Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 20. В тот же день, 23 июня 1951 г

 

В тот же день, 23 июня 1951 г. в соответствии с директивой, полученной из Москвы, постоянный представитель СССР в ООН и Совете Безопасности Я.А. Малик выступил в радиопрограмме ООН с сенсационным предложением — незамедлительно начать переговоры о прекращении войны в Корее.

«Народы Советского Союза, — сказал Малик, — верят в возможность отстоять дело мира. Советские народы верят также, что можно было бы урегулировать и самый острый вопрос в настоящее время — военный конфликт в Корее. Для этого требуется готовность сторон стать на путь мирного урегулирования корейского вопроса. Советские народы верят в то, что в качестве первого шага следовало бы начать переговоры между воюющими сторонами о прекращении огня, о перемирии с взаимным отводом войск от 38-й параллели. Можно ли сделать такой шаг? Я думаю, что можно при искреннем желании положить конец кровопролитным столкновениям в Корее. Я думаю, что это не такая уж большая цена, чтобы добиться мира в Корее»1.

30 июня генерал Риджуэй, главнокомандующий силами ООН в Корее, объявил о согласии с предложением Малика. 1 июля о том же заявили Ким Ир Сен и командующий китайскими «добровольцами» генерал Пын Дэхуай. 10 июля близ корейского города Кэ-

сона начались переговоры двух враждующих сторон. Так был сделан первый шаг на пути к разрядке. Второй последовал месяц спустя. 4 августа ПБ по предложению Молотова утвердило решение — в дальнейшем не настаивать на пересмотре конвенции Монтрё о режиме Черноморских проливов, очередной пятилетний срок которой истек2.

Тем самым узкое руководство все же отказалось и от проводимого с 1945 г. дипломатического давления на Турцию, и от территориальных претензий к ней.

Наконец, 20 августа ПБ образовало специальную комиссию, призванную подготовить созыв в Москве международного экономического совещания. Молотов как председатель, Микоян, Вышинский, Суслов, Григорьян, Меньшиков и другие как члены должны были в пятидневный срок представить предложения, которые не только гарантировали бы сам созыв и участие в нем представителей максимального числа стран, помимо членов СЭВ, но и позволили бы вырваться из изоляции, восстановить торговые связи, утраченные за последние годы — период «холодной войны».

Однако работа над документом неожиданно затянулась и привела, прежде всего, к вскрытию вопиющих недостатков в деятельности МВТ. Они, как отметило постановление ПБ, принятое 4 ноября, выразились «в том, что Министерство внешней торговли при осуществлении торговых операций с капиталистическими странами не проявляет должной заботы по обеспечению внешнеторговых интересов государства, слабо контролирует выполнение планов внешнеторговых операций, в результате чего запаздывает в закупке и доставке необходимых для СССР товаров из-за границы, а в ряде случаев допускает завоз товаров плохого качества, чем наносит ущерб государству». Вывод последовал традиционный: «Эти недостатки в значительной мере являются результатом того, что министр внешней торговли т. Меньшиков не справляется со своими обязаннос-

тями». Тем же постановлением его сняли, утвердив новым министром прежнего первого заместителя, И.Н. Кумыкина3.

Только незадолго до открытия совещания, в середине февраля 1952 г., да к тому же комиссии в новом составе — Молотов, Микоян, Кумыкин, Григорьян, Пономарев (от Агитпрома) и Захаров (от МВТ) — удалось четко сформулировать его задачи. Своеобразная директива установила: «Основная цель Советского Союза заключается в том, чтобы содействовать прорыву торговой блокады и той системы мероприятий по экономической дискриминации в отношении СССР, стран народной демократии и Китая, которая в последние годы проводится правительством США со все большим нажимом... Совещание должно выявить возможные положительные стороны восстановления и развития нормальных условий в области торговли и экономических связей между странами». А потому предлагалось «предоставить возможность для выступления возможно большему кругу участников совещания, не выдвигая специальных документов, чтобы не создавать особого положения для представителей отдельных стран»4. Иными словами, было решено полностью деполитизировать международное экономическое совещание, отказавшись на этот раз от обычных в таких случаях деклараций, что и привело бы для начала к выходу из изоляции в области международной торговли, обретению новых рынков сбыта советской продукции и сырья, партнеров в импортных операциях за пределами Восточного блока.

