Часть третья БЕЗ НЕГО

Глава 1

Я решила стать лесбиянкой. Эта мысль озарила меня неожиданно, и я обманчиво приняла ее за брошенный ангелом-хранителем спасательный круг. Действительно, что может быть проще? Влюбиться в женщину, целовать женщину, спать с женщиной. По крайней мере, в психологическом поединке (а в том, что любые отношения от серьезного романа до ни к чему не обязывающего траха есть психологический поединок, я успела убедиться) я смогу просчитывать наперед ее хитроумные ходы. Я же сама женщина, а это значит, что мы прекрасно поймем друг друга.

И потом, у лесбийской любви есть и другие неоспоримые преимущества. Это же почти дружба, которой в моей жизни не было никогда. Конфетно-розовая девчоночья дружба с совместным поеданием пиццы за просмотром романтических комедий, с совместными походами по магазинам (мужчины терпеть не могут ходить по магазинам, значит, это еще один плюс), с совместными танцами на дискотеке и совместным укрощением тренажеров в спортклубе.

Воображение услужливо рисовало почти идиллическую картину: вот, взявшись за руки, мы мчимся на роликах по Поклонке. И в лицо летят пригоршни пахнущего летом ветра, и на нас джинсовые глубоко вырезанные шорты, и все мужчины оборачиваются нам вслед. А нам по фигу – ведь мы лесбиянки.

Или вот так: мы в декольтированных черных платьях стоим у барной стойки закрытого клуба (для большей пикантности пусть это будет не в Москве, а где-нибудь в чопорном Лондоне). Милая, тебе «Текилу Сан Райз» или «Мохитос»? Нет, солнышко, сегодня я пью абсент. Только тягуче-крепкий абсент, как чахоточная парижская красавица начала века. А блондинистый аристократ, сидящий за столиком в полутемной нише, шокированный нашим великолепием, посылает двум заморским красавицам бутылку «Вдовы Клико». Спасибо, милый джентльмен, шипучку мы, конечно, выпьем. Но вы можете катиться к чертовой матери вместе со своим гнусавым лондонским акцентом. Потому что мы – лесбиянки!

Или совсем уж оптимистичная мечта: когда-нибудь на светском рауте я непременно встречу его, Дениса Викторовича Семашкина, в компании очередной томной каланчи. Он взглянет на меня, и… Нет, даже думать об этом не буду, и так понятно, какими будут его предсказуемые действия. Он, конечно, преподнесет мне букет роз. На этот раз он и правда в меня влюбится, ведь в моем облике появится какая-то едва уловимая порочность, некая интригующая тайна… А я ему скажу – прости меня, милый, я бы с радостью, но я люблю другую. Потому что я – лесбиянка!!!

Мечтать обо всем этом было так легко и приятно, но мне было совершенно неясно, как превратить мечты в реальность. Дело в том, что ни одной знакомой лесбиянки у меня не было. В противном случае я непременно бы ей позвонила и, застенчиво кашлянув, предложила свою кандидатуру для пылкой любви.

Я позвонила Наташке. Наташка не имеет никакого отношения к однополой любви, зато она всех и все знает. Наверняка она сможет что-то мне посоветовать.

С тех пор как Натка покинула нашу группу, мы с ней почти не общались. В начале марта ей исполнилось шестнадцать лет – я позвонила, чтобы ее поздравить, и ожидала приглашения на шумную вечеринку. Пятнадцатилетие Натки мы отмечали в разбитном клубе «Маккой» – напились, как матросы, и танцевали на барной стойке. Но в этот раз Наташа устало сказала, что день рождения она праздновать не собирается – слишком много работы. «Снимаем мой первый клип. Сценарист постарался, я должна изображать белую птицу на крыше. Красиво, конечно. Но мой костюм состоит из перьев. А на улице минус десять. Натираюсь водкой и жиром, ужас. Да еще и ветер на крыше». – «Какой кошмар! Зато белые перья – это так гламурно. Это тебе не творения Жирафикова. Наверное, каждая девушка в глубине души мечтает иметь в своем гардеробе белые перья».

И вот теперь я снова звонила Натке.

Не могу сказать, что она была очень рада меня слышать. А может быть, просто устала. Кто знает, не исключено, что клип еще не досняли. Мне ли не знать, какая это морока – съемки клипа и запись первого сингла.

– Наточка! Как я соскучилась, сто лет тебя не видела! – воскликнула я, услышав ее прокуренное басовитое «алло».

– Привет, Варя, – уныло откликнулась экс-подруга, – не ожидала тебя услышать.

– Почему? Успела сбросить меня со счетов?

– Ну что ты. Просто пашу как лошадь, устаю жутко. Представь себе, я даже на свидания не хожу.

– Еще бы. У тебя ведь теперь жених есть. Притом завидный, – не удержалась от сарказма я. – Как он, кстати, поживает?

– Не жалуюсь… Хотя надоел страшно, – со вздохом призналась она, – представь себе, когда он меня целует, мне от отвращения кричать хочется. Я иногда и кричу.

– А он?

– А он думает, что это я так кончаю, – усмехнулась она. – А ты как? Я слышала о том, что произошло с…

– Не стоит об этом, – оборвала ее я, – тем более что тебе наверняка уже обо всем насплетничали.

– Еще бы! Я даже видела его с этой…

– Зинкой? – жадно переспросила я.

С одной стороны, мне хотелось услышать о новом романе Дениса во всех подробностях, с другой – не хотелось знать об этом ничего.

– С ней, – грустно подтвердила Наташка. – Ладно, не будем о них, сволочах.

– И как он? – тихо спросила я. – Только честно. Он выглядит счастливым с ней, да?

Наташа зевнула.

– И охота тебе, Варя, нервы трепать. Он выглядит подлым. Как обычно. А вот она стала хорошенькой.

– Спасибо, – взбеленилась я. – Очень приятно слышать. Ты что, не знаешь, что ли, что настоящие подруги не должны хвалить новых девушек бывших любовников? Только плохое! Могла бы придумать, что у нее усталый вид или сломан передний зуб.

– Ну извини, – удивилась Натка. – Я с этим кодексом незнакома… Варюш, а можно я тебе на недельке перезвоню, а? Я тут спать собиралась. А то скоро мой… жених, как ты выражаешься, придет. Я стараюсь к его приходу уснуть.

– Зачем?

– Во-первых, чтобы лишний раз его не видеть. А во-вторых, чтобы уклониться от секса, – цинично хохотнула она.

– Конечно, созвонимся, когда тебе будет удобно. Только вот… Я в общем-то по делу звоню.

– Да? Выкладывай.

– Мне даже как-то неудобно о таком говорить, но обратиться больше не к кому… – замялась я. Мне и правда вдруг стало стыдно. До чего я докатилась – звоню шестнадцатилетней приятельнице, чтобы спросить у нее адрес лучшего лесбийского клуба. – Может, ты и не сможешь мне помочь…

– Говори, Варька, не тяни резину.

– Короче, я решила стать лесбиянкой! – выпалила я.

Наташа надолго замолчала. Я даже решила, что нас рассоединили, и на всякий случай подула в трубку. Подруга мгновенно отреагировала:

– Не дуй мне в ухо! Что ты сказала?

– Именно то, что ты услышала. Не заставляй меня повторять, я и так сейчас со стыда умру.

– Ты решила стать лесбиянкой? – ошарашенно повторила она. – Интересное кино. Разве это можно – вот так вот взять и решить?

– Выходит, можно, раз я решила.

– То есть ты в кого-то влюбилась? – осенило Наташу. – Влюбилась в девчонку?

– Нет. Это пока просто решение, и мне нужна твоя помощь.

– Девочки меня не интересуют, извини, – испуганно сказала Натка.

Черт возьми, эта дурочка подумала, что я решила приударить за ней.

– Я не тебя имела в виду. И вообще, ты не в моем вкусе, – вернула я ей подачу. – Просто ты все в Москве знаешь, а я особенно нигде не тусуюсь… Короче, Натка, ты не могла бы мне подсказать место, где собираются лучшие лесбиянки?

Она сдавленно хихикнула.

– Лучшие лесбиянки, говоришь? А кто тебя интересует – блондинки, брюнетки? Модельки или дамочки в возрасте?.. Варя, не майся дурью, вот что я тебе скажу. Никакая ты не лесбиянка!

– Нет, лесбиянка! – упрямо повторила я. – Мне лучше знать. Но если ты не хочешь помочь, когда я единственный раз в жизни об этом попросила…

– Варя, ну есть в Москве клубы… «Три обезьяны», например… Но там никакого фейсконтроля, пройти может кто угодно.

