|
Читайте также: |
– Вот черт! – сонно ругнулся воин сновидений.
– Он самый! – захохотала тварь и, распахнув огненную пасть, ринулась на мальчишку.
– Один раз, Богдан! – завопила с земли Ирка. – Их надо сбивать с одного удара, от второго они только сильнее становятся!
Но было уже поздно. Завывающие, улюлюкающие, лающие твари сомкнулись вокруг здухача – лишь отчаянно и бессильно полыхнул изнутри сполох его меча… Ирка внизу завизжала…
Словно вспоротый ножом, ахнул воздух, и из темноты на бешеной скорости вылетела деревянная швабра. Обхватив ее руками и ногами, к ручке припала девчонка – и неистово бились на встречном ветру ее светлые волосы, а под летающей шваброй, крутясь и подпрыгивая, болтался здоровенный тюк.
– Сюда, Танька, скорее! – завопила Ирка, подпрыгивая на месте.
– Бросай здухача! Держи-и ее! – взвыл главный черт, но…
Лишь хлопнул воздух, когда Танька пронеслась мимо вертящейся вокруг здухача драки. Метла просвистела над головой главного черта, и увесистый сверток ощутимо шмякнул его по рогам.
Танька пошла на снижение. Казалось, сейчас кончик швабры заедет Ирке в лоб… но в последнюю секунду Танька рванула швабру вверх… лишь привязанный к ручке сверток бухнулся у Иркиных ног.
– Богдан, вали оттуда! – закладывая вираж, провизжала Танька.
– Ба-бах! – Полыхнул неистовый всплеск серебра… и лезущих в драку чертей разметало по всему небу. Стремительным лунным бликом воин сновидений прочертил небо… и завис под электропроводами, прямо у Ирки над головой. Рядом, укрощая разогнавшуюся швабру, кружила Танька.
Ирка наклонилась, рванула плотно увязанную горловину мешка…
– Распрягайте, хлопцы, коней, та лягайте пош… пош… пошвать… По-ши-вать… – Разудалая песенка, даже не спетая – выоранная! – совершенно пьяным голосом, разнеслась над черным ночным шоссе.
Ирка запустила руку внутрь и за шкирку выволокла абсолютно пьяную… рожу. Прилагавшееся к роже тело прикрывал мешок, но впрочем, и рожи окружающим хватило – слетающиеся к своему главному черти вдруг начали замирать в воздухе, словно на лету прошитые убийственными для них молниями пророка Ильи.
Рожа повела бессмысленными, налитыми кровью глазами… и вдруг выщерилась в улыбке более страшной, чем оскал черта.
– Же-ена! – заплетающимся языком выдала рожа, упирая безумный взгляд в прячущуюся у Ирки за спиной женщину. – Ты чего тут… Ты почему… – Глаза беспорядочно завертелись, как у поломанной куклы, и уставились прямо на главного черта. Пойманный малыш враз перестал биться в лапах чудовища и вдруг попытался спрятаться между многосуставчатыми пальцами от устремленного на него взгляда. – А ты хто такой? – пробормотала рожа. – И чего пащенок твой при нем делает, а, жена? – Рожа вдруг стала наливаться дурной кровью, точно стремительно зреющий помидор. – Хахаль твой, да? – заорал мужик, дергаясь в Иркиной хватке, и даже попытался самостоятельно выбраться из мешка. – Налево от меня ходишь? Убью! – взревел он. – И тебя, и ублюдка твоего! – тыча пальцем в малыша, орал он. – Так и знал, что не мой он! Небось козла этого! – И мужик обвиняюще ткнул пальцем в рога черта.
Черт явно обиделся.
– Что ты такое говоришь, да разве ж я когда тебе… – немедленно запричитала женщина.
– Молчать! – тихо и страшно бросила Ирка и встряхнула мужика за шиворот так, что у него звучно лязгнули зубы. – Закон! – крикнула ведьма, снова встряхивая мужика. – Древний закон, черт! Отдавшего за отданного! Забирай отца и верни ребенка! Менка, черт, менка, и ты не можешь отказаться, потому что – закон!
– А ты не можешь менять, ведьма! – снова стискивая малыша в кулаке, как куклу, взвыл черт. – Поменять отца на сына может только мать!
– Он прав! – поворачиваясь к женщине, бросила Ирка. – Отдай ему вот это… – Она снова брезгливо тряхнула мужика за ворот. – И забирай малыша! – рывок – и, словно тюк, она сунула мужика тетке в руки.
