Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Уродина». 2 страница

Прекрасные и Порочные – 2 | Аннотация | Уродина». 4 страница | Уродина». 5 страница | Уродина». 6 страница | Уродина». 7 страница | Уродина». 8 страница | Уродина». 9 страница | Уродина». 10 страница | Уродина». 11 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

Белое лицо Рена приобретает зеленый оттенок, когда он изо всех сил пытается хоть что-то сказать:

– Я был... занят.

– Слишком занят для Талли и меня? – наклоняет голову София. – Ты был занят целых три года? Джек и Эйвери навещают ее, а ты больше этого не делаешь.

Напряжение становится чертовски плотным, и на меня никто не обращает внимания, так что, очевидно, я должна исправить эту ситуацию, начав задавать свои раздражающие вопросы:

– Кто такая Талли?

Рен не смотрит ни на меня, ни на Софию, вместо этого он уставился в пол. София просто продолжает улыбаться.

– Наш хороший друг. Не беспокойся об этом. Простите, что ворвалась. Я зайду позже.

Когда она уходит, Рен выдыхает воздух, который сдерживал.

– Я думала, что вы двое разговаривали, пока ты был здесь? – спрашиваю я. – Почему ты так взволнован?

– Вряд ли это назвать «разговаривали», – шепчет Рен. – Она просто смотрит на меня через всю комнату или коридор и улыбается. На самом деле мы не разговариваем. Это было впервые за... годы.

– Талли – кто-то важный?

Рен крепко сжимает губы, и я знаю, что не смогу это из него вытянуть.

– Ах, слушай, неважно. Это круто! У тебя есть секреты, у меня есть секреты. Наши секреты должны пожениться и завести детишек.

Рен выглядит шокированным.

– Платонически, – добавляю я. – Исключительно платоническое рождение детишек.

– Это… возможно?

– Технически возможно все!

Я поворачиваюсь, запрыгиваю на кровать и разглаживаю одеяла, симулируя чуточку благопристойности, как сделала бы приличная леди. Рен выглядит так, будто внутри него идет борьба: его рот искривлен, а плечи трясутся.

– Эй? Ты в порядке?

– Я тебе уже рассказывал. У меня была камера, – выдает он.

– Камера?

– Той ночью в средней школе Эйвери дала мне камеру. Она хотела все записать на пленку.

Случай. Я смутно это помню, но как только он произносит эти слова, воспоминания возвращаются: Джек с бейсбольной битой. Средняя школа. Эйвери, Рен и София были там. Двое? Трое мужчин? Эйвери сказала, что наняла этих мужчин, чтобы отомстить Софии, поскольку ревновала.

– Она заставила меня. Нет. Это я позволил заставить себя, – Рен просто выплевывает это предложение. – Мы спрятались в кустах. Это было у озера – озеро Галонага. Природный заповедник. У родителей Эйвери там коттедж. Она пригласила всех нас, а затем завлекла Джека и Софию в лес, где их поджидали эти мужчины. – Стук моего сердца отдается в ушах. Рен сжимает кулак. – Я все записал, Айсис. Это было ужасно. Я должен был остановиться… должен был прекратить это и спасти Софию. Но я этого не сделал. Я струсил. Я просто застыл. Единственное, что я мог делать – это смотреть на экран, ведь пока я смотрел на него, мог притворяться, что на самом деле ничего не происходит, и это всего лишь фильм, а не реальная жизнь...

Он делает судорожный вздох. Я соскакиваю с кровати и обнимаю его.

– Эй, эй, шшш. Все хорошо.

– Нет, – задыхается Рен. – НЕ хорошо. Джек ее спас. Я не смог ничего сделать, но он ее спас.

Успокаивая Рена, я вырисовываю круги на его спине.

– А что мужчины? Что произошло с ними?

Рен поднимает покрасневшие глаза. Им снова овладевает страх. И он возвращается в реальность – я вижу это по тому, как выражение на его лице медленно становится сосредоточенным. Меняется его лицо, тело, теперь он может стоять прямо.

