Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Зрители

Нянька Володеньки

Сиделка

Полицейские

Случайные прохожие

Зрители

 

 

Сцена 1.

Поле, налево у самого горизонта крыши города. Направо деревья, за которыми виднеется белая ограда. Вдалеке стоит разноцветный фургон, ближе – что-то вроде сцены. Перед сценой на траве сидит Фредди и вертит в руках ромашку, нюхает ее.

Фредди: Ну что это такое? Красивый цветок, а ничем не пахнешь. Скромничаешь... А как здесь красиво! Кажется, уже весь мир объездила, а каждый день видишь что-нибудь новое. Люди нам всегда так рады...

Голос Лиззи:

 

Фредди! Фредди! Да куда же она подевалась, бестия веснушчатая...

Фредди: Ха, думает, что не слышу... А вот не буду отвечать. Чуть что – сразу Фредди, без Фредди ничего решить не могут. Приятно, конечно, главной быть... Но утомительно.

Прячется за сцену. Из-за вагончика выходит Лиззи.

Лиззи: Фредди, сколько тебя звать? И тут ее нет... Через полчаса представление, а она где-то бегает. Вот подруга! (Усаживается на траву.) То дядя Федя, то Антонио, а теперь еще и она... Что за день сегодня... День... А день-то замечательный, солнечный, не то что в прошлый раз, когда целую неделю дожди шли, так что из вагончика не выйдешь... Фредди, правда, все было нипочем, она еще с городскими мальчишками по лужам бегала.

Фредди выходит из-за сцены и незаметно подходит к Лиззи.

Лиззи: Она никогда не унывает. Все ей хорошо, все ей весело. Почему я так не умею?

Фредди закрывает Лиззи ладонями глаза.

Лиззи: Ай, ой, что за шутки? Кто это? Фредди?

Фредди: (смеясь) Как ты догадалась?

Лиззи: Ну кому еще такое могло прийти в голову? Хватит веселиться! Пошли! (Встает)

Фредди: Как так не веселиться? Как можно не веселиться в такой замечательный день! А мы вообще должны радоваться всему на свете. Потому что у нас есть главное счастье – свобода. Ну ладно, ладно, зануда, идем!

 

Обе уходят.

Сцена 2.

Обстановка та же, что и в сцене 1, только перед сценой большая толпа. Занавеска задернута. Слышен шум, разговоры.

1-я зрительница: Ну когда начнут?

2-я зрительница: Должны уже, должны... Эх, люблю я эти представления, как-то тут все запросто... И дешево, конечно.

1-я зрительница: Тише, тише, начинают...

 

Занавеска отдергивается и появляется Фредди. Толпа встречает ее смехом и аплодисментами.

Фредди: Дамы и господа! Мальчишки и девчонки! И все прочие хорошие люди! Сейчас вашему вниманию будет представлена комедия «Геракл из подворотни и его двенадцать подвигов»! (Смех). Простая такая история про одного человека, которого все время тянуло на приключения. Собственно, в роли этого Геракла - Виктор! Человек, которого разозлить очень сложно, но лучше не рисковать и не пытаться!

 

Появляется Виктор.

Шепот за сценой:

Лиззи: Фредди, тебя опять заносит?

Фредди: В роли его возлюбленной – Лизавета Андреевна, талант, что тоже на дороге не валяется и на улице не встречается! (Смех.) Сама до сих пор не могу понять, как человек может выполнять такие великолепные трюки! А она из вредности не посвящает меня в тайны мастерства. Главное, успевайте за ней следить и в обморок не падайте... Зрелище не для слабонервных.

 

Появляется Лиззи с недовольным лицом. Подняв взгляд на публику, торопливо улыбается.

 

Фредди: Продолжаем. В роли ужасного злодея, который вечно строит всяческие козни нашему Гераклу – собственно я, Веснушчатая Бестия, или для близких друзей просто Фредди. Ну что тут говорить? Всем, кому еще не надоела, обещаю понравиться... Уважаемая публика, теперь представляю вам главную гордость нашего театра! Великолепный музыкант, виртуоз, гений, единственный в своем роде! Антонио, прошу любить и жаловать! Впрочем, достаточно просто аплодисментов – он у нас ужасно скромный...

 

Выходит Антонио, встает сбоку от Виктора, немного смущенно улыбаясь.

Фредди: Ну и под конец, если вы вдруг по какой-то причине заскучаете, на помощь вам всегда придет дядя Федя! Смех до слез обещаю! Клоун по профессии, ужасно милый дедушка по существу...

 

Появляется дядя Федя.

Фредди: Ладно, не буду больше вас отвлекать и задерживать ваше драгоценное внимание! Теперь вы с нами знакомы, и можно начинать представление!

 

Все убегают со сцены, после выходит Виктор.

За сценой, шепотом:

Фредди: Лиззи, опять дуешься!

Лиззи: Я же просила не называть меня Лизаветой Андреевной!

Фредди: А я зато не просила говорить, что меня заносит... И вообще, хватит уже занудствовать! Может, Лизавета Андреевна тебе больше подходит.

Лиззи: Фредди, ты невыносима. Как я вообще с тобой могу дружить?

Фредди: Вот новости! Так и не дружи... И вообще, вот представление кончится, я вам покажу, кто невыносим. (Про себя) То «где Фредди?», а то Фредди невыносима. Вот новости!

 

 

Сцена 3.

Белая ограда, за ним густая живая изгородь, слева высокое дерево. За кустами виднеется крыша дома. Перед изгородью на траве сидит Володенька и прислушивается.

Володенька: Ух, хорошо я спрятался. Никто меня не найдет. Папенька меня не найдет, нянька меня не найдет, Аннушка... Нет, Аннушка меня найдет. Она сюда ночью ходит на луну смотреть, потому что здесь цветов нет. Выходит, я плохо спрятался. Может, на крышу залезть?

 

Через ограду заглядывает Фредди.

Фредди: Эй, мальчик!

Володенька: Ты кто?

Фредди: Я? Хм, это сложный вопрос. Ты вот мне скажи, кто ты?

Володенька: Я Володенька Скрипкин.

Фредди: А что ты тут делаешь?

Володенька: Я в этом доме живу. А тут прячусь.

Фредди: Ух ты, прячешься... А от кого?

Володенька: От папеньки, от няньки... А от сестрицы Аннушки я не спрятался, она меня найдет. И ты вот меня нашла.

Фредди: Нет-нет, ты же от меня не прятался?

Володенька: Нет.

Фредди: Ну вот, значит я – не считается.

Володенька: А ты что тут делаешь?

Фредди: А я тоже прячусь. Я из бродячего театра, вот и прячусь ото всех остальных артистов. Вот, наверное, все бегают и кричат: «Куда эта Веснушчатая Бестия девалась?». Так им и надо.

Володенька: Ух ты, так они тебя Веснушчатой Бестией зовут? А мне папенька не позволяет такие слова говорить.

Фредди: Нет, таким хорошим воспитанным мальчикам, как ты, нельзя. А нам можно.

Володенька: Почему?

Фредди: Потому что у нас таких воспитанных нет... Ну разве что Антонио. Но он музыкант. И он меня Бестией не зовет. А так для близких друзей я Фредди.

Володенька: Это же мальчишеское имя.

Фредди: А я вот девчонка, как видишь. А почему ты от папеньки прячешься?

Володенька: Потому что я ненавижу заниматься музыкой. И арифметику тоже ненавижу. Она ску-учная! Сиди и зубри, не побегаешь и на траве не поваляешься. А вы в вашем театре учите музыку? Меня папенька в театр водил, но там тоже скучно было, ничего не понятно, а дамы все на Аннушку похожи. Ужасно скучные.

Фредди: Ну нет, у нас не скучно. У нас ух как весело! Один дядя Федя чего стоит...

Володенька: А он кто?

Фредди: Он клоун.

Володенька: А он смешной?

