Конец первой части 11 страница

- Думай быстрее. Дважды не предлагаю.

Брат не сводил с меня глаз. Промаявшись в раздумьях пару минут, я сдался.

- Согласен.

- Отлично! - он сверкнул белоснежной улыбкой и сел ещё ближе, сместившись в бок. - Закрой глаза.

- Что, так сразу?

- Да не ссы. Закрывай, говорю.

Убедившись, что мои веки плотно сомкнуты, Билл посмотрел на мои губы и облизнулся. Так обычно смотрят дети на запретное сладкое, тайком пробравшись на кухню. Он не мог поверить, что желанное так близко и доступно. Его рука легла мне на шею, наши лица разделяли миллиметры, я наверняка ощущал его горячее дыхание, когда вдруг не сдержался и прыснул со смеху.

- Прости, ничего не мог поделать, - сказал я после того, как унял своё нервное хихиканье. Но улыбка до ушей всё ещё держалась. - Давай ещё раз. Я готов.

- Снова начнёшь ржать - урок окончен.

- Буду стараться. Тебе-то самому как, не смешно? Такая ситуация…

- Нормально, - теряя терпение, ответил брат.

И я снова закрыл глаза. На этот раз он не стал церемониться, и тут же приник к моим губам без всякого предупреждения.

- Обними меня, - с придыханием скомандовал Билл.

Реакция от шока была замедленной, поэтому я, весь покрытый бледными розовыми пятнами от дичайшего смущения, лишь сидел и хлопал глазами, не в состоянии обработать полученную информацию.

- Чего?

- Её ты тоже будешь с таким видом целовать, как будто тебе вилку в задницу воткнули? Положи руки мне на спину.

Я был похож на запрограммированного робота. Все движения на автомате. Никакой инициативы.

Брат снова прижался к моим губам, слегка оттянул нижнюю, затем прошёлся языком по зубам. Он наклонял голову то вправо, то влево, и, судя по нарастающему напору, ему этого было катастрофически мало. Я был похож на статую и не подавал признаков жизни.

- Открой рот, - звонко чмокнув меня напоследок, попросил Билл, ласково гладя по щеке и шее. - Отвечай мне, Том. Повторяй за мной. Большего от тебя пока не требуется. Это очень легко и приятно, вот увидишь.

Казалось, он целую вечность облизывал мой рот снаружи и изнутри. Я, как послушный ученик, выполнял все упражнения на совесть. Шевелил губами и даже подавался на встречу. И что самое удивительное, под конец дал волю рукам и начал поглаживать брата по пояснице. Наверняка неосознанно.

Билл отпустил меня, только когда я стал задыхаться от нехватки кислорода. Он тяжело дышал с приоткрытым ртом и всё ещё не мог отвести маниакального взгляда от моих припухших губ.

- Ты хороший ученик, - похвалил он, кое-как взяв себя в руки. Ему даже удалось выжать подобие улыбки.

- Спасибо, - прошелестел я и принялся теребить шнурки на кроссовках. Смотреть сейчас в глаза брату было невыносимо неловко. - Мне даже понравилось.

Билл просиял. В глазах замерцал огонёк надежды, но, не успев разгореться, был безжалостно потушен моими следующими словами.

- Я представлял Марлин. А ты кого?

- Что? – спросил брат, непонимающее бегая глазами по моему лицу.

- Ну, кого ты представлял, когда целовал меня?

- Кроме тебя никто не нужен.

- В каком смысле? Билл, ты чего?

Сбитый с толку, я наблюдал за тем, как он расстегнул оставшиеся пуговицы на моей рубашке, стащил её с плеч, прижался губами к шее, и начал покрывать её торопливыми поцелуями.

- Билл, - я упёрся ладонью ему в грудь, но этот жест ничуть не отвлёк его. Я запаниковал и начал сопротивляться, уворачиваясь и отпихивая. - Не надо. Зачем? Это уже слишком. Билл, остановись!

Однако мой крик страха и отчаяния произвёл противоположный эффект. Брат рывком повалил меня на траву, а сам забрался сверху, устроившись на бёдрах. Его худые пальцы сомкнулись вокруг моих запястий. Он медленно наклонился, к самому уху, но вопреки ожиданиям заговорил громко, делая акцент на каждое слово.

