Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

История Церкви 32 страница

ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ 21 страница | ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ 22 страница | ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ 23 страница | ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ 24 страница | ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ 25 страница | ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ 26 страница | ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ 27 страница | ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ 28 страница | ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ 29 страница | ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ 30 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

При оценке моральных устоев клира также необходимо тщательное различение. Если в IХ и Х вв. клир во многих отношениях и не соответствовал достоинству своего звания, все же не может идти речи о том, что духовенство тогда жило только безнравственно. В особенности, что касается епископов, то после преодоления упадка, т. е. приблизительно со времен Оттона I, по крайней мере немецкий епископат хорошо выполнял двойную задачу, накладываемую на него светской инвеститурой как на светского и церковного повелителя. Насколько сложна была эта проблема, видно даже из того, что, хотя эти два фронта отнюдь не были четко разграничены, в последующей жестокой борьбе большаvя часть имперской Церкви, включая крупные аббатства, каждый раз становилась на сторону императора.

б) Тем временем реформаторская партия все острее видела опасности и негативные стороны существующего положения. Главнейшим ее представителем после кардинала Гумберта Сильва-Кандидского и наряду с ним был, как уже говорилось, Гильдебранд, будущий Григорий VII. Чем яснее осознавался в этих кругах специфический характер христианско-религиозного начала и превосходство его над светским и экономическим238, тем более болезненно относились они к слишком тесной связи духовного и экономического начал и тем быстрее (а в чем-то и чересчур быстро) делали вывод о необходимости канонического запрещения симонии. Но и здесь трудно провести черту между исторически и объективно оправданными явлениями и злоупотреблениями. Прежде всего в большинстве случаев нужно было определить, что такое симония. Среди самих реформаторов не было согласия в этом вопросе.

2. а) Гильдебранд (род. ок. 1020 г.) в 1049 г. вернулся из Клюни в Рим. Можно считать, что его понтификат начался задолго до того, как он стал папой. Уже при четырех преемниках Льва IХ († 1054 г.) и даже до этого, не занимая еще никакого поста в курии, он, благодаря своим семейным и дружеским связям в кругу активных реформаторов, принимал серьезное участие в управлении Церковью. В 1073г. он был избран папой и стал именоваться Григорием VII. В противоре чии с декретом о выборах папы от 1059 г., принятом при его же участии, он был избран не кардиналами, но по старинному обычаю клиром и народом. Очевидно, он даже счел правильным известить о своем избрании немецкого короля (Генриха IV) и принял от него утверждение в сане. Будучи избран, он употребил все свои силы, которые нужно назвать почти сверхчеловеческими, на службу Церкви. Всоответствии с церковными и культурными традициями Клюни, выходцем откуда он был, и с идеями близкого ему круга сторонников церковной реформы, он начал свой понтификат, имея ясную программу, но не объявляя сразу войну немецкому королю, от которого он сначала ждал поддержки против враждебного епископата.

б) Как в личности Григория VII 239, так и в его деятельности представлена полная программа куриализма эпохи высокого средневеко вья. Он был монахом и он был папой. И тем и другим он был во всей полноте. Он был слугою Христа и Его наместника, святого Петра, но одновременно и прирожденным повелителем.

Но и то и другое настолько в нем слиты, что можно сказать, что господство над людьми было у него формой служения Христу, точнее — служением во исполнение данной Господом Петру универсальной задачи.

Абсолютная верность духу христианства в контексте широкой политической реальности и тесное взаимодействие этих двух начал, чреватое конфликтами, которое едва ли можно представить себе без некоторого насилия и которое Григорий тем не менее осуществлял с поразительными душевными, духовными и церковными результата ми и с чистейшими намерениями, составляют формальную характеристику его личности. Одаренный несгибаемой волей борца, не без некоторой жестокости240, властный покоритель людей и себя самого, он навсегда оставил в сознании народов Запада образ идеального монаха (аскетическое благочестие), но прежде всего папы- повелителя (весь мир, в том числе и политическая власть и ее носители — область, подвластная Христу и Петру). В нем осуществилась тайна гениально-властного служения Церкви.