Фредди: Обхохочешься! Да приходи на наше представление и сам увидишь...

Володенька: (печально) Мне папенька не позволит. Он мне даже с мальчишками бегать запрещает. (Страшным шепотом) Только я все равно бегаю. И дерусь. Один раз пришел с синяком, а Аннушка увидела и заставила меня весь день писать всякую чепуху...

Фредди: Жалко... А давай я к тебе тогда влезу!

Володенька: Лезь, лезь... А ты в догонялки умеешь играть?

Фредди: (перелезает через ограду) Ну еще бы не умела!

Володенька: Просто девчонки обычно не играют...

Фредди: Да я тебя мигом догоню!

Володенька: (хлопает ее по спине и бросается прочь) Ну давай! Не догонишь, не догонишь!

Фредди: Уж догнать ли, бегун! (Догоняет его и хлопает по спине).

Володенька: Ух я тебя поймаю!

Фредди: (падает в траву) Не считается, не считается!

Володенька: (усаживаясь ей на спину) Считается, считается! Теперь проси пощады.

Фредди: Ну, это мы еще посмотрим! (Ловко переворачивается, Володенька падает в траву, оба смеются. Фредди подхватывает его подмышки и щекочет.).

Володенька: Ой-ой, отпусти-отпусти! Сдаюсь! Щекотно!

Фредди: Я же сказала. (Усаживается на землю, Володенька садится напротив нее на колени)

Володенька: Расскажи, пожалуйста, еще что-нибудь про свой театр. У вас там кто главный?

Фредди: Не поверишь! Я!

Володенька: Не может быть! Правда ты?

Фредди: Просто без меня никто ничего решить не может. Чуть что – где Фредди, куда эта бестия веснушчатая делась... А мне надоело. Я может, тоже хочу по траве валяться и в догонялки играть.

Володенька: Ну, еще что-нибудь расскажи? Вы ведь по всему миру ездили?

Фредди: Да, да... Знаешь, стояли мы раз в каком-то маленьком городке, дождь с грозой, ужас просто. А мы встали еще в самую грязь, посреди болота какого-то. О представлениях, конечно, и речи быть не может. Сиди под крышей до вечера. А мальчишки из того городка нас увидели. Как они все время нас замечают, сама не знаю, в такой дождь должны бы вообще дома сидеть. Прибежали под самые окошки, по грязи шлепают, смеются. Ну что с ними будешь делать? Им интересно, мне скучно, ну я и вылезла под дождь. Весь вечер с ними по лужам бегала, все шутки рассказала. Мокрая пришла – хоть выжимай. А как весело-то было! А все остальные в тепле сидели, скучали. Так мы тогда и не дождались солнца, уехали. А меня в том городке все равно знают.

Володенька: Мне с тобой тоже весело. Ты смешная. Девчонки обычно скучные или воображалы, как Аннушка. Нет, она, конечно, хорошая, и папенька хороший, только вот они скучные ужасно. И нянька тоже. После чая сразу иди спать, утром и вечером непременно умывайся и зубы чисть. А тебя, наверное, не заставляют?

Фредди: Нет, ты что, я птица вольная. Когда захочу, тогда и лягу. Да и кто меня заставит, если мы все такие?

Володенька: Как здорово! А у тебя что, папеньки и маменьки нет?

Фредди: Нет, меня дядя Федя воспитывал. Правда, мы уже все родные: и Лиззи, и Антонио, и Виктор. Эх, зря я ушла. Они точно меня ждут. Я на Лиззи обиделась, а что обижаться – глупо! Пожалуй, пойду... (Собирается перелезть через забор.)

Володенька: А ты завтра придешь?

Фредди: Обязательно. Жаль, что тебя на наши представления не пускают...

Володенька: (хитро) А может быть, и отпустят... Ну, до свидания!

Фредди: До свидания!

 

Сцена 4:

Обстановка та же, что и в сцене 1, только вагончик стоит ближе, сцены не видно. Ночь, в небе над полем огромная луна. Откуда-то доносятся звуки гитары. На поле медленно выходит Фредди, прислушивается.

Фредди: (вполголоса) Красота какая... Вот это ночь, вот это луна – кажется, руку протяни и достанешь. Все вокруг как будто посеребрили, и свет такой мягкий, нежный, ночной, спать не мешает... Только как можно спать, когда такая красота кругом? И музыка... Откуда это? Будто с неба... Нет, сдается мне, что здесь все немного проще.

 

Подходит к вагончику, влезает на несколько ящиков, стоящих у его стенки и заглядывает на крышу.

Фредди: Антонио, так и знала что это ты...

 

Музыка обрывается, из-за края крыши выглядывает Антонио.

Антонио: Фредди. Почему не спишь? Уже поздно.

Фредди: Как можно спать в такую ночь? Луна какая огромная, и звезды по всему небу, ни единого облачка... А ты почему не спишь?

Антонио: Я никогда не сплю в такие ночи. Всегда, когда я смотрю на луну, в груди что-то сжимается, становится так тесно, душно, понимаешь? Хочется куда-то сбежать, хочется на свободу, и как-то само по себе получается, что я на крыше, а в руках у меня гитара... Если играть всю ночь, то к утру становится немного легче, не то что бы совсем легко, а так... Можно терпеть. Когда она (показывает на луну) бледнеет, а у горизонта становится все светлее и светлее, когда солнце начинает подниматься, тогда я могу наконец перестать... Но сейчас она такая яркая. Мне надо играть. Фредди, если хочешь, посиди со мной. Я думал, что мне будет лучше одному, и не хотел никого будить, но тебе тоже не спится... С тобой мне тоже становится немного легче.

Фредди: Конечно! Сейчас я влезу... К тому же ты так прекрасно играешь. Печальная музыка... и удивительно подходит к ночи. (Залезает на крышу, Антонио садится рядом с ней и касается струн.)

Антонио: Нет, всего, что происходит у меня в душе, я раскрыть не могу даже с помощью музыки. Это лишь малая часть того, что я чувствую.

Фредди: Постой, ты говорил что-то о свободе. Но разве мы не самые свободные люди на свете? Разве мы не можем уехать хоть сейчас куда заблагорассудится, а потом опять вернуться?

Антонио: (продолжает перебирать струны) Нет, это не та свобода... Не та, о которой я думаю... Только это все так сложно объяснить. Ты, наверное, не поймешь...

Фредди: Пойму. Ты хоть попробуй сказать. Ну как-нибудь.

Антонио: Хорошо. Я попробую. (На несколько секунд замолкает). Ты вот говоришь, что мы самые свободные люди на свете. Для меня это не совсем так. Да, мы можем уехать куда заблагорассудится, мы уже, наверное, объездили весь мир... И остановиться не можем. Наш дом – вся планета, то есть, проще говоря, у нас его нет. Негде остановиться, нет того места, к которому нужно всегда возвращаться. Странно получится – я чувствовал бы себя более свободным, если бы был привязан. Привязан к родному дому. А мы с тобой бездомные, Фредди, и хоть такая жизнь, несомненно, сладка и прекрасна, мне здесь душно.

Фредди: Но ведь у меня никогда не было родного дома.

Антонио: Тебе проще. Ты не помнишь никого из своих родных... А ведь у меня когда-то был дом, родители, и еще большой пруд с лебедями. Такими огромными, гордыми, белыми птицами. И еще помню, что в такие лунные ночи я любил сидеть в саду. Дышать запахом цветов, в летние ночи они всегда так чудесно пахли... Помню, как маменька по вечерам играла на фортепиано... И ничего не осталась от всего этого... (Надолго замолкает. Фредди тоже молчит. Слышна только музыка).

Фредди: Что же случилось?