– Прости, – говорит он, его голос звучит намного тверже. – Трудный день. Мне нужно домой. Постарайся выполнить какие-нибудь задания по алгебре, окей? Напиши мне, если возникнут вопросы.

– Рен, я...

– Не надо, Айсис. Я все еще... ты выздоравливаешь. И я выздоравливаю. Просто... просто не надо. Не сейчас.

Я отступаю на шаг.

– Хорошо. Доберись домой, пока не стемнело, окей? И не забудь что-нибудь поесть.

Он улыбается.

– Хорошо.

Я наблюдаю из окна, как он выезжает с больничной парковки. Через полчаса пишу ему сообщение:

«СЪЕШЬ ЧТО-НИБУДЬ, БОЛЬШОЙ ТУПИЦА».

Он отвечает мне фотографией сэндвича с запеченным сыром. Этого совсем недостаточно, но для начала сойдет.

Мама приходит после ужина. Я ковыряюсь в модернизированном морском крокодиле/трясущейся заднице Франкенштейна/цыпленке, так что, когда она поднимает пакет с фаст-фудом, я бегу в ее объятья, воображая, что вокруг нас розы.

– Я люблю тебя, – говорю я. – Честно, моя любовь к тебе никогда не была сильнее, чем в данный момент. Ох, ну, не считая того момента, когда ты вытолкнула меня на свет, кричащую и всю покрытую чем-то липким.

Она смеется. Ее длинный плащ до сих пор холодный из-за воздуха снаружи, и руки у нее тоже холодные. Я растираю их своими, чтобы согреть. Она сидит на краешке моей кровати, и мы молча едим картофель фри и гамбургеры, наслаждаясь тишиной. Мы не говорим об утомительной чепухе, пока хорошо не посмеемся раз или два. Сначала обычное состояние должно быть установлено между тьмой и нами. Так получаешь достаточно сил, чтобы столкнуться с ней лицом к лицу.

Я машу желтым уведомлением, который дала мне Мерних. Мамины глаза расширяются, и она вытирает уголок рта салфеткой.

– Как ты его получила?

– Пошантажировала нескольких конгрессменов. Подкупила некоторых наркобаронов. Обычное дело.

– Айсис!

– Мерних дала его мне, как еще? – смеюсь я. – Ты должна расписаться на нем и отдать в регистратуру. Предполагаю, они последний раз сделают компьютерную томографию и снимут повязку.

– Я не позволю тебе уйти, пока они этого не сделают, – строго говорит мама. – Я отдам это им, когда буду уходить. Я удивлена. Мерних сказала, что ты еще неделю не будешь готова к выписке.

– Мне удалось расположить ее к себе своим утонченным шармом и дворцами, полными денег и парней. Ну, по большей части это все из-за парней.

Мама едва меня слышит, ее взгляд сфокусирован на уведомлении. Она поднимает глаза и улыбается.

– Готова вернуться домой?

Я практически могу видеть облегчение на ее лице. Из ее сумочки всегда торчат счета, когда она навещает меня. Я взглянула на некоторые, когда она пошла в туалет – сумма денег просто смехотворна. Что ж, теперь ей не придется так сильно об этом беспокоиться. Хвала Джеймэну[6]!

– Ты шутишь? Да я готова распластаться на подъездной дорожке дома! Готова размазать свое эмоциональное существование по всей крыше дома. Готова телесно слиться со стенами дома. Готова имплантировать окна дома в кожу на моей заднице.

Мама тактично игнорирует мое величайшее выступление и грызет помидор. Но я знаю этот взгляд. Она нервничает.

– Что-то не так? – спрашиваю я.

– Судебный процесс, – сглатывает она. – Судебный процесс над Лео в эту пятницу.

– Ты мне говорила, – киваю я. – Я буду там с тобой, окей? Если бы я могла дать показания, если бы твой адвокат позволил мне дать показания...

– Ты помнишь, что он сказал, – мама качает головой. – Если ты дашь показания, защита будет оспаривать их из-за твоей травмы головы, и суд признает их недопустимыми.

Я фыркаю и опускаю огурчик.

