31 страница. - Босс сказал отвести тебя домой

- Босс сказал отвести тебя домой. - Нет, я ошиблась. Он все же выглядел взволнованным. Этот взгляд покровительственно-сочувствующего наблюдателя уже был мне знаком. – Эля, ты с нами? Я и тебя отвезу по пути. Мне просто потом снова надо вернуться в клуб.

- Я только попрощаюсь и выясню, как лучше обработать фото. Дай мне 10 минут!

Мы проводили убегающую Эльку глазами. Денис неловко кашлянул.

- У тебя есть курить? – тихо поинтересовалась я, и, получив отрицательный ответ, подошла к ребятам, которые беззаботно курили на крыльце, не обращая на нас никакого внимания. Мне было наплевать, но цербер Анубиса не сделал ничего, чтобы мне воспрепятствовать. Закурив, я вернулась к машине и устало облокотилась о капот, не замечая пронизывающего ветра и секущего мокрого снега. Беспомощно-обеспокоенное состояние Дениса передавалось даже на короткой дистанции, и я дерзко вскинула голову, разозлившись на то, что, по сути, чужой человек позволяет себе жалость по отношению ко мне.

- А ты не спеши меня хоронить пока. Откуда узнал, что мы вместе? Эля сдала?

- Я сам удивился, что она с тобой, - Денис избегал смотреть мне в глаза, от чего страх начал разгон со скоростью марафонского бегуна. Тем не менее я с ленивой грацией размяла затекшую шею, выпуская сигаретный дым в неприветливую морозную влажность поздней осени. Еще одна полезная в обыденной жизни фишка, которую я непроизвольно переняла от двух своих последних мужчин. Спокойствие в любой ситуации. Увы, в 20 лет это вряд ли выглядело так круто и естественно, как в более позднем возрасте.

- И нет никаких версий, откуда стало известно о моем местонахождении? Навигатор? Жучок? Под кожей уже, наверное? – я хотела сказать грубее на самом деле. Смотрела прямо перед собой, напряженно ожидая ответа, пока Денис осторожно пробежался быстрым взглядом по моей напряженной спине и дрожащим пальцам, не успевающим подносить к губам сигарету.

- Ты должна была сама догадаться, что для такого человека не составляет труда узнать абсолютно все. И лучше было не обманывать его в таких мелочах.

На пороге кафе появилась Элька, и мы синхронно повернули голову в ее направлении. Я сбила пепел в ледяную кашу у своих ног.

- Ты же не препятствовал ей, когда она сказала, где будет. Ты даже не злишься!

- Я не буду говорить, что наши отношения различны по сути своей, Юль. Я никогда не лезу в дела своего босса, я могу только предполагать и догадываться об их формате. Дело не в том, что у нас все по-иному. Я был поставлен в известность с самого начала о том, где моя девушка проводит свое свободное время. Ты же, как я понимаю, то ли не сочла нужным, то ли побоялась это сделать.

Я не нашла, что ему ответить. С одной стороны, все было логично до невозможности, но с другой… Неужели Алекс в силу своего опыта и осведомленности о моем прошлом не понимал, как мне необходима хотя бы капля личного пространства, которое будет принадлежать только мне и давать ощущение пусть мнимой, но свободы? У меня ее не было слишком долго, неужели это надо было объяснять ему на пальцах?

Элька махнула рукой Джеку Воробью и направилась к нам. Денис бросил на меня осторожный взгляд.

- Я бы не хотел оказаться на твоем месте.

Шикарная попытка меня успокоить! И недальновидная с его стороны. Мне ничего не стоило послать бойфренда подруги вместе с его шефом в пешее эротическое турне и вернуться под крышу паба, где никто из них не посмел бы диктовать свои условия. Могло ли быть хуже, чем уже стало? Приближение Эли спасло от непредвиденных рискованных шагов.