Антонио: Маменька... умерла, а мы даже не смогли сохранить все так, как было при ней. Долги... Обыкновенные грязные деньги. Просто наше имение продали с молотка, и все разбежались. А я ушел в бродячие артисты. Думал, что тогда со мной останется хотя бы музыка, хоть ее одну я не потеряю. Думал, что здесь я смогу как-то забыть о... обо всем, что случилось. И правда, я могу ненадолго отвлечься, но мне все равно тесно. Когда я вижу ее, эту луну, она мне напоминает обо всем, что было, так больно... и так прекрасно. Особенно сейчас, когда она такая яркая. И меня спасает только музыка. (Резко ударяет по струнам). Я, наверное, утомил тебя?

Фредди: Нет, совсем нет... Это все так печально. Мне жаль, что я ничем не могу помочь.

Антонио: Никто не может помочь. Знаешь, что мне посоветовал Виктор?

Фредди: Он тоже знает?..

Антонио: Как-то случайно увидел меня на крыше, и вот... Он добрейший человек, но слишком прост. Конечно, ничего не понял. И сказал: «Не горюй. Встретишь красавицу какую-нибудь, полюбит она тебя – и тосковать перестанешь...»

Фредди: А ты что?

Антонио: Ну что я ему мог сказать? Правда, я еще не знаю что такое любовь, настоящая любовь. Она мне представляется таким возвышенным, совершенным чувством, что я не могу вообразить ее в сегодняшнем мире. Мелком, грязном, грубом... Но если она существует, то он, наверное, прав...

Фредди: Но мир не так уж плох. Много, конечно, плохих людей, но хороших еще больше. В нем очень много хорошего, веселого, наконец...

Антонио: Ах Фредди, Фредди, какое ты еще дитя... Но хватит. Я буду играть, а ты, если хочешь, слушай.

Фредди: Да, обязательно... Нет ничего на свете прекраснее этой музыки... (Зевает, прикрывая рот ладошкой.)

 

Некоторое время тишину нарушают только звуки гитары. После слышатся тяжелые шаги, появляется Виктор.

Виктор: Играешь опять? Кто это с тобой?

Антонио: Фредди. Она, кажется, заснула...

Виктор: Пожалуй, отнесу в постель. Устала, разбойница... бестия веснушчатая.

Антонио: Давай, только осторожнее, не разбуди.

Виктор: Да что я, не знаю, что ли? (Осторожно снимает Фредди с крыши, та, не просыпаясь, что-то бормочет) А ты все играть будешь?

Антонио: Да.

Виктор: Ну, ну. Ты тоже долго не сиди, завтра ведь представление, заснешь еще... Ладно, пошел я, не буду тебе мешать. (Уходит.)

Сцена 5.

Вагончик, дверь настежь распахнута, и сквозь нее падают лучи солнца. Фредди спит, завернувшись в одеяло. Заглядывает Лиззи.

Лиззи: Ну что такое! Вчера ее найти не могли, а сегодня спит. Фредди! Вставай, утро давно.

Фредди: (Открывает глаза, зевает и садится на постели). Ой, это же ты, зануда моя любимая, я по тебе скучала, так скучала... (Вскакивает с постели и обнимает Лиззи).

Лиззи: (удивленно) Ты что это? Да хватит, перестань! Фредди! Ну что ты делаешь... Всего ночь меня не видела, а уже скучаешь... Шутишь все.

Фредди: Шучу, шучу... А может, я жить без тебя не могу?

Лиззи: Жить она не может... А честно сказать, я тоже без тебя не могу. Извини, что я тебе вчера всего наговорила.

Фредди: И ты меня тоже извини. Ну все, мир навеки... (Цепляется пальцем за палец Лиззи, встряхивает его, обе смеются.).

Лиззи: Я для чего тебя будила-то... С тобой, Фредди, все на свете забудешь!.. Нам тут такое предложили... Я даже не знаю, что и думать.

Фредди: Ох, опять чуть что - где Фредди? Ладно. Что у вас там случилось?..

Лиззи: Просто такое должны решать все. Нас приглашают выступить для серьезной публики!

Фредди: Вот те на! Кто это?

Лиззи: А кто их знает, какие-то господа Скрипкины, вот тут, рукой подать, их усадьба. И что это им взбрело? Обычно они на нас и смотреть не хотят.

Фредди: Так это же здорово!

Лиззи: Здорово-то здорово, а вот нет ли тут какого-нибудь подвоха? Ведь никогда такого не было...

Фредди: Ой, Лиззи, вечно тебе какие-то подвохи мерещатся...

Лиззи: А ты такая простая! Ты совсем этих людей не знаешь...

Фредди: Почему это не знаю? Может быть, как раз знаю.

Лиззи: Опять шуточки? Откуда ты их можешь... Погоди! Твоих рук дело? Нет, не улыбайся мне тут и плечами не пожимай. Я же тебя с детства знаю! Где ты вчера была, где гуляла, пока мы тут все обыскали, в город идти хотели? А ну живо отвечай, не шути и прекрати, наконец, улыбаться!

Фредди: Никто не шутит, а не улыбаться я не могу. Ты когда злишься, такая забавная... И злишься, кстати, совершенно напрасно. Я с их мальчишкой, Володенькой, в догонялки играла, только и всего. Увидела его через забор, поболтала, пару сказок о нас рассказала... Нас никто не видел, честное слово!

Лиззи: В догонялки она играла... А мальчишка, наверное, и выпросил у отца: вынь да положь ему театр... А они точно хорошие люди?

Фредди: Мальчик хороший, да и все остальные тоже, судя по его рассказам.

Лиззи: Ну а тогда... Почему бы и не выступить? Ничего ведь не потеряем... Заплатить хорошо обещали.

Фредди: Фу, Лиззи, как ты можешь о деньгах думать! Наше главное счастье не в деньгах, а в свободе, и чтобы зрителям было весело и интересно!

Лиззи: Счастье счастьем, а лошадям ты сена на что купишь зимой? И нам тоже что-то есть надо... Ну хорошо. Я думаю, выступить можно.

Фредди: Я тоже. Они неплохие люди, ну и что, что господа. Пошли, остальным скажем...

 

Выходят из-за вагончика к дяде Феде, Виктору, Антонио.

Лиззи: Вот что, ребята. Фредди, оказывается, знает этих Скрипкиных. Говорит, что неплохие люди.

Виктор: Наш пострел везде поспел...

Антонио: И что они за люди, Фредди? Образованные?

Фредди: Не то слово. Мальчишку музыкой с математикой совсем замучили.

Антонио: Ну тогда, может быть, нас оценят по-настоящему?

Виктор: Ладно тебе, неоцененный... Тебе что, простых зрителей мало? Ничуть они не хуже этих господ... расфуфыренных. Ну а так... Можно и выступить, хоть посмотрим, что за люди эти Скрипкины.

Лиззи: И я согласна!

Фредди: И я. А то мальчику надоело все это просвещение. Ему порезвиться, посмеяться хочется, а его даже с мальчишками играть не пускают.

Антонио: Я тоже согласен.

Фредди: Дядя Федя, а ты что молчишь?

Дядя Федя: Так. Вы меня слушать не станете.

Фредди: Почему? Говори, мы же все вместе должны решить.

Дядя Федя: Да есть одна поговорка: не ешь с барином вишен – косточками закидает. Нечего нам там делать.

Фредди: Нет ты что, они порядочные люди. Образованные. Такие не обманывают. Ну а если и обманут, нам-то что? Нам же только удовольствие выступать.

Дядя Федя: Да дело не в том. Будь они хоть сто раз благородные, не дело к ним ходить. Они сами по себе, мы сами. А если с ними якшаться, хуже будет, уж я-то знаю. Все, кажется, порядочный человек, а кровь-то господская дает себя знать. Голубая... Тьфу! Нельзя с ними связываться.

Фредди: (неуверенно) Чепуха какая-то... Почему кровь?

Дядя Федя: А потому. Ты маленькая была, не помнишь, что было, когда мы так вот связались... На свою голову. Еле успели ноги унести. Рядом с такими людьми свободным не останешься, потихоньку, помаленьку – и превратишься в слугу. А не превратишься – так еще хуже. Перессоримся, переругаемся... Театру конец.

