Иисус в самом деле любит детей

В последние месяцы 2003 и первые месяцы 2004 года Колина, похоже, сильно волновала тема смерти. Он только и делал, что говорил о смерти и умирании, причем с серьезностью, не свойственной детям его возраста. Правда, говорил он также и о том, как выглядят небеса. Эти подробности урывками чаще всего всплывали после обеда, когда мы с Соней давали ему те или иные поручения, а то и просто в размеренном потоке жизни.

О небесных вратах он сказал: «Они были сделаны из золота, и на них были жемчужины». Небесный город был сделан из чего‑то блестящего, «вроде золота или серебра». Цветы и деревья там были «красивыми», а кроме того, водились разные животные.

Но, какие бы новые темы ни затрагивал Колтон, одна тема у него была неизменной: он постоянно говорил о том, как сильно Иисус любит детей. Именно так: постоянно.

Обычно он просыпался утром, и первое, что он говорил, было: «Эй, папа, Иисус велел сказать тебе, что Он очень любит детей».

Вечером после ужина опять: «Помни, Иисус очень любит детей».

Перед тем как идти спать, когда я помогал ему чистить зубы, он, невразумительно выговаривая слова ртом, полным зубной пасты, говорил: «Эй, папа, Иисус сказал, что Он в самом деле очень любит детей!»

С Соней он обходился так же. К этому времени она уже снова вышла на работу, хотя и работала неполный рабочий день, и в те дни, когда она сидела с Колтоном дома, он целый день щебетал ей о том, как Иисус любит детей. Дошло до того, что, какую бы историю на ночь мы ни читали нашему маленькому евангелисту, будь то история из Старого Завета, из Нового Завета, о Моисее или о царе Соломоне, Колтон неизменно завершал вечер одним и тем же посланием: «Иисус очень любит детей!»

Наконец я не выдержал и сказал:

– Колтон, мы давно все поняли. Пора остановиться. Иначе, когда я попаду на небо, тебе придется оправдываться перед Иисусом, ибо я расскажу Ему, что ты делаешь за Него всю работу.

Хотя мы порядком и подустали от безостановочных сообщений Колтона о том, что Иисус любит детей, это, однако, существенно изменило наше отношение к воспитанию детей в лоне нашей церкви. Соня постоянно разрывалась между необходимостью то подниматься на хоры, чтобы руководить певчими и петь вместе с ними во время утренних воскресных служб, то спускаться вниз, чтобы преподавать детям в воскресной школе. И хотя она знала, что, согласно статистике, большинство людей, исповедующих веру в Христа, исповедуют ее с раннего детства, именно та странная настойчивость, с которой Колтон провозглашал любовь Христа к детям, давала Соне свежие силы и энергию для занятий с детьми.

Я тоже стал куда смелее и уже не стесняясь просил членов церкви активнее участвовать в религиозном воспитании наших детей. Прежде я годами уламывал их, подвигая к тому, чтобы они согласились преподавать в воскресной школе. Хотя на словах они были «за», но, как только доходило до дела, они обычно отделывались отговорками типа: «Я уже внес свою лепту, и не далее, как в прошлом году» или «Я слишком стар (или стара) для этого».

Теперь же, когда мне приводили те же отговорки, я мягко и сердечно напоминал людям о том, что Иисус всегда очень трепетно относился к детям, видя в них величайшую драгоценность жизни, и если Он, столь сильно любящий детей, просит нас, взрослых, во всем им уподобиться, то мы должны еще сильней любить их и уделять им больше времени.