Его идеи обрели свой окончательный облик только после того, как прошли определенные стадии развития. Вначале он еще признавал королевско-императорскую власть, координированную с папской. Но затем его работа превратилась в бескомпромиссную борьбу за идеал, который он постоянно провозглашал; этот идеал — iustitia, божествен ная справедливость. Одно царство Христа над народами и их политическими властями: под водительством папы. А в нем — реализуемое через папу — одно Божье Право, одна Божья власть. Но этот духовный факт освобождается от всякого символического или спиритуали стического толкования и переносится в область реальной политики: папа является повелителем мира! Ведь священство — превыше всего, оно не может быть никому подчинено. Все зло в Церкви происходит от того, что этот порядок нарушен вторжением мирской власти. Описанный Августином образ мира, каким он должен быть по Божьему замыслу, может наступить лишь тогда, когда миром станет руководить верховный священник. Это значит, что «iustitia» может быть достигнута лишь тогда, когда Церковь обретет свою «libertas». Основа этого — главенство, самостоятельность и независимость Церкви.

К этой идее, заявившей о себе еще при Николае I, Григорий VII относился со всей серьезностью. Он смог воплотить эту программу в жизнь лишь отчасти. Боvльшую долю посеянного им пожинали его преемники. Великое религиозное обновление XI, XII и ХIII вв. было бы невозможно без тех изменений в церковном сознании, которые были выработаны благодаря его трудам.

Историк Церкви, оценивая ретроспективу, заметит, несомненно, и оборотную сторону это процесса: все с большей интенсивностью Церковь с этих пор вынуждена была отдавать лучшие свои силы на завоевание и упрочение своего господства, активно пользуясь для этого чисто светскими методами. Месть со стороны «покоренного» мира не заставила себя ждать: попытка установить на земле теократию обернулась тесной зависимостью иерархии от мира, и частично ее секуляризацией.

в) Основа мирового господства папства целиком и полностью заложена Григорием VII. Именно в этом отношении его программа (осуществление или продолжение программ Лже-Исидора, Николая I и Николая II) представляет собой нечто новое, постольку поскольку он систематически обобщал требования программы реформ и делал первые попытки их осуществить.

Независимость Церкви от государства, к которой стремились реформаторы, была внутренне оправданна. Можно даже сказать, что некоторая гиперболизация бывает, согласно общему закону истории, необходима, когда нечто справедливое должно пробить себе дорогу. Но при том, какова была исторически сложившаяся к этому периоду средневековья немецкая Церковь, такая линия поведения Григория означала принципиальный разрыв с прошлым. Нельзя не видеть, что в некоторых своих утверждениях он (вслед за кардиналом Гумбертом) был излишне категоричен, что, хотя и было продиктовано высоким религиозным рвением, имело тяжелые последствия, и тем более нельзя не видеть ответных ударов, бывших вполне объяснимой реакцией на его клерикальные притязания241.

Система территориальных церквей, некогда сделавшая возможной христианизацию Европы, раннесредневековая имперская церковь, сакрализация королевской и императорской власти, как и тот факт, что император спас Церковь от смут saeculum obscurum, давали немецким политическим властям историческое право участвовать в делах Церкви. Светская инвеститура, приведшая к войне при ГенрихеIV, вовсе не была плодом произвола и страстей нецерковных, светских сил. Борьба за инвеституру отнюдь не была просто борьбой правого дела против несправедливости. Напротив, трагизм завязывающейся борьбы состоял в том, что обе партии были по-своему правы. По существу, в ее основе лежала извечная проблема взаимоотношения государства и Церкви, религии и политики, в силу природы обоих элементов всегда сопряженного с конфликтами. Но зарождающийся теперь и усугубляемый энергичными действиями Григория VII конфликт состоял в том, что его намерения противоречили исторически сложившейся реальности. В этом смысле можно сказать, что Григорий мыслил и действовал антиисторично. И это несло в себе, несмотря на весь прогресс в церковно-религиозной области, немалые опасности для Церкви. Нельзя игнорировать тот факт, что Григорий, абсолютизировав церковную и религиозную идею, использовал ее и поднял на щит с безграничной властностью прирожденного императора. Это тем более важно, что папа был сторонником идей, которые будучи по своей природе политическими, делали для пап неизбежным политический образ мыслей. Это через папскую теократию — или чрезмерное ее усиление — подготовило ответный удар, ту политизацию и секуляризацию папства, которые мы увидим осуществившимися частично в Авиньоне и радикально — в эпоху Ренессанса.