- Если эта сука хоть пальцем до тебя дотронется, то в следующий раз увидишь её только на фото в газете. В разделе «Скорбим и помним», понял?

Я судорожно и часто закивал. Билл удовлетворённо похлопал меня по щеке.

- На самом деле, это она тебя не достойна. Том, - он провёл кончиком пальца по контуру моих губ, - со мной тебе будет лучше. Обещаю, что больше не оставлю тебя. Обещаю, что всегда буду рядом. Нам будет хорошо вместе, вот увидишь.

- Скажи, что ты пошутил. Так нельзя.

- Никто и никогда не будет любить тебя так, как я!

- Ты мой брат!

- Ах, это…, - безразлично кинул Билл и сделал вид, что задумался.

- Отпусти!

- Думаешь, я не пытался?! - снова наорал на меня брат. Явно хотел сказать что-то ещё, но осёкся.

- Билл, нет…

- Заткнись!

Он стал с остервенением терзать мои губы, не обращая внимания ни на стоны боли, ни на мои жалкие попытки вырваться. Стало неудобно, и он, не прекращая процесса, аккуратно лёг на меня целиком. Его рука незаметно прошмыгнула под резинку моих брюк. От неожиданности я вскрикнул, но этот крик растворился во рту брата, и наружу вырвался лишь стон. Билл целовал и гладил меня везде, не помня себя. А когда остановился и решил перевести дыхание, так и замер на полу-вздохе.

По моим щекам ручьями текли слёзы. Глаза зажмурены, губы сжаты и сложены в тонкую кривую линию, а на лбу образовалась глубокая складка. Словно кто-то замахнулся на меня для удара. Я бесконечно всхлипывал и дрожал, но понял, что издевательства, пусть и временно, но прекратились. Издав какой-то тонкий писк, я в голос зарыдал.
Брат не шевелился. Он впал в ступор и больше ничего по отношению ко мне не предпринимал. Его лицо было похоже на лицо невменяемого убийцы, который вдруг понял, что натворил.

- Пожалуйста, не надо. Я хочу домой. Я хочу уйти. Пожалуйста. Умоляю. Пусти. Не хочу. Я не хочу, - как в бреду шептал я одни и те же слова по кругу.

- Том, - он попытался вытереть слёзы, но я дёрнулся как от огня и завыл ещё громче.

- Уйди от меня!!

И Билл сделал это. Он слез с меня, отпустил руки и дальше только смотрел, как я на подкашивающихся ногах пытаюсь встать, подбираю рубашку и, не говоря ни слова, ухожу прочь с поляны. Пытаюсь бежать, но постоянно спотыкаюсь о невидимые преграды. Он провожал меня взглядом до тех пор, пока я окончательно не растворился в лесной чаще.

Брат медленно поднялся. Его чувства и мысли сейчас были закрыты для меня. Лицо бледное, непроницаемое, абсолютно ни о чём не говорящее. Безликая маска. Как если бы тело покинула душа. Он закрыл глаза, и уже через секунду по лесу пронёсся оглушающий крик. Билл сдёрнул подстилку, повалив на землю всю оставшуюся еду, скомкал её и зашвырнул за деревья. Затем подошёл к шалашу и ногой выбил подпорки. Строение в один миг превратилось в груду хлама. Он крушил и ломал всё, что попадалось на глаза, и, казалось, никогда не остановится.

Выбившись из сил, он, наконец, затих. Разгорячённый, с безумным взглядом, дыхание его было тяжелое и прерывистое. Схватившись за голову, он рассеянно осмотрелся вокруг. Но было совершенно очевидно, что на всю эту разруху ему глубоко начхать. Подойдя к дереву, Билл съехал спиной по стволу, сел на корточки и спрятал лицо в коленях. Он мерно раскачивался из стороны в сторону, что-то бормоча себе под нос. Самая натуральная истерика.

Я видел брата всяким. Но только не таким. Ещё никогда он так открыто не демонстрировал свою слабость. Он плакал, и впервые в жизни я не заподозрил его в неискренности.

Неожиданно он вскочил и сорвался с места, рванув прямиком вглубь леса.

Я тоже поднялся на ноги как на пружине. Куда это он? Что дальше? Бежать за ним или остаться?