Не менее показательным свидетельством начавшихся перемен стали еще два неординарных события. 20 июля 1951 г. в должности министра ВМФ восстановили адмирала Н.Г. Кузнецова5. Такое вроде бы обычное, даже заурядное кадровое перемещение в данном случае выглядело более чем вызывающим, ведь совсем недавно, всего чуть более трех лет назад, Кузнецов не просто был отстранен от должности, но и предстал пе-

ред военной коллегией Верховного суда СССР, обвиняемый в измене. Настаивал же именно на таком, репрессивном характере решения судьбы адмирала не кто иной, как Булганин, в то время «всего лишь» заместитель председателя СМ СССР, министр Вооруженных Сил.

«В маленьком зале Кремля, — вспоминал Кузнецов, — где обычно проходили не очень многолюдные совещания старших руководителей, было собрано Политбюро ЦК под руководством Сталина. На этом совещании моряков Сталин сидел в стороне. Председательствовал Маленков. Предложили всем командующим флотами высказаться о делах в ВМФ... Сталин, не проронив ни слова, что-то писал на бумаге... Нас отпустили. Сталин только сказал, что Юмашев (министр ВМФ. — Ю. Ж.) "пьет", и предложил подумать о замене. Все ждали указаний свыше. На следующий день собрались уже в другом помещении (кажется, в кабинете Маленкова), и на вопрос, что мы надумали, естественно, никто не ответил. Тогда председатель взял слово и сказал, что они на Политбюро обменивались мнениями и решили "вернуть" Кузнецова»6.

Вот так, когда Булганин оказался членом «триумвирата» и возглавил Бюро по военно-промышленным и военным вопросам, его личного врага возвратили на старую должность. А вскоре началась весьма своеобразная реабилитация другого полководца периода Великой Отечественной войны. 24 июля «Правда» не только поместила сообщение о том, что в состав правительственной делегации СССР на праздновании Дня возрождения Польши наравне с Молотовым включен и маршал Г.К. Жуков, но и опубликовала полный текст его выступления в Варшаве.

Но все же с наибольшей силой подспудная, не прекратившаяся и после 16 февраля закулисная борьба за лидерство в «триумвирате», за торжество своей концепции внешней и внутренней политики проявилась в другом — в устранении преданного Ста-

лину, всесильного министра госбезопасности Абакумова, в чем в равной степени были заинтересованы все члены нового узкого руководства, но более других — Маленков. Ведь для закрепления обретенных позиций опоры только на партаппарат ему было недостаточно. Весьма желательной являлась поддержка МГБ, ибо второе силовое министерство, Вооруженных Сил, контролировалось Булганиным, а также, но косвенно, и Берия.

В первых числах июля в ЦК поступила — несомненно, не без активного содействия Административного отдела или Отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов, то есть при обязательной поддержке со стороны Маленкова, — записка одного из рядовых сотрудников МГБ, подполковника, старшего следователя М.Л. Рюмина. В ней Абакумов обвинялся во многих грехах, в том числе в странной, по мнению автора записки, смерти до завершения следствия арестованного в середине ноября 1950 г. Я.Г. Этингера, кардиолога, заведующего кафедрой 2-го Московского медицинского института, консультанта Лечсанупра Кремля и фактически врача семьи Берия, уже «признавшегося» в причастности к смерти А.С. Щербакова. В вину министру госбезопасности ставилось непредставление в ЦК сведений о «деле» Этингера, а также о ходе следствия еще по двум «делам»: попытке бегства в ФРГ генерального директора акционерного общества «Висмут», занимавшегося добычей урановой руды в ГДР, а также террористической группы еврейской националистической молодежи, «раскрытой» в Москве.

4 июля ПБ поручило «комиссии в составе тт. Маленкова (председатель), Берия, Шкирятова и Игнатьева проверить факты, изложенные в заявлении Рюмина и доложить о результатах Политбюро ЦК ВКП(б)» в течение трех-четырех дней. Комиссии этого времени хватило с избытком, и уже через два дня ПБ приняло постановление «О неблагополучном положении

в МГБ СССР». Месяцем позже, 9 августа, Абакумова сняли, утвердив вместо него в должности министра С.Д. Игнатьева, члена Следственной комиссии в качестве заведующего Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов7.