Помимо всего прочего, Колтон в течение этого времени был одержим радугой. Его рассказы о великолепии небесных цветов и красок напомнили нам с Соней Откровение Иоанна Богослова, где тот пишет о радуге над престолом Божьим, видом подобной смарагду (Отк. 4:3), и описывает небеса как сверкающий золотой город:

Стена его построена из ясписа, а город был чистое золото, подобен чистому стеклу. Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями: основание первое – яспис, второе – сапфир, третье – халкидон, четвертое – смарагд, пятое – сардоникс, шестое – сардолик, седьмое – хризолиф, восьмое – вирилл, девятое – топаз, десятое – хрисопрас, одиннадцатое – гиацинт, двенадцатое – аметист (Отк. 21:18–20).

Цвета некоторых из этих камней нам знакомы: насыщенно‑фиолетовый цвет аметиста, ярко‑зеленый смарагда (изумруда), прозрачно‑золотой топаза, бездонно‑черный оникса. Другие камни и их цвета менее известны: хризолиф, или хризолит, цвет которого меняется от светлого до оливково‑зеленого; гиацинт, имеющий прозрачно‑красный цвет. Вирилл (он же берилл) имеет множество цветов – от светло‑розового до темно‑зеленого и зеленовато‑голубого.

Описание Иоанна, изобилующее незнакомыми нам драгоценными камнями, настолько экзотично, что мы вынуждены отыскивать и рассматривать все эти минералы, чтобы понять, о каком цвете идет речь. Взрослые, особенно теологи, хотят точности. Но если бы эти цвета увидел ребенок, он бы свел их все к одному простому слову: радуга.

Поэтому, когда весной 2004 года над Империалом появилась изумительная по красоте, сверкающая всеми цветами радуга, мы тут же позвали Колтона, чтобы он на нее посмотрел.

Первой радугу увидела Соня. К этому времени она уже была на первом месяце беременности, и младенца, которого она носила под сердцем, мы с полным основанием считали нашим четвертым ребенком. Был теплый солнечный день, и Соня решила открыть входную дверь, чтобы впустить немного свежего воздуха.

– Эй, идите все сюда, посмотрите‑ка на это! – вдруг закричала она.

Я выскочил из кухни, пробежал через гостиную к входной двери – и замер от восхищения при виде радуги, столь яркой, свежей и живой, словно она только что сошла с полотна великого живописца. Или с детского рисунка, сделанного новенькими, только что купленными мелками и иллюстрирующего расклад цветов по всем известному принципу: «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан». Каждый цвет четко отличался от следующего, и вся эта разноцветная арка ярко светилась на фоне идеально синего неба.

– Неужели был дождь? – спросил я у Сони. – Я и не заметил.

Она засмеялась:

– Не думаю.

Колтон в это время был внизу, в игровой.

– Эй, Колтон! – позвал я. – Иди‑ка, посмотри на это. Не пожалеешь!

Он тут же прибежал и застыл вместе с нами на крыльце.

– Колтон, ты только посмотри на эту красоту! – воскликнула Соня. – Определенно там, где кончается радуга, находится большущий горшок с золотом.

Колтон сощурился, рассматривая краски, щедро разлитые по небу.

– Здорово, – сказал он с беспечной улыбкой. – Как раз то, о чем я вчера просил в молитве.

Сказав это, он повернулся на каблуках и ушел в игровую.

Мы с Соней недоуменно посмотрели друг на друга, словно спрашивая: «Это что еще такое?» И только позже, отправив детей спать, мы принялись рассуждать о силе детской молитвы, произнесенной с чистой верой. «Просите, и дано вам будет», – сказал Иисус, начав с этой заповеди, как бы продолжившей общую канву Нагорной проповеди, Свои рассуждения о сыне, просящем благ у отца.

«Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? И когда попросит рыбы, подал бы ему змею? – сказал в горах Галилейских Иисус народу, собравшему послушать Его учение. – Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Мат. 7:7, 9‑11).

Колтон Бэрпо давно не видел радуги, поэтому и попросил своего Отца Небесного послать ему одну. Вера – это по сути состояние детства. Возможно, подумали мы с Соней, нам многому нужно поучиться у нашего сына.

Глава 20

Дата добавления: 2015-10-28