Значение неблагоприятных для Церкви факторов усиливалось тем, что, как уже не раз упоминалось, в раннем средневековье церковная и государственная сферы, объединяясь, взаимодействовали неупорядоченно (как при Генрихе III), в постоянной борьбе за главенство и с постоянными посягательствами одной власти на сферу влияния другой, что неизбежно вызывало реакцию. Это препятствовало правильному разделению сфер, которое одно могло стать основой их «единства» в сотрудничестве и взаимопомощи. Начавшаяся реорганизация должна была дать Церкви автономию и свободу (не ограниченную рамками территориальных и исторических зависимостей); и только при условии признания прав государства — самостоятельности (не автономии!) светско-государственной сферы — мог бы установиться такой порядок, который обеспечил бы минимально необходимое внутреннее равновесие сил и предотвратил разрушительное для обеих сторон противоборство.

Построение средневековой sоcietas christiana, уже в основе своей несшей в себе зерно распада, не только не устранило этого трагического противоречия, но усилило его.

3. Первое распоряжение, сделанное Григорием в интересах внутрицерковной реформы, касалось наихудшего с религиозной точки зрения зла — симонии и распущенности духовенства. Как уже при Льве IХ и затем при Николае II (1059г.), всем, получившим духовный сан при помощи симонии, грозило смещение; священникам было запрещено вступать в брак, а народу — присутствовать на богослужении, совершаемом женатыми священниками (1074 г.). Партия реформ и боvльшая часть народа приветствовали это решение; но со стороны тех, кого оно затрагивало — как отдельных лиц, так и поместных соборов, — последовало самое резкое отвержение этих «новых» постановлений, так же как и «невыполнимого» и «неразумного» требования целибата. Уже при повторении угрозы 1074г. пришлось наложить отлучение на целый ряд непокорных немецких и ломбардских епископов и королевских советников. (Сопротивление продолжалось вплоть до XII и XIII вв. Затем в принципе победило папское законодательство242.)

а) Этим требованием, несомненно, был задан высокий идеал. Его постепенное осуществление высвободило в христианстве, особенно в среде духовенства, невзирая на начавшийся с XIV в. упадок, огромные религиозно-нравственные силы.

Однако нельзя забывать о глубинной проблематике. Противники указа не обязательно были нравственно необузданными людьми. Несомненно, что в Западной Церкви уже очень рано появились канонические предпосылки издаваемых ныне законов. Но в германской среде они у светского духовенства не смогли утвердить ся — реальная ситуация в существенных моментах была здесь такой же, как и в Восточной Церкви. В этом смысле общеобязательный целибат был новшеством, так как он в решающих вопросах превращал светского священнослужителя в монаха, которым тот и не был, и не должен был быть. В борьбе с этой общеобяза тельностью впервые в истории Церкви авторитет Священного Писания был так широко противопоставлен решению церковной власти. И снова не следует упускать из виду, что это законодательное установление Церкви затеняло харизмати ческий характер девства и способствовало законническому подходу.

б) Второй удар последовал в 1075 г. — это был общий запрет всякой «симонической» светской инвеституры: низложение того, кто получил сан, и отлучение того, кто в сан возвел. Григорий приравнивает здесь всю без разбора инвеституру к симонии. Эта вторая мера вызвала гораздо более сильное сопротивление, чем первая. Причиной были не только личные интересы. Как уже сказано, жизненно важные интересы империи противоречили требованию папы. Владения епископов и имперских аббатов составляли огромную часть империи, они были главной опорой реальной (экономической и военной) королевской власти в Германии. Немецкий король даже безотносительно к своему сакральному достоинству и связанному с ним сознанию своей власти над Церковью, исходя из одной только политической реальности не мог отказаться от своего участия в замещении вакантных епископских кафедр.