- А ты знаешь, там совсем не страшно, на моем месте. Может, тебе бы даже понравилось! – я натянуто улыбнулась на очередной виток их страстных объятий и громко хлопнула дверцей автомобиля, забираясь на пассажирское сиденье. Ванильные обнимашки этих двоих на пронизывающем ветру кольнули нехорошим предчувствием. Вряд ли я теперь буду иметь право на подобный поцелуй. Страх вместе с давящим чувством вины сжал в тиски, заставляя жаться в углу, подобно загнанному зайчонку. Вжиматься побелевшими подушечками пальцев в равнодушное черное стекло мобильного телефона в непонятной надежде на… на что? Абстрактное, сухое «прощена»? Я многое усвоила за это время. Прощение возможно только после наказания. И в этот раз звание первой леди самого крутого тематика города не избавит меня от подобной участи.

Пальцы, не подчиняясь законам логики, в попытке использовать любую возможность, продавливают сенсорные кнопки телефона. Я должна хотя бы попытаться сказать, как мне жаль, и не надо на этом этапе рубить проснувшиеся крылья! Сухие равнодушные гудки… Я не сдаюсь до третьего раза. Вздрагиваю от хлопка дверцы, кивнув на обеспокоенный Элькин взгляд.

- Денис, набери своего босса! – Маска холодной и невозмутимой стервы сорвана, валяется на мокром асфальте, присыпанная крупой, застывшая льдом – но мне больше нет до этого никакого дела. Интуиция вопит, бьется в сетях неотвратимого происшествия пойманной птицей, сходит с ума от невозможности достучаться до чужого сердца и остановить предстоящий кошмар, пока не станет совсем поздно. Она не хочет точки невозврата, но еще больше она не хочет завершения того, что так прекрасно началось!

- Юля, у меня нет распоряжения его беспокоить, пока я не довезу тебя домой.

Эля открывает было рот, но, передумав, тянет руку назад, чтобы сжать мою ладонь.

- Багира, забей! Я завтра приеду вечером, побуду с тобой до утра… Просто продержись и не паникуй, договорились?

- А пары? – туплю я, напрочь забыв, что в понедельник их не будет.

- У Миранды открытая пара, а социологию мы перенесли на четверг, чтобы освободить день. Ты забыла?

… Я так и не узнала, откуда Алекс узнал об этом еще до того, как мне напомнила Эля. На тот момент мне уже было все равно, я настолько издергалась, что могла хотеть только одного: завершения разговора, пусть даже того самого наказания, ожидание которого разбудило панический ужас под патронатом сошедшей с ума интуиции. Как ни странно, я все же сумела заснуть в ту ночь, вытолкав взашей Элю, которая страдала комплексом вины за то, что не позволила мне остаться дома и так легко, не думая о последствиях, взяла на «слабо». О том, что нервному сну после дозы валерьянки предшествовали семь попыток дозвониться до Алекса, я утром старалась не вспоминать. Бывает, после того, как тебе удалось выспаться, ситуация перестает шокировать своей неотвратимостью, ты смотришь на нее с разных точек зрения и в итоге находишь правильное решение. Так вот, со мной эта теория не работала. Противная, подзабытая паника накрыла удушливой пеленой, принуждая остаться в постели и придумать себе несуществующую головную боль. Но когда Юлька Беспалова пряталась по кустам? Когда она отключала телефоны, чтобы избежать ненужного разговора, и баррикадировала двери тумбочками?

… Убегающая из-под колес дорога. До боли знакомый маршрут в привычном направлении, когда я горела сладким предвкушением встречи. Я ничего не замечала вокруг себя, списывая на волнение и тревогу. Что я тогда знала об их истинном значении? Между предвкушением чего-то хорошего и ожиданием неминуемой опасности - очень большая пропасть.

Был ли у меня выбор, когда отвечала на звонок, стараясь говорить максимально взвешенно, чтобы, упаси бог, мой голос не дрожал? Могла ли повлиять на эту ситуацию тогда, когда выбрала в спутники сухой деловой тон вместо униженных просьб забыть о ночной выходке и ничего не предпринимать? Я могла отказаться от поездки к нему домой, почему гордость взыграла именно сейчас, когда все козыри, да и сама правда, были не на моей стороне?

