее с придыхом "А-абе-кун" звучало как-то странно и согревающе. В том, что это всё не фантазия и не плод воображения, убеждало ласковое тепло под ладонью, напряжённые [С31] плечи питчера.
Михаши боялся. Главным образом – стать бесполезным и ненужным, а потом уже – побитым или болеющим. Проигравший питчер – ненужный и никудышный питчер.
Такой не нужен будет ни Абе-куну, ни команде.
Все мысли Михаши были сосредоточены где-то рядом с этой основополагающей идеей. Это был корень всех свершений и разочарований, ожиданий и стремлений Рена. Хоть он и побаивался, что будет обузой для команды, но одобрение – часто граничащее с порицанием, – исходящее от Абе, помогало питчеру смириться с мыслями о собственной никчёмности и шагать дальше, пытаясь стать лучше.
Михаши был твёрдо уверен в одной истине, случайно открытой для себя: даже если Абе злится, кричит, недовольно ворчит, чего-то требует, ожидает или просто пытается выспросить, то это означает, что кетчер желает получить от питчера какую-то реакцию. Значит, видит в нём игрока. Союзника. Товарища.
И когда Таджима необдуманно брякнул – что с ним часто бывает, хотя обычно не в бровь, а в глаз, – что Абе относится к Михаши как к инвентарю, то тонкое терпение питчера лопнуло.
Почему-то в тот момент ему показалось, что во всех неудачах Михаши как питчера Таджима обвиняет Абе-куна, и вынести этого не смог. К тому же, эта фраза про инвентарь наверняка напомнила кетчеру про Харуну Мотоки, а это было довольно болезненным ударом для Такаи, так (построено верно, но «Такая» и «так»… ну, ты понимаешь) до сих пор и не простившего своего первого аса.
Теперь, сидя в темноте и дрожа от страха, Михаши потихоньку переваривал то, что натворил и наговорил. Наверняка Абе-кун злится. Наверняка Таджима-кун обиделся. Наверняка все в команде подумали, что он ни на что не годен... хотя последнее, скорее всего, правда, и вообще...
Когда начались сказки, Михаши повеселел. Их он любил слушать с детства, и теперь, вновь вспоминая спокойные семейные вечера, проведённые за книгами с яркими картинками, питчер понемногу приходил в себя.
И когда Абе положил руку ему на плечо, словно показывая, что ничего непоправимого не случилось, Михаши захотелось разреветься – от беспомощности и благодарности. Но Абе-кун наверняка не оценил бы подобного поведения, поэтому, намотав слёзы и сопли на кулак, питчер робко прислонился к плечу кетчера, глядя на футон. Свитые одеяла, стоящая неподалёку чашка из-под чая, тёмная длинная тень на полу, много теней, пересекающихся и причудливо смешанных между собой. Звон на кухне, лёгкий топот шагов. Дождь.
Сердце колотилось где-то в горле, встав комом, и дышать было почти больно.
– Мизутани уснул... – донёсся лёгкий шёпот Изуми с нотками изумления и смущения.
Сато-сан тихонько рассмеялся, по-старчески подкашливая на выдохе. Акане-сан добро улыбнулась ребятам, сразу став всеобщей бабушкой, такой тёплой и знакомой.
В тишине зашептались ребята, потихоньку отживая, словно сбрасывая оцепенение и удивляясь: а что это вообще было пять минут назад? Таджима уполз в темноту, и оттуда донёсся сдавленный возглас Ханаи, на которого налетел гениальный отбивающий.
Михаши всё не решался поднять взгляд, упорно рассматривая тёмные линии между плотно пригнанными досками пола.
– Ужин скоро, ребят. – В комнату заглянула Шинока и удивлённо огляделась. – А что у вас темно? Вы страшилками балуетесь?..
– Сказками, – гордо отозвался Таджима. – Ужин! Я хочу карри, куриного карри!
– Скоро будет, – рассмеялась менеджер и упорхнула обратно на кухню.
– Эм... а вы тоже присоединяйтесь, – обратился к старичкам капитан, пытаясь спихнуть Таджиму подальше. – К нашему ужину, в благодарность за сказки.
– Какие воспитанные молодые люди, – улыбнулась Акане-сан. – Дорогой... у нас же осталось кое-что сладкое, верно?
– Точно. – Сато-сан покивал. – Юичиро, в прихожей в кладовой посмотри на верхней полке.