– Откуда ты знаешь? – поддела я ее. – Ходишь по злачным лесбийским местам?

– Ты как будто бы с дерева спустилась, – разозлилась Наташка. – Одно время все эти гомо-клубы вошли в моду. Туда ходил кто попало. Но вообще-то я знаю, что тебе нужно… Одно местечко, закрытое…

– Адрес! – потребовала я.

– У меня там знакомый управляющий, так что могу тебя порекомендовать. Только никому ни гугу, потому что это место даже не оформлено как юридическое лицо. Это просто коттедж на Рублево-Успенском шоссе, он находится в частной собственности одной экзальтированной дамочки. Там она каждый вечер устраивает розовые вечеринки. Так что приходи, может быть, кого-нибудь и подцепишь.

Наташка продиктовала мне адрес.

– Туда надо одеваться как-то по-особенному?

– Да, конечно. Ты что, не знала? Надо приходить в костюме из секс-шопа. Знаешь, продаются такие, одежда шаловливой медсестрички или гувернантки.

– Что?

– Да шучу я. Господи, Варька, ну ты и балда. Я даже поверить не могу, что все это затеяла действительно ты. Конечно, никак по-особенному одеваться не надо. Просто дорого и со вкусом. Да, и купальник захвати, там, кажется, есть бассейн.

– Спасибо, Наточка! Ты даже не представляешь, как ты мне помогла!

– Да ладно, сочтемся, – ухмыльнулась она. – Потом расскажешь, пользовалась ли ты успехом у милых дам.

Следующим вечером я отправилась в закрытый лесбийский клуб. Сказать, что я нервничала, – значит не сказать ничего. Мои ставшие ледяными пальцы мелко дрожали, зубы отбивали бодрые военные марши. Пожалуй, так я не нервничала даже на просмотре в танцевальный ансамбль. Даже во время первого поцелуя. Даже когда готовилась вручить свою главную драгоценность – девственность – одному маловыразительному типу, о котором уже вспоминала в начале своего повествования.

Я собиралась познакомиться с девушкой. Снять девушку на ночь. Звучит круто, да?

На мне было одно из моих любимых платьев цвета рассветного неба – не то серое, не то синее. И крохотные серебряные сережки с фальшивыми бриллиантами. И серебряный браслет вокруг щиколотки. Волосы я уложила волнами и подняла наверх. В целом получилось целомудренно и романтично, в стиле Констанции Бонасье в исполнении Ирины Алферовой. Я немного подкрасила ресницы синей тушью. Интересно, лесбиянки используют косметику? Господи, я же ничего о них не знаю. Не буду ли я выглядеть в этом клубе как белая ворона?

Перед выходом из дома я для храбрости выпила стопку ледяной водки.

Смелости от этого не прибавилось, зато стало немного теплее. Почему-то, когда я нервничаю, все время мерзну.

Я быстро нашла нужный особняк. Приветливый менеджер по телефону в мельчайших подробностях объяснила, как добраться до клуба.

У входа меня встретил охранник.

Мужчина.

Почему-то я думала, что в клубах для лесбиянок должны работать исключительно женщины. Видимо, на моем лице было написано замешательство, поэтому, белозубо улыбнувшись, он объяснил:

– Здесь не клуб мужененавистниц. Так что все в порядке.

– Да я ничего и не имела в виду, – пробормотала я.

– Идите прямо по этому коридору. Вас встретят. Вы ведь у нас впервые, да?

– Раньше не приходилось.

– Как вас зовут?

А он ничего, этот охранник. Высокий, широкоплечий, брюнет. И улыбка приятная. Неужели он со мной заигрывает?

Так, стоп, Варвара. Ты теперь лесбиянка. Лесбиянка, ясно? Так что белозубые охранники должны касаться тебя меньше всего.

– Варвара. А что? – надменно спросила я.

– Я всех членов клуба по именам знаю, – объяснил он. – Вот теперь и вас запомню. Какое красивое имя – Варвара.

Я снисходительно кивнула (наверное, все отъявленные лесбиянки общаются с мужчинами в снисходительном тоне) и прошла в указанном направлении. Коридор был длинным и извилистым. На стенах по обеим сторонам висели неважные копии картин Дали.

А в конце извилистого коридора ждала меня администратор – неброско одетая женщина с аккуратной стрижкой и мелированием. Выглядела она не как сотрудница храма разврата, а как менеджер среднего звена. Тривиальный женский экземпляр из семейства офисных – юбка миди, двубортный пиджак, туфли на квадратном низком каблуке. Ничего лишнего, ни одной броской детали.

– Варя?

Даже улыбка ее была безликой, какой-то полустертой.

– Да, – кивнула я, стараясь не показывать смущения.

Интересно, эта «бизнес-леди» тоже лесбиянка?

– Пройдемте. Сначала зайдем в офис, вам необходимо оформить гостевую карточку. А потом я покажу вам клуб.

И я последовала за ней по еще одному коридору, уходящему вбок. Какое-то сонное царство, а не шикарный закрытый клуб. Ни одной живой души.

– А здесь всегда так… пусто? – решилась спросить я.

Администраторша усмехнулась.

– Ну почему же пусто? Просто в офисной части здания нашим гостям делать нечего. Кто-то у бассейна сидит, кто-то в ресторане. А в полночь открывается диско-зал. У нас лучшие диджеи, из Амстердама и Лондона.

– Здесь и бассейн есть? – фальшиво удивилась я. – Снаружи здание не производит впечатления просторного.

– И бассейн, и теннисные корты. – В ее голосе звучала гордость. – А весной еще и конюшни будут… Вот мы и пришли. Проходите, Варя, это не займет много времени.

Мы втиснулись в крохотную комнатку. Моя ванная и то больше. Письменный стол, компактный ноутбук, принтер, ламинатор – вот и все детали интерьера. На подоконнике скучал ухоженный, буйно разросшийся фикус. Такое растение лучше вписалось бы в сентиментально обставленное жилище какой-нибудь старой девы, а не в это убогое подобие офиса.

Администраторша уселась на единственный имеющийся в комнате стул. Это показалось мне невежливым – я все же была клиентом, а мне предоставили стоять перед столом, как солдату перед генералом. Но я решила не капризничать.

– Ваш паспорт, пожалуйста. – Она протянула холеную руку. Аккуратные короткие ногти покрыты нежно-персиковым лаком. Да уж, этой мадам явно не нравилось привлекать к себе внимание. Такое впечатление, что она боялась ярких красок, как вампир дневного света. А может, просто пыталась слепо следовать деловому этикету.

– Меня никто не предупредил, что надо брать с собой паспорт, – нагло соврала я.

На самом деле паспорт лежал в моей сумочке – не люблю разгуливать по хамской непредсказуемой Москве без документов. Просто мне не очень хотелось фигурировать в базе данных лесбийского клуба. Шоу-бизнес, на задворках которого я честно трудилась не первый год, научил меня осторожности. И потом, в мои планы вовсе не входило становиться почетным членом сообщества сексуальных меньшинств. Все, что мне нужно, – это найти симпатичную подружку, молодую, веселую любовницу. Женщину, которую в один прекрасный день я нежно поцелую на глазах у изумленного Дениса Семашкина, перед тем как торжественно объявить ему, униженному и печальному: «Я лесбиянка!»

– Ладно, сегодня обойдемся без документов. Но в следующий раз паспорт не забудьте.

«Следующего раза, надеюсь, вообще не будет, – подумала я, – сегодня же постараюсь уйти отсюда в компании новой подруги. Девушки, которая на сто восемьдесят градусов повернет мою жизнь!»

– Варя, ваша фамилия?

И мою фамилию ей знать совершенно необязательно.

– Семашкина, – улыбнулась я. – Варвара Семашкина.

Маленькая месть, о которой он никогда не узнает. А если и узнает случайно, то значения не придаст. Но все равно приятно.

Безликая дама тем временем бодро щелкала компьютерной мышкой.

– Готово, – наконец сказала она, выключая монитор.

– А я думала, вы мне карточку дадите.

– А зачем? Вы же не собираетесь носить на груди бейджик с фамилией. Это не собрание миссионеров, а просто клуб.

«Надо же, мы еще и шутить умеем», – констатировала я.

– С вас двести условных единиц, – улыбнулась администраторша.

Уж не ослышалась ли я?

– Сколько?

