Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Асайя Шотокалунгина.

Да, да, что-то припоминаю: на Кавказе, юго-восточнее Чёрного моря, ещё сохранились, не то под русским, не то под турецким покровительством, остатки черкесских племён, старшины которых обладают правом на княжеский титул.

Лицо княгини с характерными восточноарийскими чертами было той ни с чем не сравнимой строгой чеканки, которая напоминает одновременно греческие и персидские идеалы женской красоты.

Итак, я ещё раз вежливо поклонился моей гостье, которая уютно устроилась в кресле рядом с письменным столом; время от времени её тонкие пальцы рассеянно касались тульского ларца. От мысли, что эта изящная ручка может ненароком сместить ковчежец и нарушить его меридиональную ориентацию, мне вдруг стало не по себе.

— Ваша просьба, княгиня, для меня закон.

После этих слов дама слегка приподнялась, подалась всей своей гибкой фигурой вперёд, и вновь отсвечивающий золотыми искрами, неописуемо нежный, электризующий взгляд как бы ненароком задел меня.

— Дело в том, что Сергей Липотин мой давний знакомый. В своё время он приводил в порядок коллекцию моего отца в Екатеринодаре. Любовь к старинным, редкой работы предметам пробудил во мне тоже он. Я коллекционировала кружева, ткани, изделия различных кузнечных ремёсел, особенно — оружие. Но оружие совершенно определенное, которое у нас, позволю себе утверждать, ценится как нигде. Среди прочего у меня имеется… — Её мягкий воркующий голос, с каким-то странным, чуждым музыкальному строю немецкого языка акцентом, постоянно запинался, рождая во мне ритмическое ощущение набегающих волн — они все катились и катились по жилам, увлекая за собой мою кровь, и вот едва уловимое эхо далекого прибоя коснулось наконец моего слуха.

То, что она говорила, было мне совершенно безразлично, по крайней мере вначале, но ритм её речи завораживал… Впоследствии я понял: этот тонкий, неуловимый наркоз — мне кажется, я чувствую его до сих пор, — он один повинен в том, что многие слова, жесты и даже мысли, которыми мы обменялись во время нашего разговора, как будто приснились мне.

Внезапно княгиня прервала описание своей коллекции и перешла прямо к делу:

— Меня к вам направил Липотин. От него мне стало известно, что вы обладаете одной… одной очень ценной, очень редкой, очень… древней вещью — копьем, я хотела сказать, наконечником копья уникальной работы, с инкрустацией драгоценными камнями. Как видите, Липотин информировал меня точно. Скорее всего, благодаря его посредничеству вы его и приобрели. Как бы то ни было, — она отвела жестом готовый слететь с моих губ недоуменный вопрос, — как бы то ни было, а я хочу обладать этим наконечником. Вы мне его уступите? Я прошу вас! Пожалуйста!

Последние фразы этой странной, сумбурной речи, словно выйдя из-под контроля, бежали наперегонки, обгоняя друг друга. Княгиня сидела подавшись всем телом вперёд, — словно изготовилась к прыжку, невольно подумал я и внутренне усмехнулся, изумившись этой поразительной алчности коллекционеров, которые, завидев или только почуяв вожделенную добычу, могут подолгу таиться в засаде, пока не настанет время хищно изогнуться подобно охотящейся пантере…

Пантера!

Вновь этот образ заставляет меня вздрогнуть! Да, теперь я понимаю, Бартлет Грин в жизни Джона Ди не самый последний персонаж: его характеристики точны и врезаются в память намертво! Что касается моей черкесской княгини, то куда делась ледяная светскость — она едва не подпрыгивала на краешке кресла, а по её прекрасному лицу пробегали волны прямо-таки неподдельных эмоций: ожидания, готовности отблагодарить, нервного, до дрожи, беспокойства и самой что ни на есть неприкрытой льстивости. Я был раздосадован так сильно, что мне не сразу удалось найти слова извинения, которые могли бы передать всю искренность моего огорчения.

— Княгиня, вы просто не представляете, в какое отчаянье повергаете меня. Ваша просьба столь незначительна, а представившаяся мне счастливая возможность услужить такой очаровательной, благородной, великодушно доверившейся мне даме столь уникальна, что разочаровать вас — выше моих сил, но что прикажете делать: у меня не только нет описанного вами оружия, но я и в глаза-то его никогда не видел.

