Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

22 страница. В результате историки теперь с большой осторожностью подходят к интерпретации устных

11 страница | 12 страница | 13 страница | 14 страница | 15 страница | 16 страница | 17 страница | 18 страница | 19 страница | 20 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

В результате историки теперь с большой осторожностью подходят к интерпретации устных преданий, претендующих на изложение со­бытий, происшедших несколько сот лет назад. Они поняли, как опас­но принимать на веру то, что вполне может быть лишь сегодняшним представлением общины о самой себе, помещенным во временную ретроспективу. Более того, здесь проявляются признаки тех же про­блем, что занимают опытных специалистов по устной истории. Неу­дивительно, если небольшие изменения, вносимые обычными людь­ми в реинтерпретацию собственного жизненного опыта, позволяют проникнуть в процесс формирования исторического сознания, то на­сколько богатый материал о том, как прошлое подвергается манипуляциям по социальным мотивам, предоставляет постоянно повторяе­мая устная традиция целой общины. В этом плане устная традиция представляет особый интерес не в качестве носителя исторической информации, а как средство для раскрытия культурного и политиче­ского контекста, в рамках которого формируются образы прошлого[421]. Это весьма многообещающее направление в исследовании коллек­тивного менталитета в Африке.

Однако, при всей своей ценности, подход с точки зрения истори­ческого сознания отнюдь не исчерпывает возможностей научного ис­пользования устной традиции. Она по-прежнему рассматривается как исторический источник в традиционном понимании этого слова, и тому есть, по крайней мере, три причины. Во-первых, было бы непра­вильным полностью отрицать наличие некоторого «зазора» между [стр.281] прошлым и настоящим. На самом деле представление об обществе, зафиксированное в преданиях, скорее всего «отстает» от реальности, особенно в период ускоренных общественных изменений, через кото­рый прошла Африка в последние сто лет. Все мы истолковываем про­шлое в свете стереотипов, почерпнутых из прошлого опыта, и общества, не обладающие письменностью, не являются в этом смысле исключением. Томас Спир указывает, что ценности и представления, выраженные в преданиях народов Миджикенда в Кении, отражают ситуацию, существовавшую примерно в 1850 г., до того как их обще­ственная система испытала воздействие «новых богачей» – молоде­жи, составившей состояния на караванной торговле с побережьем; подобный временн о й лаг позволяет проникнуть в более древнюю политическую культуру этих народов[422].

Во-вторых, даже все неоднократные переделки не могли затронуть каждой детали в предании. Описания далекого прошлого могли подвергнуться перекройке в угоду изменившимся общественным представлениям, но они все же несут в себе информацию, не имеющую смыслового характера, но раскрывающую реалии прошлой жизни, вроде сведений об архаических типах одежды и оружия, или о первом появлении экзотических товаров после установления торговых связей с побережьем. Даже из рассказов, имеющих, казалось бы, чисто мисти­ческое и символическое значение, можно почерпнуть ценные истори­ческие данные. Характерным примером может служить предание горской народности шамба из северо-восточной Танзании о возникнове­нии их государства. Оно приписывается герою-вождю по имени Мбега, охотившемуся на диких свиней, бесплатно раздававшему людям мясо и улаживавшему крупные конфликты. Стивен Фейерман признает, что на одном уровне эта история является мифом, полным символических высказываний о культуре шамба (выражая например, противопоставление дикой природы сельскому хозяйству или мяса – плодам); но сопоставление с традициями соседних народностей показывает, что сказание о Мбеге повествует и об урегулировании кризи­са в обществе шамба, возникшего в XVIII в. в результате появления на их землях больших групп мигрантов с равнин[423]. Устная традиция, как и письменные документы, способна быть «невольным очевидцем».