Пальцы тетки скользнули по вороту мужа… пьяный рухнул на землю и бессмысленно заворочался там, то обиженно всхлипывая, то злобно кроя кого-то матом.
– Как… отдай? Как же так… отдай? – растерялась тетка. – Он же муж мне! Как же я его отдам… такому? – И она дернула головой в сторону черта – повернуться и поглядеть на чудовище решимости не хватило.
– Руками, – сказала Ирка – холодно и монотонно, словно не живая девчонка, а бесплотный голос в мобильном телефоне, сообщающий, что «абонент вне зоны». – Иначе у них останется твой сын. Они отправят его в темноту. Навсегда. До конца его жизни. Будут держать его там и кормиться его ужасом. Болью. Одиночеством. Потом он сойдет с ума – и они станут жрать его безумие. И до самого конца, до последнего дня он будет звать тебя. Звать и просить помочь.
– Я не хочу! Не хочу… Василечек… – проскулила женщина. – А нельзя как-то… обоих… – Женщина попыталась заглянуть Ирке в лицо… Заглянула. С девчоночьего лица на нее в упор уставились страшные звериные глаза!
Ирка протянула руку и аккуратно сгребла сдавленно пискнувшую тетку за ворот куртки. Дернула к себе, заставляя нагнуться, и пристально уставилась в перекошенную, творожно-белую от ужаса физиономию.
– Эй-эй, ведьма! – предостерегающе завопил главный черт. – Она должна отдать мужа добровольно!
– Не волнуйся, косматый! – отчеканила парящая у Ирки над головой Танька. – Когда Ирка с ней закончит, тетка все сделает совершенно добровольно!
– Раньше надо было спасать обоих, – все тем же отстраненным тоном сказала Ирка. – Раньше, когда ты позволила мужу превратиться в животное. А потом отдала ему сына, чтоб он делал с мальчишкой, что хотел.
– Я боялась… – проскулила тетка.
– Твой сын тоже боится, – обдавая женщину ледяным паром своего дыхания, прошептала Ирка и, разжав ей пальцы, вложила в ладонь посеребренный нож. Пинок ноги…
– Чего пинаетесь, чего… – забормотал пьяный, перекатываясь от удара на спину.
– Тебе нужно только провести по его груди. Самым кончиком… – обхватывая пальцами кулак тетки вместе с зажатым в нем ножом, выдохнула Ирка и сильно рванула на мужике куртку.
Тихо хрустнула разлетевшаяся «молния». Распался пополам старый, воняющий свитер…
– Ну чего ты, чего… – опять забубнил мужик, ворочаясь на мерзлом асфальте. Его расползающийся, как гнилая бумага, взгляд сфокусировался на нависшем над ним бледном девчоночьем лице. Сквозь хмельную дурь мужик вдруг ощутил укол острого, как заточенный нож, страха. – Ты… Ты… – забормотал он, вглядываясь в светящиеся, как лампы, зеленые глаза и похожие на змей кудри черных волос. – Слышь, девка, ты… – и жалобно, почти на всхлипе, закончил: – Ты меня уважаешь?
Но девчонка только усмехнулась так, что мужик тоненько вскрикнул, как заяц под лапой охотничьего пса, попытался подняться… И сквозь глухую ночь над ним лунным бликом сверкнул нож…
– Кто разум пропил, кто волю продал – тот черту баран! – прошептала Ирка и сильным хлопком ладони толкнула зажатый у тетки в кулаке нож.
Женщина хрипло вскрикнула. Нож точно клюнул вниз, прямо в покрытую татуировками – грудастые красавицы, паруса, якоря – грудь ее мужа. И легко, едва заметно царапнул кожу. Женщина рванулась в сторону, разжала пальцы, уронив глухо брякнувший об асфальт нож. Но на груди ее мужа уже проступила одна-единственная, крохотная капелька крови.
Мужик забился. Его выгнуло дугой с такой силой, что затылок ткнулся в стоптанные подошвы старых ботинок. Он начал извиваться, точно огромная гусеница, придавленная колесом машины. Перекатился на четвереньки. Запрокинул голову и жутко завыл.