– Двести, – спокойно повторила она, – да, разовое посещение клуба стоит дорого. Но во второй раз оно обойдется вам вдвое дешевле. А потом, когда получите рекомендации двух членов клуба, сможете приобрести годовую карточку всего за две с половиной тысячи.

– Прямо как в дорогом спортклубе, – сказала я, чтобы хоть что-то сказать. Ох и жалко же мне было расставаться с долларами. Почему Наташка заранее не предупредила о цене? Может, в таком случае я поискала бы более малобюджетный способ испытать на себе все прелести однополой любви.

– Кстати, тренажерный зал у нас тоже есть, – сказала она, небрежно швырнув деньги в верхний ящик стола.

Почему словом «кстати» большинство людей начинают фразу, которая в данных обстоятельствах ну совсем некстати?

– Может быть, пора наконец осмотреть клуб?

– Естественно, – поднялась она из-за стола, – начнем с бассейна.

Бассейном она называла прямоугольную лужу десять на десять метров, наполненную водой неестественно лазоревого цвета. Может, они ее акварелью подкрашивают?

Никто в акварели не плескался, немногочисленные посетительницы предпочитали томно возлежать в комфортных полосатых шезлонгах. Никто из них на меня внимания не обратил.

Я разочарованно вздохнула: среди этих женщин не было той единственной из моей карамельной мечты о преимуществах лесбийского сосуществования. Той, с кем можно было бы нестись на роликах по Поклонке, игнорируя вопросительные взгляды встречных мужчин.

Обычные тетки. Ни тебе коротко остриженных брутальных стервоз с плоской грудью и большими амбициями – именно так, кажется, лесбиянок изображают в кино. Ни аппетитно-пухленьких сдобных блондинок, чей вид вызывает умиление у представителей обоих полов.

Одна из дам – довольно смазливая брюнетка лет тридцати – с сосредоточенным видом красила ногти на ногах в ярко-малиновый цвет. На ее щиколотке я приметила татуировку – четко прорисованный черный дракон, пожирающий собственный хвост. Что ж, хоть что-то, что с большой натяжкой можно считать символом некоей тайной порочной жизни. А то у меня начало складываться впечатление, что я попала не в логово розовой страсти, а в центр досуга для скучающих домохозяек.

В углу под раскидистой искусственной пальмой две девчонки, на вид мои ровесницы, увлеченно разгадывали сканворд. Я поморщилась – спина одной из них была усыпана мелкими красными прыщиками.

Еще одна женщина, довольно упитанная блондинка, складчатые необъятные телеса которой были упакованы в катастрофически алый купальник, просто лежала на махровой простыне, раскинув в стороны мощные руки. Я заметила, что у нее не выбриты подмышки.

Может, у лесби-женшин так принято? А что, это было бы вполне логично. Почему мужчины позволяют себе стильную двухдневную небритость (сколько раз на моих щеках выступала отвратительная саднящая краснота после свиданий с такими вот горе-Бандерасами), а дамы, чтобы не прослыть неряхами, должны быть гладкими, как молочные поросята? Хотя данный женский индивид являл собой гибрид молочного поросенка (фигура) и Антонио Бандераса (степень волосатости).

– Кто эти женщины? – вполголоса поинтересовалась я у администраторши. – Они члены клуба? У них у всех есть гёрлфренд?

– Я не имею права давать информацию такого рода, – мягко улыбнулась она. Честно говоря, ее нарочитая вежливость начала меня раздражать. Пора избавляться от сопровождающей.

– Тогда пойдемте посмотрим, что еще есть в вашем клубе. Честно говоря, то, что я уже увидела, кажется мне чересчур тривиальным для двухсотдолларового входного билета.

Неожиданно «железная леди» рассмеялась. Смех делал ее моложе и милее.

– А что вы ожидали здесь увидеть? Грудастых порнодив, танцующих вокруг шестов на каждом шагу? Или плечистых баб в мужских рубашках и армейских ботинках?

Я не могла не улыбнуться в ответ на такую самоиронию.

– Что-то вроде того. А здесь… слишком цивильно.

– Да, наш клуб без дешевого душка. – Она опять стала серьезной. – Мы просто помогаем запутавшимся в лабиринтах своей сексуальной природы женщинам решать их очевидные проблемы. Все это так сложно. Сложно быть не такой, как все. Даже если твой порок считается вроде как модным… Вы не находите, Варя?

– Д-да… Но если у вас постоянный состав клиентов, то в чем смысл? Мне казалось, такие клубы нужны, чтобы познакомиться друг с другом.

Мы опять шли по бесконечным коридорам, и я еле поспевала за нею на своих огромных каблуках.

– Да, постоянных клиенток действительно немного. Но на вечеринки приходит много гостей. Да вы и сами сейчас все увидите… Вы ведь не лесбиянка, Варя? – неожиданно спросила она.

Я растерялась.

– Я?

– Ну не я же. Насчет себя я вроде бы уверена. А вот вы…

– Знаете что? – разозлилась я. – Во-первых, хотелось бы уже приступить к увеселительной программе. Во-вторых, простите, но, по-моему, это не ваше дело. Я пришла по рекомендации, что вам еще надо? А в-третьих… в-третьих, я – лесбиянка!

Она с улыбкой взглянула на меня:

– Как вам будет угодно.

В диско-зале было значительно веселее, чем у бассейна. Хотя интерьер показался мне несколько диким. Интересно, насколько пьян был декоратор? Стены и пол были раскрашены под шкуру зебры. Барная стойка и стулья обтянуты ярко-красным искусственным мехом. Все это выглядело настолько ярко, что хотелось крепко зажмуриться и не открывать глаз по крайней мере до того момента, как будет уничтожена значительная часть спиртных напитков в баре.

Администраторша не обманула – народу в зале было действительно много. Разумеется, только женщины. Почти все были одеты в коктейльные платья, так что мой наряд с претензией на романтический шик вполне вписался в атмосферу. И это мне понравилось – не люблю сомнительные заведения, где посетители щеголяют в джинсах и футболках. Я люблю наряжаться, потому что повседневности в моей жизни и так хватает.

В целом все это напоминало обычный ночной клуб. И даже отсутствие мужчин не очень бросалось в глаза.

У барной стойки толпились женщины. Кто-то танцевал в центре зала, где по плиточному полу хаотично бегали разноцветные огоньки софитов. Темнокожая женщина-диджей, голову которой украшали сотни осветленных добела африканских косичек, ритмично пританцовывая, сводила диски. Может, попробовать закрутить роман с негритянкой? Как это было бы экзотично и стильно – скандинавски блондинистая девушка с кожей цвета молочного шоколада и ее бледнолицая брюнетистая подруга. Да у Семашкина Дениса Викторовича на всю оставшуюся жизнь дар речи пропадет, если он увидит меня в компании такой экзотической красотки.

Стоп, опять я о нем думаю.

Даже здесь, в лесбийском клубе, я все равно думаю о нем.

Не сметь.

Надо выпить. Срочно – в противном случае я так и буду мрачно думать о том, как бы поэффектнее отомстить мужчине, который разбил мое сердце дважды. Вместо того чтобы наконец взять себя в руки и попробовать свои силы на лесбийском поприще.

– Знаете, я, пожалуй, здесь останусь. – Я обернулась к администраторше, которая молчаливой вежливой тенью ожидала моего вердикта. – Спасибо за экскурсию.

– Но мы еще не посмотрели тренажерный зал, кинотеатр, комнаты отдыха.

– Сомневаюсь, что мне захочется оседлать какой-нибудь тренажер. И я сюда не уединяться в комнате отдыха приехала. Так что как-нибудь в другой раз.

– Как хотите, – поджала чуть накрашенные губки она. – Желаю приятно провести время.

Избавившись от навязчивого сервиса, я первым делом подошла к барной стойке и схватила меню. На черно-белых, в тон стенам, страничках были перечислены названия всех известных мне коктейлей – от традиционной любимой девочками-отличницами «Пинаколады» до не так давно вошедшего в моду в Москве «Мохитос».

«Мохитос»… Любимый коктейль Семашкина. Денис вообще был неравнодушен к мяте.

Нет, буржуазным коктейльчиком отделаться от призрака этого подлеца не получится. И я уверенно скомандовала барменше:

– Двойной ром, пожалуйста! И лед в отдельный стакан.

И тут же чья-то горячая ладонь деликатно коснулась моего предплечья. Я обернулась и увидела брюнетку, на которую обратила внимание еще возле бассейна. Ту самую, с татуированным драконом на щиколотке. Она уже успела переодеться и навести марафет – потрясающая оперативность. Малахитового цвета платье красиво облегало ее фигуру-гитару, оставляя почти открытой полную высокую грудь. Было ей лет тридцать, и она чем-то напоминала солистку поп-группы «Блестящие» Жанну Фриске.

