Предварительные замечания 3 страница

В этой неспособности человека вообразить то, что суще­
ствует по ту сторону известного и возможного, — его
главная трагедия; в этом же, как говорилось раньше, заключе­
на причина того, что столь многое остаётся для него скрытым,
что существует так много вопросов, на которые он не в состоя-/¹'
нии дать ответ. '

В истории человеческой мысли было много попыток опре­делить границы возможного знания, но не было ни одной инте­ресной попытки понять, что означало бы расширение этих гра­ниц, и куда оно с необходимостью привело бы.

Такое утверждение может показаться намеренным парадок­сом. Люди так часто и так громко говорят о безграничных возможностях познания, о необозримых горизонтах, откры­вающихся перед наукой и т. п. На самом же деле все эти «безграничные возможности» ограничены пятью чувствами — зрением, слухом, обонянием, осязанием и вкусом, а также способностью рассуждать и сравнивать, за пределы кодорых человек не в состоянии выйти.

Мы не принимаем в расчёт данное обстоятельство или забываем о нём. Этим объясняется, почему нам так трудно опре­делить «обычное знание», «возможное знание» и «скрытое зна­ние», а также существующие между ними различия.

Во всех мифах и сказках мы обнаруживаем идею «магии», «колдовства», «волшебства», которая, по мере приближения к нашему времени, принимает форму «спиритизма», «оккуль­тизма» и т. п. Но даже те люди, которые верят в эти слова, очень смутно понимают их смысл: им не ясно, чем знание «мага» или «оккультиста» отличается от знания, обык­новенного человека; вот почему все попытки создать теорию магического знания завершаются неудачей. Ре­зультатом бывает всегда нечто неопределённое, хотя, и невоз­можное, но не фантастичное; в таких случаях «маг» кажется обыкновенным человеком, одарённым некоторыми преувели­ченными способностями. А преувеличение чего-либо в известном направлении не в состоянии создать ничего фантастичного.

Даже если «чудесное» знание оказывается приближением к, познанию Неведомого, люди не знают, как приблизиться к чудесному. В этом им чрезвычайно мешает псевдо-оккуль-тная литература, которая нередко стремится уничтожить упо-мянутые выше различия и доказать единство научного и «оккультного» знания. В такой литературе часто утверждается, что «магия», или «магическое знание», есть не что иное, как знание, опережающее своё время. Говорят, например, что некоторые средневековые монахи обладали какими-то зна­ниями в области электричества. Для своего времени это было «магией», но для нашего времени перестало быть ею. И то, что воспринимается нами как магия, перестанет казаться ею для будущих поколений.

Такое утверждение совершенно произвольно; уничтожая
необходимые различия, оно мешает нам отыскать факты и
установить правильное к ним отношение. Магическое, оккульт­
ное знание есть знание, основанное на чувствах, превосходя­
щих наши пять чувств, а также на мыслительных способностях,
которые превосходят обычное мышление; но это — знание, ко-
торое переведено на обычный логический язык, если это возмож­
но и поскольку это возможно.

Что касается обычного знания, то нужно ещё раз повторить, что хотя его содержание не является постоянным, т. е. хотя оно меняется и возрастает, это возрастание идёт по определён­ной и строго установленной линии. Все научные методы, все аппараты, инструменты и приспособления суть не что иное, как улучшение и расширение «пяти чувств», а математика и всевозможные вычисления — не более чем расширение обычной способности сравнения, рассуждения и выводов. Вместе с тем, отдельные математические конструкции на­столько заходят за пределы обычного знания, что теряют с ним какую бы то ни было связь. Математика обнаружи­вает такие отношения величин и такие отношения отноше­ний, которые не имеют эквивалентов в наблюдаемом нами физическом мире. Но мы не в состоянии воспользоваться этими достижениями математики, ибо во всех своих наблюдениях и, рассуждениях связаны «пятью чувствами» и законами логики. В каждый исторический период человеческое «знание», или «обычное мышление», или «общепринятое знание», охватывало определённый круг наблюдений и сделанных из него выводов; по мере того, как шло время, этот круг расши-. рялся, но, так сказать, всегда оставался на той же плоскости и никогда не поднимался над нею.