Таким образом, новая папская концепция независимости Церкви неизбежно вела к конфликту. Поскольку эта независимость фактически означала претензии Церкви быть полновластным руководителем в действительности двухполюсного, т. е. состоящего из Церкви и государства, единства христианского мира, можно считать, что в рамках нового церковного законодательства еще долго нельзя было прийти к подлинному решению.

И все же перемирие тогда было бы возможно, если бы инвеституре в действительности так часто не сопутствовала симония. Здесь была религиозная проблема, не дававшая покоя христианской совести. И наконец, нельзя забывать и то решающее обстоятельство, что «дальнейшему существованию Церкви серьезно угрожало неодолимое влияние германского права частной церкви» (U. Stutz).

в) Тогда в Германии правил даровитый Генрих IV (1056_1106). Как раз он при назначении на епископство активно практиковал симонию. В развязавшейся борьбе папы и короля решающим был 1075 г. В споре относительно важного Миланского архиепископства Генрих, принужденный к тому восстанием саксов, обещал пойти на уступки. Поэтому с его советников было снято отлучение и ему, не отделявше му себя от них, дано отпущение грехов. Таким образом, для папы он был фюрстом, служившим во имя «iustitia» в подчинении духовной власти. Но когда саксы были с помощью фюрстов побеждены, Генрих уже и знать не хотел о своей уступке. Он действовал так же, как и раньше (особенно в миланском вопросе). Григорий отреагировал резким предупреждением королю (декабрь 1075 г.), которое в сочетании с угрозой отлучения было равносильно ультиматуму. В ответ на это король созвал Собор в Вормсе (январь 1076 г.), на котором волнения против папы возбуждал прежде всего бывший друг Григория, немало способствовавший его возвышению, кардинал Гуго Ремиремонский. 26 присутствовавших на Соборе прелатов вынесли решение, которым папа низлагался за свои мнимые преступления (Ломбардский собор с этим согласился). Генрих, апеллируя к своему праву римского патриция, потребовал смещения Григория. Было опубликовано пресловутое послание к «Гильдебранду, ложному монаху».

Генрих старался укрепить свои позиции самовластным назначени ем епископов и выступлением против патаров.

Но времена Сутри окончательно миновали. Имперская Церковь не стояла вся единодушно за короля. Влиятельные архиепископства Магдебургское, Бременское, Зальцбургское и Кёльнское (Аннон, противник Григория, к тому времени уже умер) не были представлены в Вормсе. К тому же наиболее сильны были политические союзники папы в Италии (патария; норманны; Матильда Тосканская с ее столь значительными территориальными владениями в Средней и Северной Италии243).

К происшествиям, подобным низложению папы в Вормсе, западные люди были уже до некоторой степени приучены — как событиями в Восточной римской империи и скандальными историями в «saeculum obscurum», так и спасительным вмешательством Оттона I и Генриха III. Теперь же произошло обратное, и это было для западного сознания неслыханным новшеством, ломавшим все привычные представления: очень скоро, всего лишь через месяц после вормсского «низложения», на Соборе высшего духовенства в 1076 г. папа осуществил свою угрозу — отлучил Генриха от Церкви; но это отлучение сопровождалось чем-то более существенным и принципиально новым, а именно — низложением короля, освобождением всех его подданных от присяги верности и запретом 244 оказывать повиновение этому правителю245.

4. а) В булле об отлучении с мощной религиозной силой Григорий выразил сознание своей власти, незыблемой благодаря покровитель ству Петра246. Средневековый папа, повелевающий целым миром, предстает перед нами во всей полноте своего могущества. Мир в полной мере осознал величие этого небывалого события. Впервые был отлучен немецкий король! Верховный покровитель и соправитель Церкви отлучен главой Церкви от Тела Христова! И притязание папы на единовластное правление в Церкви теперь не только прозвучало так, что его нельзя было не услышать, но и оказалось осуществлено в ультимативной форме: вместо совместного управления — повиновение! В своем послании из Вормса Генрих IV ссылался то, что помазанный правитель по традиции подлежит лишь Божьему суду. Но в своем «Dictatus papae» Григорий недвусмысленно заявляет, что только папа поставлен «управлять Церковью».