С этого момента Маленков и Берия пытались извлечь максимальную для себя выгоду из возникшей ситуации. Используя созданную ими же необходимость полной смены руководства МГБ — второй пункт постановления от 9 августа требовал «внести на рассмотрение ЦК предложение о новом первом заместителе и других заместителях министра госбезопасности», — они стремились провести на эти должности своих людей, чтобы добиться тем если не явного преимущества, то хотя бы подобия равновесия.

Закулисный торг, если он был, длился более двух недель, только 26 августа удалось найти компромисс. К министру-партфункционеру первыми заместителями утвердили двух профессионалов — С.И. Огольцова и С.А. Гоглидзе. Заместителем по кадрам традиционно стал партработник А.А. Епишев, перед тем работавший первым секретарем Одесского обкома и инспектором ЦК ВКП(б). Должности же просто заместителей министра поделили, но далеко не поровну: четыре отдали профессионалам — Е.П. Питовранову, Н.П. Стаханову, П.Н. Мироненко, П.П. Кондакову; две — «людям со стороны», инспектору ЦК ВКП(б) С. Р. Савченко и заместителю управляющего делами СМ СССР СВ. Евстафьеву.

На том борьба за контроль над МГБ с помощью кадровых перестановок не завершилась. 19 октября особо отличившегося Рюмина назначили заместителем министра и начальником Следственной части по особо важным делам. Затем, через две недели, первым замминистра назначили Савченко, заменив им Гоглидзе, внезапно отправленного на периферию, в Узбекистан. Зато другого старого соратника Берия, Л.Ф. Цанаву, перевели из Минска и утвердили начальником Вто-

рого главного (контрразведывательного) управления. И почти сразу же заместителем к нему назначили ОМ. Грибанова8.

Так и не утихнувшая, хотя и скрытая, борьба за лидерство в «триумвирате» и слишком несхожие взгляды его членов на кардинальную проблему, какой же курс, жесткий или мягкий, следует проводить, привели к неизбежному — сделали как внутреннюю, так и внешнюю политику страны непредсказуемой, резко колеблющейся между двумя крайними точками.

Летним попыткам Кремля достичь примирения с Западом, закрепить обозначившийся было успех, не хватило решимости обеих конфликтующих сторон, обоюдного твердого стремления к разрядке. США и его союзники не использовали в полной мере предоставившийся им шанс для прекращения Корейской войны. Ослабев, потеряв изначальный накал, бои все же не утихали, хоть и вяло, но продолжались — вдоль 38-й параллели. Усугубилось положение в регионе еще и подписанием 8 сентября 1951 г. в Сан-Франциско сепаратного мирного договора с Японией только США, Великобританией, Францией и их союзниками при демонстративном игнорировании интересов и прав СССР и Китая. Разумеется, такое поведение было расценено в Москве как открытый вызов.

Выступая б ноября с докладом — своеобразным «ежегодным посланием узкого руководства» стране, Берия выдержал его в более резком и воинственном, нежели Булганин год назад, антиамериканском духе. «Соединенные Штаты Америки, — заявил он, — открыто восстанавливают те два очага войны — на Западе, в зоне Германии, и на Востоке — в зоне Японии.... Агрессивную политику американского блока наглядно разоблачает военная интервенция Соединенных Штатов в Корее. Представители США срывали все предложения СССР и других миролюбивых государств о прекращении американской агрессии в Корее, а теперь всячески затягивают начавшиеся переговоры

в Кэсоне... Империалистам нужны не соглашения. Они боятся соглашений с Советским Союзом, так как такие соглашения могут подорвать их агрессивные планы, сделают ненужной гонку вооружений, дающую им миллиардные сверхприбыли. Империалистам нужна война».

Не довольствуясь столь явной конфронтационной позицией, Берия многократно повторил прозвучавшие довольно двусмысленно слова о готовности СССР вести войну с Западным блоком: «Наша внешняя политика опирается на мощь Советского государства. Лишь наивные политики могут расценить ее мирный характер как нашу неуверенность в своих силах. Советские люди не раз показывали миру, как они умеют защищать свою родину... Если империалистические хищники истолкуют миролюбие нашего народа как его слабость, то их ждет еще более позорный провал, чем это испытали их предшественники по военным авантюрам против Советского государства».