Вопросы без ответа, распалившие сухой костер обмораживающего ужаса. Этот огонь ледяной, он не обжигает, и от подобной неправильности сердце никак не желает успокоить свой хаотичный бег. Нет, оно не выдержит такой скорости – моментами накатывает волна расслабляющего спокойствия с оттенками чуть ли ни нежности. Еще один штрафной удар запутанной, перевернутой интуиции? Она так редко мне врет. Но сейчас… Я по-прежнему в безопасности, но одновременно как никогда близка к краю обрыва.

Руки Алекса уверенно сжимают руль, а я отвожу глаза, чтобы не думать о том, почему он так и не снял тонких кожаных перчаток. Так сподручнее меня задушить за проявленное своеволие? Демонстрация нежелания прикасаться ко мне оголенными пальцами, чтобы как нельзя точнее подчеркнуть глубину своего разочарованного презрения?.. Я не могу это выдержать. Все это куда сильнее того, что я могла бы вытерпеть, не пискнув и не взмолившись о пощаде!

- Там не произошло ничего криминального. Есть запись мероприятия! – Почему, ну почему я оправдываюсь именно сейчас, за час до эшафота? – Мне действительно сообщили об этом в самый последний момент!

Он молчит, не удостоив меня даже взглядом. А могу ли я ожидать чего-то другого? Сегодня все не так, как было прежде. Нет затягивающего в омут страсти поцелуя при встрече – все, как я предвидела еще ночью. Нет привычной уже охапки белых или красных роз, которые всегда ожидали меня на пассажирском сидении. Никакого теплого шепота «все хорошо? Почему волнуешься?» в приоткрытые далеко не от возбуждения дрожащие губы.

И у меня нет никакого желания смотреть на него… потому что мне реально дико страшно! Да останови ты машину, врежь мне по лицу, заори, что я лживая сука, которая не стоила твоего доверия; разорви платье прямо по шву вдоль и поперек прямо на этой далеко не безлюдной трассе, пусть от этого яростного насилия станет легче обоим! Не заставляй меня медленно умирать от неизвестности, разрываясь между желанием упасть на колени прямо в машине и выпрыгнуть из нее на полном ходу, рискуя переломать все ребра!

- Я просто не хотела вас отвлекать от приема! Ну неужели непонятно? – страх так быстро трансформируется в ярость и обратно, что не успеваю зажать рот ладонью… и не усугублять свое и без того плачевное положение. – Что в кругу друзей со мной могло случиться?!

Резкий визг тормозов на мокрой трассе, скрип шин разрядом усилившейся паники по перетянутым сплетениям нервных окончаний – кажется, я все же вскрикиваю, вцепившись пальцами в подлокотник, рискуя сломать маникюр. Страх и без того плещется в нейтральных водах за зоной финишных буйков, ожидание неизбежности съедает изнутри в отчаянной попытке спасти хоть крупицу здравого смысла.

Я жду всего, чего угодно. Хватки за волосы и удара по лицу. Принуждения как минимум к оральному сексу прямо здесь, рискуя шокировать проезжающих мимо. Меньше всего я жду, что Алекс сложит руки в замок на рулевом колесе и задумчиво уставится вперед, принимая, как могло показаться со стороны, тяжелое для себя решение.

Время замирает вместе с новыми витками просыпающегося ужаса. Мне следует перестать смотреть, уставиться в пол, подумать о чем-то отвлеченном. Но я не в состоянии отвести глаз от его четко очерченного профиля и легкого прищура устремленного на дорогу задумчивого взгляда, слегка затемненной линии высоких скул и волевого подбородка. Внезапное желание провести по щеке кончиками пальцев, забирая его скрытую злость, усмиряя взбешенного зверя внутри, гаснет, не успев трансформироваться во что-то более осознанное и реальное.

- Ты можешь все остановить, - его голос лишен какого-либо эмоционального окраса, только пальцы под тонкой черной кожей перчаток сильнее сжимают руль. – Одно твое слово - я отвезу тебя домой. Ты не обязана, если не хочешь.