Грязно-черные обложные тучи вдруг треснули, и в образовавшийся проем, словно рыцарь во вражескую крепость, ворвалась яркая, круглая луна. Серебристые лучи коснулись лица мужика… череп его затрещал, раздаваясь, и надо лбом взметнулись два туго закрученных рога. Волосы закурчавились, превращаясь в жесткую, колечками, свалявшуюся шерсть. Лицо вытянулось, тоже покрываясь шерстью, а истошный вой перешел в отчаянное, гневное блеяние.
– Бе-е-е! Бе-е-е! – По шоссе, пытаясь стряхнуть с себя обрывки штанов и куртки, прыгал здоровенный черный баран, и его копыта звонко стучали по асфальту.
– Чтоб ты провалилась, ведьма! – гаркнул черт и размахнулся…
– Мама-а-а! – брошенный с силой пушечного ядра четырехлетний малыш перевернулся в воздухе…
Чиркнуло, свистнуло, и стремительно пронесшаяся мимо Танька подхватила его.
– Мама! Мама!
– Василечек! – прыгающая внизу женщина отчаянно простирала руки.
Танька аккуратно спланировала вниз.
– Василечек! – Женщина выхватила малыша у девчонки, поглядела на Таньку с ужасом, словно та и была похитившим малыша чертом, прижала к себе… И торопливо начала кутать в сорванную с плеч куртку. – Василечек! Василечек мой! – словно заклятье повторяла она.
– Ау-у-у! Гау-гау! – разразились яростными воплями кружащие в небесах черти.
– Ш-ша-шшш! – скаля крупные, как булыжники, зубы, главный черт шипел, и в его глазах разгоралось алое пламя пекла. Звучно щелкнули когтистые пальцы. Жалобно блея, баран подбежал к хозяину. Черт вскочил ему на спину… и коленями так стиснул лохматые бока, что баран только судорожно выдохнул да так и застыл с раззявленной пастью. – Всего-то ездовой баран – вместо ребенка! – прошипел черт, и его когти полоснули лохматый бок так, что шкура барана повисла лохмотьями. Баран больше уже не блеял, он стонал… – Думаешь, победила, ведьма? – черт повернул к Ирке увенчанную рогами голову.
Ирка нахально кивнула и… вдруг вытащила из кармана резиновые перчатки, какие надевают медсестры в больницах.
– Я все равно заберу мальчишку! – Пылающие глаза нашли малыша. Василек вскрикнул и ткнулся лицом матери в плечо.
Ирка снова кивнула… и стала невозмутимо натягивать перчатки.
Морду черта перекосила жуткая ухмылка.
– Кто в наших когтях побывал, тот снова вернется! – утробно прогудел он. – Мальчишка вырастет, и я подловлю его – на водке, на наркоте, на деньгах…
Закончить черт не успел. Зависший у опоры электропередачи здухач взмыл повыше и… с размаху рубанул серебристым мечом по проводу. Длинная извилистая молния с треском расколола темноту ночи. Провод дернулся и, извиваясь, как змея, полетел к земле. Ирка прыгнула ему навстречу, ухватилась… и оттолкнувшись ногами, полетела прямо на черта. Тяжелые, с толстой подошвой ботинки с размаху врезались черту в грудь и снесли со спины барана… Черт опрокинулся навзничь и… Ирка всей тяжестью приземлилась ему на живот и со страшным криком ткнула плюющимся искрами проводом прямо в раззявленную пасть! Молнии заплясали между зубами черта.
– А-а-а! – чудовище страшно заорало, молотя по асфальту крыльями и выгибаясь под навалившейся сверху девчонкой.
– Пших! Шши-и! – Беснующиеся молнии с треском вылетели из его покрытых шерстью острых ушей, затанцевали на кончиках рогов. – Шах! Шабах! – словно золотисто-серебряные спицы прокололи тело черта насквозь.
– А-а-а! – из пасти вырвался пронзительный вопль… тело главного черта принялось чернеть… и осыпаться мелкой сухой золой.
– А-а-а! – новый вопль наполнил воздух; истошно голося, мелкие черти клубились в ночном небе.
Стоящая по колено в золе черноволосая девчонка выпрямилась.
– Ну? – гаркнула Ирка, запрокидывая залитое потом и измазанное гарью лицо – в руках ее бился и стрелял электрическим пламенем провод. – Кого еще интересует этот мальчик?
Ночь над шоссе снова наполнилась пронзительным воплем… и опустела. Погасли мельтешащие огни, затихли крики, спряталась за тучи луна. Темнота грязно-черным куполом висела над опустевшим шоссе. Только баран цокал копытами и жалобно блеял.
