Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Дарамское поле. «Le Chevalier des B?tons»[155]

Глава 3 | Глава 4 | Глава 5 | Вараста | Вараста | Вараста | Сагранна | Сагранна | Барсово ущелье | Барсово ущелье |


Читайте также:
  1. Дарамское поле
  2. Дарамское поле

«Le Chevalier des B?tons» [155]

 

 

Дик смотрел на Савиньяка, а Савиньяк лежал на спине и жевал травинку. Роща, в которой кавалерия дожидалась своего часа, была мирной, тенистой и удивительно уютной. Если б деревья и кусты могли говорить, они бы искренне возмутились, что какие-то двуногие, которым и жить-то отпущено всего ничего, заявились в такое чудесное место убивать друг друга. Сона, позвякивая удилами, ощипывала невысокий, увешанный мягкими стручками кустик, другие лошади тоже не теряли времени даром. Дик понимал, что сейчас двум полкам Савиньяка предстоит бой с врагом, который превосходит их в десятки раз, но в это как-то не верилось.

Последняя неделя вообще казалась сном. Ночной бой, кагетское золото, прощание с Вейзелем, Бадильо и бакранами, стремительный переход к Дараме навстречу стотысячной армии. Дик был уверен в поражении, Савиньяк сомневался в победе, но солдаты свято верили в счастливую звезду Алвы и смеялись над сбежавшими от размалеванных козлов седунами. Случайные победы опьяняют, отец не раз говорил это Дику, но была ли случайной победа в ущелье? Вряд ли, ведь ее готовили два месяца!

Бешеный стук копыт, ворвавшийся в шорох листьев, птичий щебет и звон ручья, показался грубым и оскорбительно неуместным. Всадник осадил взмыленного коня у самых сапог Эмиля Савиньяка. Дик узнал гонца – один из адуанов Шеманталя. Глаза варастийца азартно блестели, он был напряжен, словно вставшая на кровавый след охотничья собака. Лошадь таможенника – гнедой мерин с белой звездочкой на лбу – выразительно косилась на ручей, но всадник был неумолим.

– Идут? – поднял бровь Эмиль, явно подражая маршалу. Это какое-то проклятие, все, кто узнает Рокэ Алву, перенимают его манеры.

– Скачут, – хмыкнул таможенник, – вприпрыжку.

– Сколько?

– Было много. – Таможенник погладил гнедого между ушей. В конской гриве запуталось несколько колец, и все. Огюст – так, кажется, звали гонца – Древо Урожая[156]больше не напоминал. – Размазались уроды, как сопли по рукаву. У кого кони поганые, у кого руки загребущие, кто к лагерю ломанулся… У нас на хвосте тысячи три, не больше, и еще тыщ восемь сзади растянулись.

– Прелестно. – Эмиль грациозно поднялся и свистнул, подзывая своего мориска. – Господа, по коням, наше дело развернуть эту толпу и погнать на своих же. Мы такое уже делали.

Тысяча двести человек стремительно, но без суеты в последний раз проверяли сбрую и оружие, садились на коней, занимая свое место в строю. Дик не отступал от Эмиля, убеждая себя, что скакать к епископу еще рано. Мысли о том, что кагеты – союзники, исчезли, так же как ненависть к Рокэ. Юношу захватила волна упрямого азарта, куда более сильная, чем когда он проигрался. Дикон дрожал от нетерпения не хуже Соны, то и дело поглядывая в сторону опушки. Савиньяк поймал взгляд юноши, засмеялся и тронул поводья, сотники последовали примеру своего генерала. Кавалерия стремительно и тихо занимала исходные позиции. Никто не толкался, не спорил, не путался, все было выверено и просчитано еще ночью.

Эмиль удовлетворенно вздохнул и повернулся к окружавшим его порученцам, готовым развести по сотням последний приказ.

– Напоминаю. Сигнал к атаке – мой выстрел. Затем – картечь. Пальнем в упор и вперед! Врубайтесь, куда погуще. Ехать – врозь, орать так, словно нас десять тысяч. Каждый за себя, но и по сторонам смотреть не забывать! Команд не ждать, вперед не лезть, от своих больше чем на сотню бье не отрываться. Наше дело гнать, а не окружать! Ясно?! Пусть удирают, мы проводим. Услышите варастийский рог – все, бал окончен, а пока молчу – резвись не хочу! Бей, коли, руби – не жалко! Все. Пошли.

Порученцы, блестя глазами, бросились к своим, топот копыт слился со стуком сердца.

– Дикон, – генерал подмигнул Ричарду, – твое дело держаться за мной. Учти, это не дуэль, а свалка. Ударил и вперед – дожидаться ответа незачем. Понял?

Ричард кивнул, но ответить не успел. Из-за поворота выскочили «золотые» всадники. Они шли красивым галопом, Дику показалось, что адуаны почти загнали коней, но Эмиль засмеялся и сказал, что полумориски могут скакать и скакать, и их придерживают нарочно. Пронесся последний десяток, в числе которого скакал Жан Шеманталь, и появились преследователи – эти гнали лошадей всерьез. Ричард с удивлением уставился на диковинное зрелище. Назвать то, что, вопя и сверкая на солнце, надвигалось на отряд Савиньяка, регулярной кавалерией, было трудно.