Лиззи: Да перестань каркать! Почему мы должны переругаться?

Виктор: Правда. А если что и не понравится, сегодня мы есть, завтра нет.

Антонио: Я думаю, ничего не случится.

Дядя Федя: Как хотите. Я вам не начальник, поступайте, как знаете. Но я предупредил.

Лиззи: Даже и не знаю.Дядя Федя никогда зря не говорил. Может, и правда не стоит выступать для этих Скрипкиных?

Антонио: А я уверен, что ничего не случится. Может, никогда в жизни такого шанса не будет?

Виктор: Что мы тут гадаем? Давайте как Фредди решит, так и будет.

Лиззи: Давайте.

Фредди: Вот что, ребята. Давайте разочек сходим. Хоть посмотрим, действительно, что это такое. А если хоть что-то пойдет не так, мигом уедем, что нам, сложно, что ли?

Виктор: Вот это правильно.

Дядя Федя: Говорил же, что вы меня слушать не станете. (Поднимается и уходит.)

Фредди: Ну вот, этого только не хватало...

Виктор: Да ладно, подуется и вернется, в первый раз, что ли?

Лиззи: Ну да. А раз мы решили выступить, давайте, за работу! Надо придумать что-нибудь новое, не с нашим же «Гераклом» туда соваться?

Фредди: А по-моему, как раз с ним и надо. Мальчишке, да и всем остальным, наверное, надоели все эти светские представления хуже горькой редьки. Пусть посмотрят, как простые люди веселятся, раз уж сами позвали...

Лиззи: Все равно. Надо как-нибудь подготовиться, что ли. Да уж, и самое неприличное убрать, они же все-таки образованные люди...

Фредди: Ну, может...

Лиззи: Так не сидим, начинаем!

 

Сцена 6.

Вечер, солнце почти село, но еще светло. У вагончика на земле сидит дядя Федя, обхватив колени руками. Откуда-то доносится возня, но никого не видно.

Дядя Федя: Ишь, как засуетились... Начинается, начинается. Еще господ в глаза не видели, а уже пресмыкаемся. Что дальше будет? В прошлый раз нам старый шарманщик сразу сказал, без лишних рассуждений, - драпаем, ребята, отсюда, пока не поздно, и хоть бы кто что возразил? А сейчас кто в лес, кто по дрова. Врозь – так еще хуже. Так и разбегаются все.

 

Из-за угла вагончика высовывается Фредди.

Фредди: Дядя Федя, так вот ты где! Хватит уже на нас обижаться...

Дядя Федя: Да я не обижаюсь. Просто есть у меня такое чувство, что я старый дурак. Был бы умным, сделал бы что-нибудь. Сами мы виноваты, сами порознь, а эти Скрипкины тут ни при чем. Не они, так кто-нибудь другой, все равно все развалится. Уже сейчас кто в лес, кто по дрова, какая уж тут дпужба?

Фредди: Почему? Мы очень дружные. Ну, ссоримся иногда с Лиззи, но тут же и миримся. Она мне как сестра, и Виктор тоже как брат, и Антонио... Антонио... Я с ним вчера разговаривала. Мы сидели вдвоем на крыше, и он играл. Знаешь, у него всегда очень хорошо получалось, но в тот раз как-то особенно... просто волшебно. И мы с ним долго говорили. Ты знаешь, он рассказывал о себе. Мне его стало очень жалко... Мне кажется, он несчастный человек.

Дядя Федя: Известно, несчастный, того же поля ягода! Все у них печаль-скука, грусть-тоска, все им не так да неправильно. Балованный сынок. Думал, с нами побродит с годок, дурь-то повыветрится, ан нет, оказывается, на всю жизнь.

Фредди: Зачем ты так говоришь? У него мама умерла...

Дядя Федя: Ох, малышка, думаешь, я не знаю? Все я про него слышал, и жаль мне его, да что поделаешь? Так и будет всю жизнь маяться. Никуда от нее не денешься, от крови-то. А мы связались... Если бы ты только знала, что в тот раз началось...

Фредди: Не я же одна решила...

Дядя Федя: Ты про Лизу, что ли, или про Виктора? Да они как ты скажешь, так и сделают. Нашему человеку ведь все равно. Помнится, не знаем, куда в этот раз поехать, приведем тебя, совсем еще малышку. В какое место на карте пальчиком ткнешь, туда и отправимся. Такие мы...

Фредди: А Антонио?

Дядя Федя: Антонио, Антонио... Что с него взять, он такой же. Конечно, к своим-то тянет. Ему с нами плохо, душно, ему таких же как он, господ подавай. Может, он еще сам этого не понимает, но кровь же, зовет. Порода!.. (Надолго замолкает.) А может, и правда потоскует и забудет? Не знаю, Фредди. Ну что делать, раз ты хочешь, то и я с тобой. Да и театр мне не бросить,, сколько уж лет я с ним, куда он, туда и я... А он теперь твой, тебе и решать.

Фредди: Вот и замечательно! Честное-пречестное слово, ничего не случится. А если вдруг случится, мы возьмем да и уедем! (Обнимает его и целует в лысину).

Дядя Федя: Ну хватит, хватит, разбойница...

Фредди: (усаживается рядом) Дядя Федя, расскажи, как я в этот театр попала?

Дядя Федя: Да я сколько раз тебе рассказывал?

Фредди: А я, может быть, не помню? Ну еще раз, последний, ну пожалуйста!

Дядя Федя: Последний, пожалуй, расскажу. Так стояли мы где-то... Не припомню сейчас, где... Ну да ладно, неважно, в каком-то маленьком городке. Осень поздняя, ноябрь, а все сыпет и сыпет дождь, да мелкий такой, противный, холодный – добрый хозяин в такую погоду собаку из дому не выгонит. Наши тоже все в вагончике, у печки греются, ну и я тут. Вдруг снаружи слышу шум какой-то, болтовню. Кто, думаю, в такую погоду из дома нос высунул? Выхожу – а там человек пятнадцать детишек, мал мала меньше. Мальчишки, девчонки. А чумазые, оборванные: дырка на дырке сидит и дыркой погоняет. Прыснули было от меня в разные стороны, а потом поняли, что меня бояться не стоит, вернулись. Ясное дело, стали денег просить, ведь беспризорники чуть ли не со всего города, о нас услышали и прибежали. Кто попрошайничать, кто так, поглазеть, кто за компанию. А одна девчонка, совсем еще малышка, годика три будет, прямехонько ко мне подходит...

Фредди: Это я была.

Дядя Федя: Да, да... Уже тогда бойкая была, ничего не боялась. Подходит ко мне, ладошку тоже протягивает, маленькая такая ладошка и от холода вся синяя. Тут у меня внутри что-то перевернулось, на руки ее подхватил и назад, в вагон. К старому шарманщику прямо – так мол и так, что поделаешь? А девчоночка сидит спокойненько, будто так и должно быть, еще палец сосет. Шарманщик тоже старик добрый был. Говорит, что делать, Федя, раз такие дела, давай всех зови. Влезла вся орава в вагончик, расселись кое-как, а мы их до самого позднего вечера смешили. Я все шутки-байки пересказал. А вечером мы как раз собирались отправляться. Что стоять почем зря – все равно не выступишь в такой холод да в дождь. До окраины городка прокатили, там пришлось наших пассажиров высадить. Вылезают по одному, и видно, что неохота, а эта малышка как сидела у меня на коленках, так и сидит. Что, говорю, тебе слезать пора, конечная станция... А она – говорить еще толком не умеет, так, лепечет, и в том смысле, что, мол, можно мне остаться? И что сказать, если мне самому понравилась эта девчушка? Поспрашивал еще ребят, может, родители ее есть или чья-нибудь сестренка? Нет, говорят, ничейная, забирайте, а то зимой все равно помрет, замерзнет. Так я потихоньку с ней в вагон и влез, а когда спохватились, мы уже далеко отъехали, не возвращаться же... Старик шарманщик мне тогда говорит: «Ну, Федя, ничего с тобой не поделаешь, раз ты так детишек любишь, придется ее оставить. Только теперь ходить за ней и воспитывать ее тоже ты будешь...». А мне и горя мало. Первое время артисты на меня косились: для чего, мол, взял, а после все ее полюбили. И как можно было не полюбить такое чудо? А бегала как, откуда я ее только не вытаскивал, где не находил...