– Есть! – Таджима подскочил и унёсся в прихожую, загремел там банками, зашуршал свёртками и зазвенел коробками. – О, нашёл!.. Ух ты, это тот самый?!
– Да, – довольно отозвался Сато-сан.
– Дедуль, ты лучший! – восторженно выкрикнул Таджима. – Мёд! Настоящий августовский мёд!
– Августовский? – переспросил Сакаегучи.
– Эм... если не ошибаюсь, – робко начал Нишихиро. – Это смешанный мёд из цветочного нектара и яблочной мякоти. Когда перезрелые яблоки раскладывают за пределами деревни на траве – это для пчёл: они собирают яблочный сок и добавляют к нектару в соты.
– Здорово, – протянул проснувшийся Мизутани. – Звучит уже вкусно...
– За ужином опробуем, – решил Ханаи. – Таджима, отнеси банку на кухню, это к чаю!
Михаши почувствовал, что, несмотря ни на какие проблемы и лёгкие разногласия, их команда – это настоящая команда. Его губы сами собой расползлись в несмелой улыбке.
– А ты и так умеешь, оказывается, – отрывисто вздохнул Абе. – Только почему-то не рядом со мной.
Михаши вздрогнул и отвернулся, почувствовав, как краснеет. Кетчер убрал руку с его плеча, и сначала питчер даже растерялся слегка, не зная, что делать.
– Я выйду, – обратился к капитану Абе. – Скоро вернусь.
– К ужину не опоздайте, – кивнул Ханаи.
– Я иду один, – Абе фыркнул.
– Да? – Ханаи даже как-то растерялся. – А, ясно... Михаши, значит, не идёт?
– Мы с ним что, сиамские близнецы? – по-тихому начал заводиться кетчер. – Что за идиотское мнение...
Он развернулся и довольно резко покинул комнату.
Михаши, закусив губу, тут же ощутил укол совести – наверняка, наверняка это он довел Абе-куна... осталось только придумать, чем именно.
– Знаешь, – Ханаи задумчиво посмотрел на питчера, сжавшегося в уголке в компактную подушку, – иногда в его дурном настроении виноват НЕ ты.
– Не... я?..
– Знаешь, Михаши, – задумчиво потянул Сакаегучи. – Я бы на твоём месте не стал терпеть такое обращение с его стороны... Ну, подумаешь, ходит в профи со средней школы, умный и сообразительный... это не даёт ему права эгоистом быть.
– Или даёт? – хмыкнул Изуми. – Эй, Мизутани, не лезь!.. А то волшебная щекотка сделает своё чёрное дело!..
– Опять они ерундой страдают, – страдальчески вздохнул Ханаи. – Дети...
– А знаешь, – Мизутани задумчиво (снова повторение одного слова на небольшой промежуток текста) посмотрел в тёмный потолок в разводах светлых серых пятен. – Я был когда-то в деревне, давно, в гостях с мамой... На въезде стояли большие деревянные столбики с вырезанными на них лицами тенгу – так забавно... Мы гуляли по улицам, и везде цвели цветы и пахло сладким чем-то. За деревней стоял храм на холме, и мы с мамой писали пожелания на бумаге и завязывали на ветках. Деревья все были в пожеланиях и лентах и так забавно шуршали на ветру... А в храме звенели стеклянные колокольчики.
Потом, когда мы пошли по аллее в парке за местным домом культуры, то среди кустов и деревьев нашли статую женщины на коленях. Мама говорила, что это – памятник в честь погибших на войне, которая была пятьдесят лет назад. А ещё там был искусственный пруд и на берегу сидели мальчишки и рыбачили деревянными удочками маленьких серебристых рыбок... (Ты уверен, что так говорят?.. Рыбу можно «удить». «Рыбачить» -– это название процесса в принципе.)
Голос Мизутани звучал приглушённо, словно он вспоминал о чём-то дорогом и важном для себя. Все притихли, слушая, и лишь Изуми под конец поинтересовался:
– И к чему бы это?
– Мне здесь нравится. – Мизутани поерошил волосы. – Тут уютно. Мне кажется, когда мы вернёмся домой, я отобью любой мяч в хоум ран.
– Что-то вроде "бегуна на третьей базе"? – хмыкнул Сакаегучи.
– Типа того, – кивнул Мизутани. – Вот так вспомнишь этот покой и сам успокоишься...
– И то верно...
– Ужин! – позвала с кухни Момоэ. – Пора!