Веря в существование «скрытого знания», люди всегда! приписывали ему новые качества, рассматривали его как

поднимающееся над уровнем обычного знания и выходящее за пределы «пяти чувств». Таков истинный смысл «скрытого знания», магии, чудесного знания и так далее. Если мы отнимем у скрытого знания идею выхода за пределы пяти чувств, оно утратит всякий смысл и всякое значение.

Если, принимая всё это во внимание, мы сделаем обзор истории человеческой мысли в её отношении к чудесному, то сможем найти материал для уточнения возможного содержания Неведомого. Это знание возможно потому, что, несмотря на всю бедность своего воображения и беспорядочность попыток, человечество правильно предугадало некоторые вещи.

Общий обзор стремлений человечества в область не­постижимого и таинственного особенно интересен в настоящее время, когда психологическое изучение человека признало реальность тех состояний сознания, которые долгое время счи­тались патологическими. Теперь даже допускается, что они обладают познавательной ценностью. Иными словами, получил признание тот факт, что в подобных состояниях сознания человек способен узнать то, чего он не может узнать в обычном состоянии. Но изучение мистического сознания застыло на мёртвой точке и далее не двинулось.

Было признано, что, оставаясь на научной почве, нельзя рассматривать обычное состояние сознания, в котором мы спо­собны к логическому мышлению, как единственно возможное и самое ясное. Напротив, было установлено, что в других состоя­ниях сознания, очень редких и мало изученных, можно узнавать и понимать то, чего в обычном состоянии сознания мы понять не сможем. Это обстоятельство, в свою очередь, привело к установлению того, что «обычное» состояние сознания есть лишь частный случай миропонимания.

Изучение этих необычных, редких и исключительных состоя­ний человека выявило, сверх того, некое единство, связ­ность и последовательность, совершенно нелогичную «логич­ность» в содержании так называемых «мистических» состояний сознания.

Однако ив этом пункте изучение «мистических состояний сознания» остановилось и более уже не прогрессировало.

Довольно трудно дать определение мистического состояния сознания, пользуясь средствами обычной психологии. Судя по внешним признакам, такое состояние имеет много общего с сомнамбулическими и психопатологическими состояниями. В установлении же познавательного значения «мистических» состояний сознания нет ничего нового — этот факт является новым лишь для «науки». Реальность и ценность мистических

состояний сознания признавались, и признаются всеми без исключения религиями. Согласно определениям православных богословов, мистические состояния сознания не могут открыть новые догмы или прибавить что-либо к старым, однако они разъясняют те догмы, которые уже известны благодаря Откровению. Из этого явствует, что мистические состояния сознания не противоречат Откровению, но считаются как бы феноменами той же природы, хотя и меньшей силы. Они могут объяснить догмы, данные в Откровении, но не могут прибавить к ним новые догмы. К несчастью, богословские истолкования всегда держатся в пределах догм и канонических правил какой-то определённой религии; в силу своей природы они не способны преодолеть эти границы.

Что касается науки, то я уже говорил, что она не проявляет особого интереса к мистике, относя её к сфере патологии или, в лучшем случае, — к сфере воображения.

Слово «мистика» употребляется в самых разнообразных значениях, например, в смысле особого рода теории или учения. Согласно распространённому словарному определению, понятие «мистика» включает все те учения и верования о жизни после смерти, душе, духах, скрытых силах человека и Боже­стве, которые не входят в общепринятые и общепризнанные религиозные учения. Однако данное словоупотребление совершенно ошибочно, ибо нарушает фундаментальный смысл термина. Соответственно, в настоящей книге сло­во «мистика» будет употребляться только в психологическом смысле, т. е. в смысле особых состояний сознания, идей и концепций мира, непосредственно вытекающих из этих состоя­ний. А если оно будет употребляться в другом смысле (т. е. в смысле каких-то теорий), этот факт будет особо отмечен.