– Что насчет Джека?

Мама выглядит удивленной.

– Джек? А что насчет него?

– Он будет давать показания?

– Да, конечно. Ты никогда не упоминала о нем раньше. Почему сейчас?

– Я вспомнила его. Мой сеанс с Мерних заставил вспомнить его.

– Ох, это фантастика! – улыбается мама.

– Почему ты не сказала мне, что я его забыла?

– Дорогая, я собиралась. Но Мерних посоветовала не делать этого. Она хотела, чтобы ты сама это осознала. Она сказала, что так будет безопаснее.

– Это не безопаснее, это чертовски сбивает с толку!

– Я так сильно хотела рассказать тебе, – говорит мама. – Поверь мне. Но я боялась за тебя. Я делала все, что говорили мне врачи, чтобы твое лечение прошло правильно. Я не хотела рисковать, я могла бы испортить процесс твоего выздоровления. – Когда я ничего не отвечаю, мама вздыхает. – Знаешь, он хороший мальчик...

– Я не знаю, какой он, мам. Потому что не могу вспомнить его.

Мой голос звучит резче, чем я хотела, и мама вздрагивает. Я ем картошку и выдыхаю:

– Прости. Сегодня был странный день.

Она встает и целует меня в голову.

– Я знаю, милая. Постарайся немного отдохнуть. Завтра тебя отпустят домой, где я смогу о тебе позаботиться.

Мама уходит, а через несколько часов приходит Наоми с последней ночной проверкой. Я доедаю остатки картошки фри и позволяю бессмысленным мультикам по телевизору унести меня в сонное царство.

– Я слышала, что тебя выписывают, – говорит Наоми.

– Аха.

Она приподнимает бровь.

– Никаких катаний на колясках? Никакого крика? – Она пересекает комнату и трогает мой лоб. – Ты хорошо себя чувствуешь?

Я откидываюсь назад.

– Мне все врали.

– Да? Почему же они это делали?

– Ты тоже.

– Я точно не врала! – Наоми выглядит обиженной.

– Ты могла сказать мне, что у меня амнезия.

– Я понятия не имела! Я отвечаю за твое физическое здоровье. Всей этой ерундой с головой занимаются доктор Фенвол и доктор Мерних.

– Ох, – хмурюсь я. – Прости.

Наоми садится на кровать и мнет в руке обертку от моего гамбургера.

– Почему ты думаешь, они врали? – спрашивает она тихо.

– Потому что хотели, чтобы мне было неловко.

– Чепуха. Они хотели защитить тебя. Хотели, чтобы тебе стало лучше.

– Даже София знала.

– Я не удивлена – эта девочка знает все. Иногда она словно видит людей насквозь. – Наоми слегка поеживается, но в комнате не холодно. – Теперь пообещай мне, что сегодня ты не проникнешь в детское отделение, хорошо?

– Но... мне нужно с ними попрощаться.

– Утром я отведу тебя попрощаться. Обещай мне.

– Я обещаю.

– Конкретнее.

Я раздраженно произношу:

– Обещаю, что не взберусь по стене и не перелезу через шаткий оконный карниз в детскую палату.

– Рада это слышать.

Она поправляет мою капельницу и подключает монитор. После быстрой проверки моей диаграммы, она закрывает жалюзи и выключает свет.

– Спокойной ночи, Айсис.

– Спокойной ночи.

Больничная кровать достаточно удобна, но слишком большое количество комфорта вскоре надоедает. Заставляет чувствовать себя беспомощной и неуклюжей. Но я уезжаю. Завтра мой последний день здесь. Реальный мир снаружи ждет меня. Мои реальные воспоминания ждут меня снаружи.


– 3 –

 

Крыльцо Айсис неизменно обветшалое.

Китайский колокольчик жалобно звенит на вечернем ветерке. В доме горит свет; теплые квадраты золотистого света отгоняют тьму. Я вытаскиваю ключи из замка зажигания и хватаю с заднего сиденья еще теплую лазанью. Миссис Блейк украсила парадную дверь рождественским венком и белой гирляндой. Я приглаживаю волосы и дважды стучу. Пестрое стекло по обе стороны от двери было восстановлено после того, как тот ублюдок его разбил, однако при его виде мое горло по-прежнему неприятно сжимается.