К сожалению, нельзя не заметить, что формулировки папы не свободны от недостаточно контролируемого суперлятивизма. Сюда относится то, что Григорий «разрешил всех христиан от уз присяги, которою они связали или свяжут себя пред королем». К каким опасным выводам это могло и должно было привести!

Отлучение не везде произвело одинаковое впечатление. Но даже те, кто отрицал (иногда в грубой демагогически-публицистической форме 247), что папа может отлучить короля, говорили об этом как о событии, потрясшем мир. Таково было и в самом деле общее ощущение: имело место катастрофическое столкновение248.

б) Страх за свое политическое положение как немецкого короля (на собрании в Трибуре было принято решение о низложении короля и избрании нового в случае, если в течение года с короля не будет снято отлучение) привели Генриха зимой 1076/1077 г. через Альпы в Каноссу, крепость, принадлежавшую преданной папе маркграфине Матильде Тосканской, где остановился папа (по пути в Аугсбург на новый совет фюрстов, где он «желал испытать достоинство новоизбран ного»). Три дня король кающимся грешником являлся к крепости и молил принять его снова в Церковь. Это было страшным унижением, но в рамках общей христианской веры, т. е. унижением короля перед святым Петром. Какой король и какой папа на их месте могли бы с позиции чистого спиритуализма оставить в стороне политические соображения? Собственно, Григорий сначала отказывался видеть короля. Но на четвертый день он уступил. Ходатаем был прежде всего клюнийский аббат Гуго, крестный отец Генриха. Григорий дал Генриху Святое Причастие: как священник он не мог отказать в отпущении грехов. О повторном возведении короля на престол при этом, конечно, речи не было.

Тем не менее в политическом отношении выиграл здесь король. И,заметим, выиграл с точки зрения сиюминутной политики. С точки зрения той идеи, об осуществлении которой здесь тоже шла речь, оба партнера потерпели решительное, невосполнимое поражение: унижение короля, будущего императора, разрушило представление о самостоятельном и благодатном характере власти немецкого короля и будущего императора, а тем самым уничтожило существенно важную предпосылку жизнеспособного универсального церковно-государствен ного единства.

в) Согласие было недолгим. Генрих, низложенный фюрстами, но постоянно побеждавший в мелких войнах, потребовал от папы своего утверждения, отлучения антикороля (Рудольфа Швабского) и угрожал поставить антипапу. Папа в течение года сохранял нейтралитет по отношению к обоим кандидатам (каждый из которых требовал от папы отлучения соперника), постоянно требуя через своих легатов рассмотрения вопроса, но в 1080 г. он отреагировал на эту угрозу повторным отлучением. При этом он торжественно подчеркнул право «Церкви», т. е. в данном случае папы, отнять или даровать в зависимости от заслуг королевство или империю, как и всякую земную власть.

Показательно, что повторное церковное осуждение имело весьма ничтожный результат, несмотря на то что было провозглашено после угрозы Генриха низложить папу; вероятно, в Германии существовали серьезные сомнения относитель но мотивов отлучения. Генрих снова прибыл в Италию, возвел антипапу, трижды осадил Рим, римская знать и боvльшая часть коллегии кардиналов отпали от папы; Григорий был низложен и отлучен; антипапа Виберт Равеннский заново избран, торжественно интронизирован под именем Климента III, и Генрих коронован им в 1084 г. Поражение папы казалось полным.

Норманны освободили Григория из замка св. Ангела, однако подвергли Рим столь сильным разрушениям, что ожесточение римлян обратилось и против папы. Он был вынужден покинуть город и бежать в Монте-Кассино. В 1085 г. он скончался в «изгнании» в Салерно.

Спор вокруг Григория возобновился через несколько столетий, когда папа ПавелV канонизировал его (1605 г.). Еще в ХVIII в. празднование его памяти во Франции, Австрии и других странах было запрещено; прежде всего, жизнеописа ние Григория, введенное в молитвенники для духовенства, было расценено как посягательство на величество фюрстов.