Изучение вопроса о том, что известно о мистике и мисти­ческих состояниях сознания, представляет большой интерес в связи с идеей скрытого знания. Если мы откажемся от религиоз­ной и философской точки зрения и попробуем сравнить описание мистических переживаний у людей, принадлежащих к совершенно разным расам, религиям и эпохам, мы обнаружим в этих описаниях поразительное совпадение, которое невоз­можно объяснить единообразием методов подготовки или сход ством в образе мыслей и чувств. В мистических состояния не существует различий религии; совершенно разные люди пр совершенно разных условиях узнают одно и то же; и, что ещ более удивительно, их переживания абсолютно идентичны, различия могут наблюдаться только в языке и формах опи-сания. Фактически, на имеющемся в этой области мате-риале можно было бы построить новую синтетическую рели-

гию. Однако религии не создаются при помощи разума. Мисти­ческие переживания понятны только в мистических состояниях. Всё, что можно достичь интеллектуальным изучением мисти­ческих состояний, — лишь приближение к пониманию, намёк на него. Мистика целиком эмоциональна; она состоит из тончай­ших, непередаваемых ощущений, доступных словесному выра­жению и логическому определению ещё в меньшей степени, чем такие явления, как звук, цвет, линия.

С точки зрения скрытого знания мистика — это проникно­вение скрытого знания в наше сознание. Впрочем, далеко не все мистики признают существование скрытого чнания и возмож­ность его приобретения посредством изучения и труда. Для многих мистиков их переживания есть акт благодати, дар Бо­жий; по их мнению, никакое знание не в состоянии привести людей к благодати или облегчить её достижение.

Итак, с одной точки зрения, мистика не может суще­ствовать без скрытого знания, а идею скрытого знания невоз­можно понять без мистики. С другой же точки зрения, идея скрытого знания, которое тот или иной человек обретает при помощи умственных усилий, не является для мистики необходимой, ибо вся полнота знания заключена в душе че­ловека, а мистика есть путь к этому знанию, путь к Богу,

Принимая во внимание такое двойственное отношение ми­стики к скрытому знанию, необходимо проводить различие между этими двумя идеями.

Скрытое знание — это идея, которая не совпадает ни с какой другой идеей. Если допустить существование скрытого знания, приходится допустить и то, что оно принадлежит определённым людям, но таким людям, которых мы не знаем, — внутреннему кругу человечества.

Согласно этой идее, человечество расжадается на два концентрических круга. Всё человечество, которое мы знаем и к которому принадлежим, образует внешний круг. Вся изве­стная нам история человечества есть история этого внешнего круга. Но внутри него имеется другой круг, о котором люди внешнего круга ничего не знают и о существовании которого лишь смутно догадываются, хотя жизнь внешнего круга в её важнейших проявлениях, особенно в её эволюции, фактически направляется этим внутренним кругом. Внутренний, или эзо­терический, круг как бы составляет жизнь внутри жизни, нечто неведомое, тайну, пребывающую в глубине жизни человечества.

Внешнее, или экзотерическое, человечество, к которому мы принадлежим, напоминает листья на дереве, меняющиеся каж-Аь1й год; вопреки очевидному листья считают себя центром

вселенной и не желают понять, что у дерева есть ещё ствол и корни, что кроме листьев оно приносит цветы и плоды.

Эзотерический круг — это как бы человечество внутри че­ловечества, мозг, вернее, бессмертная душа человечества, где хранятся все его достижения, все результаты, успехи всех культур и цивилизаций.

Можно взглянуть на вопрос и под другим углом, пытаясь в самом человеке отыскать аналогию взаимоотношений между эзотерическим и экзотерическим кругами в человечестве.

Такую аналогию в человеке найти Можно: это взаимосвязь между «мозгом» и остальными частями тела. Если мы возь­мём человеческий организм и рассмотрим отношение «высших» или «благородных» тканей, главным образом, нервного и мозгового вещества, к другим тканям организма, та­ким как мышечная и соединительная, клетки кожи и т. п., мы найдём почти полное сходство с отношением внутреннего круга ко внешнему.