– Предпочитаете крепкое? – улыбнулась она. – Я тоже терпеть не могу все эти алкогольные сиропчики. Уж если пить, так пить.

В изящных ладонях она грела коньячный бокал.

Я молча пригубила свой ром. Надо же – впервые меня «клеит» девушка, а я даже не знаю, что ей сказать. Вот если бы это был мужчина, я бы быстро сориентировалась. А здесь… Сострить? Или, капризно поведя плечиком, выдать что-нибудь из арсенала роковой женщины: «Да, знаете ли, я вообще люблю погорячее…» Но вместо всего этого я лишь застенчиво спросила:

– А вы – член клуба?

– Во всяком случае, члена у меня нет, – рассмеялась она. Глаза у нее были зеленые, в тон платью. – Будем знакомы. Меня зовут Лиля.

«Еще бы тебя звали Маня или Таня, – с усмешкой подумала я. – Нет, такую стервочку в зеленом только Лилей и могут звать. Лиля – это же почти Лилит. Лилит – воплощение сладкого греха».

– Варвара. Можно просто Варя.

– Какая прелесть! – умилилась она. – Ты ведь тоже в первый раз здесь?

– А что, это так заметно?

– Вообще-то да. Уж слишком надменный вид.

Она помолчала. А я пила свой ром и тоже не знала, что ей сказать.

– Варь, а ты не против, что я вот так к тебе нагло подошла? – вдруг спросила она.

– Нет, что ты! В конце концов, именно за этим я сюда и пришла, – ляпнула я.

– Очень хорошо, – обрадовалась Лиля, не заметив моей бестактности. – Я здесь уже полдня торчу. И кино в зале смотрела, и у бассейна задницу отсиживала. Да так ни с кем и не познакомилась, представляешь?

– Почему? На застенчивую ты не похожа.

– Это уж точно! – подмигнула она. – Сама не знаю… Ну вот скажи, что во мне не так?

– Странный вопрос.

Лиля отошла на шаг и несколько раз грациозно повернулась вокруг своей оси. Малахитовое платье воздушным колоколом кружилось вокруг ее загорелых точеных ног.

– Тебе нравится мое платье?

– Красивое, – сдержанно похвалила я. Терпеть не могу, когда кто-то с назойливостью цыгана выпрашивает комплимент.

– Неудивительно. Это же Готье. А мои волосы нравятся? – тряхнула она головой. – Мои глаза? Моя грудь?.. Нет, можешь не отвечать, вопрос риторический. Я сама себе нравлюсь. Но какого хрена ко мне никто из них не клеится?

Я тоскливо посмотрела по сторонам. Кажется, моя новая знакомая безнадежно пьяна. Или не находится в дружеских отношениях с собственной головой.

Почему же мне так не везет?

Лиля схватила меня за руку. Ладони у нее были горячие и сухие. Может, у нее температура и она просто бредит?

– Эй, не надо так обо мне думать!

– Что?

– Да у тебя все твои мысли на лице написаны. Думаешь, что я пьяная или ненормальная. Не волнуйся, пятьдесят грамм коньяка не в счет. Я трезвая. Трезвая и злая.

– Ну а я-то здесь при чем?

– Ты здесь единственная нормальная девчонка, – грубо польстила она, даже не подозревая, насколько была права. Да, я, похоже, единственная нормальная девчонка среди веселых лесбийских дам. – Давай я тебя чем-нибудь угощу.

– Валяй, – разрешила я.

Все равно эта Лиля теперь не отвяжется. Так пусть хотя бы платит за выпивку. Раз уж она смело решила взять на себя мужскую роль.

– Еще ром?

– Нет, надоело. Хочу «Черного русского». В качестве десерта. И закажи закусить что-нибудь.

– А ты быстрая – усмехнулась она, навалившись грудью на барную стойку.

– Ты тоже, – парировала я, беззастенчиво рассматривая ее круглый, вызывающе обтянутый платьем зад.

Поразительно, но, кажется, я и правда нашла себе любовницу. А что, эта сумасшедшая Лиля очень даже ничего. Мужчинам, по крайней мере, нравится такой тип – брюнетка, большая грудь, голос «с песком».

Я понимаю, что она красавица, только вот почему-то это ни капельки меня не задевает. Мне не хочется к ней прикоснуться, и почему-то меня даже пугает душный терпкий запах ее духов. Однако мысль о возможной ночи с роскошной Лилей не вызывает отвращения. Мне совсем не будет противно, если она меня вдруг поцелует. Пожалуй, это будет даже интересно. Решено, если она пригласит меня «продолжить банкет», соглашусь. Правда, как это все будет выглядеть, ума не приложу. Мои представления об однополой любви не выходят за рамки многозначительных видеоклипов «Тату» – поцелуйчики под дождем, и острые грудки под целомудренной майкой, и вызывающий взгляд. Все это, конечно, хорошо, только вот что произойдет дальше? Она хрипло шепнет: «Одну минуту, милая» – и достанет из-под кровати накладной член на ремешках?!

– Что приуныла? – Лиля наклонилась низко к моему лицу.

– Так, думаю о своем… Тебе здесь нравится?

– Видела я клубы и получше. – Она протянула мне бокал с шоколадным «Черным русским». – Я ожидала чего-то феерического, а здесь… Обычные тетки.

– Не поверишь, но я то же самое подумала… А ты давно… Ну, ты понимаешь…

– Давно ли я лесбиянка? – расхохоталась она. – Всю жизнь. А ты?

– Тоже, – уверенно соврала я.

Крепкий коктейль придал мне смелости. Не хочу показаться бедной овечкой, робко желающей, чтобы ее сожрали с потрохами. Хочу быть соблазнительницей, а не соблазненной. К тому же эта Лиля так уверена в себе, так опытна, что вряд ли у меня могут возникнуть какие-то проблемы. Она сама все что нужно сделает, а мне надо будет только вовремя ей подыграть.

– А с мужчинами ты спала? – спросила она.

– Так, пару раз. – Я небрежно передернула плечами. Да простит меня Семашкин Денис Викторович. Хотя он сам виноват. Положа руку на сердце, если бы не он, то вряд ли я бы здесь вообще оказалась. – И больше не собираюсь. Мне совсем не понравилось.

– Согласна с тобой. Отвратительно. Они все грубые грязные козлы. – Лиля залпом допила коньяк.

– Это ты метко выразилась. Грубые грязные козлы, по-другому и не скажешь… А когда ты впервые… Впервые…

– Девчонку трахнула? – хихикнула она. – Это было в седьмом классе.

– Ничего себе! Тринадцать лет!

– Двенадцать, – гордо поправила она. – Меня соблазнила учительница по физкультуре.

– Круто. Прямо как в немецком кино, арт-хаус. Везет же тебе. Меня вот училки не соблазняли. И слава богу. У нас такие училки были, что меня бы стошнило.

– Смешная ты. А моя физкультурница ничего была, хорошенькая. Молодая совсем, прямо после института. Замужем. Она в меня влюбилась. Мы с ней каждый день… Прямо на столе в учительской.

– Какая ты… порочная.

– Это комплимент? – Ее горячее, пахнущее дорогим коньяком дыхание уже танцевало на моей шее. Это было приятно.

– Не знаю. Наверное.

Я должна была что-то сделать, должна. Пауза затянулась. Как робкая студентка с неопределенно гуманитарным образованием, которая воспитана на «Анне Карениной» и стесняется произнести вслух слово «пенис», я стояла, уткнувшись в бокал с крепким коктейлем. Коктейль кончался, не могла же я судорожно сжимать пустой бокал, держаться за него, как за последнюю соломинку. Нет, надо было что-то делать.

И тогда я ее поцеловала.

Глава 2

Я поцеловала женщину! Лесбиянку!!! Сама!

Я положила руку на ее шею – так, словно она была мужчиной. Правда, Лиля была почти на полголовы ниже меня, и это казалось мне немного странным. Таких мелких мужиков у меня никогда не было. Интересно, значит ли это, что теперь мне придется играть в этом тандеме мужскую роль?! Да нет, какие глупости, наверняка уважающие себя раскованные лесбиянки выше подобных предрассудков. На полголовы ниже – подумаешь, какая ерунда!

Правда, мне пришлось наклониться, чтобы ее поцеловать.

И еще один любопытный нюанс.