В-третьих, и это, пожалуй, самое важное, многие черты, делающие интерпретацию устной традиции столь проблематичной, теряют [стр.282] выразительность по мере того, как изложение приближается к нашему времени. Мифы о происхождении народов по-своему завораживают как полевых исследователей, так и кабинетных ученых, но наиболь­ший вклад устной традиции в научное знание связан с историей Аф­рики XIX в. Любое устное предание, каким бы стилизованным и абс­трактным оно в конечном счете ни становилось, возникает как описа­ние реально происходивших действий и событий. С точки зрения ис­торика огромная ценность традиций, относящихся, скажем, к эпохе дедов нынешних старейшин, связана с тем, что процесс абстрагирова­ния еще не зашел слишком далеко: детали, имевшие большое значе­ние для непосредственных участников событий, возможно, уже утра­чены, а сами истории испытали воздействие ретроспективного взгля­да, но деятельность упомянутых в них индивидов и характер обще­ства, в котором они жили, по-прежнему четко просматриваются. В хо­де интересной дискуссии об эволюции устной традиции Джозеф Мил­лер назвал такие материалы «расширенными личными воспоминани­ями», относя их к промежуточной категории между непосредственны­ми свидетельствами очевидцев и собственно устной традицией[424]. Опыт многих исследователей показывает, что «недавние» предания, относящиеся к XIX в., хорошо поддаются общепринятым приемам критического анализа источников.

Специалист по XIX в. обладает еще одним преимуществом, а именно многообразием традиций, дошедших до нас из этого периода. Что касается более отдаленных эпох, то сохраняются, как правило, лишь предания, повествующие о правящих династиях, или – если речь идет об обществах, не имеющих вождей – племенные эпосы о миграциях и войнах. Однако период, непосредственно предшествую­щий «борьбе за Африку», находится еще в пределах памяти более мел­ких социальных групп – кланов, семей или старейшин. Такие мате­риалы не только позволяют историку применить методы сравнитель­ного анализа источников, сопоставляя разные предания между собой; он также во многом дает возможность уравновесить характерную для устной традиции тенденцию изображать африканское общество «сверху», с точки зрения правящей элиты. Различные устные матери­алы, дошедшие до нас из XIX в., позволяют частично воспроизвести ту напряженную атмосферу, которая существовала между противопо­ложными интересами и конкурирующими центрами власти, что бле­стяще продемонстрировал Дэвид Коэн в своем микроисследовании по истории бунафу[425]. Одним словом, историки теперь могут приступить [стр.283] к более широкому социальному анализу, чем это позволяли одни лишь традиционные придворные предания.

В Африке XIX в. стал периодом крупных социальных перемен, связанных с распространением торговых связей между отдаленными друг от друга регионами, возобновлением исламской экспансии и – на юге и востоке континента – со сдвигами, вызванными стремитель­ным возвышением зулусского королевства. По мере продолжения сбора устных традиций этого периода намного возрастает и понима­ние историками этой тематики, а также обстановки, в которой афри­канцы столкнулись с вторжениями колонизаторов в конце столетия[426].

 

VI

Историки начали использовать устные материалы как средство возвращения конкретному человеческому опыту его центральной ро­ли в историческом дискурсе. Методы, разработанные современной социологией и антропологией, были поставлены на службу задачам, не имеющим ничего общего с обобщающим, теоретическим характером этих дисциплин. На деле, практическая работа в области устной исто­рии и использования устной традиции связана скорее с реконструктивным, чем с интерпретационным аспектом научного исследования. Как и все ученые-новаторы, специалисты по устной истории понача­лу возлагали на свою специализацию чрезмерные надежды, утверж­дая, что она дает уникальную – чуть ли не единственную – возможность для восстановления «утраченных» областей человеческого опы­та. Устная история и устная традиция преподносились как голос тех, кто не был по-настоящему услышан в традиционных исторических источниках: в первом случае – «низов» индустриального общества, во втором – неевропейских народов, испытавших на себе воздействие колониализма. Вряд ли можно отрицать существенный вклад устных источников в изучение обеих тем. Нельзя, однако, согласиться с утверждением, что историк, прислушиваясь к «голосу прошлого», спосо­бен воспроизвести ландшафт этих неизученных наукой «территорий» с абсолютной точностью. Термин «устная история», порой используе­мый для определения работы не только с личными воспоминаниями, но и с устной традицией, крайне неудачен, ведь он предполагает нали­чие особой специализации по аналогии с экономической историей пли историей дипломатии. Устная история – это не новая отрасль исторической науки, а новая методика – способ привлечения для [стр.284] анализа новой категории источников, наряду с письменными источника­ми и материальными объектами.

