Читайте также:
|
Это реквием.
Мой реквием.
Я пишу тебе эти строки затем, чтобы потом сжечь. Поднести
листок бумаги к свече и отстраненно смотреть, как огонь яростно пожирает буквы.
Одну за другой. Уничтожая смысл, но рождая в себе истинную суть.
Смерть.
Что-то огромное внутри меня уже давно забилось в уголок,
стремительно уменьшаясь в размерах до истерично бьющегося куска плоти.
Раз-два. Раз-два. Прием.
Соедините меня с тем светом, пожалуйста.
Эта кипящая боль внутри меня уже почти улеглась. Свернулась
тихим, шипящим клубком где-то на дне души. И я уже не боюсь сломать карандаш,
упорно и зло выцарапывающий на бумаге эти слова. Слова, которые никто не
увидит.
Это мой реквием, только мой.
А ты…А что ты?
Я же думаю только о себе. Я слышу только себя, только тонкий
скрежет зубов, сдерживающий крик изнутри. Я делаю все, чтобы подтвердить твои
слова. Последняя дань приличию. Дама всегда должна быть права, ведь так?
Ты будешь права. В последний раз.
Я такой, какого меня нет.
Я то, что было выскоблено тупым ножом лет. Я то, от чего я
сам отказался.
Призраки не горят. Но я что-нибудь придумаю.
Не беспокойся на этот счет.
Затекшая рука дает мне новое чувство, чувство физической
боли. Я отбрасываю карандаш в сторону и разминаю пальцы. Мне нельзя
останавливаться.
Я шагаю по лезвию грифеля, чтобы сыграть реквием на флейте
обнаженных нервов.
Вот только слушатель в моей комнате только один - свеча,
укоризненно смотрящая на меня осколками пламени.
Не смотри на меня так.
Отвернись.
Закрой глаза.
Но…
Но кто я без уродливого куска воска? Без оплывшей фигуры
единственного преданного мне сейчас существа? Без отблесков пламени в
собственных глазах?
Уйдешь ты, исчезну и я. Погружусь в темноту собственных
воспоминаний. Застыну навек в памяти потухшей свечи.
Нет.
Пальцы вновь берут карандаш.
Уходит страсть. Уходит боль, лениво и неохотно покидая мой
разум. Но реквием не закончен.
Я истерично пытаюсь зацепить строки кончиком карандаша и
запихнуть их на белый лист.
Найти хотя бы каплю ненависти.
Или хотя бы любви.
Но нет уже ничего. Пустота. Я устало откладываю лист в сторону.
Опустошенно смотрю на медленно догорающую свечу. Монолог тишины в полутьме.
Криво улыбаясь, подношу бумагу к огню. Осторожное
прикосновение… Помнишь, как я осторожно прикоснулся к твоим губам тогда? Шел
дождь.
И он кончился. Последние капли уже давно высохли на горьком асфальте твоих губ
Пламя истерично захлебываясь пытается обхватить листок
бумаги целиком. Пеплом отлетают в сторону слова и строки, крик и шепот.
Огонь и агония, брат и сестра. Вечное соитие почти жизни и
почти смерти.
Все почти кончено.
Последняя безумная вспышка, и все.
В моих закопченных руках остается лишь крохотный уголок с несколькими буквами.
Это реквием.
Мой реквием.
Я пишу тебе эти строки затем, чтобы потом сжечь. Поднести
листок бумаги к свече и отстраненно смотреть, как огонь яростно пожирает буквы.
Одну за другой. Уничтожая смысл, но рождая в себе истинную суть.
Жизнь.
Ниже нуля
Говорят что
тьма – отсутствие света. Говорят, что холод – отсутствие тепла. Когда хаотичное
движение молекул хотя бы немного замедляется.
Я иду вдоль
заснеженных витрин, и они учат меня жизни. Покупай наши куртки, друг. А у нас скидки на бытовую технику, заходи! А
у нас вообще бесплатный Wi-Fi бизнес-ланчем от 50 рублей.
Они отнимут у
тебя кусок твоей жизни и вновь выкинут на улицу. В холодную, безумную зиму. Ты
будешь стоять у двери, морщась от холода, и мучительно думать, что же делать
дальше.