Здухач подлетел к столбу электропередачи и ударил по нему мечом. Провод у Ирки в руках еще разок дернулся и затих.
– Люблю наше время! – с нервным смешком сказала Ирка. – Вот как бы в старину мы посреди зимы молнию устроили? Единственное, что убивает чертей. – Она выбралась из кучи золы и принялась старательно топать ногами, стряхивая грязь.
Вдалеке мигнул светом окон и провалился в темноту жилой район…
Танька виновато вздохнула.
– Ну что же нам было делать? – в пустоту спросила она, спланировала вниз и зажгла фонарик.
– Это… это как же? – охнула женщина, прижимая к себе спасенного малыша. Но глядела она только на мыкающегося вдоль обочины барана. – Вы ж говорили… Если удастся… Он обратно превратится? – И она устремила обвиняющий взгляд в спину неподвижно застывшей невдалеке Ирки.
– Мы говорили – может быть… – дипломатично ответила Танька. – Далеко это у него все зашло… Обратно не вернуть… – И она снова с сожалением поглядела на мечущегося по обочине барана.
– А по-моему, так даже лучше, – сонно выдохнул серебристым призраком покачивающийся между проводами здухач. – Теперь от него хоть польза будет. Заведете еще пару овечек…
– Ты что ж такое говоришь? – взвыла женщина. – Чтоб мой собственный, родной муж… И с какой-то овцой?
– Вы чем-то недовольны? – прозвучал тяжелый, как могильная плита, голос, и Ирка медленно обернулась. И снова на женщину уставились страшные звериные глаза.
Тетка слабо пискнула и попятилась назад, волоча сына за собой.
– Я… Я всем довольная… Всем! – завопила она. – Спасибочки, да спасибочки! – залепетала она, старательно кланяясь на все стороны – то Ирке, то Таньке, то плавающему в воздухе здухачу. – И что сыночка спасли… И что мужа в барана обратили тоже… Тоже! Ему и правда лучше так! И овечек я заведу! – взвизгнула тетка, безумным, неотрывным взглядом всматриваясь в лицо Ирки. – Я… Я к матери уеду! В деревню! У меня мать строгая, у нее хозяйство…
Танька поморщилась – никогда она не считала, что расти в деревне лучше, чем в городе. Но в сложившейся ситуации…
Темной тенью Ирка метнулась к женщине, и та слабо, задушенно вскрикнула, ощутив, как у нее на затылке смыкаются когти.
– В деревню – хорошо, особенно если мать строгая, – прошипела нависающая над ней черноволосая девочка, сейчас вызывающая у женщины больший ужас, чем все черти, вместе взятые. – И помни! – Когти на затылке сомкнулись еще крепче, женщина почувствовала, как за шиворот течет что-то теплое, но не посмела даже шевельнуться. – Если ребенка отдает чертям отец – мать может спасти его, отдав взамен самого отца. А если ребенка отдаст мать… Нет для него ни надежды, ни защиты, ни спасения. Никто и ничем ему не поможет! – страшный шепот сочился женщине в уши, шебуршал под черепной коробкой, морозом продирал спину. – В общем, если я узнаю, что тебе надоело возиться с пацаном и ты отдала его… – очень буднично закончила Ирка. – Я приду за тобой! – И у самого горла женщины звучно лязгнули собачьи клыки.
Тетка завизжала. Хватаясь ручонками за мать, заревел Василек.
– Иди домой, Ирка! – касаясь плеча подруги, мягко сказала Танька. – А мы Василька с мамой домой проводим, и тоже спать! Во всяком случае, я, этот-то и так сейчас дрыхнет, – усмехнулась она здухачу. – А ты иди, а то на тебе лица нет! – искоса поглядывая на торчащие из-под Иркиной верхней губы клыки и обрастающие шерстью уши, добавила Танька. – Скоро одна сплошная морда останется.
– Ладно, пойду, – жестко проведя ладонью по щекам, не стала спорить Ирка. Она бросила на тетку последний короткий взгляд, круто повернулась на каблуках и, не оглядываясь, пошла в сторону темных, погасших жилых домов.
– За что она меня так ненавидит? – услышала она за спиной плачущий голос женщины.
– За компанию! – недобро бросила в ответ Танька.