В то же время устные источники заслуживают большего внимания, чем им в настоящее время уделяют профессиональные ученые, да и широкая публика. Они являются в итоге вербальными материалами, и для них характерны многие сильные и слабые стороны письменных источников: богатство деталей и смысловых нюансов, а также искаже­ния, связанные с культурными стереотипами и политическими расче­тами. А значит, устные источники – особенно подходящий материал для применения традиционных методов научной критики. У них есть и другой привлекательный аспект – возможность проникновения в про­цесс формирования массового исторического сознания, а это должно неизменно вызывать интерес у любого историка.

 

 

[стр.285]

Заключение

 

В последних четырех главах мы дали оценку вклада в историческую науку социологической и экономической теории, количественных методов анализа исторических данных, воздействию культурной тео­рии и использованию устных свидетельств. Но это далеко не полный перечень. Другие новые подходы, такие, как использование ландшафта и киноматериалов в качестве исторических источников, постколониальная история и история окружающей среды, затрагивались в этой книге лишь мельком, поскольку до сих пор их влияние не было особенно заметным; однако в подробном обзоре каждый из них заслуживал бы более широкого рассмотрения. Вместе взятые, эти новации представляют собой наиболее значительный методологический прорыв с тех пор, как полтораста лет назад Ранке заложил основы современной исторической науки. В результате содержание исторических исследований также чрезвычайно расширилось. Оно теперь охватывает социальные структуры во всей их совокупности, историю коллективных ментальностей и эволюцию взаимоотношений общества с природной средой. Кроме того, хотя в этом плане еще очень многое предстоит сделать, женщины сейчас лучше чем когда-либо представлены в исторических трудах. Впервые исторические исследования охватили все уголки земли; ни одна культура больше не считается слиш­ком отдаленной или слишком «примитивной», чтобы не обратить на себя внимание историков.

К инновациям последних сорока лет можно относиться по-разному. Можно рассматривать их как капитуляцию историков перед соблазнами [стр.286] тематики, предлагаемой другими, более «актуальными» дисциплинами – на этом направлении атаки во многом успешно действует Элтон[427]. Он и те, кто придерживаются сходной точки зрения, считают, что любое расширение спектра исторических исследований означает отход от главного предмета дисциплины (для Элтона таковым остает­ся конституционная и административная история Англии). Посколь­ку нынешний поворот к культурной тематике ассоциируется с по­стмодернистской эпистемологией, возникают мрачные предостере­жения относительно грядущего конца исторической науки[428]. Более оп­тимистичный и великодушный вердикт, однако, примет во внимание случаи, когда историки успешно ассимилировали достижения других дисциплин, как это произошло с филологией и юриспруденцией в XIX в. Все зависит от того, насколько готовность воспринять влияния извне совместима с приверженностью основам исторического созна­ния. Несомненно, существует опасность, что за всеобъемлющими социальными теориями можно упустить из виду уникальность прошло­го или что текстуальная теория вырвет первоисточники из историче­ского контекста, а устная история неосознанно привнесет в воспоми­нания о прошлом современные оценки. Но эти опасности хорошо из­вестны, и одной из целей данной книги было как раз продемонстри­ровать, что историки, вооруженные таким знанием, способны отсеи­вать наименее удобоваримые последствия привнесенных извне инно­ваций. Сразу приходит в голову длительная борьба Э.П.Томпсона против детерминистских тенденций в марксизме или крайне осто­рожный подход Эпплби, Хант и Джекоб к современной текстуальной теории[429]. Интерес к изучению истории во многом связан с тем, что она является как бы перекрестком, где сходятся задачи многих дисциплин. Историки превращают эти задачи в свои собственные, помещая их в рамки исторического контекста и исторического процесса. Они отвергают те интеллектуальные позиции, что лежат над или за преде­лами истории; остальное они ассимилируют, тем самым неизмеримо обогащая ее предмет.