Время ещё есть, значит, выбора нет.

Стараясь близко не приближаться, но и не отставать, я гнался за братом. Жутко боялся наделать много шума – ветки и опавшие засохшие иголки громко хрустели под ногами. В какой-то момент понял, что потерял его из вида. Задыхаясь после незапланированной пробежки, я вертелся вокруг своей оси в поисках знакомой фигуры. Билл обнаружился неподалёку, всего в нескольких метрах о того места, где находился я. Нас разделял широкий овраг. Видимо, я не заметил, как он свернул в другую сторону.

Брат стоял на самом краю. Носки его ботинок покачивались в воздухе, ветер бесцеремонно трепал волосы и футболку. На щеках белёсые дорожки от высохших слёз. Широко распахнутые глаза в контрасте с безмятежным, на первый взгляд, выражением лица смотрелись довольно комично.

Я почувствовал удар в грудь и рухнул на землю. В ногах появилось уже знакомое ощущение тяжести, будто к ним привязали огромный булыжник и теперь он настойчиво тянет меня ко дну. Время вышло. Я понял, что возвращаюсь и из последних сил старался сфокусировать зрение. Но с каждой секундой глаза всё больше подводили меня.

А Билл всё также балансировал на краю пропасти.

Мир завертелся с бешеной скоростью и начал растворяться, словно в кислоте. Последнее, что я запомнил, было зарёванное лицо брата и мелкие камешки, вылетевшие из-под его ноги, которая зависла в воздухе.

Я кричал и тянул руки. Туда, к нему. Но меня уносило всё дальше. Пытался задержаться, но упорствовал напрасно. В той реальности меня уже не было.

***
- Что-то ты зачастил. Скоро придётся все полы в квартире застелить коврами и накидать подушек, иначе ещё парочка таких свободных падений - и сотрясение мозга тебе обеспечено.

Голос Билл пробивался ко мне как заблудившийся путник через туман. Он потянул меня, заставляя принять вертикальное положение. Не успев сообразить, где нахожусь, я испугался, что выдал себя. Но передо мной сидел взрослый брат, как всегда красивый и опасный, с жёстким взглядом и крайне недовольной физиономией. Будто сто лет его не видел.

- Сколько меня не было? - мутило как после трёхчасового катания по кругу на детской карусели.

- Теперь это так называется? «Отъехал» ты всего на несколько секунд. Том, что с тобой происходит? Как-то связано с сердцем или это такой протест?

- Не может быть, - в голове не укладывалось. Я пробыл там целый час, а здесь и минуты не прошло? Дотянувшись до мобильного, мне удалось в этом убедиться.

- Чего не может? - начал раздражаться брат. Собственно, он и не прекращал.

- Ничего. Просто мысли вслух. Наверно последствия от удара.

- Слушай, дружок, не еб* мне мозги. Своих нет, хоть чужие не трогай. Я не понимаю, ты что-то покуриваешь за моей спиной?

- Что за чушь, - я устало откинулся на спину и положил на лицо подушку. Билл тут же отнял её. Он навис надо мной и схватил за подбородок, заставляя смотреть в глаза.

- Чушь - это когда ты ни с того ни с сего спрашиваешь меня о прошлом, докапываешься до моих воспоминаний, ковыряешься в моей голове, а потом вдруг грохаешься в обморок, очухиваешься и удивляешься, какое небо голубое. И вот теперь скажи мне, братец, что весь этот спектакль означал? Что у тебя на уме, Том? И не смей мне врать.

Кто бы мог подумать, что тот четырнадцатилетний подросток уже тогда творил такие вещи, которые обычные дети могут увидеть лишь по телевизору или в кошмарах. Почему у такого ангельски красивого человека настолько чёрное каменное сердце? Почему, осознавая всю неправильность и отвратительность своих фантазий и желаний, он всё-таки сделал это со мной, там, на той поляне? Неужели его страсть столь велика, что даже если он и хотел, то не мог её контролировать? Неужели в этом мире существует сила, способная полностью, без остатка подчинить себе моего строптивого брата, заставив мучиться в вечном рабстве? Что это за любовь такая, когда оба на грани?

Я дотронулся до его щеки и со всей нежностью, на которую только был способен, провёл по ней подушечками пальцев, заставив Билла вздрогнуть от неожиданности.