Против всех моих ожиданий княгиня нимало не расстроилась; усмехнувшись самым естественным образом, она перегнулась ко мне и с терпеливой снисходительностью юной мамаши, выговаривающей своему завравшемуся любимцу, проворковала:

— О том, что копьё, получить которое я так страстно желаю, у вас, знает Липотин, знаю я. Решено, вы мне его — продадите. И заранее благодарю вас от все го сердца.

— Мне ужасно жаль, но я вынужден вам сказать, милостивая сударыня, что Липотин. заблуждается! Здесь какое-то недоразумение! По всей видимости, Липотин меня с кем-то перепутал и…

Княгиня резко выпрямилась и встала. Подошла ко мне. Её походка… да, да, — её походка! Внезапно я вспомнил эти движения. Её шаг был беззвучен, упруг — она двигалась словно на носках, почти кралась, и кралась необычайно грациозно… Впрочем, что это я? Взбредёт же такое…

Княгиня продолжала почти нежно:

— Возможно. Даже наверняка Липотин что-то перепутал. Разумеется, копьё попало к вам не от него. Ну и что из того? Ведь вы обещали подарить… его… мне…

Я почувствовал, как от отчаянья шевельнулись мои волосы. Взял себя в руки, стремясь как можно мягче объясниться с этой невероятной женщиной, — вся нетерпеливое ожидание, стояла она передо мной с широко распахнутыми, отсвечивающими чудесными золотыми искрами глазами и усмехалась с неотразимым очарованием; я едва удержался, чтобы не схватить эти божественные руки и не покрыть их поцелуями и слезами бессильной досады — ведь я, уже готовый ради неё на все, не мог, не мог исполнить даже такого ничтожного желания!

Я судорожно вытянулся во весь рост и, глядя прямо в эти лучистые глаза, обреченно простонал:

— Княгиня, последний раз повторяю, что не являюсь владельцем разыскиваемого вами копья или наконечника, что я и не могу им быть, ибо никогда в жизни, несмотря на мою слабость к тем или иным безделушкам, не коллекционировал ни оружия, ни деталей оружия, ничего, имеющего отношение к молоту, наковальне или плавильной печи…

Голос мой становился все тише и наконец совсем угас, зато на щеках вспыхнул предательский румянец… Эта удивительная женщина и бровью не повела — она по-прежнему мило улыбалась, и только её правая рука, словно намагничивая, непрерывно скользила по великолепному серебряному литью тульского ларца, и он, этот редкостный образец кузнечного, почти ювелирного мастерства, неопровержимо свидетельствовал, что все мои уверения — чистейшая ложь. Какой позор! Необходимо подыскивать слова. Однако княгиня небрежно отмахнулась:

— Полноте, сударь, не мучайтесь, я нисколько не сомневаюсь в вашей искренности. И тайну ваших слабостей как коллекционера вовсе не собираюсь вызнавать. Определенно Липотин что-то напутал. Да и я могла ошибиться. И всё же ещё раз прошу вас войти в моё положение… прошу, понимая всю обреченность своих слишком… наивных… надежд, об оружии, о котором Липотин мне…

Я рухнул перед ней на колени. Сейчас мне самому стыдно за эту нелепую театральность, но тогда я просто не видел другого, более сильного и одновременно мягкого выражения моей яростной, невыносимой беспомощности. Я собрался с мыслями, намереваясь произнести наконец неотразимо убедительную речь, уже открыл рот — и тут она с легким, нежным и, должен здесь признаться, обворожительнейшим смехом скользнула мимо меня к дверям, ещё раз обернулась и сказала:

— Сударь, я вижу, как вам трудно сломить себя. Поверьте, я вас очень хорошо понимаю. Но ещё одно маленькое усилие! Найдите решение, которое бы сделало меня счастливой. А я на днях зайду. И тогда вы исполните мою пустяковую просьбу и подарите мне… наконечник копья.

И княгиня исчезла.