Однако с расширением спектра исторических исследований воз­никает одна несомненная проблема: история превратилась в дисцип­лину, почти лишенную очевидной целостности. В XIX в. было воз­можно на практике отгородить историю от других дисциплин и огра­ничить ее специализацию нарративным изложением политических [стр.287] событий. Взлет экономической истории в начале XX в. мог бы внести серьезные поправки в эту схему, если бы политическая и экономиче­ская история не проявили тенденцию к взаимной изоляции. Сейчас ситуация совершенно иная. Появились новые подходы к прошлому: возникла культурная история, а социальная история достигла зрело­сти. Но кроме того, все больше исследований осуществляется на сты­ке тематических специализаций, а отстаивать традиционные претен­зии политической истории на центральное место в рамках дисципли­ны стало уже практически невозможно; историческая наука преврати­лась в многоквартирный дом со множеством внутренних дверей и переходов[430].

История всегда с трудом поддавалась логическим дефинициям. Но теперь более, чем когда-либо, ее можно адекватно охарактеризовать лишь в категориях парных противоположностей. Она занимает­ся и событиями и структурами, индивидом и массой, ментальностыо и материальными силами. Сами историки должны совмещать нарративные навыки с аналитическими, проявляя как сопереживание, так и отстраненность. Их дисциплина – это и воссоздание и объяснение событий, и наука и искусство; короче (возвращаясь к одному из ис­ходных моментов данной книги) история – это гибрид, не поддаю­щийся классификации. Эти отличительные черты следует рассмат­ривать не как борьбу противоположностей, а как взаимодополняю­щие акценты, которые в совокупности дают возможность более или менее адекватно понять прошлое в его реальной сложности. Дав определение истории в четких абсолютных категориях, мы ничего не выиграем – это может послужить разве что риторической поддерж­ки какого-нибудь нового подхода, чьи полномочия еще надо подтвердить. Но можно очень многое утратить, если в интересах ложно понимаемой целостности историки упустят из вида всю широту сво­его предмета.

И последнее, что необходимо отметить, современное практическое разнообразие отражает коренную амбивалентность функции, которую выполняет история. Ведь пока люди сохраняют хоть какой-то интерес к человеческой природе и творчеству, они согласятся, что любое проявление человеческого духа в прошлом может претендовать на их внимание, а историю стоит изучать ради ее самой. Некоторые из новых подходов, появившихся в последние сорок лет, явно идут в русле этой гуманитарной традиции. Исследование коллективных ментальностей в первую очередь преследует цель воссоздать эмоции и интеллект [стр.288] людей, живших в совершенно иных условиях, чем живем мы, с тем, чтобы их внутренний мир стал нам понятнее. Специалисты по ус­тной истории и Британии и других индустриальных обществах стре­мятся сохранить повседневный опыт недавнего прошлого, представ­ляющий для них ценность сам по себе.

Но на инновационные тенденции в историографии последних лет сильно повлияло и убеждение, что опыт прошлого содержит уроки для современного общества. Период почти полного отхода от злобо­дневных тем, характерный для профессиональных ученых первой половины XX в., закончился. Спокойно, но настойчиво историки вновь возвращаются к претензиям своей науки на выработку руководства к действию и ориентиров на будущее. Это убеждение существует, и оно влияет на исследовательские приоритеты, хотя их результаты чаще всего недостаточно убедительно преподносятся широкому читателю. Главной целью макроэкономической истории и количественных ме­тодов, в совершенствование которых она внесла больший вклад, чем любая другая отрасль исторической науки, является изучение динамики роста и стагнации экономикив масштабах целых стран. Ощуще­ние кризиса в управлении мировыми природными ресурсами способ­ствовало усилению роли истории окружающей среды точно так же, как выход черной Африки на международную арену привлек внима­ние к африканской истории. Теории о социальных структурах и соци­альных изменениях, позаимствованные историками у общественных наук, первоначально развивались мыслителями вроде Маркса и Вебера в качестве вклада в решение проблем современности; неслучайно их применение привело к интересным результатам в таких областях, как городская история и история семьи, которые сегодня непосредст­венно обращены к современным проблемам.