Миссис Блейк подходит к двери в свитере и штанах для йоги. Она выглядит более счастливой и здравомыслящей, чем в мои предыдущие визиты.

– Джек! – открывает она дверь. – Проходи быстрей! Ты, должно быть, замерз.

Я захожу в теплоту холла, женщина сразу же берет мое пальто и суетится над лазаньей.

– Ты сам ее приготовил? Пахнет просто восхитительно! Наверное, ее очень сложно сделать!

– Не очень. Просто немного мяса и соуса.

– Чепуха. Я не смогу приготовить хорошую лазанью даже во имя спасения собственной жизни. Огромное спасибо.

– Ешьте, пока она еще теплая.

Она смеется.

– Обязательно. Проходи в кухню. Хочешь кусочек?

Я игнорирую урчание в животе.

– Я уже поел.

– Ну, по крайней мере, хоть сока выпей. Или ты хочешь содовой? Я могла бы приготовить тебе гоголь-моголь!

– Воды будет достаточно.

Она цокает, и это звучит так знакомо. Айсис делает точь-в-точь так же, когда в чем-то разочаровывается. Миссис Блейк наполняет стакан водой и пододвигает его ко мне, а затем накладывает себе порцию лазаньи. Мы сидим за столом, и я наблюдаю, как она ест. Ее запястья выглядят тоньше, чем были в прошлый раз.

– Вы вообще едите? – мягко спрашиваю я. Женщина пожимает плечами.

– Ох, знаешь. Последнее время в музее невероятно много дел, поэтому я не готовлю так часто, как должна.

– Вы забываете.

Она смущенно улыбается.

– Да. Айсис хороша в этом – всегда собирает мне обед и кладет в машину, поэтому я не забываю его утром.

Ее глаза загораются, когда она откусывает еще кусочек.

– А ты действительно замечательный повар, Джек. Лазанья просто восхитительна! Спасибо.

– Это меньшее, что я мог сделать.

– Нет-нет. Ты вообще не должен был этого делать. Визиты, еда, все это. Я… я очень благодарна. Ты нам очень помог.

Под столом я сжимаю пальцы в кулак.

– Я вообще никак не помог.

– Без тебя… – Миссис Блейк делает глубокий вдох, словно то, что она собирается произнести требует больше воздуха, больше жизненной силы. – Без тебя Лео бы…

– Я ничего не сделал. Я не успел спасти Айсис, – резко говорю я. – Она пострадала, потому что я был недостаточно быстр. Я подвел.

Последние два слова отдаются эхом в практически пустой, тусклой кухне.

– Я подвел, – произношу я более твердо. – Она забыла меня, потому что я допустил ошибку.

– Она не забыла, Джек, нет. Дело не в этом.

Нет. В этом. Это мое наказание. И я приму его. В конце концов, я слишком долго его ждал.

Я встаю и иду в холл, где надеваю пальто. Миссис Блейк обеспокоенно следует за мной.

– Я не хотела… прости. Ты не должен уходить, – говорит она.

– У меня много работы.

Она не знает, что за работа. Она просто знает, что я должен уйти. И она, так же как и я, знает, что это всего лишь предлог.

– Ну, хорошо. Веди осторожно.

Прежде чем я успеваю шагнуть за дверь, миссис Блейк хватает меня за рукав пальто. Я оборачиваюсь через плечо и вижу, как сочувствие светится в ее глазах с невероятно трогательной теплотой, пока она тихо шепчет:

– Тебе всегда рады в этом доме, Джек.

Я молчу. Миссис Блейк протягивает руки и обнимает меня. Я подавляю желание ее оттолкнуть. У нее нежные руки. И на мгновение она ощущается как моя мама. Я первым разрываю объятия. Как всегда.

– Мне нужно идти, – произношу я. Она кивает.

– Ты придешь туда? В суд?