 

Теперь она неуловимо присутствует в любой точке моего кабинета: тонкий, сладкий, летучий, доселе неизвестный мне запах подобен аромату экзотического цветка, однако есть в нем и что-то острое, странно будоражащее, что-то — я не могу найти другого слова — хищное. И вообще этот визит — нечто абсурдное, блаженное, гнетущее, щекочущее нервы, вихрем уносящее все надежды прочь, оставляющее после себя какое-то тяжёлое, неприятное чувство и — признаюсь откровенно — страх!

Да, ни о какой дальнейшей работе сегодня не может быть и речи. Пойду прогуляюсь, а заодно зайду к Липотину в Верейский переулок.

И тут меня словно ужалило: когда княгиня Шотокалунгина входила в кабинет, дверь находилась в глубокой тени, так как плотные, тёмные шторы на окне за письменным столом были полузадёрнуты. Значит, это не иллюзия и не обман зрения, значит, глаза входившей действительно на долю секунды полыхнули в сумерках фосфоресцирующим огнём ночного хищника? Но ведь этого не может быть! Да, конечно, мир сей полон загадок, но… И ещё: насколько я могу судить, платье княгини было из чёрного шёлка с серебряной нитью. При малейшем движении струйки и волны приглушенного металлического мерцания разбегались по платью… И мой взгляд невольно соскользнул на тульский ларец. Чернёное серебро — думаю, именно таким было её платье.

 

Стоял уже поздний вечер, когда я вышел из дому, чтобы навестить Липотина. Напрасный труд: лавочка в Верейском переулке была закрыта. На спущенных жалюзи листок бумаги с надписью «В отъезде».

Однако это меня не удовлетворило. Находившиеся рядом ворота вели в тёмный внутренний двор, куда выходили окна квартиры Липотина, располагавшейся за лавочкой. Я вошёл во двор, мутные липотинские окна были плотно зашторены, многократный стук привёл лишь к тому, что открылась соседняя дверь и какая-то женщина спросила, что мне нужно. Она тут же подтвердила, что русский ещё утром уехал. Когда вернётся, она не знает; он говорил что-то о похоронах — да, да, скончался какой-то русский барон, и господин Липотин взялся уладить его дела. Этого мне было вполне достаточно; итак, вместе с дымом последней папиросы барон Строганов воскурил к небесам свою душу! Так что всё вполне естественно, просто печальный долг связан для Липотина с какими-то разъездами… Да, не повезло! Только сейчас, перед закрытыми окнами, я понял, что привело меня к старому антиквару — настоятельная необходимость поговорить с ним о княгине и получить разъяснения, а возможно, и совет относительно проклятого наконечника. Вероятнее всего, либо Липотин просто перепутал меня с кем-то другим, либо этот таинственный наконечник находится у него самого, а он по своей всегдашней рассеянности считает, что продал его мне. Однако и в том и в другом случае не исключена возможность поправить дело и выкупить эту редкость; должен признаться, даже самая несуразная сумма не остановила бы меня, лишь бы подарить это оружие княгине Шотокалунгиной. Поразительно, до какой степени сегодняшний визит взбудоражил меня. Со мной определенно что-то происходит — это, к сожалению, единственное, что я сейчас со всей определенностью могу себе сказать. Спрашивается, почему меня никак не покидает мысль, что Липотин никуда не уехал, а сидит спокойно в своей лавке, обдумывая вопрос о наконечнике, который прозвучал в моей душе, когда я стоял у окна его квартиры, он даже что-то мне ответил… Вот только что?.. В конце концов, может, я даже был у него в лавочке и мы обстоятельно толковали? А о чём, уже не помню… И мне вдруг кажется, что нечто подобное уже было со мной много-много лет — а может, столетий? — тому назад, когда я жил совсем в другом мире…

Домой я возвращался по Старому валу, откуда открывалась чудесная панорама полей и холмов. Вечер был сказочный, ландшафт, раскинувшийся у моих ног, утопал в серебристом мерцании. Было до того светло, что я невольно поискал глазами лунный диск и обнаружил его затерявшимся в гигантских кронах каштанов. Но вот Луна, всё ещё полная — если бы не маленький, едва уловимый изъян, её окружность была бы идеальной, — выплыла из-за тёмных стволов, и мертвенно-зеленоватое, окольцованное красной аурой сияние воцарилось над валом. Пока я в изумлении рассматривал это сумрачное свечение, не в силах отделаться от образа сочащейся кровью раны, странная неуверенность вновь овладела моей душой. Что это, реальность или ожившее воспоминание? Мерцающий диск пересек тёмный хищный силуэт какой-то необычайно стройной женщины. Значит, это её сливающаяся с сумраком фигура струилась меж каштанов по параллельной аллее — да, да, именно струилась! Я вздрагиваю: из ущербной Луны появляется княгиня в своем платье чернёного серебра и шествует мне навстречу…

Потом видение вдруг исчезло, а я, как безумный, всё носился по валу и успокоился только тогда, когда набил шишку и обругал себя последним идиотом.