- Зачем это?

- Даже несмотря на страх, ты пошёл до конца. Тебя не остановили ни здравый смысл, ни неминуемая расплата за совершение одного из самых тяжких грехов, ни мои слёзы и мольбы.

Я поднялся на локтях, убрал с его лица чёрные выбившиеся пряди волос и поцеловал.

- Ты болен, Билл.

Глава 2

Мы не сможем изменить настоящее, если не знаем прошлого. ©

Ручки тяжёлых пакетов врезались в кожу. От постоянных перехватов и трения она адски горела, заставляя морщиться от неприятных ощущений. Перчатки я, конечно же, надеть забыл. Надеяться на помощь Билла не приходилось, поскольку тот сегодня был страшно раздражен. То есть, чуть больше, чем обычно. Что ж, я не виноват, что магазин с эконом-продуктами, удобно располагавшийся на нашей улице, закрыли и перенесли в другое место, на окраину города. Пришлось тащиться черти куда, чтобы купить себе еды. Я не звал его с собой и тем более не заставлял ехать, я даже пытался отговорить, но вполне предсказуемо провалил все попытки. Он настоял. Уж это он умел.

Брат не выносил долгие поездки на общественном транспорте, поэтому я старался помалкивать и не слишком нервировать его. Хотя выражение его лица так и подбивало отпустить какую-нибудь едкую шуточку и от души посмеяться над ним. Но потом я прикинул, чего это будет стоить, и решил, что сломанные кости не та цена, которую я готов заплатить за веселье.

Со стороны можно было бы подумать, что его сейчас вот-вот вырвет - настолько несчастным и бледным он выглядел. Похоже, большинство пассажиров, оказавшихся возле нас, истолковали его нездоровый вид точно так же, и пересели подальше. И правильно сделали.
Предвкушая ещё одну сорокаминутную тряску, Билл дымил как паровоз, вытягивая из пачки сигарету за сигаретой и методично капая мне на мозги.

- С*ка, бесит! Надо было такси взять.

Надо заметить, что больше общественного транспорта Билл ненавидел ждать именно такси.

- А расплачивался бы чем, натурой? - я закашлялся, когда брат резко повернул голову и пустил струю дыма чётко мне в лицо.

- Конечно, - с улыбкой мясника сообщил он. - Твоей.

Далее последовал традиционный обмен любезностями. Впрочем, каждая такая стычка была заранее нечестной. Если Билл мог отделать меня по-полной, не стесняясь в выражениях, фантазии и средствах её воплощения, то я был вынужден фильтровать базар и газовать на минимально разрешённой скорости. Удовлетворённо хмыкнув, глядя на мои пылающие от унижения и стыда щёки, он хлопнул меня по спине и хитро улыбнулся, обнажив свои не по-человечески длинные клыки. Его страшно забавляла моя проклятая привычка каждый раз смущаться из-за особенно пошлых и колких замечаний. Я дал повод, а он воспользовался им, чтобы развлечься. И кто опять виноват? Ну, разумеется. Чтобы хоть немного реабилитироваться, я ткнул в него одним из пакетов. Самым тяжелым.

- Не будь свиньёй, возьми хоть что-то. Я уже рук не чувствую.

Билл скривился так, словно я предложил ему съесть живого таракана. Ещё бы. Это ведь я вот уже третий год подряд выполняю роль золушки, в то время как злая мачеха ничего тяжелее пистолета и ножа никогда не держала. Разве что бездыханное мёртвое тело…

Невысокий тучный мужчина промчался мимо нас и толкнул брата в плечо так, что тот выронил сигарету.
А я, не успев додумать собственные мысли и ужаснуться им, в панике замер.
Глядя на стремительно меняющиеся выражение и цвет лица брата, я почти поседел. Началось. Взгляд исподлобья - жёсткий, бескомпромиссный. Глаза, моментально налившиеся кровью и источавшие теперь глубинный гнев. Пальцы сжались в стальные кулаки и задрожали от нетерпения. Билл подобрался и со звериным оскалом сделал шаг вперёд. И в это же время чудесным образом к остановке подъехал наш автобус, показавшийся мне сейчас настоящим даром свыше. Искренне не желая мужичку участи собирать свои зубы по всей остановке, я сделал первое, что пришло в голову – рывком развернул брата в противоположное направление, всучил ему треклятый пакет, и пока он ошалело глазел на меня, беспардонно подтолкнул его к дверям автобуса. Он в последний раз уничтожающе зыркнул на удалявшуюся фигуру ничего не заподозрившего мужика, и тяжело вздохнул. Явно с сожалением. Затем пропустил меня, как и всех остальных немногочисленных пассажиров, вперёд.
Он всегда заходил последним.