Фредди: Так и тогда я все время терялась?

Дядя Федя: А как же. Только, бывало и слышно, «Фредди, Фредди!». Артисты смеются: опять Федька свою разбойницу потерял.

Фредди: Меня так и назвали – Фредди?

Дядя Федя: Говорить-то ты толком не умела. Имя свое кое-как произносила, мы ничего разобрать не могли. Спорили, спорили, а потом решили назвать тебя Фредди, Альфредой. Старый шарманщик сказал, его ж тоже Альфредом звали. Частенько он повторял: «Вот смотрите на малышку Фредди – смена мне растет». Прав, стало быть, оказался.

Фредди: Прав... Трудно это – главной быть. Надо все-все всегда знать, все-все делать правильно, и совсем это не весело. А если я что-то сделаю не так?

Дядя Федя: Ничего, делай так, как знаешь, как тебе сердце подсказывает. Ты девчонка добрая и не глупая, так, значит, все сделаешь правильно. Ты, главное, ничего не бойся и все получится.

Фредди: Это точно, что я ничего не боюсь... (Поднимается). Ну ладно, Лиззи, наверное, опять меня ищет. Пошли со мной?

Дядя Федя: Ты беги, а я сейчас подойду. (Фредди уходит.) Чудо какое... Нет, не зря я ее тогда взял. Пусть говорят, что хотят, а все-таки весь театр только на ней и держится. Уж я-то знаю.

 

Сцена 7.

Большой сад, вдалеке виднеется дом с белыми колоннами. По дорожке гуляют господин Скрипкин, Володенька с нянькой и Аннушка под зонтиком с ужасно кислым лицом.

Володенька: Папенька, папенька, ну скоро они приедут?

Господин Скрипкин: Скоро, скоро. (Смотрит на часы) Должны уже приехать. Потому-то я и не люблю уличных артистов. У них какие-то свои отношения со временем, которые простым смертным не понять.

Аннушка: Вообще не стоило потакать Володенькиным желаниям, папенька.

Володенька: (показывает Аннушке язык) Во-о-бра-жа-ла!

Господин Скрипкин: Володя! Где ты таких выражений нахватался?

Аннушка: Фи! С уличными мальчишками бегал...

Володенька: Ябеда!

Нянька: (прикрываясь рукой от солнца) Идут, кажись!

 

Появляются Фредди, Лиззи, Антонио, Виктор, дядя Федя.

Фредди: Мое почтение уважаемой публике! Для вас сегодня бродячий театр «Вольная птица!» Готовы на все для того, чтобы народ... Простите, чтобы уважаемая публика не отрывала взгляда от сцены! Снимаю шляпу перед уважаемыми господами! (стаскивает шляпу с головы)

Аннушка: (тихо) Лучше бы не снимал. Он вообще знает, что такое щетка?

Господин Скрипкин: (приятно улыбаясь) Доброго дня, господа актеры. Позвольте пригласить вас в... мое скромное жилище.

Дядя Федя: (про себя) Ой-ой, скромное... Ух, морда господская.

Фредди: Нет, спасибо, нам как-то на улице привычней. Но если это желание уважаемой публики...

Господин Скрипкин: Нет, что вы, я с превеликим удовольствием останусь здесь, в саду. Вас не затруднит пройти к скамейке, в тень?

Фредди: Желание публики – закон! (Остальным артистам) Пойдемте, ребята...

 

Володенька подбегает к Фредди и хочет что-то сказать.

Фредди: (тихо) Ш-ш-ш. Папеньке твоему вряд ли понравится, что мы в догонялки играли.

Володенька: (тихо) Да, да... (вслух) Не могли бы вы, госпожа артистка... (не выдержав, фыркает в рукав).

Аннушка: Это что – девушка?

Фредди: (услышав) Не извольте сомневаться, уважаемая госпожа. Я так рада, что в вашей женственности никаких сомнений не остается... (Володенька от смеха едва не валится на траву, Аннушка готова уже сказать Фредди все, что она о ней думает).

Антонио: О, умоляю простить, прекрасная госпожа, если мы вас как-то нечаянно оскорбили. Моя подруга всего лишь хотела заметить, чтобы вы, с высоты вашего чудесного облика, не судили ее слишком строго.

 

Аннушка краснеет и застенчиво улыбается.

Володенька: Ну идемте, скорей, идемте!

Все исчезают за живой изгородью.

Проходит час...

Все появляются из-за изгороди, первыми проходят господин Скрипкин и Фредди, затем Володенька и Антонио, за ними Аннушка, а после все остальные артисты.

Господин Скрипкин: Мой сын к вам очень привязался. Он еще никогда ни к кому из взрослых так не относился, няньку с ума сводит, а она женщина старая и довольно... недалекая, не может уследить за ним. Володенька ужасный озорник, признаться...

Фредди: Так с детьми надо по-детски. Мальчишке разве хочется за уроками сидеть? Ему и побегать надо, и попрыгать, и в догонялки поиграть... А если уж учить, то так, чтобы было интересно. Кому же хочется делать то, что скучно?

Господин Скрипкин: У вас, верно, есть опыт в воспитании детей?

Фредди: Какое воспитание, шутите? Я просто сама еще такая. И потом, сколько представлений, на них всегда дети собираются, надо уметь их развлечь, иначе никто не придет...

Господин Скрипкин: Я вам хочу сделать одно довольно выгодное предложение. А не могли бы вы стать няней для Володеньки? Жалованье обещаю хорошее, к тому же жить будете в прекрасных условиях...

Фредди: Нет, нет, вы что, разве я брошу театр? Ваш сын чудесный мальчик, мне очень понравился, но остаться здесь я не смогу.

Господин Скрипкин: А вы не торопитесь, подумайте. Девушка вы хорошая, смышленая, вам учиться надо, а вы зря ездите по всему свету. Вы были бы прекрасной дамой...

Фредди: Что вы, какая из меня дама? (С трудом сдерживает смех)

Господин Скрипкин: Вы все же подумайте. Мое предложение остается в силе. К тому же пока вы здесь, в любое время можете приходить ко мне, все мы будем вам очень рады.

Фредди: Это я с удовольствием! Когда угодно, пожалуйста... А то мальчишка с музыкой и математикой совсем заскучает.

Господин Скрипкин: Тогда жду вас завтра вечером.

Володенька: Господин артист, а вы меня на гитаре играть научите? Мне так понравилось, как вы играете, так понравилось!

Антонио: Что ж, почему бы и нет? Твой папенька с сестрицей не будут против?

Володенька: А ну их совсем...

Антонио: Нет, так нельзя. Ты спроси, и если тебе позволят, я с удовольствием научу тебя играть.

Аннушка: Ах, Володенька совершенно неспособен к музыке...

Володенька: Фу, воображала!

Аннушка: И к тому же совершенно невоспитан.

Антонио: Что вы, я думаю, хороший паренек.

Аннушка: Ну что ж, если вы и вправду хотите учить его, приходите завтра вечером. У Володеньки как раз кончаются уроки... И я тоже буду свободна. (Краснеет и торопливо уходит).

Антонио: Я непременно, непременно приду... (смотрит вслед Аннушке).

 

Сцена 8.

Обстановка та же, что и в сцене 7. Вечер, солнце садится. На дорожку выходит Фредди, за ней Антонио.