Губная помада. Никогда не знала, что чужая помада имеет такой отвратительный вкус. Лилины пухлые губы были густо намазаны сиреневой помадой, и вот сейчас мне приходилось слизывать химически пахнущие толщи. Между прочим, знакомый вкус. Интересно, что это? «Буржуа», «Лореаль»? А может, «Елена Рубинштейн»? Господи, о чем я думаю?! Меня целует красавица, а я пытаюсь сообразить, косметику какой марки она предпочитает.

Так что у моего первого лесбийского поцелуя был стойкий косметический привкус.

И еще одно. Во время поцелуя Лилины красиво накрашенные глаза были закрыты. Она с готовностью ответила на мой поцелуй, она обмякла в моих руках, и ее юркий язык трудолюбиво исследовал самые скромные закоулки моей ротовой полости. А глаза ее были закрыты. И сначала я восприняла это как непременный признак блаженства. А потом вдруг подумала – а вдруг она просто меня видеть не хочет? Вдруг я в лесбийском образе смотрюсь настолько жалко, что оптимальный вариант – плотно зажмуриться?!

– Давай уедем отсюда, – вдруг шепнула она, оторвавшись от моих губ.

– Уедем? – растерянно переспросила я. – А куда?

– Можно ко мне. Я недалеко живу, на Кутузовском. Ты не против?

– Я… Я, конечно…

Честно говоря, больше всего в тот момент мне хотелось распрощаться с роковой Лилей и отправиться домой. Экзамен на решительность я честно выдержала. Я пришла сюда и не просто стояла в уголке, озаряя пространство скромной стародевической улыбочкой. Я «сняла» девушку – красивую девушку, которая не прочь провести со мной ночь. Стоит ли идти дальше? Или все же извиниться и заказать такси домой. Принять душ, тщательно почистить зубы, проинспектировать свою косметичку и выбросить все помады, которые пахнут Лилиными губами.

Я решительно отставила пустой бокал в сторону. Нет, я не из тех, кто останавливается на полдороге. Раз уж я приняла столь ответственное решение, раз уж я не пожалела отвалить две сотни долларов за вход, надо идти до конца.

– Едем! – решительно гаркнула я. – К тебе так к тебе.

– Только знаешь… – неловко замялась она, – я с родителями живу. Это тебя не смутит?

Меня разбирал смех.

– Сколько же тебе лет?

– Двадцать восемь, и что? У меня была постоянная подружка, мы встречались пять лет, жили вместе. Но недавно расстались, и я вернулась под родительское крылышко. Тебе это кажется странным?

– Нет, не обижайся. С родителями так с родителями… А они знают, что ты… э-э…

– Лесбиянка? Почему ты так боишься произносить это слово? Нет, не знают. Они у меня знатные ретрограды. Отец – академик, – гордо сказала она, – мать преподает сольфеджио. Короче, два трусливых валенка нашли друг друга. Даже странно, что в такой семье появилась я.

– Зачем же ты так о своих родителях? Я просто боюсь, буду чувствовать себя неловко.

– Да брось! Не дрейфь, я скажу, что ты моя подружка. Расслабься, у меня часто девочки ночуют. Предки, конечно, не знают ничего.

– Ладно, тогда чего мы ждем? Я тебя уже хочу, – пошловато подмигнула я.

Оставалось только добавить «детка». Я никак не могла найти верный тон. Ситуация казалась мне настолько абсурдной, что я даже не могла представить себе, какую роль следует играть. Я понимала, что веду себя как самоуверенный бандит из американского боевика. Гордый обладатель горы мускулов и тридцатисантиметрового (в эрегированном состоянии) пениса. Если бы какой-нибудь отчаянный наглец попробовал вести себя подобным образом со мной, я бы врезала ему по небритой физиономии (у таких типов всегда небритые рожи, они почему-то находят это сексуальным). А Лиле вроде бы нравилось. Во всяком случае, она мне преданно улыбалась. И ничего не имела против моего новоявленного хамоватого очарования.

Что ж, ей виднее.

В такси мы целовались. Водитель пару раз взглянул на нас в зеркало заднего вида. Что это был за взгляд – слабоалкогольный вялый коктейль из любопытства и отвращения. Когда Лиля расстегнула верхние пуговицы моего пальто и ее фиолетовые губы присосались к впадинке у моей ключицы, водитель перекрестился. Больше он на нас не смотрел – рулил, втянув лысоватую голову в плечи.

– Слушай, а какая я у тебя по счету? – вдруг спросила Лиля, оторвавшись от моей шеи.

Я взглянула на нее и тут же отвернулась – ее фиолетовая помада размазалась вокруг пухлых губ. Она была похожа на пьяного клоуна из провинциальной труппы, который дрожащей от алкоголя рукою все же ухитрился наложить на физиономию густой грим. Боже, неужели все женщины выглядят так отвратительно после поцелуя в такси?!

И я?!

Все, больше никогда не буду красить губы на свидания.

– Чего замолчала? Обиделась? Или, как в анекдоте, подсчитываешь? – хохотнула Лиля.

«Сказать ей, что ли, правду? – устало подумала я. – Первая. Ты у меня первая. И сейчас мне намного страшнее, чем в тот день, когда я надумала вручить свою девственность соседу по подъезду. Правда, к нему, если честно, я испытывала не меньшее отвращение, чем к тебе сейчас. Прыщи, узкие плечики, большой кадык и слюнявый рот – вот что такое мой первый мужчина Самсонов. У тебя нет прыщей и с кадыком все в порядке. Но твоя помада, твои духи… Твоя грудь – я никак не решусь к ней прикоснуться… Теперь ты все знаешь. Может, разбежимся по-хорошему?» Вместо этого я сказала:

– Провокационный вопрос. Наверное, около пятидесяти. – Мне вспомнилась Зинка, которая тоже когда-то спросила, сколько у меня было сексуальных партнеров, правда, она имела в виду мужчин. – А у тебя?

– Тоже, – улыбнулась она. – У меня была девушка, с которой я жила пять лет. Мы недавно расстались, и после нее… после нее ты первая.

– Сочувствую тебе. А что это была за девушка?

Она отодвинулась от меня и уставилась в противоположное окно. Мы были такими чужими, я даже плотнее укуталась в пальто, потому что вдруг почувствовала исходящий от страстной большегубой Лили холод. Этот холод был особенным, стать его пленницей гораздо опаснее, чем сидеть под открытой форточкой, чем упрямо по школьной привычке ходить зимой без шапки, чем есть эскимо на ветру, чем лениться сушить голову феном и выбегать на улицу с мокрыми волосами.

– Я ее ненавижу. Но вообще-то она была замечательная, – вздохнула Лиля. – Она нашла себе новую любовницу. Ее я тоже ненавижу. Не знаю, кого ненавижу больше.

Я вспомнила Дениса Викторовича Семашкина – интересно, где он сейчас? Ненавижу ли я его? Ненавижу ли Зинку? Они в данный момент наслаждаются волнующим обществом друг друга?

Ох, если так, то тогда, наверное, все-таки ненавижу. Что же это получается – он предвкушает ночь любви, а я в холодном такси вынуждена выслушивать исповедь брошенной лесбиянки?!

Ненавижу, ненавижу!

– Знаешь, у меня похожая ситуация, – сказала я.

– Правда? – Она почему-то обрадовалась. – Тебя тоже бросила любовница?

– Да. Мы собирались пожениться, – ляпнула я, перед тем как осознать всю комичность вырвавшейся фразы.

– Пожениться? – изумилась Лиля. – А что, это сейчас разве разрешают?

– Мы собирались переехать в Амстердам, там, кажется, можно, – уклончиво объяснила я.

– Сколько лет было твоей девушке?

– Сорок.

Лиля рассмеялась:

– Ничего себе девушка! Скорее бабушка! Зачем тебе такая престарелая девушка? – Слово «девушка» на этот раз было произнесено с набирающей обороты иронией.

Я разозлилась. Да чего она вообще может понимать – эта брюнетистая девица в платье от Готье?! Красивая, пресыщенная жизнью, жадными пригоршнями отправляющая в рот нефильтрованные будни и тут же неинтеллигентно выплевывающая половину, отрыгивающая стереотипы, отхаркивающая обстоятельства. Как же, папа – академик и мама – преподаватель сольфеджио! Квартира на Кутузовском, платье за несколько тысяч долларов! Какой еще каприз придется по душе избалованной принцессе? Стать лесбиянкой? Да, пожалуй, это нам подходит.

Лиля сделалась мне противна.