5. Понтификат Григория VII никоим образом не исчерпывается одной борьбой с Германией. В своем знаменитом «Dictatus papae» он выдвинул всеохватывающую программу притязаний папства. Это сочинение датировано временем до борьбы за инвеституру. Второе из 27 основных положений о правах папы гласит: «Только римский епископ по праву зовется вселенским».

Этому соответствовала забота Григория о всей Церкви. Свой идеал главенства папы над князьями, как и над любой политической властью, он старался осуществить у норманнов, датчан, венгров, испанцев, в Далмации и Провансе и даже в одном из племен на Руси.

Однако притязания, предъявляемые им ко всем государствам, он не везде проводил с одинаковой жесткостью.

а) Исходной точкой его конфликта с королем Филиппом IV Французским (1060_1108) также была инвеститура. Однако здесь не дошло до угрозы отлучения. Положение Церкви во Франции можно было лишь условно сравнить с ее положением в империи: причиной разницы была сравнительно более слабая центральная власть короля, соответственно более сильная власть знати.

С точки зрения внутренней жизни Церкви интерес представляет кроме того институт папских легатов, при помощи которого папа вступил в бой со старой церковной организацией Франции (значительно урезав притязания Реймса на примат).

Как именно понимал Григорий превосходство над мирскими властями, становится ясным и из его интересной попытки поставить некоторые политические системы в прямую ленную зависимость от римского престола: (1) соответствующая попытка по отношению к английскому королю Вильгельму Завоевателю (который своей властью был в существенной мере обязан избранию Александра II) оказалась неудачной: он отказался принесли ленную присягу и платил только обычную Петрову лепту; (2) соответствующие попытки по отношению к Испании также остались в большей или меньшей степени теорией, так как «крестовый поход» графа Эбула Русийского явно не привел ни к каким результатам. Но отсюда становится ясно, как велика была для Григория роль «Константинова дара», из которого он выводил притязания не только на Испанию, но еще на Корсику и Сардинию. (3) Одной лишь попыткой ограничилось дело и по отношению к Венгрии, где папа мог опереться на факт пересылки короны через Сильвестра II. (4) Достигла цели папская политика по отношению к Хорватии и русскому великому князю Киевскому. (5) Наконец, представляет интерес в этом отношении попытка, правда также неудавшаяся, поставить заранее предусмотренного наследника империи Рудольфа Швабского в ленную зависимость: соответствующая формула присяги содержит, кроме обязательства послушания папе, еще и официальное признание «Donatio Constantini».

Все эти действия по своей природе отнюдь не были чисто политическими: они были предназначены служить осуществлению притязаний папы на мировое господство, имеющих в конечном счете религиозную основу. Тем не менее именно здесь становится ясно, каким именно образом Григорий, исходя из своей теории, стремился светскими политическими средствами обеспечить расширение области, подвластной Церкви.

(6) В начале его понтификата наметилась возможность союза с Востоком. Вероятно, основой для переговоров должны были служить тезисы «Dictatus». Во всяком случае, Григорий планировал не менее, чем великий освободительный поход, решающий одновременно и церковную, и военную задачи, которым он руководил бы как «dux et pontifex». Великий монах и император — и одновременно военный вождь!

б) Папа, внешне проигравший Генриху IV, был, тем не менее, победителем в историческом состязании (принципиальные ошибки, лежавшие в самой основе его концепции, конечно же, дали о себе знать, но гораздо позже — отчетливее всего при падении Бонифация VII). Ведь борьба за инвеституру, длившаяся 50 лет, закончилась в сущности победой дела папы Григория: Церковь, сумев избавиться от тотальной зависимости, добилась такой же полной свободы и даже «перевеса» (Ranke). Уже десятилетие спустя после смерти Григория, во время Первого крестового похода, папство выступает во главе всего Запада.