– Постараюсь. Не знаю, позволят ли мне войти в здание суда. Спрошу у юриста моей матери.

Миссис Блейк наблюдает, как я ухожу. В ее глазах нет страха – больше нет. Нет того страха, который я увидел в тот день. Она не пыталась остановить меня или забрать биту. Она позволила этому произойти. Может быть, она чувствует вину за то, что позволила мне избить Лео до полусмерти. Бесполезно говорить ей, что она в любом случае не смогла бы меня остановить. Дело во мне – в части меня, которая жаждет крови, страданий и справедливости с той самой ночи в средней школе. Меня невозможно было остановить. Эта часть меня слишком долго голодала, и решетка ледяной клетки невероятно легко растаяла из-за идиотской, раздражающей девчонки.

Этого больше не повторится.

Я сажусь в машину, завожу ее и отъезжаю от тротуара.

Чудовище не вырвется снова. В следующий раз я его удержу. Вот что я твержу себе с той ночи в средней школе. Я поклялся, что этого больше никогда не произойдет. Но это случилось. И я не смог это контролировать. И из-за этого я чуть до смерти не избил человека.

Он это заслужил.

Я был так же напуган, как и он.

Я качаю головой и выезжаю на шоссе. Чудовищу придется подождать. Страху придется подождать.

А вот Бланш Морайллис нельзя заставлять ждать.

 

***

 

Немногие женщины на этой земле такие устрашающие, как Бланш Морайллис. Она представляет собой пугающее сочетание холодной уравновешенности, элегантных скул и злобной, коварной улыбки. Это сочетание придает ей обезоруживающий вид. Она всегда облачается в длинные до пола, поразительные, бархатные пальто. Никто не знает ее настоящий возраст. Бесчисленные косметологи, которым она без сомнения платит ведрами, делают все возможное, чтобы она выглядела моложе, чем есть на самом деле. Бланш – дочь французского посла. Она не из низшего класса, чтобы прибегать к ботоксу, так что морщинки вокруг глаз рассказывают ее историю: ей далеко за сорок. Возможно пятьдесят два. Точнее она скорее приближается к этому возрасту.

Я замечаю ее идеальную, темноволосую прическу среди дюжины невзрачных блондинистых голов Огайо и плетусь к ней, обходя столики. «Дю Лянж» – это престижный ресторан, в котором я работал некоторое время до того, как его выкупили и передали новой команде.

Я усаживаюсь на стул напротив Бланш. Она отпивает воду со льдом, затем начинает крутить рубиновое кольцо вокруг пальца и приподнимает бровь, показывая, что признала мое присутствие.

– Знакомо, не так ли? – спрашивает она, ее голос низкий и сильный.

– Наоборот, – поправляю я. – Я теперь чужой в этом месте.

– Тебя не было всего год. Даже меньше.

– Год и один месяц.

Бланш снова делает глоток воды, чтобы выиграть время, словно она размышляет, вычисляет, и кивает.

– Так и есть. Мне следовало знать лучше, прежде чем проверять твою память.

– И что это означает?

Бланш улыбается. Несмотря на то, что она тщательно ухаживает за своим лицом, женщина редко уделяет внимание зубам: они слегка кривые и пожелтевшие от чая.

– Это означает, я знаю, что ты умнее среднестатистического человека, Джек. Гораздо умнее. На самом деле, ты умнее большинства людей. Это комплимент, уверяю тебя. Практически каждый человек, которого я встречала, в некотором роде глуп. Но не ты.

– Какое отношение мой интеллект имеет к вам? – спрашиваю я. Официант предлагает мне хлеб, но я отказываюсь.

– Разве ты не собираешься есть? – пытается сменить тему Бланш.

– Нет. Какое отношение мой интеллект имеет к вам?

Она вздыхает.

– Прямое. Каждая личность работающего члена клуба «Роза» меня касается. Я бы не продвинулась так далеко – не стала бы лучшей, если бы игнорировала сильные и слабые стороны тех, кого нанимаю. Я использую их надлежащим образом.

