Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Конец доктора

Волчье логово | Чудесное ожерелье | В глубокой балке | Игра со смертью | Голос из-под горы | На пустой дороге | МИНДАЛЬ ПОСПЕЛ | Конец павлина | На тихой пристани | Чатырдаг дышит |


Читайте также:
  1. Db 0 ; конец дополнительного окружения
  2. В августе 1935 г.была наконец принята новая Конституция для Индии.
  3. В конец Давиду, псалом Захариин в разсеянии, 138
  4. В конец, в песнех разума Асафу, псалом 54
  5. В конец, в песнех разума Давиду, 2 внегда приити Зифеем, и рещи Саулови: не се ли Давид скрыся в нас; 53
  6. В конец, в песнех, Давиду, псалом 60
  7. В конец, в песнех, псалом Асафу, песнь ко ассирианину, 75

 

Я не хочу туда. Там теперь только скореженное железо, остовы кипарисов, черные головни. И витает, как бесприютная птица, беспокойный дух бывшего доктора. А уцелевшая оболочка — черепушка, осколок берцовой кости и пружины специального бандажа, от Швабэ — в картонке от дамской шляпы, лежат в милиции, и ротастые парни ощупывают обгоревший череп, просовывают в глазницы пальцы.

— Вот так… шту-ка!

Сгорел доктор в пышном костре своем, унеслась его душа в вихре.

Его коллега прибыл на сытом ослике, в бубенцах, повертел горелую черепную кость — разве на ней написано! — и сказал вдумчиво:

— Установить личность затрудняюсь. Кто бы это мог быть — в костре?! Повертел крючки и пружинки от бандажа, сказал уверенно:

— Теперь для меня совершенно ясно. Хозяин этого бандажа — доктор медицины Михаил Васильевич Игнатьев. Это его специальный бандаж, собственного его рисунка, от Швабэ. Можете писать протокол, товарищ.

Пишите тысячи протоколов! Вертите, ротастые, черепушку… швырните ее куда!.. Нет у нее хозяина: вам оставил.

Няня остановилась с мешком «кутюков», докладывает:

— Михайла Василич-то наш… сго-рел! Черепочек один остался, да какой махонечкий! А глядеть — головка-то у них была кру-упная… Капиталы у них большие, сказывают… на себе носили… Припирался очень на ночь, боялся. А ночь, буря… удушили да пожаром-то и покрыли! Говорить-то нельзя, не знамши. Отмаялся, теперь наш черед. Да уж не вашу ли курочку я видала… на бугорочке, ястреб дерет? Да это еще давеча было, как в город шла. Кричу-кричу — шш, окаянный! Не боится… облютели, проклятые. Всем скоро…

Новое утро, крепкое. Ночью вода замерзла, и на Куш-Кае, и на Бабугане — снег. Сверкает, колет. Зима раскатывает свои полотна. А здесь, под горами, солнечно по сквозным садам, по пустым виноградникам, буро-зелено по холмам. Днями звенят синицы, носятся в пустоте холодной, тоскливые птицы осени. На крепком и тонком воздухе, в голоте, четки звуки и голоса.

Что за горячая работа?! Стучат топорами в стороне миндальных садов. Весело так стучат… Словно былые плотники объявились, обтесывают бревна, постукивают топорами. И по железу кровельщики гремят, споро-споро… кому это крышу кроют? Давно не слыхали такой работы.

Идет из-под горы няня, дощенку тянет.

— Где это плотники заработали? кому строят?

— Стро-ют!.. По Михал Василичу поминки правят, старый дом растаскивают другой день. Волокут, кто — что. Господи, твоя воля!.. Всю железу начисто ободрали, быки какие выворачивают… уж и лес! А железо-то пло-тное, двенадцатифунтовое… Ишь как!..

Да, лихо кипит работа.

— Вот уж хозяин-то был… на-век строил! А растащили за день. Как так, кто? А народ… и рыбаки, и… кто взялся. Прямо волоком волокут. И милиция, и помощник комиссара… Мальчушья набежало… жи-вы! Кричу одному, — ты что, паршивый чертенок, чужое добро волочишь?! — Теперь, — говорит, — дозволено, всенародно! Мой папанька вот наработал, а я оттаскиваю. Вон что! — И ты, говорит, тетенька, отдирай, чего осилишь! Всем можно!.. Возьми вот их! А что ж, подумаешь-то… помирать… Хоть потопиться! С голоду-то за сучьями по балкам лазить…

Поминки правят… Я смотрю на свой домик. Последний угол! Последняя ласка взгляда была на нем… Через узенькие оконца солнце вбегало радостными лучами, играло в родных глазах. Оно и теперь вбегает, все на те же места кидает свои полоски и пятна — на трескающиеся стены, на половицы, исчерченные шагами, на маленький белый столик, в чернильных пятнах и росчерках… Крохотная веранда, опутанная глициниями, оголившимися к зиме… Когда-то воздушные кисти их весело голубели в живых глазах. Заплаканные стекла, давно не мытые… Уйдем… и завтра же выбьют стекла, развалят стены, раскроют крышу, поволокут, потащут… с довольным гоготом мертвецов. Упадут кедры, кипарисы и миндали, и кучи мусора поползут мутными струйками в ливнях…

Глядит домик: уйдешь?.. Глядит сиротливо, грустно: уйдешь.

Я осматриваюсь, ищу опоры. Стиснуть зубы и умереть?.. Даться покорно смерти… Умирают безмолвные. Какие, куда — дороги?..

Держит дикарь в шлыке обгорелую черепушку, пальцы сует в глазницы… пощелкивает… — был какой-то! На перевале снега, пустые дороги в море… пустые — за горами. И дальше — снега, снега… Ну, какие, куда — дороги?!..

 


Дата добавления: 2015-10-24; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Праведница-подвижница| Конец Тамарки

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.007 сек.)