- И всему конец? – Поразительно, как недавний страх отступает перед ужасающей перспективой потерять то, что еще толком не началось, и я сейчас боюсь этой потери до дрожи в коленях, до первых темных пятен перед глазами. – Ставим точку в нашей истории?

- Я не имею привычки принуждать к чему-либо. Выбор всегда будет за тобой. Создавать иллюзию отношений, притворяясь тем, кем ни один из нас не является, будет изначально неправильно.

Сталь бескомпромиссных слов режет по живому, усиливая дрожь в сомкнутых коленях. Я прекрасно понимаю, что моя жизнь просто рассыплется на тысячи мелких осколков, если я потеряю свой свет в страхе перед кратковременной болью от его не всегда ласковых лучей. Мне так дорого встало недавнее одиночество, что я едва не сошла с ума. Уже не задумываясь о том, как именно это выглядит, подаюсь вперед, не в состоянии скрыть ужас от возможного разрыва. На сей раз этого достаточно, чтобы Алекс повернулся ко мне, и наши глаза встретились. Я не вздрагиваю и не отшатываюсь от легкого хладнокровного прищура, беспрепятственно, с каким-то облегчением позволяя ему залезть в мое сознание, считывая страх и опасения распахнутой наизнанку души.

- Ты понимаешь, что мне придется тебя наказать?

Я не могу даже кивнуть. Я боюсь, что любой жест, малейшее движение ресниц будет использовано против меня. Оправдания замирают на губах, медленно растворяясь в повисших секундах. Мне не нужно спрашивать, зачем и почему, это уже не имеет никакого значения.

- Я никогда не запрещал тебе общаться с друзьями. Тирания – не мои методы. Я не могу простить тебе твой эгоизм без наказания. Ты думала только о своем комфорте и удовольствии, когда не поставила меня в известность. И ты даже не предположила ни на секунду, что я тоже могу волноваться… переживать за тебя… Я сейчас молчу о проявленном недоверии с твоей стороны! – Ладонь сжимается в кулак до предельного натяжения перчаточной кожи. – Я просил всего лишь никогда меня не расстраивать. Быть откровенной!

Это я запомнила очень хорошо. За недоверие наказывают с самой крайней жестокостью. Мне хочется закрыть глаза, но я с отчаянием смертницы держу его взгляд, беспрепятственно позволяя спиралям обмораживающего азота погасить мое сумасшедшее биение сердца.

Я смелая. Я смогу.

Это молчаливое согласие. Не в состоянии выдерживать атаку потемневшего малахита, отвожу глаза. Молчаливая пауза уничтожает мои нервы, но я не в состоянии произнести ни слова. Я молчу всю дорогу, отмечая неровный рельеф загородной трассы в ожидании неотвратимой неизвестности.

Иногда интуиция ведет нас к финалу совершенно неожиданным путем. Запутанным маршрутом через фатальные буреломы, где мы рискуем травмироваться и растерять все силы. Мы можем долго ругать себя за то, что решились шагнуть в эту бездну кошмара с тонкой натянутой леской, которая не даст упасть и провалиться, она одна не позволит нам свернуть с пути, который изначально был правильным…. и единственным из возможных, как бы ужасно это не выглядело со стороны.

…- Я не буду ждать до вечера! Юля, или ты раздеваешься без своих глупых попыток меня разжалобить, или, клянусь, поползешь в комнату на четвереньках!

Мои пальцы обледенели на молнии платья. Глотая слезы ужаса и преодолевая головокружение, дергаю ее вниз, чудом не вырывая полностью. Сейчас в этом униженном избавлении от одежды в гостиной нет ни капли грациозного эротизма. Последний взгляд на хмурое непроницаемое лицо рассерженного Хозяина в немом ожидании, что сейчас все закончится… Что я просто прижмусь к его груди и смогу дать волю слезам под равномерные поглаживания волос и ласковый шепот с обещанием чего-то чудесного. Губы Алекса раздраженно дергаются, всего в два шага он преодолевает разделяющее нас расстояние. Вместо поглаживания затылок прошибает раскаленными иглами от хватки в волос, режущий захлест по линии ребер, прежде чем кружевной бюстгальтер, не выдержав рывка сильной мужской ладони, летит на пол под аккомпанемент моего испуганного крика.

Я не готова. Не дали времени даже выпить стакан воды и отдышаться после дороги, которая, похоже, уже стоила мне очередной фобии. Хозяин в ярости. Я никогда не увижу ее проявления в его глазах, в нервозности уверенных движений, в подрагивании челюстных мышц, но от этого я не перестаю ощущать эти гребаные флюиды, убивающие во мне все живое! Резкий толчок - и я едва успеваю сгруппироваться, зашипев от боли в кистях, которые приняли удар о пол на себя.

Его нога в неизменной коже дорогих туфель легким нажимом давит на поясницу, пригибая к полу.

- Я сказал - раздеться! Я непонятно выразился?

Ужас настолько сильно завладел мной, что блокирует даже сухие рыдания. Переворачиваюсь на спину, поспешно стягивая колготки. В этих извивающихся метаниях эротики нет вовсе. Поспешно откидываю их в сторону вместе с узкой полосой стрингов. Мне некогда даже испытывать унижение, все вычеркнул ужас от возможного наказания, если Хозяин снова останется недоволен. Со сдавленным криком отползаю к дивану, увидев в его ладони моток уже хорошо знакомой мне красной веревки.

- Прекрати орать. Я просто хочу тебя трахнуть. Или это для тебя хуже порки тростью?

Мои глаза помимо воли расширяются от режущей циничной констатации факта, и все же зажмуриваюсь, не в состоянии видеть его улыбку, которая не предвещает ничего хорошего.

- О нет, твое наказание не закончилось… Оно еще не начиналось! Считай это прелюдией, может, даже получится расслабиться!

Грубые витки веревки впиваются в покорно сомкнутые запястья, отзываясь в позвоночнике вспышками разрывающей боли, а меня уже трясет от подступающих слез и его близости. Хочется просто прижаться, минуя все преграды тематического регламента… Стоп-слово забыто, ужас отключил этот участок памяти, и мне сейчас это совсем не нужно. Снова грубая хватка волос, шиплю от обжигающего трения коленей о паркет, когда он ловко, словно тряпичную куклу, разворачивает меня лицом к дивану. Холод кожи охлаждает пылающую щеку, разрывая контрастом с жаром огня в натянутых волосах, а тело цепенеет, не в состоянии сопротивляться абсолютной власти Алекса. Мой свет стал моей тьмой. Слезы сжимают горло, едва различаю звук стукнувшего о паркет ремня с легким звоном металлической пряжки и звук расстегиваемой ширинки, закусив губы в ожидании неминуемой боли.

- Да ты уже готова… Удивлен, что у тебя для этого остались силы… Только тело врать не будет! – Все-таки вскрикиваю от прикосновения головки члена к малым губам, не в состоянии побороть волны сладкой патоки, залившей тело от одного касания. Он не торопится, несмотря на с трудом сдерживаемую ярость, и мой крик переходит в сдавленный всхлип от скольжения влажной головки пениса по налившимся половым губкам, затрагивая всю площадь жаждущей большего киски. Повинуясь основным рефлексам, толкаюсь навстречу его полному погружению одним резким толчком на всю длину, до самой матки, но не пугает даже минутная боль. Краткая заминка перед новым толчком – не успеваю оседлать сосредоточение удовольствия, толчки члена внутри разрывают привычный темп, переходя в ритм откровенного насилия. Если б я еще могла воспринимать его именно таковым! От беспощадной резкости грубого вколачивания стеночки влагалища, не сговариваясь, превращаются в одну сплошную эрогенную зону, и не проходит и минуты, как резкие, тугие судороги сжимают член в своих атакующих тисках накрывшего оргазма в унисон с моим криком… больше не ужаса и не отчаяния…

В ушах еще шумит после нелогичного, неправильного, но такого сладкого потрясения от накрывшего с удвоенной силой оргазма, что я даже с трудом соображаю, что кончила я одна. Грубый рывок, отдающийся резью в запястьях, перед тем как они получают свободу. Подтягиваюсь на дрожащих руках, на губах медленно расцветает счастливая улыбка удовлетворенной женщины… прежде чем фиолетовый сатин мужской рубашки падает на пол рядом с диваном.

- Тебе лучше одеться. – Резкий звук застегиваемой ширинки режет по нервам некоторой нелогичностью происходящего, растерянно хватаюсь за его рубашку, непроизвольно задержав взгляд на выступающих кубиках мужского рельефного пресса, продеваю руки в рукава, все еще не понимая, что произошло, и почему такая внезапная поблажка. Это все, чего мне надо было сегодня опасаться?

Ноги подкашиваются, когда я пытаюсь натянуть трусики, рискуя свалиться, и все же падаю обратно на диван от приступа головокружения.

- В постель, моя девочка? – ледяной тон взрезает мне нервы. – Ну уж нет. Я не желаю сегодня видеть тебя в своей постели!

Поднимаю голову, проклиная возвращение ментолового холода приближающейся паники. Легкий прищур его глубоких, потемневших зеленых глаз никуда не делся, как и улыбка циничного Хозяина на тонких губах.

В который раз за сегодня время делает замедленный кульбит, искажая пространство и восприятие реальности? Моторный катер под предводительством автопилота вместо Харона взял курс к вратам Тартара, и обратный отсчет запустил свой безжалостный таймер, с отскакивающими секундами циничного тембра.

- Пора показать тебе твою новую комнату. Мне жаль, я думал, никогда до этого не дойдет! Только ты не оставила мне другого выбора…

Глава 23

Я не испытываю панического ужаса за шаг до предела неотвратимости. Может, так и должно быть на самом деле? Когда сознание устает метаться от страха и давящей неизвестности, оно просто включает защитный режим спокойствия с примесью необоснованного оптимизма. Можно ли его винить в этом? Оно не знало ничего другого наедине с этим мужчиной за долгие минуты, часы, дни, недели, которые складывались в месяцы наших потрясающих взаимоотношений. Я и сейчас не верю в плохое, глядя на эти плотно сомкнутые губы, в эти цинично прищуренные глаза и слыша уставший, спокойный, а от того еще более пугающий голос. Его тембр умеет запускать по телу реки щемящего искушения с примесью сладкого страха, а уж никак не ужас и желание бежать со всех ног. Если эти сильные руки причиняют боль, она моментально трансформируется в разряды острого удовольствия. И еще он никогда не злится, как бы ни пытался доказать обратное. Стальной самоконтроль с узаконенной позиции искушенного эстета с доминантным складом характера, никаких попыток казаться тем, кем не является, и отыгрывать заученную роль – его визитная карточка. Что мне может угрожать сейчас, когда я под его защитой? Нам слишком хорошо было вместе, чтобы разрушить все одним ударом кнута, оглушающей пощечиной, принуждению к унизительному поцелую туфель и тяжелого ошейника в качестве экзекуции!

Я все еще не верю, что произойдет что-то ужасное. Рывок за пределы собственного страха и тревоги для их моментальной нейтрализации. Сатин фиолетовой рубашки ласкает разгоряченное после потрясающей эйфории тело. Стягиваю ткань плотнее, вдыхая его потрясающий аромат, нотки сандала с легким шлейфом тонкого парфюма. Отчаянная попытка доказать себе, что ничего плохого со мной случиться больше не может? Летом я испила свою чашу страданий до дна, после всего того, что этот человек сделал для меня, ничего подобного повториться не может. Зачем надо было мариновать меня в кабинете элитного психотерапевта, воскрешая прежнее мировоззрение день за днем? Не для того же, чтобы все это уничтожить недрогнувшей рукой в один день, воспользовавшись моей ночной самоволкой как поводом развязать себе руки?

Пытаюсь подняться, только в ушах еще шумит от пережитого удовольствия, непроизвольно сжимаю виски и откидываюсь на спинку дивана. В чем логика? Зачем меня заставили одеться? И что значат эти хлесткие слова «я не желаю видеть тебя в своей постели»? Попытка сберечь от собственной ярости, опасение, что не удержит контроль, или просто отчуждение, самое тонкое и беспощадное из наказаний?

- Все нормально? – его голос так же холоден, но я даже в таком нестабильном состоянии могу уловить в нем ноты беспокойства. Со мной все нормально. Головокружение может как спасти меня от неизбежного наказания, так и отстрочить его во времени, сжигая нервные клетки дотла. Поднимаю глаза, возвращая себе холод рационального суждения, у которого только одна цель – не допустить, чтобы Алекс сейчас увидел мой страх. Я только надеюсь, что очередной приступ слабости сейчас не помешает мне встать на ноги, потому что проявлять слабость и униженно цепляться за его щиколотки не стану, даже под угрозой неминуемой смерти!

- Тебе лучше обуться. – Перевожу растерянный взгляд на пару обуви в его руках. Похожа на кеды, рассмотреть детально не успеваю. – Если не уверена, скажи прямо сейчас. Потом я тебя слушать не буду.

Может, хватит уже? Я вскидываю голову, поборов приступ ледяного ужаса.

- В подвал? – Съязвила, не смолчав. Я не знаю, что буду делать, если в моей шутке не окажется и доли этой самой шутки. – На цепь? Просто не июль месяц. Это так, на всякий случай!

Теплая волна пробегает по напряженной спине- я вижу в его глазах отражение сожаления, минутного колебания, - меня накрывает биополем почти болезненной эмоциональной защиты, но я настолько напугана и дезориентирована, что не понимаю его значения. Не хочу понимать и принимать - потом придется низко и больно падать!

- Не паясничай. Никакого подвала, если тебе станет легче. Подожди!

Два быстрых шага мне навстречу.

- Обувайся! – Мне приходится присесть, и я этому рада. Он не видит, как я трясусь, натягивая мокасины, как с трудом сглатываю подступившие слезы и как поспешно вскакиваю, готовая убить себя за желание прижаться к его ногам и умолять в этот раз не делать ничего, что может угрожать нашим отношениям! Мой страх сейчас не страх боли. Не страх унижения. Это страх потери пока еще хрупкого, волшебного равновесия нашего зарождающего мира, страх потери веры в мужчину, которого я уже привыкла называть своим, опасение увидеть его таким, каким никогда не смогу принять и полюбить. Это страх потери Света, перед которым Тьма сдалась, капитулировала, растворилась, не в силах вынести абсолют настоящей власти… Я не хочу терять то, что уже бережно и крепко держу в своих ладонях, и не желаю расставаться с ним ни при каких обстоятельствах!

С трудом не всхлипываю, когда теплые пальцы псевдо-лаской погружаются в мои волосы, чтобы натянуть привычной хваткой у корней. Давление ладони направляет мою голову к дверям, и я, забыв на время, как дышать и плакать, делаю первый шаг в свою личную преисподнюю.

Спиральная лестница, кованые перила, мягкий ворс ковра. Пылающий от прилива крови затылок, ужас хлесткими ударами по слезовыводящим каналам, безжалостными пощечинами по побледневшим щекам, - я была бы счастлива принять их в реале… Паника врывается в беззащитно-растерянное сознание вооруженным агрессором на двенадцатой ступеньке, взрывая изнутри шипами обмораживающей пустоты. Дергаюсь в его руках, рискуя лишиться волос и свалиться с лестницы с первым выстрелом-отдачей несдержанной душевной боли и горьких слез.

- Ну что такое? Я думал, ты смелая! Тише, моя девочка! – шепчет Алекс, а я едва не падаю, больно ударившись большим пальцем о выступ ступеньки, но хватка в волосах не ослабевает, наоборот, добавляется давление руки на плече. Я извиваюсь в этой хватке, бездумно пытаясь отступить назад. С таким же успехом можно попытаться сдвинуть шкаф в не особо ритмичном танце. Нереальность происходящего правит свой бал, но даже ей не под силу выдержать атаку неумолимого ужаса.

Боже мой, я не хочу туда. Я не знаю, что ждет за этой безобидной с виду дверью, одно я знаю точно - ничего хорошего! Не замечаю острого разряда боли в почти вывернутых в перекрученный жгут волосах, практически задыхаюсь, неосознанно вонзая ногти в кожу груди Александра, теряя способность говорить и соображать… Я хочу кричать, умолять, угрожать. Орать, проклинать все на свете – но я не могу! Он не замечает моего состояния или просто не спешит мне на помощь. Он больше не мой персональный ангел. Два серебряных крыла носителя спасительного Света заключили негласный союз с моей Тьмой, бог и дьявол обмениваются крепкими рукопожатиями, даже не сражаясь за право перерезать алую ленту в честь открытия черного отчаяния имени Юли Беспаловой. Тепло его тела, биение сердца, согревающий пульс сильных пальцев теряют свое предназначение, оставаясь за периметром такой знакомой стены вакуумного плексигласа. Я ее кажется, даже знаю… Откуда?! Почему?! Зачем снова?!

Воображение наверняка рисует картину камеры пыток – но я не замечаю ее пугающих красок за приступами паники. Все еще пытаюсь вырываться, потеряв неоспоримое преимущество ступеней. Защитный купол нашего уникального, понятного только двоим, с таким трудом выстроенного мира исходит сетью тончайших микротрещин на пороге обычной белоснежной двери комнаты, в которую я не хочу входить. Кажется, стоит сделать шаг - и поглотит беспощадный огонь, его убивающий жар проникнет до самого сердца, в который раз разбивая на осколки!

Бросаю невидящий взгляд в абсолютно светлые, невероятно затягивающие зеленые глаза того единственного мужчины, кто не только приготовил мне этот кошмар, но и кто сам в состоянии остановить запущенную программу уничтожения! Провести ладонью по пылающим щекам, запечатлеть сухой поцелуй на лбу, прошептать, что мне нечего бояться – пусть даже соврет, я заранее ему это прощаю. Только не окунает в забытый ад одним рывком дверной ручки! И мне плевать на то, что будет со мной… Я до боли, до разрыва сердечной мышцы, до кровоизлияния в мозг боюсь крушения того, что мы так долго и тонко плели день за днем, того, что я без пяти минут готова была назвать своим счастливым будущим!

Сколько моим ослабевшим, дрожащим рукам сопротивляться мужской силе, скользить, а не бить сжатыми кулачками по широкой груди с каркасом железобетонных мышц? Сколько боли я могу уместить в своих глазах, чтобы увидеть тень сомнения или неуверенности на его замкнутом спокойном лице? Сколько гулких ударов должно пропустить мое сердце, чтобы достучаться до чужого в умоляющей попытке не уничтожать, не убивать НАС этим бескомпромиссным решением неотвратимого наказания запутавшейся девчонки? Какие аргументы я могу безмолвно прокричать в попытке достать его сознание, потому как падения на колени и надрывного рыдания с мольбой не переступать черту будет сейчас недостаточно?! Почему стеклянная стена защитной непроницаемости не пожелала вырасти за считанные секунды между нами, поманила своей мнимой доступностью и растворилась без следа? Ей показалось, что она увидела в зеленых озерах внимательных глаз отголосок грусти и сожаления с желанием все немедленно прекратить, и если так, почему он этого не сделал, и чего же ему не хватило для того, чтобы отменить шокирующее решение?! Неужели моего надрывного крика, переходящего в сдавленные рыдания, которые я на пороге своего падения в бездну не могла воспроизвести даже под прицелом револьвера? Гордость была здесь ни при чем… Я просто не знала, почему не смогла его остановить в эти падающие каменным обвалом жестокие неотвратимые минуты!

Дата добавления: 2015-10-24