Следует долгая пауза. Официанты суетятся и приносят Бланш омара. Она благодарит их по-французски и начинает изящно разделывать красного моллюска.

– Уверена, ты уже знаешь, что я собираюсь сказать, Джек. На самом деле, мы оба знаем, что я собираюсь сказать. И ты так же знаешь, что я собираюсь сказать это только потому, что уже знаю, о чем ты собираешься просить. Ты ведь поэтому назначил мне встречу, не так ли? Ты хотел что-то попросить. – Я киваю. Она улыбается и кладет одну руку на другую. – Вперед.

– Но я уже знаю ответ.

– Все равно спроси.

Это приказ, а не просьба. Я осматриваю зал. У Бланш нет телохранителей, однако ее слуга Фрейзер постоянно находится возле нее и в своей определенной неброской манере выполняет функции телохранителя. Я замечаю, как он в одиночестве ест за столиком, который находится слева от нас. Строгий, темный костюм скрывает его худощавую, но мощную фигуру. Я видел, как Фрейзер расправляется с наиболее неприятными клиентами клуба «Роза», когда Бланш хочет отправить сообщение всем, кто, так или иначе, связан с эскортом. И это не очень приятное зрелище. Я не знаю их историю. Никто не знает. Все, что мы знаем: Фрейзер улаживает дела, для которых Бланш слишком женственна.

Я поворачиваюсь обратно к Бланш. Я не боюсь Фрейзера, но теперь, когда знаю, что его взгляд направлен на меня, чувствую себя менее храбрым.

– Мне нужно еще две недели оплаты. А затем я хочу уйти.

Бланш смотрит на своего омара и улыбается.

– Именно этого я и боялась. Умные всегда знают, когда уйти. Обычно они не так красивы, как ты, мой дорогой, и поэтому зарабатывают намного меньше. Так что я довольно легко их отпускаю.

– Вы не «отпускаете» меня. Я ухожу по собственному желанию через две недели.

Выражение Бланш становится суровым, хмурый взгляд появляется на ее лице. Краем глаза я вижу, как Фрейзер выпрямляется на своем стуле.

– Ты, кажется, забыл наше соглашение, Джек, – произносит она.

– Наше соглашение заключалось в следующем: вы обеспечиваете меня клиентами, чтобы я смог заработать тридцать тысяч долларов. Что я и сделал. Я заработал в два раза больше, учитывая, что вы забираете шестьдесят процентов.

– И ты бы заработал намного больше, если бы остался. Тебе ведь недавно исполнилось восемнадцать, верно? Теперь ты можешь начать зарабатывать достаточно для себя. Реальные деньги, Джек.

– Мне не нужны деньги, – я едва могу сдержать усмешку.

– О, я знаю. Полная стипендия в Гарварде. Читала об этом в местной газете. Ты, конечно же, преуспеешь. Со мной или без меня.

Я молчу. Бланш ждет моего ответа, откидывая волосы с лица.

– Спасибо, – наконец говорю я. – За то, что предоставили мне работу. Я многому научился.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Четырнадцатого наш договор истекает. Надеюсь, вы дружественно к этому отнесетесь.

– Конечно, Джек. Я деловая женщина. Просто оплакиваю тот факт, что мы не сможем выстроить нечто большее вместе.

Она смотрит на свой телефон, когда он пиликает, оповещая о сообщении. На мгновение тень пробегает по лицу Бланш, но как только она снова смотрит на меня, ее заменяет легкая улыбка.

– Знаешь, а ты прав. Самое время тебе уйти. Ты слишком хорош, чтобы навсегда застрять в маленьком, старом Огайо. Уверена, что ты преуспеешь в Гарварде.

Она протягивает мне руку. Все во мне кричит не доверять этому. Слишком поспешно. Перемена в ее настроении была мгновенной. Наверняка в том сообщении было что-то обо мне. Или, возможно, я просто параноик. Может быть, оно вообще было не обо мне. Может быть, это была еще одна деловая сделка клуба «Роза», которая проходит гладко и приносит ей много денег. Это гораздо более вероятно.