Пролог
К чертовой матери
Уходящая в темноту Ирка криво усмехнулась. Действительно, за компанию. С собственной мамой. Откуда они берутся, такие? Она даже не винила отца Василька – она просто не думала об этом существе, обратившемся в скотину гораздо раньше, чем у него и впрямь появились рога и копыта. Но мать, мать Василька! Как она могла? Смотреть, как отец лупит мальчишку, как Василек мерзнет и плачет от боли и голода, и ничего, ничего не делать! Почему ей было все равно? Спохватилась, только когда ворвавшееся в дом чудовище с рогами и крыльями уволокло ее сына – с полного согласия пьяного папаши!
А что должно случиться с самой Иркой, чтобы ее мама вспомнила о ней там, у себя, в Германии? Да хоть узнает ли она? Когда Таньки долго нет дома, в глазах у ее мамы поселяется тревога – тихая, молчаливая и неотвязная. А когда Танька возвращается, лицо ее мамы словно вспыхивает мгновенным облегчением. Танька счастливая. И Богдан тоже. А Ирка… Девчонка зло выдохнула сквозь стиснутые зубы. Мама, я привыкла жить без тебя, я научилась, но все-таки, мама…
– Мама! – откуда-то из погруженного в кромешный мрак переулка позвал тоненький детский голосок. – Мамочка! – и в темноте горько и жалобно заплакали.
Ирка остановилась. После всего случившегося – снова детский плач? Это могло быть неспроста… Это могло быть ловушкой…
– Вот черт! – раздосадованно пробормотала себе под нос Ирка и принялась озираться.
– Ой! – задушенно выдохнули в темноте. – Брат! Она нас видит! Видит!
– Молчи! Ничего она не видит! – откликнулся едва слышный шепот. – Это она так ругается!
В темноте затаились. Ирка чувствовала, как они замерли под прикрытием густых теней – неподвижные и в то же время готовые в любую секунду броситься: то ли на нее, то ли бежать. Внимательные глаза настороженно следили за ней. Даже тот, кто плакал, сейчас затих, только дышит – глубоко и нервно.
Двое. Маленькие. Боятся.
Ирка нерешительно потопталась на месте. Правильнее всего уйти. Хватит с нее на сегодня заботы о детях – если там действительно притаились дети. Ага, уйдешь, а потом саму себя обглодаешь, как косточку, – а вдруг и впрямь беда, могла помочь и не помогла. Подойти? Какая-нибудь киношная героиня и впрямь подошла бы – и получила тяжеленьким по башке в благодарность за заботу.
Не отрывая глаз от напряженно сопящей тьмы, Ирка сделала шаг назад, еще… И скрылась за углом дома.
Какое счастье, что они с ребятами отрубили свет, что темнота вокруг – хоть глаз выколи! Вот чего сейчас не хватало, так это запоздалого прохожего, оторопело наблюдающего, как, прижимаясь к стене, здоровенная черная борзая машет крыльями на уровне второго этажа. Стараясь не скрипеть когтями по кирпичу, Хортица влетела в переулок. Кажется, здесь… Она зависла в воздухе. Темнота больше не была темной – сквозь нее отчетливо проступали скорчившиеся под окнами маленькие фигурки. Теплые куртки, перчатки, смешные вязаные шапочки с козырьками… Похоже, и правда дети. Только вот запах от них… странный… неприятно знакомый.
– Ушла! – облегченно вздохнул один, продолжая вглядываться в начало переулка, где пару секунд назад стояла Ирка.
– А может, она бы нас к маме отвела? – дрожащим от страха и надежды голоском спросил второй.
Первый только скептически хмыкнул в ответ.
– Мама нас сама найдет! Обязательно, вот увидишь! – отрубил он так решительно, что сразу стало понятно – он уже ни во что не верит и ни на что не надеется. И если бы не надо было утешать младшего брата, сейчас бы сам ревел взахлеб.
Этого Хортица уже не выдержала. Она еще раз внимательно прислушалась и принюхалась. В квартирах суетятся, ругаются, в «аварийку» звонят, а на улицах точно никого – ни людей, ни нелюди. Дети и впрямь одни… Черная борзая оттолкнулась лапами от стены, кувыркнулась в воздухе… Черноволосая девочка приземлилась перед малышами.
– Ой! – пискнули оба, вжимаясь лопатками в промерзшую стену.
Из-под задравшихся козырьков вязаных шапок на Ирку смотрели… маленькие красные глазки над поросячьими пятачками на покрытых черной шерсткой мордочках.