Борьба за инвеституру протекала, конечно, не без поражений; это была долгая и упорная многоплановая борьба, в которой даже при Генрихе V (когда он чувствовал себя в политическом отношении уверенно) дело доходило до мощной реакции, до полного порабощения Церкви: папа Пасхалий (1099_1118) был тогда арестован и принужден дать согласие на инвеституру перстнем и посохом (пресловутый «privilegium», который впоследствии папа взял обратно); его преемнику Геласию II пришлось бежать во Францию (он умер в Клюни), был избран антипапа Григорий VIII (1118_1121). И все же шел один из самых важных процессов, в котором кристаллизовалась и зрела западная мысль: она постепенно училась различать светскую власть епископа и его духовное служение. Так возникла база для компромиссного решения (между Генрихом V и Калликстом II) в Вормсском конкордате 1122 г.: духовенство свободно избирает епископа, король отказывается от инвеституры перстнем и посохом; уже избранного епископа или аббата король жалует леном (светскими владениями), что символизируется актом вручения скипетра и ленной присягой. Об утверждении императором избранного папы больше не идет речи, но Генрих V все же должен признать «regalia beati Petri».

Еще прежде, во время крайне важной интермедии, папа Пасхалий предложил решение, для осуществления которого Немецкая Церковь созрела только 700 лет спустя: полностью вернуть регалии государству. Этот замысел разбился о единодушное сопротивление немецких епископов. Предложение Пасхалия II помогает понять компромисс ную природу Вормсского конкордата и всю сложность борьбы Церкви за инвеституру. Но его неудача была вызвана не только эгоизмом князей Церкви, но и тем, что тогдашнее мышление не созрело для этого — такого естественного для нас — проекта: пока еще невозможно было отрешиться от представления об одной Церкви, определяю щей как светскую, так и духовную жизнь, об «Ecclesia universalis».

в) Вормсский конкордат не был полным решением этой, на деле почти неразрешимой, проблемы. И все же он составил эпоху. Это нашло символическое выражение в том, что провозгласил его первый из Вселенских соборов Запада (Латеранский — девятый Вселенский — Собор 1123 г.), бывший одновременно первым Вселенским собором, который папа, в отличие от всех предыдущих, единолично созвал и возглавил. Историческое развитие сделало решительный шаг вперед.

Достигнутый прогресс был не просто церковным, но носил ярко выраженный клерикальный характер; новый путь развития и возобладавшие в результате него тенденции чрезвычайно затруднили будущее образование в Церкви полноправно го сословия мирян.

Фактичес кое влияние немецкого короля на замещение епископских и аббатских должностей в имперской церкви все же по-прежнему продолжало существовать, это обеспечивалось его правом присутствовать на выборах и принимать решение в случае равного количества голосов. Нежелательный ему кандидат едва ли имел возможность добиться посвящения в сан. Власть императоров из династии Гогенштауфенов будет по-прежнему в значительной мере основываться на праве распоряжаться владениями Немецкой Церкви, как, впрочем, и в самой империи все еще значительная фаланга религиозно-церковных сил будет оставаться на стороне императора.

6. Борьба Григория VII против Генриха IV имела во многих отношениях основополагающее и эпохальное значение. Чтобы найти правильный взгляд на нее, нужно также проявить понимание тех огромных и даже ужасающих внутренних конфликтов, которых никогда не бывают лишены ни характеры гениальных личностей, ни героические эпохи. Неисторично умалять значение Григория VII во имя ложно понимаемого христианства (ср. Мф 10, 34: «Не мир, но меч»; Иеремия 1, 10). Этот (и именно этот) этап развития должен учить нас понимать историческое явление как сложный комплекс, где пересекаются разнообразные, в том числе и мнимо противоречивые элементы, закономерное и неизбежное соседству ет с вредным и обременительным.

а) Борьба за целибат и против симонии — это, в конечном счете, борьба христиан за свободу внутреннего, религиозного начала от чувственных инстинктов и власти материи. С другой стороны, чересчур неразборчивый способ ведения этой борьбы свидетельствует, что ее установки не всегда были объективны и справедливы.


Дата добавления: 2015-11-03; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ 31 страница| ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ 33 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.014 сек.)