Фредди: Какой закат! Антонио, ты Володеньку слишком не мучь. Ему же будет скучно через пять минут...

Антонио: (рассеянно) Да, да, скучно...

Фредди: Да что с тобой? Ты сам не свой! Не заболел? Не стоило, может быть, ходить?

Антонио: Может быть... Да, да, пожалуй, что заболел.

Фредди: Тогда давай вернемся...

Антонио: Нет, ни в коем случае... Фредди, я сам не знаю, что со мной происходит. Как будто с ума схожу. Все время думаю о ней. Какие у нее прелестные плечи! А как она краснеет, мило так, невинно... Ах, она настоящий ангел...

Фредди: Да о ком ты?

Антонио: Сестра Володеньки... Не знаю, как ее зовут.

Фредди: Аннушка?!

Антонио: Аннушка... Милое, нежное имя... Спасибо, Фредди... Она, наверное, ждет, идем скорее! (Быстро направляется к дому).

Фредди: (про себя) Вот новости! Антонио в эту Аннушку влюбился, в эту... воображалу? Нет, нет, не может быть. Это он так... для вежливости... «Ангел», надо же. Нет, нет, он, такой добрый, милый, не мог влюбиться в такую...

 

Навстречу им выходит нянька.

Нянька: Это вы? Сегодня нечего делать, Володюшка болен.

Фредди: Как так болен? Вчера же здоров был...

Нянька: И не говори, голубка! С утра робенок бегал, прыгал, и признака болезни не было, а теперь лежит, головы поднять не может...

Фредди: А вы доктора звали?

Нянька: И-и, какое там! За нашим деревенским дохтуром послали, а тот пьян, как сапожник, бестия. Уж выбрал время нализаться! Ух, бестия...

Фредди: Так что мы стоим! Надо в город идти!

Нянька: Да барин с тамошним дохтуром, кажись, поспорил и топерича ни в какую не желает его звать. «Чтобы этот коновал, говорит, моего сына лечил?». И ни в какую.

Фредди: Глупости! Если ребенку плохо, надо звать, да и только, а не смотреть на какие-то чепуховые обиды! Я сейчас в город побегу, вы только скажите, где живет этот доктор?

Нянька: Ох, подожди, голубка, сичас вспомню, запамятовала я... Ох, не припомнить. Напротив большой церкви Николы аккурат будет дом такой красный, с балконами, сразу увидишь. Вот там во втором этаже как раз и живут...

Фредди: Спасибо большое. (Хочет бежать)

Антонио: Подожди, Фредди, нельзя же так... Ты даже не знаешь, чем он болен...

Фредди: Зачем знать? Ребенку плохо! Может, он умирает, а мы стоим! Я мигом сбегаю, одна нога здесь, другая уже там. (Убегает.)

Нянька: Ну што, касатик, пошли? Барышня тебя уже ждет.

Антонио: А Володя?

Нянька: Да вокруг него сто девок, да еще сам барин сидит. Да и не случится ничего, сегодни полежит, завтра уж встанет, шалопай.

Антонио: Подождите... Что же, выходит, Фредди зря побежала?

Нянька: Пусть ее бежит. Ноги молодые, ничего не случится... Да еще авось барин с дохтуром городским помирится. А ты иди, иди. Барышня в парке на скамейке уже ждет.

Антонио: Но мне кажется, нельзя так, сразу...

Нянька: И-и, касатик, да ты уж по уши влюблен, нечто я не вижу! Так и хорошо. Остепенится, наконец, не все ей в девках сидеть. Иди, иди, я уж вижу, что не терпится.

 

Уходит. Антонио нерешительно двигается по направлению к скамейке. Аннушка, увидев его, поднимается.

Аннушка: Ах, это так чудесно, что вы пришли.

Антонио: Слышал о болезни Володеньки. Мне так жаль...

Аннушка: Это ужасно. Я не могу там оставаться, мне страшно, и потому я ушла в сад. Я так боюсь за Володеньку... Надеюсь, вас не затруднит составить мне компанию?

Антонио: Почту за честь.

Аннушка: Садитесь сюда, на скамейку. Ах, так люблю это место в саду, здесь нет этих ужасных цветов. У меня от них всегда слезятся глаза.

Антонио: Очень жаль, что вы не можете оценить их красоты...

Аннушка: Нет, нет, никакие цветы не могут быть так красивы как музыка. Это, можно сказать, моя страсть, особенно по-настоящему красивая музыка. Вы, конечно, понимаете, о чем я? Такой музыки я никак не ожидала услышать во время вчерашнего представления... Но вы... Вы играете великолепно. На фоне всей этой, так сказать... компании вы один мне показались воспитанным человеком. Я, наверное, не ошибусь, если скажу, что вы из хорошей семьи?

Антонио: Не ошибетесь.

Аннушка: Вот именно! Человек, прекрасно воспитанный, прекрасно чувствующий музыку и к тому же из хорошей семьи... Они должны гордиться, что вы выступаете с ними...

Антонио: Фредди так и говорила. Только можно ли назвать мою игру по-настоящему красивой музыкой? Так, баловство... Мне всегда кажется, что музыкой можно сказать гораздо больше, чем мне удается.

Аннушка: Вы просто скромничаете. Ну хорошо, пусть будет баловство, но мне оно очень нравится. Не могли бы вы сыграть что-нибудь для меня? (Застенчиво отворачивается)

Антонио: (про себя) Она прекрасна. (Аннушке.) Если вы желаете, я готов играть хоть всю ночь. (Дотрагивается до струн гитары).

Аннушка: (про себя) Ах, он такой милый...

 

Сцена 9.

Темная улица городка, вдалеке тускло светит фонарь, налево – большая церковь. К фонарю, тяжело дыша, подходит Фредди.

Фредди: Ух, кажется, это здесь... Только бы уговорить этого доктора. А что? Нечего думать о всяких спорах и обидах, когда ребенок заболел. Ну все, пришла, можно немного отдышаться... А Антонио... Не могу поверить, что он влюбился в эту Аннушку! Вот тебе и «возвышенное чувство». А может, дядя Федя был прав? Может, ему с нами скучно, а с Аннушкой хорошо... Не может быть... Вот ни за что не полюблю никакого господина, честное-честное слово, потому что они все какие-то ненастоящие. Взять хотя бы этого Скрипкина – и улыбается как-то фальшиво, и говорит, будто мелодию песни перевирает – не так, да и все тут! А еще меня нянькой приглашал, даму из меня хотел сделать, ха-ха-ха... Чтобы я такой же фальшивкой стала, вроде Аннушки? Ну уж нет! А театр я вообще ни на какое образование не променяю. Читать-писать умею, и будет с меня. Ну все, хватит болтать...

 

Перебегает через мостовую. Внезапно из-за угла появляется автомобиль (спокойно, они тогда уже были, только редко встречались, слово Яндекса). Фредди оборачивается, в следующую секунду все исчезает.

Темнота.

1-ый голос: Драть некому этих мальчишек. Прямо под колеса выбегают неизвестно откуда. Что теперь делать?

2-ой голос: Да это не мальчишка... Это девчонка, и я знаю, откуда она! Влетели мы с тобой, она же из театра, что позавчера приехал!

1-ый голос: Так что стоишь? Помоги мне ее поднять, и едем в больницу, живо!

2-ой голос: А ты все туда же: наука да наука... Что тебе на лошадях не ездилось? Вот отправят нас на каторгу с этой наукой...

 

Сцена 10.

Больничная палата, шторы на окне задернуты, стены, простыни на постели и тумбочка белые. На постели – Фредди, рядом на стуле сиделка, толстая пожилая женщина с невозмутимым выражением лица.

Фредди: (открывает глаза, удивленно оглядывается) Что это такое? Где я?

Сиделка: Ты в больнице, деточка.