Но и такого бряцания оружием Берия показалось мало, он усилил воинственный дух доклада, фактически подыгрывая американской пропаганде, которая, основываясь на «длинной телеграмме» Джорджа Кеннана, обвиняла СССР в коварных замыслах, стремлении уничтожить капитализм и навязать миру свою социально-экономическую систему. «Если уж следует кому-либо бояться последствия новой мировой войны, — продолжил Лаврентий Павлович, — то должны бояться их прежде всего капиталисты Америки и других буржуазных стран, ибо новая война поставит перед народами вопрос о вредоносности капиталистического строя, который не может жить без войны, и о необходимости заменить этот строй другим, социалистическим строем... Как в морально-политическом, так и в экономическом отношениях лагерь демократии и социализма представляет собою несокрушимую силу. Сила этого лагеря увеличивается еще и тем, что он отстаивает правое дело защиты свободы и независимо-

сти народов. А это значит, что если заправилы империалистического лагеря все же рискнут развязать войну, то не может быть сомнения, что она завершится крахом самого империализма»9.

Слишком уж твердая уверенность Берия в своих силах, в том, что теперь, после доклада, непременно возобладает его, жесткий курс, обернулись для него неожиданным ударом по престижу, да еще в наиболее болезненной для него форме — инициированным, без всякого сомнения, Маленковым «мингрельским делом», поначалу в большей степени уголовным, о взяточничестве, и в меньшей — политическим.

«Ближайшее знакомство с делом, — отмечалось в постановлении ПБ, принятом 9 ноября, — показало, что взяточничество в Грузии развито и, несмотря на некоторые меры борьбы, предпринимаемые ЦК КП(б) Грузии, взяточничество не убывает. При этом выяснилось, что борьба ЦК КП(б) Грузии со взяточничеством не дает должного эффекта потому, что внутри ЦК Компартии Грузии, так же, как внутри аппарата ЦК и правительства, имеется группа лиц, которая покровительствует взяточникам и старается выручать их всяческими средствами. Факты говорят, что во главе этой группы стоит второй секретарь ЦК Компартии Грузии т. Барамия. Эта группа состоит из мингрельских националистов. В ее состав входят, кроме Барамия, министр юстиции Рапава, прокурор Грузии т. Шония, заведующий административным отделом ЦК Компартии Грузии т. Кучава, заведующий Отделом партийных кадров т. Чичинадзе и многие другие. Она ставит своей целью прежде всего помощь нарушителям закона из числа мингрельцев, она покровительствует преступникам из мингрельцев, она учит их обойти законы и принимает все меры, вплоть до обмана представителей центральной власти, к тому, чтобы вызволить «своих людей».

Весьма настойчиво — трижды! — в постановлении подчеркивалась национальность членов преступной

организации и далее развивался и усиливался этот пункт обвинения: «Мингрельская националистическая группа т. Барамия не ограничивается, однако, целью покровительства взяточникам из мингрельцев. Она преследует еще другую цель — захватить в свои руки важнейшие посты в партийном и государственном аппарате (выделено мною. — Ю. Ж.) Грузии и выдвинуть на них мингрельцев, при этом они руководствуются не деловыми соображениями, а исключительно соображениями принадлежности мингрельцам».

Таким образом, Берия, мингрелу по национальности, был нанесен удар ниже пояса, сделан прозрачный намек на подозрения о имеющихся якобы у того устремлениях, чем одновременно подыграно и личным чувствам грузина Сталина. Далее в постановлении делался неожиданный и крутой поворот. В нем содержалось указание на угрозу, исходящую со стороны любой политической национальной группировки, на грозящую смертельную опасность для Конструкции СССР, национально-государственной в основе: «Несомненно, что если антипартийный принцип мингрельского шефства, практикуемый т. Барамия, не получит должного отпора, то появятся новые "шефы" из других провинций Грузии: из Карталании, из Кахетии, из Имеретии, из Гурии, из Рачи, которые тоже захотят шефствовать над "своими" провинциями и покровительствовать там проштрафившимся элементам, чтобы укрепить этим свой авторитет в "массах". И если это случится, Компартия Грузии распадется на ряд провинциальных княжеств, обладающих "реальной" властью, а от ЦК КП(б) Грузии и ее руководства останется лишь пустое место».