– К чему вдруг такие любезности? – спрашиваю я. Бланш смеется.

– О, Джек. Всегда так подозрителен. Не волнуйся. Правда, не стоит. Я знаю, что ты не продолжишь заниматься эскортом. И, несомненно, это горькая радость. Но я уже упоминала об этом, не так ли? Когда мы впервые встретились? Что я тогда сказала? У тебя такая выдающаяся память, Джек, безусловно, ты сможешь передать мне это дословно.

Этот момент мгновенно всплывает в моей памяти. Мне только что исполнилось семнадцать. Мы сидели в автомобиле Бланш – серебряном «Роллс-Ройсе», ну, или в чем-то еще глупо показушном. Я выбрасывал накопившийся за день мусор после своей смены в «Дю Лянж», когда Бланш остановила меня в переулке и предложила подвезти домой. Не знаю, почему я поехал с ней, но она просто источала запах денег, а деньги – это все, что было у меня на уме с тех пор, как за несколько дней до этого я узнал, сколько будет стоить операции Софии. Я согласился с надеждой на то, что часть ее богатства может передаться мне. Я был в отчаянии. И она почуяла это, как лиса по ветру чувствует запах кроличьей норы.

Мы разговаривали, и она предложила мне присоединиться к ее клубу «Роза». Она рассказала, что это означало, и что мне надо было делать. Не было никакого обмана или секретов. Она была предельно искренней и открытой, а я был готов сделать все что угодно, лишь бы достать деньги для Софии. Когда мы закончили, когда я согласился и подписал контракт, она защелкнула сумочку «Луи Виттон» и улыбнулась мне.

– Этот клуб не просто способ обеспечить людей роскошным опытом, Джек. Ты получишь от него гораздо больше, чем просто деньги. Ты встретишь политиков. Их дочерей. Жен. Ты познакомишься с биржевыми брокерами и дотком-миллиардерами[7], у которых есть дочери. Ты встретишь воротил нашего мира. Ты погрязнешь в этом. Эта паутина, которая распространяется повсюду, и ты только что стал одной из ее ниточек.

Возвращаясь к настоящему, я дословно цитирую сказанное Бланш. Она легонько хлопает в ладоши.

– Очень хорошо. Одна ниточка, Джек. Вот что ты. Даже если ты покинешь паутину, паутина никогда по-настоящему не оставит тебя.

Я прищуриваюсь.

– И что это означает?

– Ты достаточно умный, чтобы знать, что это означает.

Она делает знак Фрейзеру, он встает и отодвигает ее стул. Она стоит, а он плавно накидывает ей на плечи пальто. Бланш по очереди натягивает печатки.

– Через две недели наш контракт истекает, – произносит она. – До того времени платежи будут поступать как обычно.

– Тогда, полагаю, это прощание? – спрашиваю я. Бланш озаряет меня прощальной улыбкой.

– Нет, Джек. Уверена, мы с тобой еще встретимся.

Я наблюдаю, как она уходит. Телефонный звонок отрывает мое внимание от ее фигуры. Звонок с неизвестного номера. Я отвечаю.

– Джек? Это Наоми…

Ей больше ничего не нужно говорить.

– Буду в течение десяти минут, – произношу я и вешаю трубку.


– 4 –

3 года

25 недель

6 дней

 

Однажды мне приснился действительно сладкий сон, в котором у меня были крылья, сделанные из хрустальных перьев, и я была стройной и красивой, как королева эльфов, созданная из света и чистоты, а также я, вероятно, пукала радугой, чтобы двигаться вперед, но не в этом суть – суть в том, что это был замечательный, крутой сон, возможно, самый лучший в моей жизни. И важнее всего то, что прямо сейчас он мне не снится, поскольку прямо сейчас мне снится сон про гигантского паука.

Он гонится за мной по лесу, и я, вроде как, наложила в штаны, надеюсь, в реальной жизни я не наделала в кровать. Это странная смесь осознаваемого сновидения и ощущаемого страха, поэтому я не могу достаточно сильно испугаться, чтобы проснуться, но я четко понимаю, что довольно напугана.