Фредди: Почему в больнице? Что со мной случилось?..

Сиделка: Что-что, ездят на этой своей штуковине, народ пугают почем зря, а теперь, выходит, что и калечат. Уж больно умные. У нас, мол, один на весь город этот... мы, мол, сами собрали его почти такой же, как в Англии. Будет им теперь за эту Англию! Штрафом не отделаются. И поделом.

Фредди: Точно, теперь я вспомнила. Я бежала к доктору, и тут из-за угла появился... Да, точно, а я и не поняла, что это был ав-то-мо-биль. И после я ничего не помню.

Сиделка: Испугались они. Привезли тебя сюда, сказали, что все оплатят.

Фредди: А Володенька Скрипкин, вы не знаете, ну господа Скрипкины, недалеко от города их усадьба?.. Я ему за доктором бегала, так и не дошла... Вы ничего не слышали? (Пытается подняться и морщится от боли).

Сиделка: Лежи-лежи, нельзя тебе вставать. Столько лежала без сознания... Тебе еще повезло, что ребра целы. А вот ногу еще долго придется лечить.

Фредди: Я давно здесь?

Сиделка: Да уж третий день будет...

Фредди: Вот новости! А как же там все без меня? Они, наверное, уже думают, что я умерла или еще хуже, что бросила их...

Сиделка: А ты лежи. Дождутся, никуда не денутся. Так идти – не дело, надо сначала вылечиться.

Фредди: (про себя) «Дождутся»... Нет уж, представляю, что там без меня делается. А что, если наши без меня уехали? Нет, не могли же... Ну а если вправду подумают, что я умерла? Нет, лечиться я не буду, вот нога пройдет немного, и сбегу. Кстати, а я и не знала, что у нас а втомобили есть. Повезло, называется – один-единственный автомобиль на весь город, и меня угораздило под него попасть... Ха-ха. Лиззи бы точно сказала: «Вот только с тобой, Фредди, такое могло случиться».

 

Сцена 11.

Обстановка та же, что и в сцене 10. Ночь, сиделка спит на стуле, Фредди лежит на постели с закрытыми глазами. Фредди открывает глаза и садится.

Фредди: Заснула, кажется... Пора. Хорошо, что сегодня мне разрешили пройтись по коридору... и подарили вот эту штуку... (Берет в руки стоящую у кровати тросточку). Намного лучше костылей... (Торопливо одевается). А дырку на локте зашили, надо же... Ха-ха. Жаль, что я уже не скажу спасибо. Но что поделаешь, я и так валялась целую неделю. Здесь, конечно, все милые и добрые, но я без ребят не могу. И они, наверное, скучают, по своей бестии веснушчатой. Вот я их напугаю! Они, конечно, и не надеются меня увидеть... А если уехали? Нет, я бы услышала, ведь полгорода выбегают на улицы провожать... (С трудом забирается на подоконник и распахивает окно). А теперь мне на крышу вагончика, наверное, не залезть. Да, раньше я была не такая неуклюжая. (Спускается на землю, и, спрыгнув, опускается на четвереньки). И бегать не смогу. Грустно... Ну и ладно! Нога заживет, а не заживет... Главное, чтобы зрителям было весело, а все остальное ерунда. Ну все, до свидания, больница!

(Уходит).

Сцена 12.

Вагончик, все артисты, кроме Фредди и Антонио, сидят в кружок. Лиззи пьет чай и то и дело оглядывается на дверь.

Дядя Федя: Нет, не думал я, что мы здесь двоих оставим... Правда, если сейчас же уедем, то, считай, дешево отделались.

Виктор: Ты про Антонио? Да надоест она ему, поймет он, в кого влюбился. Это даже не любовь, а так... чепуха. За что любить Аннету, она же пустышка. Только и есть, что кудряшки и голосок тоненький.

Дядя Федя: Да нет, не надоест. Свою кровь почуял. Пропал парень! Да я знал, что мы когда-нибудь без него останемся. Вот Фредди потерять я никак не ожидал.

Виктор: Да, жаль малышку Фредди. А может, она еще вернется?

Дядя Федя: Да нет, она, если бы могла, давно бы вернулась. Мы с тобой ее по всему городу искали, у всех спрашивали, так и не нашли.

Лиззи: Ребята, не говорите о Фредди, мне страшно. Я, кажется, с ума схожу. Мне все время кажется, что вот сейчас дверь откроется, и она войдет. Она мне все время снится... Я была такой свиньей, все время говорила ей гадости, а она смеялась... Хороша подруга! Это все я виновата. Я должна была пойти с ней к Скрипкиным, она же меня звала!

Дядя Федя: Да что тут говорить, все мы виноваты... Надо было, как только эти Скрипкины нас позвали, поворачивать оглобли. Все беды от этих господ.

Виктор: Без Фредди театр на себя не похож...

 

Дверь вагончика медленно открывается, Лиззи охает. Появляется Фредди.

Фредди: А вот она я, уважаемая публика! Эй, ребята, вы что на меня, как на тень отца Гамлета уставились? Да я это, я!

Лиззи: Ой, это же ты, правда ты, Фредди! Живая!

Виктор: Малышка Фредди вернулась!

Дядя Федя: А я уж и не надеялся увидеть ее, разбойницу мою!

 

Все окружают Фредди, Лиззи обнимает ее за шею, дядя Федя – за талию.

Фредди: Тише, тише, ребята, убьете ведь! Что я, зря что ли из больницы сбежала?

Лиззи: Так ты была в больнице?

Фредди: Сейчас, я вам все расскажу о своих приключениях, только дайте сяду куда-нибудь, и налейте мне тоже чаю... (Усаживается на солому). Я досюда еле дошла. Без этой штуки (показывает на тросточку) ни за что бы не добралась...

Лиззи: (усаживается рядом) Ох Фредди, Фредди, ты все такая же, как была! Как же мне... Как же нам всем тебя не хватало! Без тебя театра нет, честное слово, без тебя он ни жить, ни дышать не может...

Фредди: Ну теперь-то все в порядке, я вернулась... Может, я тоже без театра ни жить, ни дышать не могу? Давайте, слушайте, если кому-нибудь здесь интересно, что со мной происходило. Слушайте и завидуйте! Я, наверное, первый в стране человек, который попал под автомобиль! И не просто попал, а еще остался жив и довольно дешево отделался...

Дядя Федя: Так в этом городке автомобиль есть?

Фредди: Сдается мне, что уже нет. Хотя, может быть, его хозяева как-нибудь выкрутились. В любом случае, я их уже простила. Они неплохие люди. Судя по рассказам тетки-сиделки, довезли меня до больницы, да еще уплатили кучу денег, чтобы меня лечили как следует, а не как всех. Да и автомобиль дома собрать не каждый сможет.

Виктор: Изобретатели... А может, нам у них идею попросить, и мы тоже такую штуковину к нашему вагончику приделаем вместо лошадей?

Дядя Федя: Ну уж нет. Мне лошадки как-то роднее. Так что, Фредди, ты всю эту неделю была в больнице?

Фредди: Да, да... И если бы сегодня не сбежала, валялась бы там еще месяц. Ух, надоела она мне. Все там как-то бело, гладко, чисто, шторы никогда не открывают, солнышка не увидишь, не погуляешь. Все, конечно, добрые, но все-таки мне ближе наш театр. И мне дырку на локте зашили...

Виктор: (смеясь) Как они посмели?

Фредди: Да уж, мне без дырок нельзя. А у вас что тут происходит? Я ведь из-за Володеньки побежала, что он, выздоровел?

Дядя Федя: Володенька-то выздоровел, а вот этого умника, Антонио, мы считай, потеряли. Влюбился в Аннету, как кошка. Ходит на седьмом небе от счастья, а нам-то не до веселья. Нам уезжать, а куда он теперь поедет без своей зазнобы?

Фредди: Да что он нашел в этой Аннушке?