Людей внутри оказалось немного, и мы устроились как можно дальше от них, усевшись на сплошное сиденье в самом конце автобуса. Биллу позвонили. Он зачем-то долго гипнотизировал дисплей, прежде чем ответить. В его глазах не было нерешительности или страха, он будто просто не понимал, почему ему вообще звонят, и прикидывал возможные варианты. Жестом приказав мне заткнуться, он отвернулся, прикрыв рот с одной стороны. Чёртов конспиратор.

Брат разговаривал не меньше десяти минут. Слов было не разобрать, но по интонации я понял, что он в основном задавал вопросы, после чего долго и внимательно слушал собеседника. Устав за ним наблюдать, я подтянул пакеты повыше и накрыл их рукой, чтобы они не съехали вниз. Не хотелось после очередной резкой остановки собирать содержимое по всему салону.

На стёкла липли мокрые хлопья снега и тут же таяли, растекаясь быстрыми струйками в разные стороны. Осень в этом году выдалась не по-европейски зимней. Судя по мелькавшим в окне прохожим, некоторые не успели подготовиться к резкой смене погоды и щеголяли в чем попало. Девушки, в основном, ещё зябко кутались в коротенькие кожаные курточки, подняв ворот до самого носа и вжав голову. Они смотрели себе под ноги, не решаясь встретиться глазами с морозными ветрами, и время от времени стряхивали с волос и ресниц приставучие снежинки. Парни же более практично подошли к делу. Хотя некоторые, те, кто помоложе, умудрялись сочетать несочетаемое, расхаживая в смешных меховых шапках и тёплых перчатках, вовсе без курток, зато в жилетках и толстовках под ними. Как будто мёрзли они исключительно по частям. По виду же пожилых мужчин можно было сделать выводы, что они явно переусердствовали с экипировкой. Впрочем, легко рассуждать. Вот будет мне шестьдесят… Если доживу.

Я повернулся к брату. Он по-прежнему внимал голосу из динамика. Глаза прикрыты, ладонь лежит на лбу под чёлкой. Эта поза означала только одно – собеседник его утомил. За эти пару дней передышки, пока я приходил в себя после простуды и первого кувырка во времени, Билл никуда не отлучался, и мне представился шанс понаблюдать за его мимикой и набором жестов, постараться запомнить их значения. Любой реакции предшествует внешний сигнал, который может рассказать о многом: предупредить об опасности, выдать ложь, смущение, возбуждение. При желании и небольшом усердии, людей можно было бы читать как открытую книгу, только мало кто об этом задумывался. Но мне пришлось освоить основу, изучить самые элементарные эмоции, возникающие на лице брата в разных ситуациях, полагаясь лишь на свои скудные знания. Чтобы не показаться подозрительным, я спрашивал его о прошлом, обходя стороной наше детство, опасаясь, что он захлопнет и без того открытую лишь на несколько сантиметров дверь откровенности и прищемит мне пальцы. Билл стал объектом моего пристального наблюдения, и мне удалось выяснить самое главное. Когда он после моего очередного вопроса старается что-то вспомнить, его взгляд, всего миг назад прямой и осмысленный, превращается в расфокусированный. Он смотрит не на меня, а сквозь, глаза поднимаются вверх, вправо, и замирают прежде, чем снова озариться сознанием. В этот самый момент в моём распоряжении лишь пара секунд, чтобы дать отмашку высшим силам. Ведь у меня нет права на ошибку. Так я и тренировался, раз за разом мысленно моделируя ситуации, молясь, чтобы на практике всё получилось.