– Эй, Абе ещё нет, – напомнил Оки.
– Ну, оставим ему место и порцию, вернётся – съест. Сато-сан, Акане-сан, прошу вас, идёмте. – Ханаи поднялся с пола. – Пахнет вкусно!.. Кстати, сегодня дежурят Сакаегучи и Нишихиро, они помнят об этом?
– Да-а!
– Замечательно. Михаши, не отставай!..
Дождь ещё моросил, порожки скользили под ногами, словно живые. Капли гулко стучали по лужам, звуча в темноте двора отовсюду. Михаши, робко сжимая в пальцах карманный фонарик, едва переставляя ноги, спустился со ступенек и тихо окликнул:
– А-абе-кун?.. Т-там... ужин. Был.
Никто не отозвался. Питчер испуганно сглотнул и ощутил на языке горьковатый привкус чая. Перебравшись через лаково блестящую в свете фонарика лужу, Михаши вдоль стены дома по глинобитной, но размоченной дорожке побрёл к калитке. С кустов, задеваемых локтями, срывался град мелких росистых капель. Было холодно и по ногам бежали мурашки. Утробно заворчал в будке недовольный погодой и жизнью Тей, зашуршали кусты – и тёмная кошка испуганно метнулась под ногами питчера, перепрыгивая через лужи и спеша укрыться от дождя под порожками.
– Абе-кун?.. – нерешительно позвал Михаши, заглядывая через калитку на улицу.
Тёмные мрачные дороги пугали: казалось, что враги скрываются в каждой тени, на каждом повороте.
Вновь сглотнув, Михаши потянул щеколду на себя и отворил калитку. Прошуршав по мокрой траве к накатанной дороге, Михаши снова огляделся. Обычно кетчеру приходилось ходить по кустам и вытаскивать своего непутёвого питчера на поле, уговаривая и утешая. Каким образом он всегда умудрялся найти Михаши среди развесистых клумб, оставалось маленькой тайной Абе. Сейчас Михаши очень сильно жалел, что не нашёл в себе сил спросить об этом раньше.
Был ещё один вариант – телефон, но он отпал ещё дома: сотовая связь в горах не ловила, да и не взял Абе с собой мобильник.
Момоэ велела не волноваться и не переживать: мол, у кетчера начался очередной период самоосознания, со всеми бывает, побегает и вернётся.
Кроме Михаши, собственно, никто и не дёргался. Питчер же имел собственные, весьма далёкие от оригинала, мысли по этому поводу: Абе-кун злится, больше не хочет играть с ним, ушёл от питчера. И вообще, он и есть источник всех бед Абе-куна.
Конечно, Михаши было страшно. До дрожи в коленях, до холодного пота на загривке, до заикания. Намокшая майка неприятно липла к спине, в кроссовках противно хлюпало.
– Абе-кун? – чуть громче позвал Михаши, но ответа не дождался.
Постояв перед дорогой ещё немного, питчер развернулся и ушёл в дом. Ему было стыдно, что он не выдержал и сбежал, трусливо поджав хвост.
В комнате ещё горел свет, парни укладывались по местам, медленно переговариваясь между собой. Михаши проскользнул вдоль стены, оставляя на полу мокрые следы. Скинув влажную одежду и бросив ее в корзину для грязного белья, питчер поспешно переоделся в пижаму. Одинокий футон выглядел укоризненно и непривычно.
Заглянувшая Момокан пожелала радужных снов и погасила свет.
Михаши стоял рядом со своим местом, недоумённо рассматривая скомканные одеяла и пытаясь понять, откуда такой дискомфорт внутри.
Хлопнула входная дверь, раздались шаги.
Михаши, задержав дыхание, со страхом поднял взгляд, пытаясь унять дрожь в ногах.
– Чего не спишь? – цыкнул Абе, на ходу стаскивая майку. – Давно уже должен лечь был.
– Где тебя носило? – буркнул Ханаи. – Ужин пропустил...
– Ерунда, я не голоден. – Кетчер пожал плечами и запустил мокрую одежду комом в корзину. – Михаши, ложись немедленно.
– Не шумите, – недовольно потянул Мизутани, заворочавшись. – Люди ж спят...
– Раздавишь, – раздался приглушённый голос Изуми, – ты, рыжий...
– Укрепляем чувство братства? – ехидно поинтересовался Сакаегучи.
– Да почему никто не спит, я не понял?! – возмутился капитан.– А ну-ка тихо!