Конечно, если историки стремятся реализовывать свой потенциал носителей общественной мудрости, им следует апеллировать к широ­кой аудитории. В этом отношении профессиональные ученые настро­ены весьма пессимистично. В Британии историки периодически сету­ют на потерю интереса со стороны широкой публики и ностальгиче­ски вспоминают времена, когда их предшественники пользовались популярностью у читателей, даже если их труды оставляли желать луч­шего в исследовательском плане. Дэвид Кэннадайн, например, гово­рит об «интеллектуальной робости и антикварной педантичности» своих коллег – качествах, которые, по его мнению, отпугнули и чита­телей, и студентов[431]. Конечно, неуклонное стремление к профессионализму [стр.289] нетрудно совместить с привлекательностью для непрофессио­нальной аудитории, но на самом деле такой пораженческий взгляд разделяется далеко не всеми историками. При ближайшем рассмотре­нии оказывается, что эта проблема характерна для определенных ти­пов исторических трудов, а не для всей науки.

«Технические» работы по политической истории за пределами на­учных кругов мало кто читает, и попытка лишить британскую исто­рию привычных ориентиров вроде Английской революции 1640-х гг. или промышленной революции вряд ли придется по вкусу широкой публике; но те ученые, чьи труды обладают смыслом и цельностью, по-прежнему находят у нее живой отклик. Достаточно вспомнить хо­тя бы нарисованную Олвен Хафтон панораму жизни женщин в Евро­пе раннего нового времени или отрезвляющие и далеко идущие раз­мышления Эрика Хобсбаума о «коротком» XX в.[432] Историки, которым есть что сказать, никогда не уединялись в башне из слоновой кости, и нет никаких причин, чтобы это положение изменилось в будущем.

Самый большой повод для оптимизма в отношении будущего ис­торической науки – это тот факт, что все больше ученых сегодня ис­следуют темы, имеющие актуальное значение. Они не занимаются пропагандой, а исходят из убеждения, что из научных открытий исто­риков можно извлечь ценные выводы. Несомненно, эти выводы не столь однозначны, как утверждают сторонники «научной истории». Если общество ищет у историков ответов в виде точных прогнозов и четких обобщений, его ждет разочарование. Стремление к актуально­сти приведет к другому, не столь очевидному, но в конечном счете бо­лее ценному, результату – более четкому осознанию возможностей, заложенных в сегодняшней ситуации. И пока историки имеют о виду эту цель, их наука сохранит свою жизненную силу и уверенность в поддержке со стороны общества, в котором они работают.

 

 

[стр.291]

Библиография

 

В постраничных сносках основного текста книги приведены издания, в которых можно найти более полную информацию по конкретным вопросам, рассматриваемым в каждой главе. Нижеперечисленные работы дадут возможность читателю ознакомиться с литературой по всем основным проблемам, поднятым в книге. Включены работы только на английском языке. В том случае, когда существует несколько изданий книги, отсылка дана на наиболее доступное. В сносках обычно указано первое издание цитируемой книги.

 

Abrams Philip, Historical Sociology (Open Books, 1982).

Appleby Joyce, Hunt Lynn and Jacob Margaret, Telling the Truth About History (Norton,1994).

Bagley J.J., Historical Interpretation, in two volumes: vol. I, Sources of English Medieval History, 1066-1540 (Penguin, 1965), and vol. II, Sources of English History, 1540 to the Present Day (Penguin, 1971).

Bann Stephen, The Inventions of History (Manchester University Press, 1990).

Bann Stephen, The Clothing of Clio (Cambridge University Press, 1984).