Встревоженный, продолжал я свой путь. В такт шагов тихо напевал себе под нос и вдруг прислушался к тем словам, которые бездумно сходили с моих губ и сами по себе ложились на эту унылую, тягучую мелодию:

 

Ущербная Луна.

Ночь шита серебром.

Ты смотришь на меня.

Ты помнишь обо мне.

Как крошечен ущерб отточенным серпом,

но как бездонна щель, как пристально узка…

 

Монотонный мотив сопровождал меня до самого дома. С трудом стряхнул я с себя навязчивую литанию, и только сейчас до меня дошло, каким тёмным, зловещим смыслом были пропитаны её строки:

 

Как крошечен ущерб отточенным серпом,

но как бездонна щель, как пристально узка…

 

Эти слова предназначены мне — они ластятся ко мне, как… как чёрные кошки…

Вообще всё, с чем я сейчас сталкиваюсь, оказывается каким-то многозначительным, странным… Или мне только кажется? А началось это, сдаётся мне, с тех самых пор, как я стал заниматься бумагами своего кузена Джона Роджера.

Но какое отношение может иметь ущербная Луна… и я замираю, застигнутый врасплох внезапной догадкой: ведь именно эти два слова вписала чья-то неизвестная рука в журнал Джона Ди!.. Предостережение в зелёной сафьяновой тетради!

И всё же: что общего между таинственным предупреждением какого-то суеверного фанатика семнадцатого века, чёрными мистериями шотландских горцев с их ужасными инициациями и моей вечерней прогулкой по валу нашего доброго старого города при свете живописно мерцающей Луны? Какое отношение всё это имеет ко мне и что мне за дело до всего этого, человеку, живущему как-никак в веке двадцатом?

После вчерашнего вечера всё тело, как свинцом налито. Спал я отвратительно, какие-то путаные, обрывочные сны мучили меня всю ночь. Благородный дед, позволив мне оседлать свое колено, непрерывно нашёптывал на ухо какое-то сложное слово, которое я забыл, помнил только, что по смыслу оно было как-то связано с «копьем» и «кольцом». Мой «другой» лик — я снова его видел — хранил какое-то напряженное, можно даже сказать, предостерегающее выражение. Вот только никак не могу вспомнить, о чём он меня предупреждал. А потом из него (из лика!) вышла княгиня — именно она! — но в какой связи, не помню, хоть убей! Впрочем, о какой логической связности может идти речь в подобных фантасмагориях!

В общем, с такой ватной головой, как сегодня, единственное, на что я способен, — это копаться в старых манускриптах; я был даже рад, что есть занятие, которое займёт мои мысли и не даст мне витать в облаках. Настроение моё заметно улучшилось, когда, раскрыв журнал Джона Ди на том месте, где вчера остановился, я обнаружил, что рукопись до самого конца находится в сносном состоянии. Ну что ж, продолжаю свой перевод.

 


Дата добавления: 2015-07-08; просмотров: 194 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Пиромагия Густава Майринка | Ангел западного окна | КОЛОДЕЦ СВ. ПАТРИКА | ВЗГЛЯД НАЗАД 1 страница | ВЗГЛЯД НАЗАД 2 страница | ВЗГЛЯД НАЗАД 3 страница | ВЗГЛЯД НАЗАД 4 страница | ВЗГЛЯД НАЗАД 5 страница | ВЗГЛЯД НАЗАД 6 страница | ЗАКЛИНАНИЕ АНГЕЛА ЗАПАДНОГО ОКНА 1 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
СЕРЕБРЯНЫЙ БАШМАЧОК» БАРТЛЕТА ГРИНА| СЕРЕБРЯНЫЙ БАШМАЧОК» БАРТЛЕТА ГРИНА

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.011 сек.)