– О нет! – неожиданно подскочил Таджима, подбросив одеяло вверх. – Моя глиняная бита!.. Её убило дождем!.. Ааа!
– А ну стоять! – Ханаи быстро сцапал отбивающего за шкирку и уволок обратно на футон. – Потом разберёмся... завтра, слышишь, Таджима? Все уже спят. И тебе тоже...Э!..
Высказывание оборвалось небольшим локальным бумом.
– Кто бросил яблочный огрызок на полу?! – буквально зашипел капитан, пытаясь усесться на футоне ровно.
Таджима хихикал и не пускал его.
Шуршания и перешёптывания в темноте не затихали.
– Почему ты ещё не в постели? – Абе, не обращая внимания на товарищей, натянул шорты и тронул Михаши за локоть. – Ты что, на улицу выходил?
– М... нет, – кивнул питчер и моргнул.
– Живо под одеяло и греться, – зашипел кетчер, подталкивая Михаши к постели. – Не стой столбом!
– Таджима-а!.. Щекотно же!..
– Чёрт, да уймитесь вы...
– Это не мы, это дождь.
– Блин, детский сад...
Присутствие Абе добавляло Михаши уверенности. Почти всегда. И теперь он даже перестал бояться гипотетических нафантазированных врагов за дверями. Быстро нырнув под одеяло, питчер стал дожидаться Абе. Тот, помедлив и застегнув молнию на сумке, тоже улёгся, чуть морщась от летящих по комнате шепотков и выкриков: команда, не выплеснувшая за день неуёмную энергию, никак не могла успокоиться.
– А... А... Абе-кун... вот йокаи... они же... не существуют?
– Нет, – мрачно отозвался кетчер.
– Я... я не боюсь их... почти. – Михаши зашевелился, устраиваясь поудобнее, и робко посмотрел на Абе. – Если закрыть глаза, то... кажется, что их нет...
– А меня тоже нет, когда ты закрываешь глаза?
Михаши словно подавился воздухом и замолк, перестав шевелиться. Лёжа рядом в темноте, даже через шум других, было отчётливо слышно, (грамматически неверно! Можно так: Лёжа рядом в темноте, Абе даже через шум других отчётливо слышал,) как колотится сердце Рена.
– К...когда я... закрываю глаза... А-абе-кун... есть, – пробормотал питчер и спрятал лицо в подушке.
Кетчер криво улыбнулся и задумчиво принюхался:
– Михаши, что ты ел на ужин?
– Э...это... мёд... яблочный. Сладкий... очень.
– Ясно. Всё, закрывай глаза, об остальном завтра поговорим.
– С...с-спокойной ночи, Абе...кун.
– И тебе.
Было слегка непривычно не ощущать рядом тепло чужого тела, но Абе чётко решил, что с этой чушью пора заканчивать. Все эти шутки и намёки зашли слишком далеко. Их с Михаши ничего не связывает кроме командной работы. Ничего.
Абе ещё не настолько рехнулся, чтобы пытаться завести какие-то отношения с этим малость клюнутым питчером. Унылым плаксой. Унылым старательным плаксой.
Уточнение Абе не понравилось, поэтому дальше думать он не захотел. Молодой растущий организм, уже привыкший к совместным ночевкам с Михаши, требовал своего, да и руки чесались сгрести этого плаксу в объятья. Можно дать в ухо для начала, что гулял под дождём, а потом и пожалеть, погладить по взъерошенной шевелюре, позволить уснуть рядом.
Вот чушь.
Абе отвернулся от греха подальше. В комнате было душно, да и не все ещё затихли, кое-где раздавались едва слышные шепотки.
Наверное, будь он хоть каплю слабее, то сейчас проклинал бы день, когда судьба свела его с забитым мальчишкой-питчером.
Но слабым Абе не был, рациональное мышление поддакивало, что проклятия – это обычная недоказуемая мистика, а мальчишка-питчер вообще тут не при чём.
Мысли всё тяжелели, складываясь ровной кирпичной стеной в сознании. Сон налетал густой чёрной волной, смывая верхние ряды и подтачивая нижние. Сон пах морской водой и хрупал (я уже говорила, что ты любишь это слово?) ракушками под ногами. Кричали чайки, разбивались волны о прибрежные скалы, брызгая пеной по сторонам.
На берегу шуршали раскиданные ветром жёлтые рисовые колосья...
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 101 | Нарушение авторских прав