Рассказ про мамин кабинет с тех самых пор не давал мне покоя. Там, на поляне, Билл хотел рассказать, что он там нашёл. Хотел, но передумал. Может, он решил, что это не моего ума дело, что я не поверю ему. Или просто чего-то испугался. Но одно я знал наверняка – что-то в этом кабинете взбудоражило моего брата так сильно, что на какое-то время он даже перестал владеть собой. И мне предстояло выяснить причину. Других зацепок всё равно пока не было. Поначалу я обрадовался, что не придётся снова расспрашивать Билла о детстве, разумно, как мне на тот момент показалось, решив, что комната, служившая маме рабочим кабинетом, никуда не денется, а значит попасть туда можно в любой другой год. Но всё моё ликование улетучилось, когда до меня дошло, что той вещи, которую нашёл брат, может не оказаться ни до, ни после. Что, если я промахнусь? Всё будет напрасно, а этого я допустить никак не могу. Следовательно, мне нужно снова вернуться в те дни и поработать, как опытной собаке-ищейке, обшарив каждый сантиметр материнского кабинета.

Я подавился воздухом и рефлекторно дёрнулся, долбанувшись коленкой о спинку переднего сиденья. Из глаз посыпались искры от жёсткой хватки брата на моём бедре рядом с ширинкой. Натурально офигев от такой бесцеремонности, я уставился на него со всем возмущением, на которое только был способен. Билл ржал как конь. Он ослабил хватку и уткнулся лбом в моё плечо, гадко хихикая, как нашкодивший ребёнок. Взглядом закатав его катком в асфальт, я снова отвернулся к окну. Билл набирал обороты. Переместил ладонь мне на грудь, расстегнул верхние пуговицы куртки и нагло забрался внутрь. Дыхание опалило шею.

- Не здесь же, - прозвучало грубее, чем я рассчитывал, что не скрылось от внимания брата. Такие выходки он никогда не спускал мне с рук. Тонкие костлявые пальцы сомкнулись на моём подбородке, вынудив разжать губы. Тут можно было предположить два варианта: либо поцелует, либо вмажет. С него станется. Но, к моему великому удивлению, ни того, ни другого не последовало. Он просто разъедал меня взглядом, великодушно предоставив время на осознание моей ошибки. Я прикинулся статуей, не в силах отвести от него глаз. Беспокоился я не столько о себе, сколько о том, что могут подумать люди, если они сейчас станут невольными свидетелями этой мизансцены. Надо было спасать положение.

- До дома потерпишь? - примирительно прошептал я.

Брат недоверчиво прищурился. Но все же отпустил меня, наверняка решив, что в моем вопросе действительно присутствует доля здравого смысла.

Как я и боялся, нас засекли. Сухой сгорбившийся старичок, лет этак за «столько не живут», с укором взирал на нас с переднего сиденья и неодобрительно качал головой. И чего ему в окошко не смотрелось? Я только и успел, что вцепиться брату в рукав пальто, когда он начал медленно наклоняться вперёд. Не обращая внимания на мои тихие оклики и постоянные дёрганья, он облокотился на спинку свободного кресла перед ним и только тогда поднял на мужчину глаза. Сложно представить, что конкретно тот увидел в них, но судя по его лицу, с которого тотчас сошли все краски, Билл был весьма красноречив.

- Проблемы, дедуля? - нарочно приторно поинтересовался брат и скривил губы в демонической улыбке. Старик поспешно отвернулся. Правильное решение.

- Кто звонил? - хотелось отвлечь брата, пока он окончательно не завёлся. Тот окинул меня насмешливым, но беззлобным взглядом. Кажется, раскусил мой нехитрый план. Но всё-таки лениво поддался.

- Помнишь, я рассказывал про одного из нас? Который решил соскочить, наивно полагая, что он сможет выйти сухим из воды?

Я медленно кивнул, почувствовав, как от затылка по спине пробежал неприятный холодок.

- Да.

- Всё, финита ля комедия. Этот прохвост оказался хитрее, чем мы предполагали. Он попытался выехать за пределы страны раньше намеченной даты. Видимо, догадывался, что мы пронюхали его планы, и решил подстраховаться. Надеялся, что его не засекут. Кретин, – тихо добавил Билл и ненадолго замолк. Что-то странное и неуловимое прозвучало в его голосе. Если бы я не знал брата, не знал, что всё светлые и добрые чувства, существующие в этом мире ему чужды, то подумал бы, что он сожалеет. Какая нелепость.