Одно из самых таинственных явлений в жизни человечес­кого организма — история жизни мозговых клеток. Наука с большей или меньшей определённостью установила (и это можно считать научным фактом), что клетки мозга не раз­множаются подобно клеткам других тканей. Согласно одной теории, все клетки мозга появляются в очень раннем возрасте; согласно другой, число их увеличивается, пока организм не достигнет возраста двенадцати лет. Но как увеличивается их число, из чего они вырастают, — остаётся загадкой.

Рассуждая логически, наука должна была бы признать клетки мозга бессмертными по сравнению с другими клетками.

Это почти всё, что можно сказать о клетках мозга, если исходить из признанных наукой основ. Но общепризнанные факты далеко не достаточны для понимания природы жизни этих клеток. Придётся игнорировать слишком многие явления, если не принять теорию неизменного запаса, который только и делает, что всё время уменьшается. Данная теория полностью противоречит другой теории, утверждающей, что мозговые клетки в больших количествах гибнут или сгорают при каждом мыслительном процессе, особенно во время напряжённой умст­венной работы. Если бы дело обстояло так, их хватило бы ненадолго, даже если бы в начале жизни их число и было огромным! Помня обо всём этом, мы вынуждены признать, что жизнь клеток мозга по-прежнему остаётся необъяснимой и слишком непонятной. Тем более, что в действительности (хотя наука и не признаёт этого) жизнь клеток очень коротка, а замещение старых клеток новыми происходит постоянно; процесс этот можно даже ускорить. В пределах настоящей

книги нет возможности доказать данное положение. Для су­ществующих научных методов любое наблюдение жизни инди-видуальных клеток в человеческом организме — почти непре­одолимое затруднение. Если, однако, исходить из чистой анало­гии, можно предположить, что клетки мозга рождаются от чего-то, подобного им; если одновременно считать доказанным, что клетки мозга не размножаются, тогда придётся допустить, что они развиваются, эволю'ционируют из каких-то других

клеток.

Возможность регенерации, эволюции и трансформации клеток одного рода в клетки другого рода определённо уста­новлена, ибо, в конце концов, все клетки организма разви­ваются из одной родительской клетки. Единственным остаётся вопрос: из клеток какого рода могут эволюционировать клетки мозга. Наука не в силах дать на него ответ.

Можно только сказать, что если клетки определённого вида регенерируют в клетки мозга, они исчезают на предыду­щем плане, оставляют мир своего вида, умирают на одном плане и рождаются на другом, подобно тому как личинка бабочки, превращаясь в гусеницу, умирает как личинка, пере­стаёт быть личинкой; а куколка, становясь бабочкой, умирает как куколка, перестаёт быть куколкой, т. е. оставляет мир своего рода и переходит на другой план бытия.

Подобным же образом будущие мозговые клетки, переходя на иной план бытия, перестают быть тем, чем были раньше, умирают на одном плане бытия и начинают жить на новом. И оказавшись на этом новом плане, они остаются невидимы­ми, неизвестными, управляя при этом жизнью других клеток — или в их собственных интересах, или в интересах всего орга­низма в целом. Часть их деятельности состоит в том, чтобы в более -развитых тканях организма находить клетки, которые способны эволюционировать в мозговые, ибо клетки мозга сами по себе размножаться не могут.

Таким образом, во взаимоотношениях мозговых клеток с другими клетками тела мы обнаруживаем аналогию с отноше­ниями внутреннего круга человечества к его внешнему кругу.

Прежде чем идти дальше, необходимо установить точный смысл понятий, с которыми мы часто будем встречаться в

дальнейшем.

Первое из них — «эволюция».

Идея эволюции занимает в западной мысли главенствующее место. Сомнение в эволюции долгое время считалось явным признаком ретроградности. Эволюция стала своего рода уни­версальным ключом, который отпирает все замки.