А затем сон резко меняется.

Паук исчезает, лес исчезает, и я оказываюсь в душе моего старого дома у тети Бет во Флориде. В крошечном домике с зеленой черепицей и плесенью в трещинах, и китайским колокольчиком, висящим над окном ванной. Я на три года моложе, голая, а мой жир очевиден для всего мира: он огромными складками висит на моем животе, бедрах, подбородке. Я лежу в душе, свернувшись не-в-такой-уж-и-маленький комок, мое тело прижимается к эмали, а вода тонкой струйкой льется из насадки для душа. Вода холодная. Не знаю, почему именно это я запомнила, но это так. У тети Бет был солнечный водонагреватель. В тот день я пробыла в душе до тех пор, пока вода не стала холодной.

И я плачу.

На самом деле, ничего нового, мне снилось это и раньше. Однако я впервые наблюдаю за собой от третьего лица, в неестественном внетелесном состоянии. Я знаю этот момент. Я узнаю его где угодно.

Девочка в душе хватается за свой живот, лицо, но ее рука продолжает возвращаться к одному месту – правому запястью. Я знаю, что она чувствует. Это запястье горит. Никакое количество холодной воды не сможет погасить боль, исходящую от него. Позже она наложит на него повязку. Но ей потребуется четыре часа, чтобы подняться. Пять часов, чтобы перестать беззвучно плакать. Шесть часов, чтобы высохнуть и одеться. Шесть часов, чтобы прекратить пялиться на себя в зеркало, пока она принимает решение.

Уходит шесть часов, чтобы девочка решила изменить себя.

Уходит три года, чтобы его голос прекратил звенеть в ее ушах каждый раз, когда она выходит за дверь. И даже тогда он не исчезает. Все еще не исчез.

Через две недели после того дня в душе она перестает есть. Девочка сбрасывает пять фунтов. Затем еще три. Спустя месяц она на десять фунтов легче. Она натягивает на себя слои спортивных штанов и толстовок, затем часами бегает в летнюю восьмидесятиградусную флоридскую жару. Тетя Бет думает, что она спит у Джины дома, но на самом деле она на обочине дороги, за кустом гибискуса, практически теряет сознание от теплового удара. Когда солнце садится и становится прохладнее, она поднимается и снова начинает бегать. Девочка бежит, потому что не может смириться с мыслью о том, кем она была всего шаг назад. Один шаг. Обновленная Айсис. Еще шаг. Новая Айсис. Она воссоздает и оставляет себя позади снова и снова, поскольку она терпеть не может ни одну из них, потому что она терпеть не может девочку, которая думала, что парень, разрушивший ее, мог быть для нее всем. Он был единственным в мире, кто смотрел на нее так, словно она была человеком, относился к ней так, будто она значила гораздо больше, чем мешок с большим количеством кожи. Она редко ест, а если и ест, то только перед тетей Бет, дабы убедить ее, что все в порядке. Но тетя Бет умнее, чем кажется. Однажды они с Айсис разговаривают, и это такой разговор, который обязаны вести тети – о мальчиках. Я помню каждое ее слово, ясно, как день, и это отражается прямо во сне.

– Ты совсем мало ешь, Айсис. – Тетя Бет, со своей нежной улыбкой и ярко-рыжими волосами, убранными под платок, относится ко мне так, словно я ее родная дочка. Я была ребенком, которого она никогда не сможет иметь.

– Я не голодна, – запинаясь, произношу я. А затем в моем животе урчит, и шарада скинута вниз головой с обрыва. Тетя Бет вздыхает:

–Это из-за того парня, Уилла, не так ли?

Мой желудок переходит от бурления к подташниванию. Я вздрагиваю. И это очень важно. Это первое вздрагивание при звуке его имя. Первое из сотен.

– Вы расстались? – мягко спрашивает она. Я пожимаю плечами, словно это ничего не значит, но это не так, еще как значит, это единственная вещь, которая имеет значение...


Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Уродина». 1 страница| Уродина». 3 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.035 сек.)