Дядя Федя: Так свою увидал. Говорит, она, мол, меня тоже любит. Дурак наивный. Она крутит им как хочет, а папаше только бы ее замуж выдать. Не надо было его брать, ох не надо было... Уж нашли бы музыканта, сколько их, этих гитаристов бродит, а этот – подумаешь, цаца! Ничуть не хуже него есть...

Фредди: Не смей так говорить! Он – замечательный, лучше него никого нет! Надо только ему как-то сказать, что нечего ему делать с этой Аннушкой. Не стоит она его... Чтобы он ради какой-то... нас бросил? Никогда не поверю.

Дядя Федя: Скажи ему, попробуй... Он нас слушать не захочет. Как же, Она – ангел, звезда, ночная лилия... Это не я придумал, это он без конца твердит! Совсем у парня крыша поехала. Разве я сам не понимаю, что он прекрасный музыкант и человек вроде неплохой? Был бы прекрасным музыкантом и неплохим человеком... Эх.

Виктор: Да хватит, ребята. Давайте лучше ложиться, не ждать же его, Ромео нашего... Он, может, до утра просидит.

Дядя Федя: Правда. Что-то мы заболтались.

Виктор: А может, все и обойдется, если Фредди вернулась?

Фредди: (улыбаясь) Я что, очень счастливая?

Дядя Федя: Все, хватит болтать. Спать так спать.

 

Все расходятся по своим постелям, у входа остаются Фредди и Лиззи.

Фредди: Ух, наконец-то я в своей обычной постели! Как же здорово... Эти простыни больнице такие чистые, мягкие, чересчур. Я к такому не привыкла... Да еще там все пропахло лекарствами. А здесь такой запах, травой... и еще чем-то... У нашего театра ведь тоже есть свой запах, ни с чем не спутаешь... (Зарывается носом в подушку).

Лиззи: Все тебе глупости болтать... Представляешь, Фредди, я даже по твоим глупостям соскучилась. (Ложится рядом.) Мне сейчас хочется тебя взять, вот так, крепко... (Берет ее за руку). И никуда-никуда не отпускать. Знаешь, когда тебя не было, ты мне даже снилась. И все было как-то не так, неправильно, не хватало чего-то. Мы представление дать не могли, не выходили, потому что все понимали – без тебя на нас и смотреть не захотят.

Фредди: (сонно) И вот я вернулась, уважаемая публика...

Лиззи: Фредди, вот что я тебе скажу. Я только теперь поняла. Ты – душа театра. Любого из нас можно заменить, но тебя нельзя. Если тебя не будет, все разбегутся. И еще хочу попросить у тебя одну вещь...

Фредди: Какую?

Лиззи: Не пропадай больше, хорошо?

Фредди: (улыбаясь) Я постараюсь, Лиззи. Изо всех сил постараюсь. Честное-честное слово.

 

Сцена 13.

Обстановка та же, что и в сцене 3. Ночь, на небе луна, прикрытая облаками. Под деревом у ограды Аннушка и Антонио.

Антонио: Аннушка, я вас люблю, люблю больше жизни, да и можно ли вообще сравнивать? Если бы вы только пожелали, я бы с радостью отдал ее, согласился бы на любые муки и встретил их с улыбкой на лице!

Аннушка: Если вы меня так любите Антонио, почему же не можете сделать такого пустяка?

Антонио: Не мучайте меня, Аннушка. Я и сам не могу ничего решить. Поверьте, мое сердце разрывается на части. Выбирать всегда трудно, а если выбираешь между близкими и дорогими тебе людьми...

Аннушка: Ну хорошо, тогда я вам кое-что скажу. Я вас тоже люблю, и если вы скажете мне, я уеду с вами, нисколько не задумываясь. Брошу всех – и папеньку, и Володю, и этот сад, который я так люблю... Но вряд ли ваши... друзья меня примут. Да, к тому же, я не привыкла к такой странной жизни: вечно в дороге, ужасно неудобно, никаких развлечений... Но если вы только скажете, я пожертвую всем ради вас!

Антонио: Что вы, Аннушка, разве я достоин такой жертвы?

Аннушка: Это они вас не достойны! Как вы вообще можете так их любить? Неотесанные, грубые...

Антонио: Зачем вы так, Аннушка? Они, конечно, простые люди, но они были так добры ко мне. Я не могу бросить их, это будет так подло и низко с моей стороны... Я просто не способен на такое предательство. Люди, с которыми я столько дней делил крышу и пищу...

Аннушка: Дырявую крышу? А о пище я вообще не хочу говорить... Да поймите, наконец, Антонио, вам с ними не место! (С презрением.) Они простые люди. Им вас не понять, у них просто ума не хватит...

Антонио: (умоляюще) Перестаньте, Аннушка...

Аннушка: Я не могу перестать! Я обязана вас спасти! Вы такой великолепный музыкант... И тратите время и силы с каким-то сбродом! Обещайте мне, пожалуйста, обещайте, что останетесь со мной. Я не могу без вас...

Антонио: Я тоже без вас не могу... Но поймите же, что им я тоже нужен. Они меня любят. Я бы никогда себе не простил, если бы пришлось так поступить с ними.

Аннушка: Им нужна только ваша музыка! Они за ваш счет отличаются от всех остальных бродячих театров, как же вы этого не понимаете? Обещайте же мне, что порвете, наконец, отношения с этими людьми! Ну же!

Антонио: Но, Аннушка... (Решительно). Аннушка, я не могу дать вам такого обещания. Я просто вас недостоин, но я все-таки останусь с ними. Возможно, расставание с вами меня убьет, но я не могу поступиться собственной совестью. (Поворачивается, собираясь уходить).

Аннушка: Как вы можете... Да этот сброд не сегодня-завтра сам по себе разбежится!

Антонио: (не очень уверенно) Не говорите о том, о чем не знаете!

Аннушка: А если я права?

Антонио: Если бы вы были правы, я бы остался с вами... (Про себя) Что я говорю? Она меня никогда не простит... (Уходит).

Аннушка: Разбежится! Да, разбежится... обязательно... обязательно. Он просто сам не понимает, что говорит. Ах, какой же он наивный! Неужели он думает, что эти... эти... действительно его любят... Им же нужна только его музыка! Нет, этого театра больше не будет. Его больше не должно быть.

 

Разворачивается и торопливо уходит.

 

Сцена 14.

Вагончик, раннее утро. Над полем висит густой туман. На траве недалеко от вагончика сидит Антонио, держит в руках гитару, но до струн не дотрагивается.

Дверь вагончика открывается, прихрамывая, выходит Фредди.

Фредди: (шепотом) Да что со мной такое? Поднялась в такую рань и никак не могу уснуть... Наверное, в постели навалялась на всю жизнь. Действительно, а что еще делать в больнице? Лежи да мух считай на потолке... Ух, туманище какой, ничего не видно... Давно такого не было.

Антонио: Что это? Слишком знакомый голос... Нет, не может быть... Вот почему я не могу послушаться Аннушки, я и так перед ними виноват. Я должен был удержать ее тогда. Ах, Фредди, Фредди... Для всех могла найти слова, всех могла рассмешить. Для театра это ужасная потеря.

Фредди: Ага, значит, не мне одной не спится! И я даже знаю, кто еще так рано встал. А точнее, не ложился... Шутка старовата, конечно, но хорошие шутки не стареют! (Подходит к Антонио и закрывает ему ладонями глаза.)

Антонио: Неужели? Так любил делать только один человек, из тех, кого я знал...

Фредди: Угадал! (Опускает руки)

Антонио: Фредди, это правда ты! Вернулась! (Обнимает ее).

Фредди: Ух, я тоже по тебе скучала... Только вот они все на тебя обиделись... Я, конечно, мало что понимаю...


Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Слезы Сирены| О закреплении тем выпускных квалификационных работ за студентами очной формы обучения и назначении научных руководителей

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.147 сек.)