Это всеобщее приятие весьма гипотетической,идеи само по| себе возбуждает сомнение. Идея эволюции сравнительно нова, Дарвин считал «естественный отбор» доказательством эволю-ции в биологическом смысле. Но популяризация идеи эволюции в широком смысле принадлежит преимущественно Герберту Спенсеру, который первым стал объяснять космические, био-логические, психологические, моральные и социальные процессы с точки зрения одного принципа. Однако отдельные попытки рассматривать мировой процесс как результат механической эволюции встречались задолго до Спенсера. С одной стороны, космогонические теории, с другой, биологические науки соз-дали современную концепцию эволюции, которую применяют ныне буквально ко всему, начиная с социальных форм и кончая знаками препинания; всё объясняют на основании заранее принятого принципа: «всё развивается». Для под-тверждения этого принципа подбирают «факты»; а всё, что не соответствует принципу эволюции, отвергают.

В словарях слово «эволюция» определяется как «про-грессивное развитие в определённом направлении», управляе-мое некоторыми точными, но неизвестными законами.

Чтобы понять эту идею, необходимо заметить, что в понятии эволюции важно не только то, что в него включено, но и то что исключается. Идея эволюции прежде всего исключает понятие некого «плана» и руководящего разума. Эволюция -это независимый и механический процесс. Далее, эволюция исключает «случайность», т. е. вмешательство в механические процессы новых факторов, которые непрерывно меняют Hanpaв-ление этих процессов. Согласно идее эволюции, всё всегда движется в одном и том же направлении. Одна «случай-ность» точно соответствует другой. Кроме того, у слова «эво-люция» нет антитезиса, хотя, например, распад и дегенерацию нельзя назвать эволюцией.

Догматизм, связанный со словом «эволюция», — наиболее характерная черта этого понятия. Но этот догматизм не имеет под собой никакого основания. Наоборот, не существует более искусственной и зыбкой, идеи, чем идея всеобщей эволюции, эволюции всего существующего.

Вот научные основы эволюции: во-первых, теория проис-хождения миров из туманностей со всеми её дополнениями и изменениями (в действительности, эта теория ничего не меняет в первоначальном искажённом понятии механического процесса конструкции); во-вторых, дарвиновская теория проис-хождения видов также со всеми последующими дополнениями и изменениями.

Но «теории туманностей», какие бы умы ни были с ними

связаны, принадлежат к области чисто умозрительной. Фак­тически, это ни что иное, как классификация предполагаемых явлений, которая из-за непонимания и, отсутствия лучших объяснений считается теорией мирового процесса. Как теории, они ничего не имеют в качестве основания — ни одного факта, ни одного доступного наблюдению закона.

Эволюция органических форм в смысле развития новых видов и классов в царстве природы «научно» обоснована целой серией фактов, которые, как полагают, подтверждают её. Эти факты взяты из сравнительной анатомии, морфологии, эмбриологии, палеонтологии и т. п.; однако в действительности все эти факты искусственно подобраны для доказательства теории эволюции. Каждое десятилетие отрицает «факты», уста­новленные в предыдущем десятилетии, и заменяет их новыми; но теория остаётся незыблемой.

Уже в самом начале, при использовании идеи эволюции как биологического понятия, было сделано смелое допущение, без которого создать какую-либо теорию было бы вообще невозможно. А в дальнейшем, то, что в основу было положено лишь допущение, прочно забыли. Я имею в виду зна­менитое положение о «происхождении видов».

Дело в том, что если строго придерживаться фактов, то эволюцию, основанную на отборе, приспособлении и устранении, можно принять только в смысле «сохранения вида», ибо лишь эти факты можно наблюдать в жизни. А появление новых видов, их формирование и переход из низших форм в высшие фактически никогда не наблюдалось. Эволюция в смысле «раз­вития вида» — не более, чем гипотеза, которая стала теорией вследствии неправильного понимания. Единственный факт здесь — это «сохранение видов». А вот как они появляются —• мы не знаем; и не 'следует обманываться на этот счёт..

В данном случае наука, шулерски передёрнув, подменила одну карту другой. А именно: установив эволюцию разновид­ности, или породы, она приложила тот же закон эволюции к видам, воспользовавшись методом аналогии. Такая аналогия совершенно незаконна, и говоря о «шулерском передёрги­вании», я ни в малейшей степен'и не преувеличиваю.