– Да ладно, не кипятись ты так. – Она успокаивающе похлопала меня горячей ладонью по руке. – Я сама становлюсь бешеная, когда о моей бывшей говорят… Мне кажется, да чего они все понимать-то в этом могут?

– Знаешь, Лиль… Ты меня извини, но я, наверное, поеду домой.

– Вот уж нет! – взбунтовалась она. – Никаких домой! Тем более сейчас, когда мы только познакомились.

– Я тебе оставлю свой телефон, – слабо сопротивлялась я.

– Ага, фальшивый.

– Какая прозорливость!

– Если мы расстанемся прямо сейчас, то ты меня в другой раз и видеть не захочешь.

Я грустно подумала, что в любом случае вряд ли захочу встретиться с ней еще раз. А уж если мы с ней все же переспим – то тем более.

– Я же ни на чем не настаиваю, – уговаривала она. – Тем более что мы уже приехали. Попьем чайку, поболтаем. Я постелю тебе на раскладушке. Я же не озабоченная. Просто давно ни с кем нормально не разговаривала.

Водитель, внимательно прислушивающийся к каждому слову, презрительно фыркнул. Он и не думал скрывать, что мы, две молодые симпатичные лесбиянки, вызываем у него вязкое отвращение. Тем более что Лиля вела себя как донжуан московского разлива – мол, зайдем ко мне на кофе, посмотрим видик, ну сядь со мною рядом, я же не кусаюсь. А дальше – мне просто нравится, когда ты меня обнимаешь, ох, какие у тебя красивые трусы, ну я только на пару сантиметров его засуну, ты не волнуйся – в общем, известная анекдотическая ситуация.

А может, ей и правда тоскливо, вот и цепляется она за мой равнодушный рукав длинными фиолетовыми ногтями. «Давно ни с кем нормально не разговаривала» – может быть, это значит – «давно хотелось загрузить кого-нибудь этой занудной историей, а ты, кажется, подходишь на роль безропотного слушателя».

– Пойдем. – Она сунула таксисту деньги. – Ну пожалуйста, пойдем, а? У меня есть торт «Черный лес»…

Почему-то этот аргумент стал для меня решающим. Не то чтобы я очень люблю приторный «Черный лес», да и вообще я стараюсь поменьше сладкого на ночь есть. Просто эта непосредственная детская уловка прозвучала настолько обезоруживающе… Брошенная лесбиянка, физиономия которой перепачкана губной помадой, заманивает меня в гости шоколадным тортиком…

И я сказала:

– Ладно, пойдем уж. С тебя кусочек «Черного леса» и раскладушка с чистым бельем.

– И ночная рубашка! Розовая, от «Ла Перла», – радостно пообещала она.

В лифте я деликатно намекнула ей на то, что с таким лицом неприлично появляться перед родителями, которые к тому же, по словам самой Лили, и не подозревали о ее нетрадиционной сексуальной ориентации. Она достала из модной лаковой сумочки пудру «Кристиан Диор» и суетливыми, какими-то вороватыми движениями тыльной стороной ладони вытерла рот.

– Какой ужас, что же ты раньше не сказала? Я сидела рядом с тобой в такси и искренне считала себя почти Мэрилин Монро. А сама выглядела как Мэрилин Мэнсон.

– Мы же договорились, что просто друзья, – напомнила я. – А значит, мне все равно, как ты выглядишь.

Лиля вздохнула:

– Чудовищная прямолинейность. Выходи, приехали.

Разумеется, академик жил в квартире, занимающей целый этаж.

– Здесь было еще две квартиры, папа все выкупил, – объяснила Лиля.

– Сколько же у вас комнат?

– Шесть. Гостиная, мамина спальня, папина, моя комната, папин кабинет и балетный класс. Я в детстве балетом занималась. До сих пор иногда корячусь у станка. Чтобы быть в форме.

– Я тоже танцовщица. – Вообще-то я не завистлива, но в тот момент почему-то приревновала роскошную Лилю к личному балетному классу и шестикомнатной квартире на Кутузовском. – Профессиональная.

– Как интересно! – воскликнула она, хотя интереса в ее голосе вовсе не чувствовалось.

Дверь нам открыла ее мать, которая оказалась похожей на голливудскую актрису Сьюзен Сарандон. Теперь понятно, откуда у Лили такие огромные зеленые глаза.

– Мамочка! – голосом примерной девочки сказала моя новая подруга-лесбиянка. – Вот и я. Познакомься, это моя подружка Варя. Она у нас сегодня ночует.

– Очень приятно, – сдержанно поприветствовала меня мамаша. Ох и взгляд же у нее был – как сканер. – Проходите в комнату, я скажу Гале, чтобы подала чай.

– И торт! – весело потребовала Лиля, скидывая туфли. А потом добавила, обращаясь ко мне: – Галя – это наша домработница.

– Она с вами постоянно живет?

– Квартира большая, маме сложно здесь. Да и потом, мама музыкант, ей руки беречь надо.

А мне вот, похоже, надо беречь нервы. Еще пара часов такого великолепия, и я уйду из этой шикарной квартиры обремененная неподъемным, как Сизифов камень, комплексом неполноценности. Почему природа так ко мне несправедлива? Почему кто-то рождается в семье академика и носит платья от Готье, а кто-то приезжает в Москву с пятьюдесятью долларами в кармане и пляшет в прокуренных клубах за гроши?

Улыбчивая домработница доставила в Лилину спальню поднос с чайником и тортом.

– Устроим праздник живота! – весело воскликнула Лиля.

Я молча рассматривала ее комнату. Наверное, если когда-нибудь у меня будет своя квартира, я обставлю ее именно так. Светло-розовые обои, мягкие плюшевые шторы, белый комод, удобная широкая кровать. И повсюду какие-то милые девчоночьи штучки. Фотографии в меховых рамочках, фарфоровые статуэтки, флакончики духов, свечи, засушенные букетики. Кому-то подобная сентиментальность может показаться воплощением дурного вкуса. Но мне в Лилиной комнате хотелось улыбаться.

А хозяйка комнаты тем временем с аппетитом наворачивала «Черный лес».

– Не боишься растолстеть? – поддела я ее.

– Да ладно тебе! – легкомысленно махнула рукой Лиля. – Один раз живем. И вообще, ну их, этих бывших любовниц, – совсем уж некстати добавила она, – и без них хорошо, правда же?

– Правда, – неуверенно согласилась я.

– Расскажи о своей бабе, – попросила она, – извини уж, что я ее старухой обозвала.

– Да ладно… Не знаю, что о ней рассказывать. Ни к чему это.

– Она красивая? Красивее меня?

Я с сомнением посмотрела на Лилю. В приглушенном свете розового ночника она выглядела необыкновенно хорошенькой. Интересно, если бы Се-машкин и правда был женщиной, он бы считался красоткой?

Чтобы позлить Лилю, я уверенно сказала:

– Гораздо. Намного красивее тебя.

Но она почему-то не разозлилась. Скорее расстроилась, и мне вдруг стало стыдно. Ну что я за человек? Издеваюсь над девушкой, которая, возможно, что-то ко мне испытывает.

Может, попробовать еще раз?

Я с сомнением взглянула на Лилю и отложила в сторону торт. Она не сопротивлялась, когда я, положа ладони на ее изящные покатые плечи, притянула ее к себе. Ее тело податливо прижалось ко мне, словно она только и ждала, когда же я наконец решусь на поцелуй.

Целовать ненакрашенные губы Лили было куда приятнее, чем есть ее помаду. Ее губы были вялыми и мягкими, она заняла выигрышную позицию пассивной стороны. Моя рука спустилась ниже, на ее грудь. Лиля коротко вздохнула, но почему-то мне показалось, что она преувеличивает степень своего возбуждения.

Я взглянула на нее, ее глаза были закрыты – и даже не просто закрыты, а зажмурены. Как у человека, который сам прекрасно понимает, что делает что-то не то, но остановиться не может.

– Ничего не получится, – вздохнула я, – прости меня.

Она открыла глаза:

– Это из-за меня? Я никак не могу расслабиться. Может, попробуем еще раз?

– Уже попробовали, – усмехнулась я, – мне надо кое-что тебе сказать.

– Мне тебе тоже, – порывисто перебила Лиля, – я такая подлая! Воспользовалась твоей слабостью… А на самом деле просто пыталась решить свои внутренние проблемы!

– Что ты имеешь в виду? – удивилась я.

– Понимаешь, не было в моей жизни никакой бросившей меня любовницы, – потупилась Лиля, – и вообще, я не лесбиянка.

