Многообразие утопий

Общее для всех утопий отношение к действительности, выражающееся, как мы уже говорили, в резком противопоставлении действительности и идеала, оставляет немало места для различий, вытекающих из особенностей тех или иных человеческих идеалов, условий, в которых они формулируются, а также роли, которую они играют в истории. И все-таки в истории утопий на удивление много устойчивых тем. И все-таки в истории утопий на удивление много устойчивых тем. Так много, что некоторые исследователи готовы считать все утопии похожими друг на друга, как «сказки одного и того же народа»

Так, Чэд Уолш, указывает на предпосылки, которые разделялись всеми утопистами. Во-первых, человек по природе своей добр, то есть причина имеющихся у него недостатков – не столько неизменная природа человека, сколько неблагоприятные условия жизни. Во-вторых, человек чрезвычайно пластичен и в изменяющихся условиях легко меняется сам. В-третьих, нет какого-либо неустранимого противоречия между благом индивида и благом общества. В-четвертых, человек – существо разумное и способное становиться все более разумным, поэтому возможно устранить абсурды общественной жизни и установить рациональный порядок. В-пятых, в будущем имеется ограниченное число возможностей, которые полностью поддаются предвидению. В-шестых, следует стремиться обеспечить человеку счастье на земле. В-седьмых, люди не могут пресытиться счастьем. В-восьмых, возможно найти справедливых правителей или научить справедливости людей, избранных для правления. В-девятых, утопия не угрожает человеческой свободе, поскольку «подлинная свобода» осуществляется как раз в ее рамках.

В. П. Волгин, самый выдающийся из советских исследователей утопического социализма, классифици­рует утопии по способу обоснования провозглашаемого ими общественного идеала; он выделил религиозные, рационалистические и исторические утопии. Такого рода классификаций, или, скорее, типологий, можно было бы назвать гораздо больше. Их обилие лишний раз свидетельствует о многоаспектности явления и возможности подхода к нему с различных сторон.

Сам Е. Шацкий выделяет сперва эскапистские игероические утопии. К эскапистским утопиям он относит все те мечтания о лучшем мире, из которых не вытекает призыв к борьбе за этот мир. Героические утопии становятся вопросом жизни и смерти, даже если их непосредственные результаты не слишком впечатляют. Внутри каждого из этих типов можно выделить известное число разно­видностей, которые следует рассматривать самосто­ятельно. Так, в рамках эскапистских утопий мы обнаружим по меньшей мере три различных способа бегства от действительности. Одни утопии – назовем их утопиями места – повествуют о странах, в которых люди живут счастливо. Иногда это (как, например, в случае «Утопии» Мора или Икарии Кабе) чистый или почти чистый вымысел, поскольку этих стран не найти ни на одной географической карте. Иногда же это просто далеко идущая идеализация известных стран или, скорее, стран, известных ровно настолько, чтобы можно было приписать им идеальные общественные отношения.

Вторую разновидность эскапистских утопий мы можем назвать утопиями времени (ухрониями), так как они рисуют счастливое «когда-то» или «когда-нибудь». Впрочем, название это весьма условно, поскольку такие утопии вовсе не обязательно оперируют привычным для нас историческим временем.

Третью разновидность эскапистских утопий мы назовем утопиями вневременного порядка, поскольку свой идеал они помещают вне сферы земного существования человека, хотя бы предполагаемого. На земле, возможно, нет и не будет такого места, где человек был бы действительно счастлив. Но если такого места и времени указать нельзя, это вовсе не значит, что следует отказаться от изображения счастливого мира.

Героические утопии, к которым, как уже говорилось, мы относим любые утопии, содержащие какую-либо программу и призыв к действию, следует разделить по крайней мере на две большие группы. Во-первых, это может быть деятельность, имеющая целью создание неких резерватов добра внутри осуж­даемого, плохого общества. Во-вторых, это может быть деятельность, имеющая целью заменить плохое общество новым, хорошим.

В одном случае хотят заменить часть, в другом – целое. В одном случае ищут убежища для избранной группы хороших, благородных людей, которые задыхаются в окружающем их мире; в другом ищут спасения для всех, хотя бы даже они его вовсе не желали. Соответственно мы будем говорить об утопиях ордена и утопиях политики.

Первые соседствуют с эскапистскими утопиями. Появляется какой-то идеал. Находится группа увле­ченных этим идеалом людей. Они не верят, что общество можно преобразовать. Они также не верят, что, участвуя в жизни этого скверного общества, они сумеют сохранить верность идеалу. Поэтому они решают замкнуться в собственном кругу, чтобы тем самым уберечь ценности, признанные бесценными. Таким убежищем может быть монастырь, отгородившаяся от своего окружения колония религиозных сектантов и т. д. Но чаще всего в расчет входит выделение не столько пространственное, сколько духовное. «Ордена» иногда выходят из изоляции и предпринимают действия, рассчитанные на преобразование всего общественного строя. Нередко в «союзе друзей» созревал революционный заговор или политический проект иного типа; но это нельзя считать правилом. Достаточно часто встречаются также сообщества, обращенные исключительно вовнутрь, направленные на совершенствование немногочисленной горсточки избранных. Сходным явлением, хотя и гораздо более массового характера, было, несомненно, раннее христианство. «Орден» не изменяет мира – он создает в нем остров.

Утопия политики начинается там, где кто-нибудь – человек или группа – ставит перед собой задачу переустройства общества от самых его основ. Она может выражаться в бесконечном множестве конкретных форм, но мы всегда имеем здесь дело с упорным стремлением приблизить косную действительность я идеалу.

С утопией политики связаны сложные нравственные проблемы. Если другие типы утопий позволяют сохранить «чистые руки», то здесь их нельзя не запачкать. Утопист-политик в отличие от других утопистов принимает участие в игре, правила которой установлены без него. Чтобы уничтожить существу­ющий мир, он должен так или иначе участвовать в нем. Отсюда известные парадоксы утопической политики: террор, применяемый из любви к людям и ненависти к насилию, войны, ведущиеся во имя мира без войн, ложь, долженствующая расчистить путь в царство Истины. Утопия политики, таким образом, находится в одном шаге от самоуничтожения и, безусловно, в любом из своих воплощений оказывается самой недолговечной. Но именно через нее утопия сближается с реальной историей.

Таковы в самом общем виде выделенные типы утопического мышления. Такая типология рассматривает вопрос о многообразии утопической мысли лишь в первом приближении и, как всякая типология, не претендует на то, чтобы каждому историческому явлению отвести лишь одно, строго определенное место. Типы суть орудия упорядочения действительности, а не сама действительность, ибо действительность, будучи бесконечно разнообразной, не дает заключить себя в схемы, при помощи которых исследователь хочет ее упорядочить.

Дата добавления: 2015-12-08