- Его убили? - сначала сказал, а потом подумал. Брат проигнорировал мой наиглупейший вопрос.

- Они справились без меня.

- Сколько ему было?

- Достаточно, чтобы не совершать таких опрометчивых поступков.

- Семья?

Билл внимательно взглянул на меня.

- Нет.

Ложь, произнесенная лишь для того, чтобы я прекратил донимать его расспросами. Да и вряд ли он рассчитывал на то, что я поверю. Что стало с родными того человека? Сбежали вместе с ним? Или же он не захотел подвергать их смертельной опасности, решив просто исчезнуть из их жизней? А что, если нет? Что, если все они были там, с ним, напуганные, не понимающие, что происходит? Разделались с ними так же беспощадно или не тронули? Они ведь ни в чём не виноваты и не должны расплачиваться за грехи других. От всех этих мыслей на душе стало гадко. Я неопределённо мотнул головой, отгоняя мельтешащие перед глазами кровавые иллюстрации.

- На твоём месте, я бы лучше о себе беспокоился, - безошибочно истолковал моё состояние брат. Раньше он приказывал мне, что делать, а теперь ещё и о чём думать? Блеск.

- Я не железный дровосек, у меня есть сердце.

А вот этого я никак не ожидал. Сначала Билл удивлённо вскинул брови, сжав губы, а затем взорвался громким хохотом, переполошив пассажиров, которые к этому времени уже успели понять, что долго на нас внимание лучше не задерживать.

- Да ты поэт! Может, начнёшь стихи писать? Могу даже парочку псевдонимов подкинуть. Правда, в голову только женские приходят, - продолжала ржать эта сволочь, теперь уже даже не стараясь убавить громкость. Казалось бы, я должен был уже давно привыкнуть к его оскорблениям и шуточкам ниже пояса, но… Как же он мне противен.
Когда смех утих, и по его лицу расползлась гадкая улыбочка из серии «хрен сотрёшь», он, наконец, заметил, что я всё ещё не проронил ни слова, продолжая сидеть с каменным лицом, чтобы ни одной мышцей не выдать своих истинных эмоций. А все мои старания подобного рода он ценил, и будь мы в другой обстановке, наверняка продолжил бы насмехаться, испытывая моё самообладание.

- Такой смешной, - прошептал он мне прямо в губы, едва их коснувшись. От следующих его действий я всерьёз усомнился, что мы сможем доехать до дома и не будем вышвырнуты за дверь, погоняемые разнообразными ругательствами. Билл съехал по спинке кресла, уложил голову мне на колени и вытянул свои длинные ноги на оставшиеся свободные сиденья.

- Ты в своём уме?! - зашипел я, охватывая салон быстрым суетливым взглядом в поисках любопытных глаз. То положение, в котором мы сейчас находились, могло вызвать приступ неконтролируемого воображения у молодых людей, и самый обыкновенный сердечный у пожилых, коих в автобусе было немало. Особенно если учесть, что голову брата не было видно из-за ряда передних сидений. Все свои опасения я и озвучил Биллу.

- Расслабься, сестрёнка, не все такие извращенцы, как ты. Я устал, и если не перестанешь ныть, сделаю так, что все их зарождающиеся подозрения превратятся в неопровержимые доказательства.

И тут же сделал ещё хуже – перевернулся на бок, разведя края моей крутки в стороны, и зарылся носом в складки свитера.

- Тёпленький, - констатировал этот гад с довольной рожей, ещё и обняв меня рукой за талию. Проворные пальцы забрались под одежду. Лениво скребя меня по спине, он так и лежал какое-то время без единого звука. Стоит отметить, что эти методичные поглаживания, так раздражавшие меня поначалу, постепенно начали мне нравиться. Стыдно признаться, но я даже расслабился и закрыл глаза от удовольствия. Если повезёт, мы доедем до дома в тишине и покое. Но часто ли мне везло в этой жизни?

- Твой Бог насмехается над нами. Он учит других милосердию, в то время как сам не чурается быть жестоким к своим якобы любимым детям. Но разве так поступает любящий родитель? Разве это признаки великой любви – заставлять своих чад страдать по собственной прихоти? Он вас всех ненавидит, Том. Ненавидит. Он играется с вами, как ему вздумается. Но даже самый непутёвый хозяин обращается со своими игрушками куда бережнее.