Утешь себя
мыслью, что последние 15 минут шопинга дали тебе жизненный смысл.
Но магазины пусты и мертвы сейчас, и я должен найти себе занятие
самостоятельно. Холодно. Руку сердито знобит подобранный, насквозь
проледеневший, кусок бетона.
Накорми пять
тысяч голодных витрин семью камнями.
Вопли сигнализации
как предсмертная агония 21го века. Случайные прохожие лишь ускоряют шаг,
проходя мимо внезапно оскалившихся магазинов, случайные машины, задумавшись на
миг, торопливо ускоряют движение.
Моя душа в
четком резонансе с окружающим миром – в ней точно так же огромными
грязно-белыми хлопьями размашисто идет снег.
В наушниках кто-то под визг
витрин бодро шепчет что-то мне на ухо, но мне холодно. Мучительно холодно.
Когда идешь по натоптанному
сотней людей снегу чувствуешь себя убийцей.
Давя, размазывая по снежной
пыли беззащитные чужие следы, ощущаешь особенный привкус во рту.
Когда ты часть звенящей, во
истину звенящей, тишины города, ты ощущаешь себя чем-то большим чем просто
ничто.
Легче всего стать тем, от
чего бежишь. Поэтому я раз за разом, до кровавых мозолей, поднимаю прогнивший
снежный камень и кидаю его в ещё один жадный стеклянный рот.
Мимо меня проходит девушка, улыбаясь
мне. Видя испарину на моем лбу, взлохмаченный волос, петлю наушников на шее, руки,
сжимающие камень в стеклянной крошке, она не боится ничего, она улыбается мне.
Вот она, любовь.
Рука в руку. Губы к щеке,
медленно и неторопливо путешествующие по холодной щеке, в попытке промолчать.
Она осторожно забирает камень
из моей руки и резким движением бросает его в ещё целую витрину.
Я молча смотрю на её
покрасневшее улыбающееся лицо, и чувствую, как становится нечем дышать.
Стеклянная и снежная крошка режет горло тупым ножом.
Холодно. Девушка, поправив
выбившуюся прядь, идет дальше.
А я пытаюсь дышать.
А я пытаюсь жить.
Улица закончилась круглосуточной
забегаловкой и я, внезапно растерявшись, останавливаюсь. Вместо привычного скрежета шагов и зубов, в
ушах начинает играть песня:
Гроздья витрин,
пар изо рта,
эта зима снова сводит с ума,
вечером сон разрывает парад новостей,
город застыл коркою льда,
в серых домах ветер устал
и на душе снова снега в стократ холодней.
21 ниже нуля,
снова идёшь тоску разбавлять
числа спутались в строчках календаря
21 ниже нуля,
шнур от наушников словно петля
ищешь кого-то в снегу декабря.
В карманах пусто и денег нет
даже на пачку плохих сигарет
скалятся хлопьями света ночные авто
холод темно, в ногах гололёд
в серых домах в окнах не ждёт
твоих шагов по ступенькам снова никто.
Я сижу за столом, молча допиваю
еле теплый пластмассовый кофе и смотрю на камень, медленно тающий на столе.
Добрый камень, учи меня
плавать.
Из кафе меня забрали уже
ближе к утру. Молча, сонно и зло повезли в участок.
Мрачный лейтенант хмуро
заполнял какие-то бумаги, я молча и безразлично сидел напротив и смотрел в
окно.
Рассветало.
Парень что-то спросил у меня,
но я не услышал.
- Что?
- Лет, спрашиваю, сколько
тебе?
Задумываюсь. В метровом электрическом свете становится ещё
холодней
- Двадцать один. Ниже нуля.
Глаза в глаза.
Сдавшись, он понимающе
кивает, криво улыбается и опускает глаза в протокол.
Говорят что
тьма – отсутствие света. Говорят, что холод – отсутствие тепла. Когда хаотичное
движение молекул замедляется.
И появляется
хоть какой-либо смысл.
Семь фенек Будды.
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 61 | Нарушение авторских прав