– Что? – рассмеялась я.

– Что слышала. Меня бросил мой парень. Мы жили вместе пять лет, и вот он ушел к другой девице… Ты меня прости.

Тогда я рассмеялась в голос. Лиля уставилась на меня непонимающе.

– Извини. Но дело в том, что я тоже не лесбиянка, – отсмеявшись, призналась я. – И никакая женщина меня не бросала.

– Это был мужчина? – осенило ее.

– Точно. Теперь можешь выставить меня на улицу.

– Ты что? Ночь уже. Да ладно, оставайся. Я себя даже спокойнее чувствовать буду, зная, что никто ночью на меня не набросится.

– Значит, такое впечатление я на тебя произвела? Девушки, которая набросится на тебя, когда ты невинно уснешь?

– Да какая теперь разница… А жалко, что ничего не получилось. Может, все-таки…

– Не может! – отрезала я. – Не знаю, что сейчас чувствуешь ты, но я только что поняла, что так просто мне с этим не справиться… Знаешь, это просто невыносимо!

Это было невыносимо. Я чувствовала себя полным ничтожеством. Даже лесбиянки из меня не получилось. Целыми днями я слонялась по квартире, пытаясь найти себе какое-нибудь занятие. Ничего не получалось. А все же, когда здесь жила Зинка, было куда проще. С ней можно было поговорить или поругаться из-за горы невымытой посуды, которую она вечно оставляла после себя. Все же лучше, чем маяться от глухого одиночества.

На репетиции я шла как на праздник. Танец отвлекал, и хотя бы на несколько часов я пребывала в удобной иллюзии, что мир не изменился.

Мне пришлось подружиться с Индией. Это была вынужденная мера – очень сложно работать, когда рядом с тобой завистливый враг. Я первая пошла на контакт – с улыбкой сделала комплимент ее прическе. Индия сначала удивилась, потом, помявшись, промямлила, что ей нравится мое платье.

Итак, пакт о ненападении был торжественно заключен. Мы с Индией осторожно принюхивались друг к другу – две опасные самки, заточенные в общий стеклянный террариум.

Индия делала вид, что заинтересована моей персоной, и даже пробовала набиваться в подруги. Я делала вид, что общаться с ней мне нравится.

Иногда после репетиций мы даже вместе обедали. Было это не так просто, потому что наши гастрономические пристрастия были разными. Ей нравилась пряная, острая и тяжелая восточная кухня. При виде зажаренного почти дочерна мяса на ребрышках, истекающего расплавленным жиром, у Индии разгорались глаза и хищно подергивались красиво вырезанные ноздри (а у меня начинался приступ гастрита).

А может, я ее просто демонизировала? Пожирающая бифштексы с кровью Индия представлялась мне чем-то вроде мифологической Дианы-охотницы. Может, виною тому была ее яркая семитская внешность, и колечко в носу, и желание прослыть хищницей?

А я вот люблю все вареное, пареное, пресноватое. Благообразные кругляши картофеля, аккуратные рисовые горки, увенчанные листьями шпината, порционные салатики без майонеза. Означает ли это, что я сама скучная и пресная?

Я была уверена, что Индия считает меня занудой. На то у нее, безусловно, были свои причины. Я не злоупотребляла кокаином, ярким макияжем и доверием окружающих меня мужчин, не посещала ночные клубы (не считая тех, в которых выступала наша группа), не страдала булимией или анорексией с налетом модного трагизма. Да что там булимия, даже любовника у меня не было. Говоря короче, не было во мне ничего, что могло бы заинтересовать такую особу, как она.

Хотя Индия – видит Бог – старалась.

Она неоднократно с рвением, достойным лучшего применения, пыталась нащупать хоть одну точку соприкосновения.

– Ты когда-нибудь вены резала? – спрашивала она, искренне пытаясь получить удовольствие от порекомендованного мною капустного салата. От свежей капусты ее воротило – это было написано на ее лице. Но она ела, чтобы сделать мне приятное.

– Нет.

– Что, вообще никогда?

– Никогда.

– Даже в детстве?

– Знаешь, в детстве у меня не было повода резать вены. А ты?

Я знала, что она нетерпеливо ждет этого вопроса, чтобы похвастаться своими «подвигами». Почему-то я даже не сомневалась, что Индия резала вены, и неоднократно. И я не ошиблась.

– Да сотню раз! – расхохоталась она. А потом протянула мне руку, и я увидела многочисленные белые шрамы на ее смугловатом запястье.

– Несчастная любовь?

– От скуки, – вздохнула она, – и ради провокации.

– Как это?

– Ну, чтобы шокировать одного мужика, – охотно пояснила она.

Ей нравилось о себе рассказывать. Ей, наверное, казалось, что я смотрю на нее как на пришельца из другого мира, сумасшедше яркого. Мира, где смуглые красавицы с кольцами в носу от скуки решительно режут острой бритвой запястья, чтобы, вдоволь насладившись мрачной эстетикой стекающей по ладони теплой густой крови, перебинтовать руки и, приняв таблеточку аспирина, улечься в постель – отдыхать от почти мистического действа, почти умирания.

На самом деле она, ясное дело, казалась мне просто дурой.

– Он сказал, что я приземленная. – Сидя на высоком барном стуле в каком-то очередном кабаке, Индия совершенно по-детски болтала длинными мускулистыми ногами. – Потому что я попросила у него денег на сапоги. Он считал, что желание обладать новыми сапогами есть признак приземленности. Особенно если это сапоги от «Маноло Бланик». Тогда я схватила нож и полоснула себя по руке.

– В качестве решающего аргумента?

– Да! – радостно подтвердила «провокаторша».

– И что? Купили тебе сапоги?

– Увы. Он сказал, что я ненормальная, и сбежал. По-моему, он просто крови боялся… Ты боишься крови, Варя?

Я опасливо покосилась на нож, который поедающая филе индейки Индия держала в руке. Что-то странное было в ее взгляде. С этой идиотки станется немедленно проверить на практике степень моей кровобоязни. Наверное, крови я не боюсь – во всяком случае, не боюсь панически. Но созерцать венозную кровь склонной к провокациям «подруги» отчего-то не хотелось. И я сказала:

– Не боюсь.

– Я тоже!

Она обрадовалась, что у меня есть хоть что-то с нею общее. Как будто эта незначительная деталь могла связать нас воедино. Ура! Мы не боимся крови. Ни ты, ни я. Не значит ли это, что мы можем стать задушевными подругами?

– В детстве я перочинным ножиком вырезала на предплечье имена мальчиков, в которых была влюблена, – поделилась она со мной еще одной деталью своей любопытной биографии. – Сплошной геморрой. Я же, знаешь, очень влюбчивая. Не успею влюбиться в Васю, как знакомлюсь с каким-нибудь Петей, и все. Опять влюблена. Рука не успевала заживать, а я уже вырезала на ней имя следующего.

Я вздохнула.

Я никогда не вырезала на своем теле имена каких-то там мальчиков. Да и вообще все детство я была влюблена в актера Рутгера Хауэра. И искренне верила, что в один прекрасный день, когда я стану знаменитой (актрисой, беллетристкой, моделью, агентом ЦРУ, летчицей, путешественницей, единственной женщиной в мире, пересекшей океан на надувном матраце, балериной, спасшейся жертвой инопланетян, хирургом, гадалкой, проституткой, космонавтом, дрессировщицей крокодилов – да все равно кем, лишь бы с ним познакомиться), он, припав на одно колено, предложит мне руку и сердце. По крайней мере, такой возможности я не исключала.

Индия спрашивала:

– А у тебя когда-нибудь был передоз?

– Я не употребляю наркотиков. И никогда этим не баловалась.

– Что, вообще ничего?

– Травку курю.

– Травку все курят. А вот у меня были проблемы с героином.

Она сказала это с явной гордостью. Как будто речь шла о победе на окружной олимпиаде по алгебре. Или о первом месте в международном конкурсе красоты. Я даже на минутку вдруг почувствовала себя убогой. Что за серость – и вен не режу, и с героином проблем нет.

– Да, если тебе интересно, абортов я тоже никогда не делала, – с улыбкой пояснила я, чтобы предупредить возможный интерес. – И не хранила дома оружия. Также у меня никогда не было венерических заболеваний. Я ни разу не спала с женщиной. Группового секса у меня тоже не было. На моем теле нет татуировок. Даже не знаю, чем могу тебя заинтересовать.

Она несколько секунд тупо смотрела на меня, а потом вдруг расхохоталась:

– Слушай, Варька, а в тебе что-то есть. Нет, в самом деле. Ты мне нравишься.