Эволюция разновидности — установленный факт; но все эти разновидности остаются в пределах данного вида и весьма неустойчивы, т. е. при изменении условий они через несколько поколений изменяются или возвращаются' к первоначальному типу. Вид — это твёрдо установившийся тип; как я уже сказал, изменение вида никогда не наблюдалось.

Конечно, это вовсе не значит, что всё, что называют видом, представляет собой устойчивый тип. Вид таков лишь по срав-

нению с разновидностью, или породой; последняя является типом, изменяющимся буквально у нас на глазах.

Из-за огромной разницы между разновидностями и видами прилагать к видам то, что установлено по отношению к раз­новидностям, будет, по меньшей мере, «сознательной ошибкой». Масштаб этой сознательной ошибки и почти поголовное прияти её в качестве истины ни в коем случае не обязывают на принимать её или предполагать за ней какие-то скрытые воз­можности.

Кроме того, данные палеонтологии далеки от подтверждения идеи регулярного изменения видов; напротив, они опро­кидывают идею вида как чего-то определённого и устанав­ливают факт скачков, замедлений, попятных движений, внезап­ного появления совершенно новых форм и т. п., которые с точки зрения упорядоченной эволюции объяснению не поддают­ся. Точно так же и данные сравнительной анатомии, на ко­торые склонны ссылаться «эволюционисты», обращаются против них же самих; например, оказалось, что совершенно невозможно установить эволюцию отдельных органов, таких как глаз, органы обоняния и т. п.

К этому следует добавить, что само понятие эволюци в чисто научном смысле претерпело значительные измене-ния. Существует большая разница между популярным значе-нием этого слова в наукообразных «очерках» и «общих обзо­рах» и его подлинно научным смыслом.

Наука пока не отрицает эволюцию, но уже признаёт, что само слово выбрано неудачно. Предпринимаются попытки найти другое слово, которое выражало бы менее искусственную идею и включало бы в себя не только процесс «интеграции», но и процесс распада.

Последнее положение станет ясным, если мы поймём обстоя­тельство, на которое указывали выше, а именно: что у слова «эволюция» нет антитезиса. Это с особой отчётливостью обна­руживается в случае применения принципа, выраженного в сло­ве «эволюция», к описанию общественных или политических явлений, где результаты дегенерации или разложения постоян­но принимают за эволюцию, а эволюцию (которая уже в силу смысла этого слова не может зависеть от чьей-либо воли) постоянно смешивают с результатами преднамеренных дейст­вий, которые также считают возможными. Фактически, появле­ние новых социальных или политических форм не зависит ни от_л чьей-либо воли, ни от эволюции; чаще всего они пред- ставляют собой неудачные, неполные и противоречивые осу ществления (пожалуй, лучше назвать их «неосуществления- ми») теоретических программ, за которыми скрываются личные интересы.

Смешение идей, относящихся к эволюции, в значительной мере зависит от понимания того (а человеческий ум сделать совершенно слепым невозможно), что в жизни существует не один-единственный процесс, а множество разных процессов, перемежающихся, внедряющихся и привносящих друг в друга новые факты.

Очень грубо эти процессы можно разделить на две кате­гории: процессы творческие и процессы разрушительные. Оба вида процессов одинаково важны, ибо без наличия деструктив­ных процессов не было бы процессов творческих. Разрушитель­ные процессы дают материал для творчества; все творческие процессы рано или поздно переходят в деструктивные; но это вовсе не означает, что творческие и деструктивные процессы, взятые вместе, составляют то, что можно назвать эволюцией.

Западная мысль, создавая теорию эволюции, проглядела деструктивные процессы. Причина этого — в искусственно су­женном по'ле зрения, характерном для последних столетий европейской культуры, вследствие чего теории строятся на недостаточном количестве фактов, и ни один из наблюдаемых процессов не рассматривается во всей своей целостности. На­блюдая лишь часть процесса, люди утверждают, что этот про­цесс состоит из прогрессивных элементов и представляет собой эволюцию. Любопытно, что противоположный процесс, проис­ходящий в широких масштабах, люди нашего времени даже не в состоянии себе представить. Разрушение, вырождение или разложение, которое проявляется в крупном масштабе, неизбежно покажется им прогрессивным изменением, или эво­люцией.