«А под шапками наверняка рожки!» – сообразила Ирка. Вот почему запах знакомый. Еще бы не знакомый!
– Чертенята! – невольно выдохнула она.
– Ой! – снова пискнула парочка. Младший скорчился еще сильнее, зато старший вскочил и шагнул вперед, закрывая собой брата.
– Иди мимо, человек! – с решимостью отчаяния крикнул он. – Ты нас вообще видеть не можешь!
– Ну вижу же… – с кривой усмешкой процедила Хортица.
Чертенята, чтоб их папа-черт побрал! Самые настоящие! Младшему примерно лет пять, старшему – семь… Ухоженные, хорошо одетые, здоровенькие… А значит… Семь и пять лет назад где-то из человеческих семей исчезли младенцы, а на их место в колыбельки легли вот эти – подменыши! Тогда – больные, едва живые! И человеческие родители возились с ними, кормили, выхаживали, лечили… любили, думая, что это их собственные дети! А через два года лишились, когда их чертовы родители вернули выхоженных человеческой любовью чертенят домой! А люди искали пропавших детей, метались, плакали… не зная, что их настоящие дети пропали уже давно.
Что сталось с ними? Их бросили в лесу, на верную смерть? Сделали рабами старших чертей, заставляя прожить всю жизнь в боли, страхе, усталости? Отдали старым чертовкам, чтоб те воспитали из них новых чертей, – бывало и такое… В любом случае, пять лет… семь лет назад… Время, когда сама Ирка была еще ребенком. Когда не было у нее колдовской силы. И ничего не вернуть. Не спасти, не помочь, не защитить. Поздно. Человеческому миру те дети уже не принадлежат.
Зато подменыши сейчас здесь! В полной ее власти… Видеть Ирка себя не могла, но чувствовала, как глаза вновь начинают светиться зеленым.
– Так она ж ведьма, брат! Вот и видит! – по-детски неуклюже запрокидывая голову, чтобы козырек не наезжал на глаза, сказал младший. – Ты ро́бленная или ро́жденная? Лучше б ро́бленная, конечно, – рассудительно прошепелявил он. – А то ро́жденные нас совсем не слушаются.
– Вас обязательно надо слушаться? – недобро прошипела Ирка.
Черти, во всей красе! Единственное, что им надо, – власть над людьми! Даже таким маленьким.
Младший чертенок вдруг испуганно съежился, кажется, почувствовав гнев в ее голосе.
– Если ты ро́бленная, мы б тебя попросили нас к маме отвести, – жалобно проныл он. – Холодно очень… Ножки болят… – снова начал всхлипывать он. – Я к маме хочу! Я боюсь! Тут страшно! – и он окончательно ударился в рев – судорожно всхлипывая и вздрагивая всем телом. – Тут Хо-ортица бродит! Она нас съест!
– Кто? – мгновенно теряя весь запал, охнула Ирка Хортица.
– Ведьма Ирка Хортица – не знаешь, что ли? – презрительно бросил ей старший чертенок, присаживаясь рядом с братом и обнимая его за плечи. – Ну ты того… Не реви… Нету тут Хортицы, нету, успокойся! Спит она! Все люди спят, и она спит! – Он повернулся к Ирке и переспросил: – Правда ж, спит? Не может же она каждую ночь по улицам бродить? Город большой… Она нас не найдет, как думаешь? – Он с надеждой посмотрел на Ирку, и глаза его молили: успокой, пожалей, скажи, что страшная Хортица нас не тронет…
– Да чего она вам сделает – Хортица? – растерялась Ирка. – Вы же черти! То есть эти… хохлики… нельзя чертей поминать…
– Она чертям как раз и делает! – испуганно озираясь по сторонам, задушенно прошептал старший. – Ее у нас все, даже взрослые, даже старшие черти, даже… мама боится!
– У нее пасть – во! – вмешался младший, разводя руки в пушистых варежках, чтоб продемонстрировать Ирке размеры ее собственной пасти. – Зубы – во! Когти – во! Крыльями машет, а глазищи зеленым огнем горят – у-у, страшно!
Ирка торопливо опустила веки, прикрывая свечение глаз.
– Как завидит черта, так сразу на него кидается! И не спасешься от нее! Сколько уже наших она… того… – нажаловался старший, а младший опять принялся всхлипывать, вздрагивая от плача и страха.