Безобидная фраза полоснула меня, как удар вымоченного в уксусе кнута. «Есть в тебе что-то» – так часто говорил мне Денис. И в его системе координат это был самый сочный и изысканный комплимент. Пусть ничего конкретного он и не означал. Пусть Денис ни разу так и не рассекретил содержание этого мифического «что-то». «Есть в тебе что-то», – задумчиво говорил он и смотрел на меня, слегка прищурившись, как археолог на только что найденный пыльный черепок. «Есть в тебе что-то», – говорил он в постели, прикуривая непременную посткоитальную сигаретку. «Есть в тебе что-то…» – эти слова несли в себе некий недоступный мне смысл, несмотря на то что были так просты и очевидны – действительно, было бы странно, если бы во мне вообще ничего не было.

– Что-то не так? – встрепенулась Индия. – Я что-то не то сказала?

– Да нет, все в порядке.

– Ты бы себя в зеркало видела. У тебя даже лицо посерело.

– Нет, просто… – С одной стороны, мне хотелось выплеснуть на кого-то густую боль, с другой – я вовсе не была уверена в том, что из суррогатной подружки Индии, легкомысленной и зацикленной на самой себе, получится подходящая жилетка.

– Да ладно, расскажи. Полегчает, – дружелюбно предложила она.

И я решилась. Я думала, что монолог мой будет длинным, слезным, напряженным и в меру драматическим. Я не могла понять, с чего начать и стоит ли рассказывать все в подробностях. И в итоге сказала просто:

– Меня бросил мужчина.

Она помолчала, ожидая продолжения рассказа. А когда продолжения не последовало, недоуменно переспросила:

– И что?

– Ничего. Это все. Да, он меня дважды бросил.

– Как это?

– Мы познакомились почти два года назад в Париже. Это была любовь с первого взгляда. Мы встречались почти каждый день, и я думала, что он сделает мне предложение. Но вместо этого он исчез. Прямо под Новый год. А потом появился в моей жизни опять. Совсем недавно. Я приняла его в штыки, но потом простила. И он сделал мне предложение. Мы сняли квартиру. И он исчез.

– Куда?

– Говорю же, бросил. Сбежал от меня.

– Но почему? Вы поссорились?

– Нет. Без видимых причин, как и в прошлый раз. Просто исчез и все. В прошлый раз отправился в Нью-Йорк отмечать Новый год в компании с топ-моделью. А в этот раз укатил в Париж вместе с моей бывшей квартирной соседкой Зиной. Она тоже манекенщица. Он только манекенщиц любит, непонятно, что он вообще во мне нашел.

– Вот козел! – с чувством воскликнула Индия. – Тебе надо забыть о нем. Развеяться. Хочешь, я познакомлю тебя с одним своим другом? Он красавчик, мулат. Правда, бисексуал, ну так и что?

– Не надо меня ни с кем знакомить. Я решила больше не встречаться с мужчинами.

– Как это? Вообще?

– Ну да, – улыбнулась я.

– Так ты теперь лесбиянка, что ли, выходит? – неуверенно уточнила Индия. – Тогда могу познакомить с одной своей подругой. Она вполне ничего, и ты бы ей понравилась…

– Я об этом подумывала. И даже попробовала соблазнить девушку. Но ничего не вышло. Женщины меня не возбуждают.

– Тогда я вообще ни черта не понимаю…

– Целибат. Понимаешь, хотя тебе это, наверное, сложно понять. Но я не так и сексуальна. В смысле, что секс для меня необязателен. Бывало, я не занималась этим по несколько месяцев и даже сама не замечала.

– Ужас какой.

– Для кого-то ужас, для меня норма.

– А если захочется?

– Есть секс-шопы, вибраторы. В крайнем случае мальчики по вызову. Но больше никаких отношений. С меня довольно.

Индия потрясенно молчала. Она собрала всех козырей, но туз остался у меня. Неоднократно перерезанные вены, и передозировки героином, и даже пиратски-путанское колечко в носу – все это померкло перед емким словом «целибат». Наверное, теперь она будет меня хоть за что-то уважать, невольно подумала я. Не значит ли это, что я странная?

Глава 3

Целибат, целибат – сырая от слез подушка, синяки под глазами, день еще не успел начаться, а мне уже хочется, чтобы поскорее наступила ночь. Однообразные репетиции, одинаковые концерты. Странные взгляды окружающих и перешептывания за спиной: а она подурнела. Шоколад – плитками, удовольствия – ноль. Дождь за окном – и плакать хочется. Солнце – и тоже почему-то хочется плакать. Вот что такое мой целибат. И ничего с этим я поделать не могла.

Прошло несколько месяцев. Говорят, время лечит. Но я никак не могла успокоиться. Все окружающее меня раздражало. У меня сводило скулы от раздражения, если надо было поддерживать с кем-то светскую беседу. Я не выносила чужого смеха. Все меня раздражали – и Вилли, и Индия, и Олег Токарев, и наши зрители.

В конце концов я поняла, что дальше так продолжаться не может. Я должна в очередной раз изменить свою жизнь. И первым шагом станет увольнение из группы.

Когда я сообщила об этом Вилли, он подавился шоколадным капучино.

– Ты сумасшедшая?! – Его голос сорвался на фальцет. – Что значит, хочешь уйти из группы?!

– То и значит, – спокойно улыбнулась я. Не один день я готовила себя к этому разговору. Я убеждала себя в том, что это нормально, что от моего ухода группа не проиграет. Но в тот момент, глядя на удивленное лицо Федоркина, я почему-то почувствовала себя предательницей.

– Но, Варя, все только начинается. – Он растерянно заморгал, как слабовидящий, который внезапно оказался без очков.

– Виктор, я все понимаю. Но и ты меня пойми. Я так больше не могу. Мне надо как-то встряхнуться.

– И ничего лучшего ты придумать не смогла? Как же мы теперь без тебя?

– Сам знаешь, что незаменимых нет.

– Да, но ты… Ты – это особенный случай. Я даже не знаю, как объяснить…

– Витя, я уже все решила. Мне очень неприятно, что приходится вот так ставить тебя перед фактом. Но другого выхода у меня нет.

– И все из-за этого идиота! – воскликнул он. – Я его убить готов!

– Кого ты имеешь в виду? – опешила я.

– Сама знаешь кого. Господи, все же было понятно с самого начала. Да у него такая масленая рожа, я вообще удивляюсь, как на него могла обратить внимание такая девушка, как ты!

– Какая? – улыбнулась я. Эмоциональная реакция Вилли меня позабавила. Я, конечно, и раньше понимала, что он не испытывает особой симпатии к Семашкину. Но впервые Виктор решился вслух высказать мнение о мужчине, который разбил мое сердце.

– Необыкновенная, – смутился он. – Я на тебя сразу внимание обратил. Когда увидел в дверной глазок, как ты танцуешь в подъезде в шикарной шубе.

Если бы Виктор Федоркин не был гомосексуалистом, эти слова потянули бы на признание в любви.

– Спасибо за комплимент, – усмехнулась я, – но ничего не выйдет.

– Я просто понять не могу… Почему? Тебе кто-то предложил лучшие условия?

– Нет, что ты. Я даже не знаю, чем буду заниматься. Просто поняла, что мне надо уйти, и все. Я больше этого не выдержу.

– Давай мы сделаем так. Оформим тебе отпуск. На месяц. Хочешь, куплю тебе путевку в Турцию? Полежишь на пляже, развеешься. Заведешь роман с каким-нибудь волосатым турком. И вернешься как новенькая. Или… поехали вместе, а? Мне тоже нужен отдых.

Я покачала головой:

– Нет. Прости, не хочу.

– Все равно я не буду брать никого вместо тебя. Месяц. Потом Олег меня съест. А через месяц ты вернешься.

Почему Федоркин так цепляется за меня? В Москве полно девушек, желающих прорваться на эстраду. Многие из них эффектнее и талантливее, чем я. Тем более сейчас, когда он стал известным, лучшие танцовщицы подметки будут рвать, чтобы получить эту работу.

– Можешь называть это как хочешь, Витя. Отпуск так отпуск. Только учти, я не вернусь.

…Так я потеряла работу. Зачем я это сделала, до сих пор не пойму. Но почему-то у меня было внутреннее чувство, что я поступаю правильно. Мне было необходимо просто подумать и во всем разобраться. А для того, чтобы думать, тоже время нужно.

Дата добавления: 2015-12-08