Несмотря на всё сказанное, термин «эволюция» может ока­заться весьма полезным; его приложение к существующим фактам помогает уяснить их содержание и внутреннюю зави­симость от других фактов.

Например, развитие всех клеток организма из одной роди­тельской клетки можно назвать эволюцией родительской клетки. Непрерывное развитие клеток высших тканей из клеток низших тканей можно назвать эволюцией клеток.

Строго говоря, все преобразующие процессы правомерно на­звать эволюционными. Развитие цыплёнка из яйца, дуба из жё­лудя, пшеничного колоса из зерна, бабочки из личинки, гусени­цы и куколки — всё это примеры эволюции, действительно су-ществующей в мире.

Идея эволюции как преобразования в общепринятом смысле отличается от идеи эволюции в эзотерическом смысле тем, что эзотерическая мысль признаёт возможность преобразова­ния, или эволюции, там, где научная мысль её не видит и не

признаёт. Именно: эзотерическая мысль признаёт возможность эволюции человека в сверхчеловека, в чём и заключается высший смысл слова «эволюция».

Кроме этого значения слова «эволюция» есть ещё одно: для обозначения процессов, благоприятствующих улучшению породы и сохранению вида, как противоположных ухудшению породы и вырождению вида.

Возвращаясь к идее эзотеризма, следует понять, что во многих древних странах, например, в Египте и Греции, бок о бок существовали две религии: одна — догматическая и церемониальная, другая — мистическая и эзотерическая. Одна состояла из популярных культов, представляющих собой полу­забытые формы древних мистических и эзотерических мифов, тогда как другая была религией мистерий. Последняя шла гораздо дальше популярных культов, разъясняя аллегорический и символический смысл мифов и объединяя тех, кто был связан с эзотерическим кругом или стремился к нему.

О мистериях известно сравнительно немногое. Их роль в жизни древних общин, в создании Древних культур совершенно нам неизвестна. Но как раз «мистерии» объясняют многие исторические загадки, в том числе одну из величайших зага­док вообще: внезапное возникновение греческой культуры VII века после совершенно тёмных IX и VIII веков.

В исторической Греции мистерии находились в ведении тайных обществ особого рода. Эти тайные общества жрецов и посвящённых устраивали ежегодно или через определённые промежутки времени особые празднества, которые сопровожда­лись аллегорическими театральными представлениями, кото­рым, в частности, и дали название мистерий; их устраивали в разных местах, но наиболее известные совершались в Греции в Дельфах и Елевсине, а в Египте — на острове Филэ. Характер театральных действ и аллегорических драм был до­вольно определённым. Как в Египте, так и в Греции идея их была одной и той же, а именно: смерть божества и его воскресение. Нити этой идеи пронизывали все мистерии. Её смысл можно толковать по-разному. Вероятно, правильнее всего думать, что мистерии изображали странствия миров или скитания души, рождение души в материи, её смерть и вос­кресение, т. е. возвращение к прошлой жизни. Однако театраль­ные представления, к которым для народа сводилось всё содержание мистерий, на самом деле имели второстепенное значение. За этими представлениями стояли школы, и это самое главное. Цель школ состояла в подготовке людей к посвящению. Только те из них, кто был посвящён в опре-

делённые тайны, могли принимать участие в мистериях. Посвя­щение сопровождалось сложными церемониями; некоторые из них были публичными. Существовали также разнообразные испытания, через которые необходимо было пройти кандидату в посвящение. Для толпы это и составляло содержание посвя­щения, но на самом деле церемонии посвящения были лишь церемониями, не более. Подлинные испытания имели место не в момент, предшествующий формальному посвящению, а после целого,курса изучения и подготовки, иногда довольно длительного. И, конечно, посвящение было не внезапным чудом, а скорее последовательным и постепенным введением в новый круг мыслей и чувств, как это бывает при посвящении в любую науку, в любую отрасль знаний.

Дата добавления: 2015-12-08