- О чём ты?

Брат лежал с закрытыми глазами и хмурился, будто невидимый свет слепил его даже через закрытые веки. На секунду я предположил, что он бредит во сне, но произносимые слова были слишком чёткими, чтобы усомниться в их осознанности. Не успел я задать ещё один вопрос, как ласковые пальцы, до этого времени царапавшие спину, впились в меня с такой силой, что я резко выгнулся и коротко простонал, скорее от неожиданности, чем от боли. С трудом преодолел желание сбросить с себя Билла, как надоедливую кошку, внезапно выпустившую когти. Что на него нашло? Он снова повозил лицом по моему свитеру, и замер, плавно выдыхая через рот тепло, которое тут же проникло под одежду, обжигая живот и распространяясь по всему телу. В такие моменты брат особенно пугал меня. И лучшим выходом из положения было просто не двигаться и молчать. До тех пор, пока он сам не задаст вопрос и не потребует на него ответ.

- Почему ты? Почему из всей этой херовы тучи миллиардов людей мне достался именно ты, мой никчёмный брат? Да, я не святой, признаю, и возможно заслужил наказание, но, бл*ть, это явный перебор… Так погано надо мной ещё никто не глумился. Скажи Ему спасибо, Том. Посмеши его ещё больше, может он щедро наградит тебя ещё одним издевательством, чтобы ты не скучал. Влюбиться в своего близнеца… Уверен, мы – венец его извращённых фантазий. Страшно представить, какой разврат творится у них там, на этих чёртовых небесах.
Билл затрясся в беззвучном смехе, окутав меня густым туманом зарождающейся паники. Всё могло выйти из-под контроля в любой момент. Это был один из тех моментов, когда он впадал в какой-то поверхностный транс и балансировал на грани безумия, совершенно не отдавая отчёт в своих словах и действиях. Мне лишь каждый раз оставалось молиться, чтобы этот баланс не нарушился. Последствия могли быть губительными для всех, кто находится в этом автобусе, и даже я предугадать их не в силах.

- В тебе нет ничего из того, что я ценю в людях. Ни силы воли, ни смелости, ни характера. Ты не имеешь представления о реальной жизни и о том, чего же ты всё-таки от неё хочешь. Хилый, бесполезный, раздражающе тихий и доверчивый нытик. Ты настолько же жалок, насколько непроходимо глуп. Маменькин сынок, отчаянно цепляющийся за подол её юбки. Посмотри, кого она из тебя сделала? Труса, неспособного постоять за себя, шугающегося каждого окрика. Домашний цветочек, который тут же завянет, стоит только лишить его заботы, вынести на улицу, за пределы тепла и света. Я не уважаю таких, как ты. Всю свою жизнь я презираю мягкость сердца, потому что оно разлагает наш мозг, навлекая на вечное подчинение. За одно только это тебя следовало бы убить. Естественный отбор ещё никто не отменял. Слабакам здесь не место. А ты слабый, Том, ты мне не пара и я должен тебя ненавидеть. Должен, понимаешь ты или нет?! - прикрикнул Билл и ударил меня кулаком в грудь с таким лицом, словно это было только начало, и он собирался растерзать меня на части. Я почувствовал, как всё его тело напряглось. Дыхание частое, прерывистое, как у загнанного в ловушку зверя, только управлял им отнюдь не страх, а желание, в природе которого он сейчас и пытался разобраться, корчась от противоречий и отчаянно стараясь не потерять контроль. Жуткое зрелище. Я на всякий случай приготовился к худшему. - И позариться-то не на что. Разве что мордаха смазливая. А так… Сплошное ходячее недоразумение. В чём только душа держится? Ручки как прутики, ножки – спички, задницы и той нет, одни кости. Не говоря уже о мышцах, о которых твоё тельце слыхом не слыхивало. Убожество.
Закрепляя эффект каждой реплики, Билл бесцеремонно лапал меня за все перечисляемые им места. Я сидел неподвижно, и дёрнулся лишь когда он подсунул руку и схватил меня за ягодицу. Возникли невесёлые ассоциации с рабами на рынках, когда их оценивают и выбирают для покупки будущие хозяева. Этот хоть в рот не полез.

Дата добавления: 2015-12-08