Barzun Jacques and Graft Henry F., The Modern Researcher (3rd edn, Harcourt, Brace Jovanovich. 1977).

Bebbington David, Patterns in History (Inter-Varsity Press, 1979).

[стр.292] Black Jeremy and McRaild Donald M., Studying History (Macmillan, 1997).

Bloch Marc, The Historians Craft (Manchester University Press. 1954).

Braudel Fernand, On History (Weidenfeld & Nicolson, 1980).

Burke Peter (ed.), New Perspectives on Historical Writing (Polity, 1991).

Burke Peter, History and Social Theory (Polity, 1995).

Burke Peter, Varieties of Cultural History (Polity, 1997).

Butler L.J. and Gorst A. (eds), Modern British History (Tauris, 1997).

Butterfield Herbert, Man On His Past (Cambridge University Press, 1955).

Cannon John (ed.), The Historian at Work (Alien & Unwin. 1980).

Carr E.H., What is History? (2nd edn.Penguin, 1987).

Caunce Stephen. Oral History and the Local Historian (Longman, 1994).

Cipolla Carlo M., Between History and Economics: an Introduction to Economic History (Blackwell, 1991).

Clark Kitson G., The Critical Historian (Heinemann, 1967).

Collingwood R.G., The Idea of History (Oxford University Press. 1946).

Connell-Smith Gordon and Lloyd Howell A., The Relevance of History (Heinemann, 1972).

Curtis L.P. (ed.), The Historians Workshop (Knopf, 1970).

Drake Michael, The Quantitative Analysis of Historical Data (1974).

Elton G.R., Political History (Allen Lane, 1970).

Elton G.R., The Practice of History (Fontana, 1969).

Evans Richard J., In Defence of History (Granta, 1997).

Fentress James and Wickham Chris, Social Memory (Blackwell, 1992).

Floud Roderick, An Introduction to Quantitative Methods for Historians (2ndedn. Methuen, 1979).

Furedi Frank, Mythical Past, Elusive Future: History and Society in an Anxious Age (Pluto, 1992).

Galbraith V.H., An Introduction to the Study of History (C.A.Watts, 1964).

Gardiner Juliet (ed.), What is History Today? (Macmillan, 1988).

Gay Peter, Freud for Historians (University Press, 1985).

[стр.293] Geyl Pieter, Use and Abuse of History (Yale University Press, 1955).

Haskins Loren and Jeffrey Kirk, Understanding Quantitative History (MIT,1990).

Henige David, Oral Historiography (Longman, 1982).

Hosking G. and G.Schopflin (eds), Myths and Nationhood (Hurst, 1997).

Hoskins W.G., Local History in England (2nd edn, Longman, 1972).

Hunt Lynn (ed.), The New Cultural History (California University Press, 1989).

Iggers George C. and. Powell James M. (eds), Leopold von Ranke and the Shaping of the Historical Discipline (Syracuse University Press, 1990).

Iggers George C. New Directions in European Historiography (Wesleyan University Press. 1975).

Jenkins Keith (ed.), The Postmodern History Reader (Routledge, 1997).

Jenkins Keith, OnWhat is History?’ (Routledge,1995).

Jenkins Keith, Re-Thinking. History (Routledge, 1991).

Kammen Michael (ed.), The Past Before Us (Cornell University Press, 1980).

Kaye Harvey J., British Marxist Historians: an Introductory Analysis (Polity Press,1984).

Kenyon John, The History Men (Weidenfeld & Nicolson,1983).

Le Goff Jacques and Nora Pierre (eds), Constructing the Past: Essays in Historical Methodology (Cambridge University Press, 1985).

Lowenthal David, The Heritage Crusade and the Spirit of History (Viking, 1997).

Lowenthal David, The Past is a Foreign Country (Cambridge University Press, 1985).

Marwick Arthur, The Nature of History (Macmillan, 1970).

Munslow Alun, Deconstructing History (Routledge, 1997).

Novick Peter, That Noble Dreamy theObjectivity Questionan the American Historical Profession (Cambridge University Press, 1988).