– Так это… можно подумать… – возмутилась Ирка. – Они сами виноваты! Нечего было…
– Мы не виноваты! – Теперь слезы покатились по лицу старшего. – Мы ничего плохого не делали! Мы маленькие еще… А она ведь и нас тоже…
– Ключевое слово – «еще». Еще ничего плохого не делали. Маленькие еще, – приваливаясь плечом к стене, точно ее не держали ноги, пробормотала Ирка и недоуменно поглядела на доверчиво задравших к ней пятачки чертенят. Были б на их месте взрослые черти – понятно, что делать… А эти… Подменыши… Нечисть поганая… Малыши. Замерзли, есть хотят, к маме просятся. Страшную Хортицу боятся. – Вот ч-черти! – процедила Ирка. – Откуда вы взялись на мою голову?
– А нас мама из проруби вытолкнула! – на мгновение отвлекаясь от плача, пояснил младший.
– Мы в Днепре живем. У моста, – буркнул старший.
Ирка невольно кивнула – у опор моста много водилось всяких… И потопельник, и русалок парочка. Почему бы и водяным чертям там не пристроиться?
– А вчера Водосвятие было – лед над самым нашим домом вырубили! – продолжал старший. – Когда воду святить начали, так вокруг люди, люди…
– Некоторые голые даже! – таинственным шепотом сообщил младший.
– Не голые, а в плавках! – строго поправил старший.
– У одного дядьки там такой живот был, что никаких плавок из-под него не видно! – строптиво возразил младший. – Этот дядька со своим животом ка-ак в прорубь прыгнет! И прямо на крышу нашего дома! Крыша – крак!
– Мама нас в охапку – и наружу! А потом еще тетка прыгнула – и дому совсем конец вышел! Мама говорит – быстро на берег! – подхватил старший. – Мы выскочили, а там еще больше людей! Мы как побежим! Очень быстро, как мама велела! Бежали, бежали и вот… потерялись! – беспомощно закончил он.
– Мама нас и-ищет! – И младший снова занялся любимым делом – заревел.
– Будем надеяться, – Ирка пожала плечами.
Если даже человеческие матери не всегда своих детей ищут, чего требовать от чертовки? А ей что делать? Нет, первая мысль всегда самая правильная – надо было мимо идти! И сейчас еще не поздно – повернуться и уйти! Это все, что она может сделать для парочки мохнорылых – и плевать, что они дети! Будь они взрослые – вот тут никуда бы она не пошла! Пусть благодарят свое чертово детство, что страшная Хортица согласна пройти мимо! Но все-таки… Дети ведь…
– Все, – сказала Ирка. – Сдаюсь. Я еще об этом пожалею… – сама себя предупредила Ирка.
Сама себе поверила – сразу и безоговорочно. Пожалеет обязательно. Но что же ей остается?
– Никуда не уходите, – скомандовала она чертенятам и направилась к смутно белеющей сквозь мрак незаконченной стройке. Там наверняка должны быть палки, доски, что-нибудь такое…
Вернулась Ирка, волоча на плече широкую доску. Чертенята покорно ждали – кажется, у них просто не осталось сил осторожничать и подозревать. Ирка неодобрительно цокнула языком – вот так их, наивных, и ловят всякие торговцы органами… и страшные ведьмы Хортицы!
– Садитесь! – кивая на доску и одновременно вытаскивая из сумки баночку полетной мази, скомандовала она. Конечно, удобнее перекинуться – если уж она толстую тетеху на спине таскала, так чертенят даже не почувствует. Но как перекинешься, после рассказа о жуткой Хортице с когтями, зубами и крыльями. Вот тут чертенята и порскнут в разные стороны, и неизвестно куда забегут, олухи, города же совсем не знают…
– А мы полетим? – глядя на Иркины приготовления, охнул младший, и его жутковатые красные глазки стали круглыми-круглыми! И перепуганными! – Мы никогда раньше не летали, мы только под водой…
– Значит, придется вас держать, – смиренно вздохнула Ирка – какая разница, если уж она все равно собирается выступить в роли аэротакси для чертей?
Она сгребла чертенят в охапку и усадила их перед собой. Доска с тремя пассажирами медленно взмыла в воздух и неторопливо поплыла в сторону Иркиного дома. Под рукой у нее зашебуршилось, и любопытный пятачок высунулся поверх Иркиного локтя.
– Как кра-асиво! – протянул чертенок, когда кромешный мрак обесточенного района сменился сверкающей россыпью городских огней. – Будто звездочки на земле!
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав