Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

На границе кревенсфилдской равнины 21 страница

НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ 10 страница | НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ 11 страница | НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ 12 страница | НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ 13 страница | НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ 14 страница | НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ 15 страница | НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ 16 страница | НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ 17 страница | НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ 18 страница | НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ 19 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

— Спасибо за совет. Сейчас я намерен откинуть капюшон, выйти из тени страха и взять то, что принадлежит мне по праву.

— Хорошо, просто отлично. — Ллаурон потер руки, словно пытался их согреть. — Очень разумно. Я рад, что ты наконец принял свою судьбу.

Эши улыбнулся под капюшоном.

— Я имел в виду совсем другое. Речь идет о том, что по праву принадлежит мне, — о моей жизни, отец. Я слишком долго делал то, что хотелось другим. Я постараюсь исполнить свой долг и предначертание судьбы, сделав Рапсодию своей женой и королевой намерьенов. Не могу представить себе, кто подходит на эту роль лучше, чем она. Да ты и сам так думаешь.

Ллаурон вздохнул.

— Ты прав, я действительно это говорил. Ладно, хочу лишь еще раз тебя предупредить: помни о бабушке и дедушке. Никогда не поднимай на нее руку и не допускай, чтобы личные ссоры привели к страданиям твоих подданных.

— Конечно нет. — И хотя лицо Эши скрывал капюшон, Ллаурон видел, как оскорблен его сын.

— Очень хорошо. Тогда, раз уж ты принял решение, я хочу тебя благословить — времени остается слишком мало.

Эши разинул рот.

— Я не понял?

Ллаурон улыбнулся, но в его голосе появилось раздражение.

— Перестань, Гвидион, не стоит портить отцу столь важный момент. Опустись на колени.

Эши встал на колени, и Ллаурон положил ладонь на его медные кудри. В глазах жреца появилась печаль.

— Будь счастлив. И береги ее.

Эши ждал, но Ллаурон молчал.

— И все? — спросил Эши. — И никаких наставлений?

Ллаурон засмеялся.

— Нет, наставлений не будет. Я же сказал тебе, что у меня мало времени. К тому же когда слов слишком много, в них тонет смысл. Я лишь хочу, чтобы ты был счастлив, и, если ты поступишь так, как я тебе советую, все в твоей жизни будет прекрасно. А теперь давай выпьем бренди. Я буду особенно жалеть об этом аспекте человеческого бытия. Что может быть лучше глотка золотистого эликсира?

Эши подошел к шкафчику, и как раз в этот момент теплый закатный свет, отразившись от оконных стекол, упал на пол.

— Знаешь, отец, когда ты станешь драконом, тебе вовсе не обязательно вести трезвый образ жизни. Я знаю отличное местечко, где можно установить большое корыто. Ты сможешь изредка прихлебывать оттуда.

— Варвар.

Стоящие снаружи стражники услышали смех и вздохнули.

 

 

Хагфорт

 

Джеральд Оуэн, гофмейстер Хагфорта, проходил мимо библиотеки, направляясь в спальню, чтобы лечь спать.

И хотя двойные двери были закрыты, из-под них подуло ледяным ветром. Джеральд остановился и приложил ладонь к створке из красного дерева — она оказалась холодной.

«Возможно, герцог еще не ложился», — подумал он, но тут же отбросил эту мысль. Лорд Стивен отошел ко сну несколько часов назад, поскольку хотел как следует отдохнуть: с утра он намеревался проверить ход работ по восстановлению бараков и крепостных стен. Джеральд распахнул двери.

Порыв холодного ветра ударил ему в лицо. Хотя Джеральд не был стариком, его лучшие годы остались далеко позади и он страдал от болей, преследовавших его отца на закате жизни. Как и отец, Джеральд никогда не жаловался, полагая, что каждый новый приступ следует встречать молча, с достоинством, чтобы не отвлекать герцога или работавшую под его началом прислугу. Впрочем, такого же отношения к делу он требовал и от всех слуг.

Огромное темное помещение было испещрено полосами тени и света, отражавшегося от снега и падавшего внутрь через оконные проемы. Беснующиеся тени метались по мебели в такт с порывами ледяного ветра, который, врываясь в замок, развевал шторы над открытой балконной дверью. Камин давно погас, не осталось ни одного тлеющего уголька.

Джеральд вошел в библиотеку и аккуратно прикрыл за собой двери. Вой ветра слегка стих, шторы успокоились, лишь легкий шелест ткани напоминал об их существовании. Джеральд пересек комнату, мягко ступая по толстым коврам, устилавшим гладкий мраморный пол.

Он выглянул на балкон. Каменные скамейки и широкие перила, украшенные изящным орнаментом, покрывало несколько дюймов нетронутого снега. Однако на полу балкона осталось множество мелких следов, похожих на отпечатки лап котенка. На балконе никого не было.

Прикрыв ладонями уши, Джеральд вышел на улицу и подошел к перилам, собираясь посмотреть, что творится под балконом. Снег, толстым слоем лежавший на вечнозеленых деревьях и внизу во дворе, оставался совершенно нетронутым, поверх него образовалась корка наста, на которой поблескивали кристаллики льда. Убедившись в том, что с балкона никто не падал, гофмейстер поспешил вернуться в библиотеку, плотно прикрыл распахнутые двери и запер их на ключ. Вой ветра стал заметно слабее.

Джеральд Оуэн вынул носовой платок, медленно наклонился и стер снежинки, попавшие в комнату, пока дверь была распахнута.

Он отряхивал руки, стоя посреди библиотеки, и тут заметил белую тень, чуть более плотную, чем все остальные. Она, съежившись, сидела на полу возле шкафа и дрожала.

Джеральд медленно направился к маленькой фигурке. В темноте ее огромные глаза казались еще больше, светло-каштановые волосы волнами спадали на худенькие плечи. Руки женщины сжимали холщовый мешочек, на полу стоял графин с бренди, оставленный герцогом, на коленях она держала бокал.

— Розелла?

Услышав свое имя, женщина в белой ночной сорочке испуганно посмотрела в его сторону, а затем ее взгляд заметался по комнате. На мгновение он задержался на лице Джеральда, а затем вновь продолжил свой безумный бег, словно преследуя летающие по комнате невидимые снежинки. Джеральд пошел вперед еще медленнее.

Когда он оказался на расстоянии вытянутой руки, гувернантка начала быстро, негромко говорить:

— Я правда люблю детей, сэр, я люблю и их, и герцога, конечно, ему я предана навечно. И он их любит. Я всех люблю и готова умереть за любого из них, поверьте мне, сэр, я умру за них. Я люблю детей.

Джеральд присел рядом с ней на корточки и протянул к ней руку, но девушка отшатнулась от него. Тогда гофмейстер убрал руку и заговорил с ней как можно спокойнее:

— Конечно, Розелла, как и все мы. Никто не ставит под сомнение твою верность лорду Стивену или детям.

Взгляд Розеллы остановился на его лице, и Джеральд увидел, что в нем горит безумие.

— Да, я их всех люблю, — повторила она.

— Да, да, конечно.

— Я люблю их.

— Я знаю.

За окном громко завыл ветер. Темные глаза Розеллы испуганно распахнулись, и она начала всхлипывать, как обиженный ребенок.

Джеральд вновь протянул к ней руку, но Розелла съежилась, не желая его прикосновения.

— Все в порядке, Розелла, — успокаивающе сказал гофмейстер. — Все в порядке.

Гувернантка принялась бормотать что-то неразборчивое. Джеральду удалось перехватить ее взгляд: глаза Розеллы затуманились, будто их припорошило белыми хлопьями снега.

— Герцог, — залепетала она, — герцог.

Джеральд Оуэн долго сидел рядом с ней на корточках, не обращая внимания на боль в коленях и спине, дожидаясь, пока Розелла перестанет бормотать. Боясь напугать Девушку, он осторожно выпрямился и отступил на шаг.

— Розелла?

— Герцог, — прошептала она.

На ее лице появился такой ужас, что сердце Джеральда сжалось.

— Я схожу за ним, — сказал он. — Не двигайся, Розелла.

 

Едва дверь за управляющим закрылась, как голос, который принес ветер, стал громче:

«Сейчас, Розелла».

Он уже долгие часы ревел у нее в ушах, заставляя исполнить свою волю, бранил за глупость и неумение. Теперь он больше не грозил, а лишь тихо шептал из темноты, сгустившейся за закрытыми окнами.

«Сейчас, Розелла».

Лицо гувернантки стало суровым, дрожь прекратилась. Боль в ногах, замерзших, пока она стояла на краю балкона, постепенно притупилась и исчезла.

Она встала и подошла к буфету. Тяжелая пробка от графина соскользнула по подолу ее ночной сорочки на пол и, вращаясь, закатилась под стол. Маленький осколок стекла остался лежать на том месте, куда упала пробка, мерцая в призрачном свете.

Розелла взяла хрустальный бокал и подняла его так, что на нем заиграл отраженный от снега свет. Казалось, в бокале плавает жидкое лунное сияние.

«Сейчас, Розелла».

Она поставила бокал на полку, потянула за шнурок и развязала мешочек, который сжимала в руках, медленно высыпала в бокал его содержимое и налила густой ароматный бренди из стоящего рядом графина. Будто во сне, Розелла вращала бокал, наблюдая, как растворяется порошок, а затем поднесла бокал к губам.

«Сейчас, Розелла».

Она приготовилась сделать глоток.

— Если ты любишь меня или моих детей, остановись.

Розелла резко повернулась. Перед ней стоял лорд Стивен в ночной рубашке, в льющемся из коридора свете она заметила у него за спиной Джеральда Оуэна.

— Отдай бокал.

— Милорд…

— Немедленно, Розелла.

Слова ее любимого господина разбили чары терзавшего ее голоса. Она протянула к Стивену дрожащую руку с бокалом.

Стивен взял хрустальный сосуд, мягко разжал пальцы Розеллы, а затем подошел к холодному камину и швырнул бокал на остывшие камни, после чего вернулся к буфету.

— Кто дал тебе яд, Розелла?

Губы Розеллы дрожали, но ее взгляд прояснился.

— Я не знаю, милорд.

— Ты не знаешь?

— Простите меня, милорд, — прошептала она, — но я не могу вспомнить.

Стивен почувствовал, как екнуло его сердце. Слова были все те же, он уже слышал их раньше. Они сорвались с губ лиринского солдата, перед тем как палач затянул на его шее веревку. Лирина поймали вместе с его отрядом, когда он перерезал горло жене Стивена. Уже находясь в руках людей Стивена, он все еще продолжал сжимать рукоять кинжала, даже не пытаясь спастись.

«Почему? — спросил Стивен лирина перед казнью. Сердце герцога разрывалось от боли утраты. — Скажи мне, почему?»

«Я не знаю, милорд».

«Кто отдал приказ?»

«Я… я не помню».

То же самое повторяли все остальные солдаты, которых повесили в тот день, даже последний, которому предложили жизнь в обмен на информацию.

«Я не помню, простите, милорд».

Солдаты армии Сорболда, атаковавшие обитателей Роланда во время зимнего карнавала, стояли, бессмысленно глядя на дымящиеся руины сожженных домов.

«Почему?»

«Я… я не знаю, милорд».

«Кто отдал приказ?»

«Я не помню».

Маленькую женщину, съежившуюся под его взглядом, сотрясала крупная дрожь. Стивен посмотрел ей в глаза, наполненные ужасом и неуверенностью, и на мгновение почувствовал, что смотрит прямо в ее сердце. Он обнял девушку.

— Все в порядке, Розелла, — наконец сказал он. — Все хорошо.

Стивен жестом приказал Джеральду Оуэну открыть дверь, и в библиотеку вошли двое стражников, ждавших в коридоре.

— Отведите ее в башню, — распорядился Стивен. — Ей там должно быть удобно, не нужно относиться к ней как к пленнице. Она больна.

— Послать за Ллауроном, милорд? Может быть, Каддир сможет что-нибудь для нее сделать.

Стивен покачал головой:

— Нет. Я должен подумать, Оуэн. А пока я не принял решения, не следует посвящать в случившееся других людей. Даже Ллаурона.

— Я понимаю, милорд.

Джеральд Оуэн взял бутылку с бренди, маленький пустой мешочек, поклонился и вышел из библиотеки. Когда дверь за ним закрылась, Стивен вздохнул:

— Я бы тоже хотел понять.

 

 

В чаще Тирианского леса, возле Покрова Гоэн

 

Лучи утреннего солнца осветили лес, сияя сквозь хлопья бесшумно падающего снега. Лес вокруг хранил молчание, и с каждым шагом тишина становилась все более глубокой. Изредка кто-то из детей начинал хныкать или нервно хихикать, но постепенно все почувствовали тяжелую неподвижность воздуха и примолкли.

Элендра остановилась, и Рапсодия, тихонько прищелкнув языком, заставила свою кобылу застыть на месте. Они оказались на самой обычной лесной поляне, со всех сторон их окружал густой лес. Здесь царила торжественность. Рапсодия ощутила глубокую и древнюю песнь силы и посмотрела на свою подругу.

Элендра внимательно оглядывала лес, словно пытаясь определить нужное направление. Наконец она что-то заметила и показала рукой вперед:

— Вон там ольха с расщепленным стволом. Это моя веха.

Рапсодия проследила за взглядом Элендры, заметила дерево и кивнула.

— Как далеко еще идти?

Элендра покачала головой.

— Я не знаю, — негромко ответила она, и ее голос словно растворился в окружающей тишине. — Скоро ты поймешь, что я имею в виду. Где-то здесь проходит изгиб Времени, лучше мне это явление не описать. Я тысячи раз бывала здесь до той ночи, но никогда раньше не видела Покрова Гоэн.

Рапсодия кивнула и вновь посмотрела вдаль. Покров Гоэн — «Радость» на намерьенском языке — служил дверью в царство лорда и леди Роуэн, о которых Элендра рассказала Рапсодии в первую ночь их встречи. В легендарных существах — Хранительнице Снов и ее супруге, Властителе Благостной Смерти, — было нечто мистическое, недоступное пониманию Рапсодии. Если бы историю о спасении Эши ей рассказала не Элендра, она бы решила, что рассказчик перебрал эля, но слова Элендры наполняла абсолютная уверенность, и у Рапсодии не возникло сомнений. Лорд и леди, сказала Элендра, вмешиваются только в тех случаях, когда речь идет о жизни и смерти, — иначе они просто не впускают к себе гостей. Она вздохнула, надеясь, что таинственная чета Роуэн захочет вмешаться.

— Возможно, его удается заметить только в том случае, если ты того стоишь, — предположила Рапсодия, похлопав свою кобылу по шее.

Элендра пожала плечами.

— Все может быть, — ответила она и прищурилась, внимательно вглядываясь в лес. Затем она повернулась и взяла Рапсодию за плечи. — Тебе нужно кое-что запомнить. Время течет здесь иначе. Я провела в их царстве часы или даже дни, пока они пытались исцелить Гвидиона. — В ее серебряных глазах появилось отражение тучи, а может, они затуманились от воспоминаний. Когда Рапсодия вернулась в Тириан, чтобы попросить помочь ей с детьми ф’дора, Элендра совершенно спокойно отнеслась к новости о том, что Эши жив. Рапсодии не раз хотелось узнать, что думает об этом лиринская воительница, но Элендра молчала. — Когда он… после того как выяснилось, что я больше ничем не могу помочь и лорд Роуэн отослал меня обратно, в лесу ничего не изменилось, даже седло сохраняло тепло моего тела. Возможно, ты пробудешь во владениях леди и лорда Роуэн много времени, месяцы или даже годы, но когда ты вернешься, в остальном мире пройдет лишь несколько мгновений. Не исключено, что тебе будет трудно найти свое место во Времени.

Рапсодия похлопала ее по руке.

— Спасибо. Я знаю, к кому мне обратиться за помощью, если я собьюсь с пути.

Впервые за долгое время на губах Элендры промелькнула улыбка.

— Ну, похоже, этот урок ты усвоила хорошо. Моя дверь всегда открыта для тебя, Рапсодия. Мой дом — твой дом. А сейчас иди, я подожду тебя здесь с детьми и с ним. — Элендра показала на гладиатора, грузно сидевшего на чалой лошади, поводья которой она держала в руке. Константин бессмысленно уставился прямо перед собой: они постоянно поили его настоем успокоительных трав. — Надеюсь, ты их найдешь.

Рапсодия вздохнула. Она старалась не думать о том, что будет, если она не сумеет отыскать леди и лорда Роуэн. Она вытащила из ножен Звездный Горн и подняла его в воздух. Сияющий клинок обнимало пламя, от него отражался свет звезд. Она провела по лезвию кончиками пальцев, ощущая, как гудит воздух вокруг клинка. Пламя тут же взметнулось вверх, но уже через мгновение успокоилось. Рапсодия решительно вонзила клинок в землю, чтобы потом легко найти это место, и, не оглядываясь, зашагала вперед.

 

Ей казалось, что она идет уже очень долго, по щиколотку проваливаясь в мягкий глубокий снег. Ветер здесь был не таким сильным, он даже показался Рапсодии теплым. Хотя она понятия не имела, куда идти, и едва ли понимала, откуда пришла, у нее не возникло ощущения, что она заблудилась. Рапсодия закрыла глаза, впитывая в себя песнь леса, более низкую и торжественную, чем та, к которой она привыкла в Тириане.

С запада песнь звучала громче, и Рапсодия, вытянув перед собой руки, слепо последовала за ней. Певицу звала глубокая теплая мелодия, напоминающая песни рудокопов, доносящиеся сквозь толщу гор, — так звучала сама Земля, когда Рапсодия путешествовала по Корню. Музыка плыла по ветру, Рапсодия повернулась в ее сторону и открыла глаза.

Воздух наполнял влажный серебристый туман, капельки воды блестели в воздухе, отражая свет восходящего солнца. Казалось, она стоит внутри облака, небо и лес исчезли. Рапсодия подняла руку, чтобы разогнать туман, но он не двигался, тяжело повиснув в воздухе, подобно замершему во времени дождю.

Некоторое время Рапсодия блуждала, пытаясь найти конец туманного Покрова, но влажная вуаль окружала ее со всех сторон. Иногда она звала леди и лорда Роуэн, но ей никто не отвечал, даже птицы молчали. Постепенно Рапсодия окончательно потеряла ощущение направления и испугалась, что заблудилась. Она вздохнула — даже этот звук поглотил густой туман — и повернула обратно, к Элендре и детям.

Через несколько минут она их увидела: они стояли возле лошадей, их силуэты смутно вырисовывались в тумане, и Рапсодия ускорила шаг. Вскоре она уже разглядела весь отряд — и застыла на месте.

Дети демона стояли в тех же позах, как в тот момент, когда она уходила. Однако поводья чалой лошади держала вовсе не Элендра, а стройная бледная женщина с серебристыми волосами, одетая в простое белое платье. Она улыбнулась и протянула поводья Рапсодии, та, как зачарованная, взяла их, а незнакомка повернулась и зашагала прочь в сгущающийся туман. Рапсодия тряхнула головой, словно отгоняя сон, и последовала за женщиной, уводя за собой лошадь и детей в непроглядную пелену.

 

Они шли довольно долго, и вот наконец туман начал рассеиваться. Сначала Рапсодия ничего не заметила, поскольку старалась не потерять из виду женщину в белом и детей, и вдруг заметила, что вокруг начали появляться деревья, затем лес стал гуще, а туман исчез, точно дым в лучах встающего солнца. Лес, в котором оказалась Рапсодия, напоминал Тирианский, вот только здесь царила весна или раннее лето. Землю покрывала трава, на деревьях зеленели листья — Рапсодия узнавала березы, ясени, серебристые клены и бледные буки, чья похожая на слоновую кость кора придавала лесу призрачный вид.

Дети, до этого момента помалкивавшие, начали тихонько переговариваться между собой, послышался смех. Вскоре они уже бегали между деревьями, наслаждаясь солнцем и теплом. Казалось, ужасная тяжесть больше не лежит у них на плечах, они чувствовали, что могут взлететь. Некоторые пытались так и сделать: широко раскинув руки, сбегали с маленьких холмиков, подпрыгивали и весело смеялись.

Рапсодия с улыбкой наблюдала за ними, а потом перехватила взгляд леди, внимательно за ней наблюдавшей. Она покраснела, а женщина улыбнулась. Потом леди повернулась к более темной части леса, и оттуда появилось двое молодых мужчин, одетых, как и леди, в белое. Они сняли с лошади гладиатора, все еще пребывавшего в полубессознательном состоянии, и увели его и лошадь в сторону небольшого поселения, состоящего из маленьких домиков, которые Рапсодия разглядела только сейчас.

Она вновь повернулась к детям, и сердце мучительно забилось у нее в груди: дети исчезли. Осталась только женщина в белом. Протянув руки, женщина медленно подошла к Рапсодии, и та сжала ее ладони, оказавшиеся теплыми и мягкими, отчего Рапсодия сразу вспомнила детство и мать — как та расчесывала ей волосы, сидя у камина. Боль и усталость, к которым Рапсодия успела привыкнуть, исчезли вместе с черными следами на отмороженных местах, и она почувствовала себя здоровой и отдохнувшей, хотя все происходило точно во сне. Женщина заговорила, и ее голос был подобен дыханию теплого летнего ветерка.

— Тебе нечего бояться, о них позаботятся. Пойдем, я покажу, как мы живем.

Она взяла Рапсодию за руку и повела к небольшому холму, за которым стоял маленький домик с соломенной крышей.

Рапсодия попыталась сморгнуть туман, окружавший ее призрачным плащом.

— А если они проснутся ночью и будут плакать? — спросила она.

Слова сами сорвались с губ, она даже не успела ничего подумать.

— Они не проснутся, — ответил голос у нее из-за спины.

Рапсодия обернулась и увидела бледного мужчину в одеянии цвета ночи. У него были бездонные, черные, как смола, глаза; Рапсодия почувствовала, что легко может в них утонуть. Над ними нависали черные, подобные грозовым тучам брови, а еще выше — снежно-белые длинные волосы. Неожиданно Рапсодия поняла, что вопрос вложен в ее уста, чтобы она услышала ответ. И она ощутила, как пелена спадает с ее разума, словно шерстяной плащ с плеч.

— Спасибо, что вы взяли их, миледи, милорд, — проговорила она. — Я постараюсь сделать все, чтобы хоть как-то помочь.

— Хорошо, — сказал мужчина. Его лицо оставалось совершенно серьезным. — Им потребуется твоя помощь гораздо в большей степени, чем ты можешь себе представить.

— Пойдем, дитя, — с улыбкой позвала ее женщина.

Она вновь протянула руку. Рапсодия взяла ее и последовала за леди Роуэн в глубину спокойного леса.

 

Царство леди и лорда Роуэн поражало своей безмятежностью. Дети бегали и играли на солнышке, их радостные крики и смех разносились по лесу, нарушая его тишину. Рапсодия не видела гладиатора, но все остальные были здесь, резвились между деревьями, даже Куан Ли, старшая девочка, которая до сих пор сохраняла серьезность, иногда с опаской поглядывая по сторонам. Их веселье радовало сердце Рапсодии. Потом она почувствовала, как кто-то прикоснулся к ее локтю, и обернулась. Леди Роуэн поманила ее к себе.

Они поднялись на холм и остановились в березовой роще. В лощине у подножия холма Рапсодия увидела большую деревянную ротонду без всяких украшений, если не считать деревянного шпиля, увенчанного серебряной звездой. Они спустились с холма и вошли внутрь.

В ротонде царили сумрак и прохлада. Леди Роуэн пересекла ее, открыла одну из дверей и пропустила Рапсодию вперед.

В комнате тоже было темно, повсюду стояли коробки со свечами из пчелиного воска, пахло мятным ароматом пипсиссевы, растения, которое используется, чтобы облегчить страдания умирающих. На столе Рапсодия заметила открытые мешочки с другими лекарственными растениями, а еще можжевельник и пастушью сумку. В центре комнаты стояли простая койка с короткими ножками и несколько столиков с диковинными инструментами и сосудами. Леди Роуэн подала Рапсодии свечу. Пчелиный воск оказался мягким, ароматным и каким-то завораживающим. Рапсодия вытянула палец, чтобы зажечь свечу, но леди покачала головой:

— Пока не нужно.

Рапсодия быстро сжала руку в кулак. Леди ободряюще улыбнулась:

— Прежде чем зажечь свечу, ты должна осознать, что это обещание.

— Обещание?

— Да, и едва ли тебе захочется его давать.

Рапсодия заморгала.

— Какое обещание?

— Пойдем, я тебе покажу.

Леди Роуэн подошла к следующей двери и открыла ее. Рапсодия заглянула внутрь и увидела точно такую же комнату, только здесь на койке лежал спящий гладиатор. Она повернулась и вопросительно посмотрела на леди, которая кивком показала на старшего сына демона. Рапсодия вновь перевела на него взгляд.

— Стой здесь. — Леди Роуэн вошла в комнату и слегка коснулась лба гладиатора.

Рапсодия услышала, как у нее за спиной открылась дверь, вошли двое молодых людей и присоединились к леди Роуэн, стоявшей рядом с гладиатором. Они принесли хрустальную чашу и несколько острых металлических инструментов и стеклянных трубок, вид которых Рапсодии не понравился. Она открыла было рот, чтобы задать вопрос, но строгий взгляд леди Роуэн не позволил ей произнести ни звука.

Леди Роуэн взяла у мужчин инструменты и разложила их на столике, который стоял рядом с койкой. Мужчины связали руки и ноги Константина. Леди Роуэн кивнула своим помощникам и повернулась к гладиатору, держа в руке длинную, похожую на шило иглу. Рапсодия с ужасом наблюдала, как она погружает иглу в грудь Константина. Он пришел в сознание с криком боли.

Рапсодия хотела подойти к нему, но обнаружила, что путь ей преграждает невидимая сила. Она тщетно старалась преодолеть барьер и начала колотить по нему руками, но удары получались беззвучными. Тогда Рапсодия закричала, но из ее груди не вылетело ни единого звука. Она могла лишь в смятении смотреть, как Константин корчится от боли, умоляя своих мучителей остановиться. По его щекам потекли слезы, и Рапсодия разрыдалась.

Казалось, процесс продолжается бесконечно. Наконец леди подняла тонкую стеклянную трубку, наполненную красной жидкостью с черной полосой. Она кивнула своим помощникам и вытащила инструмент из груди гладиатора, вновь заставив его содрогнуться от боли. Затем она протянула трубку одному из мужчин, тщательно перевязала рану на груди и что-то негромко сказала продолжавшему плакать Константину. Сердце Рапсодии разрывалось. Если уж гладиатор кричит от боли, значит, она действительно невыносима. Леди Роуэн наклонилась и поцеловала его в лоб. Дрожь тут же прекратилась, и Константин моментально уснул. Леди вышла из комнаты и, взяв Рапсодию за локоть, повела ее в пустую комнату. Певицу трясло.

— Эту процедуру мы будем проводить каждый день с каждым ребенком, чтобы избавить их от отцовской крови, — просто сказала леди Роуэн, не обращая внимания на слезы Певицы. — Кровь необходимо брать непосредственно из сердца. Как ты сама видела, это очень больно.

Рапсодия с трудом выговорила:

— Даже у малышки?

— Да.

— Нет, — умоляюще проговорила Рапсодия. — Пожалуйста.

— Ты же знаешь, это единственная возможность, иначе им будет еще хуже, не так ли?

Рапсодия некоторое время молча смотрела на леди, а потом опустила голову.

— Да.

Леди Роуэн не спускала с нее пристального взгляда, Рапсодия физически ощущала его тяжесть.

— Сколько это будет продолжаться?

— Годы. По меньшей мере пять лет, скорее всего, семь. Если взять за один раз больше крови, это может привести к смертельному исходу. А если они умрут до того, как избавятся от крови демона, то навечно присоединятся к своему отцу.

— Боги, — прошептала Рапсодия. Она посмотрела на стол и на инструменты, такие же, как тот, что леди использовала, когда работала с Константином. — Пожалуйста, скажите мне, что существует другой способ.

— Другой возможности отделить кровь демона не существует, — жестко ответила леди Роуэн. — Однако ты можешь кое-что сделать, если согласишься.

— Все, что угодно, — быстро сказала Рапсодия. — Пожалуйста, скажите, как я могу помочь.

Глаза леди Роуэн сузились.

— Ты слишком торопишься, дитя, и это плохо. Дети будут нуждаться в тебе, им необходимы твоя любовь и утешение, и тебе не следует соглашаться до тех пор, пока ты не узнаешь, что от тебя потребуется.

— Прошу меня простить, — кротко сказала Рапсодия. — Пожалуйста, объясните, как я могу помочь.

Леди Роуэн не спускала с нее глаз.

— Если пожелаешь, ты можешь взять на себя боль одного или двух из них.

— Взять боль?

— Да. Ты Певица, Дающая Имя, ты можешь сделать их песни своими и взять их боль. Это тяжкая жертва, и, если ты откажешься, никто не станет тебя винить. Я знаю, ты хочешь стать целительницей, и этот опыт многому тебя научит. Ты станешь чуткой, сумеешь лечить других, забирая их болезнь себе. Однако, избавляя детей от страданий, ты сама ощутишь всю полноту боли. Тебе предстоит пережить невыразимый ужас.

Рапсодия опустила голову.

— Одного или двух? Разве я смогу выбрать?

На лице леди Роуэн появилась сочувственная улыбка.

— Тебе будет непросто. Возможно, следует выбрать самых маленьких, но страдание есть страдание, на чью бы долю оно ни выпало, — ты ведь только что видела.

Рапсодия обдумала последние слова леди Роуэн.

— А у меня не будет телесных повреждений?

— Нет. Ты можешь взять себе лишь боль, но не саму операцию, у тебя не будет ни ран, ни шрамов.

Глаза Рапсодии прояснились.

— Меня не волнуют шрамы, кроме тех, которые боль может причинить детским душам. Значит, если я зажгу свечу, это будет обещанием бодрствовать вместо ребенка и взять на себя его боль?

— Да. — Леди Роуэн улыбнулась ей. — Ты готова?

— Да.

— Я так и думала. Мне приготовить одну свечу или две?

Рапсодия улыбнулась в ответ, взяла две свечи из ближайшей коробки и установила их на столе.

— Здесь?

— Да. Ты очень храбрая женщина.

— Я должна их зажечь прямо сейчас?

— Да, но сначала назови детей, чью боль ты намерена взять себе.

Рапсодия вытянула палец и коснулась первой свечи.

— Ариа, — негромко проговорила она. Между большим и указательным пальцами вспыхнуло пламя, и фитиль свечи тут же загорелся. Она передвинула руку ко второй свече. — Микита, — сказала Рапсодия и повернулась к леди Роуэн, одобрительно ей кивнувшей.

— А сейчас приляг, дитя. Я дам тебе настойку, которая облегчает боль, но должна тебя предупредить: я давала ее и гладиатору. Я попрошу моих помощников привести детей, которых ты выбрала.

Рапсодия вытащила из коробки еще две свечи и поставила их рядом с двумя зажженными. Потом прикоснулась к одной из них.


Дата добавления: 2015-10-24; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ 20 страница| НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ 22 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.034 сек.)