В завершение, чтобы сделать «дело» беспроигрышным, в постановлении было упомянуто и о возможных в принципе, разумеется, пока чисто теоретически, связях группы Барамия с антисоветской грузинской эмиграцией, «обслуживающей своей шпионской информацией о положении в Грузии американскую разведку». Мол, «шпионско-разведывательная

организация Грузии состоит исключительно из мингрельцев».

Оргвыводы из «мингрельского дела» оказались достаточно суровыми. Со своих постов были сняты Барамия, Рапава, Шония, Кучава (через месяц, правда, его восстановили в партии и должности), Чичинадзе. Помимо этого, ЦК Компартии Грузии предложили «осудить антипартийную и антигосударственную деятельность т. Барамия и его националистической группы», «развернуть длительную агитационно-пропагандистскую работу против взяточничества и за укрепление советской законности»10.

Спустя месяц Маленков, как можно догадываться, смог убедиться в нейтрализации Берия, в силе нанесенного удара, в значимости сохранявшегося вопреки его собственным намерениям партаппарата и действенности его решений. И тогда он сделал то, чего не удалось добиться шестью годами ранее Жданову, Вознесенскому и Кузнецову: провел 7 декабря через ПБ постановление о созыве 20 октября следующего, 1952 года XIX съезда ВКП(б), обеспечив себе при этом ведущую роль. Предусматривалось, что с отчетным докладом выступит Маленков, проект тезисов по пятилетнему плану подготовит Сабуров, а об изменениях в уставе доложит Хрущев" — тогда еще члены одной команды.

Дабы упрочить свой контроль над партаппаратом при подготовке съезда, Маленков счел необходимым, утвердив на ПБ, создать войсковые части для Главного управления специальной службы при ЦК, гарантировав, таким образом, полную автономность, безопасность от весьма возможного воздействия со стороны партийных линий секретной связи. Правда, в качестве своеобразной компенсации ему пришлось одобрить воссоздание тогда же, в январе 1952 г., в структуре МГБ Первого главного управления — внешней разведки. Эта акция лишала Молотова, МИД монополии на самую важную при планировании политических реше-

ний информацию, которую теперь в равной степени могли использовать как сам Маленков, так и Берия. Кроме того, Георгий Максимилианович должен был согласиться и с возвращением в Москву из Ташкента С.А. Гоглидзе, вторично утвержденного заместителем Игнатьева12.

Однако главным итогом закулисной борьбы в «триумвирате» стала победа мягкого внешнеполитического курса. В марте узкое руководство отказалось наконец от жесткой линии, столь явно выразившейся в докладе Берия, одобрив предложенную Молотовым новую концепцию основ мирного договора с Германией. Как и прежде, она содержала незыблемые для СССР условия — незамедлительное воссоединение ФРГ и ГДР; вывод через год после соглашения всех оккупационных войск, включая ликвидацию всех иностранных баз; нейтралитет. Но вместе с тем теперь советская сторона предлагала и другое: Германия может иметь собственные вооруженные силы, производить требующуюся ей военную технику. И хотя эта концепция, наиболее четко выраженная в ноте, направленной 10 марта правительствам США, Великобритании и Франции13, почти сразу же утонула в мелочных оговорках Вашингтона и их обсуждении, растянувшемся почти на два года, мягкий курс все же возобладал.

Вскоре он нашел весомое подтверждение в очередных, не содержавших, впрочем, ничего нового, скупых, но достаточно миролюбивых по тону и содержанию ответах Сталина на вопросы безликой «группы редакторов» не названных «американских газет», опубликованных всеми советскими газетами 2 апреля 1952 г.:

«— Является ли третья мировая война более близкой в настоящее время, чем два или три года назад?

— Нет, не является.


Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 102 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Глава 10 | Глава 11 | Глава 12 | Глава 13 | Глава 14 | Глава 15 | Глава 16 | Глава 17 | Глава 18 | Глава 19 |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Что вы думаете об интервенции в Корее, чем она может кончиться?| Считаете ли вы настоящий момент подходящим для объединения Германии?

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)