Plumb J.H., The Death of Past (Macmillan, 1969).

Rigby S.H., Marxism and History: a Critical Introduction (Manchester University Press, 1987).

Samuel Raphael and Thompson Paul (eds), The Myths We Live By (Routledge, 1990).

Samuel Raphael, Theatres of Memory, vol. 2: Island Stories (Verso, 1998).

[стр.294] Samuel Raphael, Theatres of Memory, vol. 1: Past and Present in Contemporary Culture (Verso, 1994).

Scott Joan W., Gender and the Politics of History (Columbia University Press, 1988).

Shoemaker Robert and Vincent Mary (eds), Gender and History in Western Europe (Arnold, 1998).

Southgate Beverley, History: What and Why? (Routledge, 1996).

Stannard David E., Shrinking History: on Freud and the Psychohistory (Oxford University Pre 1980).

Stern Fritz (ed.), The Varieties of History (2nd edn, Macmillan, 1970).

Stone Lawrence, The Past and the Present Revisited (Routledge & Kegan Paul, 1987).

Thompson E.P., The Poverty of Theory (Merlin Press. 1978).

Thompson Paul, The Voice of the Past. Oral History (2nd edn, Oxford University Press, 1988).

Vansina Jan, Oral Tradition As History (James Currey, 1985).

Walsh W.H., An Introduction to Philosophy of History (3rd edn, Hutchinson, 1967).

Warren John, The Past and Its Presenters: an Introduction to Issues in Historiography (Hodder & Stoughton. 1998).

Windschuttle Keith, The Killing of History (revised edn, Macleay, 1996).

 

 

[стр.295]

ОГЛАВЛЕНИЕ

 

ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЮ 7

 

ГЛАВА 1. Историческое сознание 11

 

ГЛАВА 2. Для чего нужна история 33

 

ГЛАВА 3. Сырье для историка 57

 

ГЛАВА 4. Работа с источниками 81

 

ГЛАВА 5. Основные темы исторических событий 103

 

ГЛАВА 6. Изложение и интерпретация 129

 

ГЛАВА 7. Границы исторического знания 151

 

ГЛАВА 8. История и социальная теория 185

 

ГЛАВА 9. Историях в цифрах 219

 

ГЛАВА 10. Истолкование смысла и теория 241

 

ГЛАВА 11. История из первых уст 261

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 285

 

БИБЛИОГРАФИЯ 291

 

 

[стр.296]

Джон Тош

Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка

 

 

Художественный редактор Д.А.Морозов

Верстка В.Н.Цлаф

 

ЛР№ 064365 от 26.12.95

Подписано в печать 10.10.2000. Формат 60x901/16.

Печать офсетная. Бумага офсетная. Гарнитура NewtonC.

Усл.печ.л. 18,5. Тираж 5 000 экз. Заказ № 2498.

Изд. № 34/98-и.

 

ООО Издательство «Весь Мир»

101831, Москва-Центр, Колпачный пер., 9а

Тел.: (095) 917-87-49, 917-80-46. Факс (095) 917-92-59

E-mail: ozimarin@glasnet.ru; http://www.vesmir.tsx.org/

 

«Издательский Дом ИНФРА-М», 127214, Москва, Дмитровское ш., 107

Тел.: (095) 485-70-63. Факс (095) 485-53-18.

E-mail: books@infra-m.ru; http://www.infra-m.ru/

 

Отпечатано в Тульской типографии.

300600, г. Тула, пр. Ленина. 109.

 


[1] Ricton Norton, Mothers Claps Molly House: the Gay Subculture in England, 1700-1830, Gay Men’s Press, 1992.

[2] Jan Vansina, Oral Traditions as History, James Currey, 1985.

[3] James Fentress and Chris Wickham, Social Memory, Blackwell, 1992, Ch.5.

[4] Malcolm X., On Afro-American History, 3rd edn, Pathfinder, 1990, p.12.


Дата добавления: 2015-11-03; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
21 страница| 23 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.04 сек.)