Казароны напоминали то ли толпу ряженых, то ли Дикую Охоту из старой сказки, но не страшную, а нелепую. Разномастные, разнопородные кони, разноцветные одеяния, диковинное оружие. Кто-то размахивал прямым мечом, кто-то кривым, дюжий толстяк потрясал шипастой булавой, рядом недомерок в огромной шапке быстро крутил непонятную штуку на цепи, сверкали секирищи, секиры и секиришки, топорщились пики и какие-то крючья, трепыхались плащи, перья, волосы, разноцветные хвосты, звериные шкуры.

Одни кони казались свежими, другие были покрыты пеной и спотыкались, но всадники продолжали их нещадно нахлестывать. Если кто-то отставал, на его место протискивался другой, попроворней. Все были заняты погоней и тем, чтобы обогнать товарищей, по сторонам никто смотреть и не думал.

 

 

Эмиль засмеялся и поднял пистолет. Выстрел генерала слился с другими, промахнуться в валившую валом толпу было невозможно. Артиллеристы отстали на какую-то минуту. Четыре установленных на опушке легких орудия плюнули картечью, и Дику показалось, что ни одна картечина не пропала зря. Кони и всадники десятками валились на землю, задние, не успев сдержать разгон, налетали на упавших. Савиньяк не стал дожидаться, пока кагеты сообразят, что к чему.

Золотистый генеральский иноходец рванул с места в карьер, вылетел на равнину, сразу же сбив чью-то белую лошадь. Та упала, всадник вывалился из седла. Дик немного замешкался и отстал от генерала, мелькнула мысль о том, что нужно мчаться к Бонифацию, но вместо этого юноша непостижимым образом оказался в гуще схватки. К счастью для всадника, Сона в бою уже бывала. Кобылица, вызывающе заржав, проскочила между двумя кагетами, ударив кого-то задними ногами. Мелькнули выпученные глаза, что-то розовое опрокинулось навзничь, надвинулось что-то зеленое, сверкнула варастийская сабля, и зеленое исчезло. Дик рубанул наотмашь, клинок вошел во что-то мягкое и застрял, растерявшийся Ричард выпустил рукоять, но выручила обвивавшая запястье ременная петля.

Сона, не переставая ржать, вздыбилась и пустила в ход передние копыта. Рядом возник кто-то в черно-белом, что-то крикнул, но Дик не разобрал. Между ними вклинился здоровенный кагет с маленькой резной секирой. Юноша, заглядевшись на непонятное оружие, промешкал, но кобылица не сплоховала, взбрыкнув задом. Чужой конь, получив ощутимый удар копытом, дернулся в сторону, секира просвистела над самым ухом Дика, раздался выстрел, кагет мешком свалился под ноги лошадей, а пристреливший его гвардеец поскакал дальше и затерялся среди сотен людей и лошадей.

Вопли кагетов и талигойцев, конское ржанье, топот, какое-то бульканье, пыль, острый пьянящий запах. Дик отчаянно махал шпагой, потом вспомнил о пистолете, который и разрядил в чью-то разинутую пасть. Бой вертелся ярмарочным колесом, вокруг Ричарда орали, стреляли, рубили, падали, метались туда и сюда свои и чужие, фыркали, ржали, били задом, взлетали на дыбы кони, трещали копья, свистели клинки.

– Получи!

– Бей уродов!

– Бацута!

– А, закатная тварь!

– Кагетаааааа!

– На тебе!

Краем глаза Дик заметил, как кагет в бирюзовом наставил пику в грудь гвардейцу. Удар – пика перерублена, второй – бирюзовый повисает вниз головой, застряв в стремени. Упал раненный в грудь конь, спешенный талигоец схватился со спешенными кагетами, шпага застряла в теле врага, черно-белый не растерялся, врезал надвинувшемуся на него здоровяку кулаком, выхватил странного вида топор с дырками по всему лезвию, ударил…

– Разрубленный Змей!

– Талиг! Талиг!!!

– Казеа!!!

– Вараста и Ворон!

Каким-то чудом Ричард оказался рядом с Эмилем, генерал и его конь были забрызганы кровью, явно чужой. Савиньяк что-то проорал, весело сверкнув глазами, Дик не понял. Мимо промчался какой-то таможенник, во все горло крича два слова – «пора» и «Шеманталь». Савиньяк кивнул, и все завертелось снова, но в схватке наступил перелом.

Если б Дик был парящим в небе ястребом, он бы увидел, как передние кагеты пытаются развернуться навстречу выскочившему из рощи противнику и как «золотой эскадрон», сделав петлю, ударяет во фланг тем, кто сцепился с Савиньяком. Это стало последней каплей. Все больше и больше кагетов заворачивало коней, пытаясь спастись бегством, и наконец паника стала всеобщей. Недавние преследователи, вконец потеряв голову, бросились назад по своим же следам.

Савиньяк гнал бегущих безо всякой жалости. С каждой минутой становилось очевидней преимущество талигойских боевых коней над кагетскими лошадьми, даже самыми лучшими, – десяток талигойцев легко сминал три десятка кагетов. Ричард скакал рядом с Эмилем, крича что-то немыслимое. Юноше казалось, что за спиной у него выросли крылья. Он был счастлив и бессмертен, они все в этот миг были бессмертны и всесильны. Враг бежал, его следовало догнать, уничтожить, втоптать в желтую пыльную землю, и тогда придет победа, высшее счастье, дарованное мужчине и воину. Копыта Соны выбивали дробь, над головой трепетало знамя с Победителем Дракона, и Ричард Окделл не считал его чужим. Это было его знамя, это были его соратники, это была его победа…

 

 

– Иногда я понимаю своего дядю, – зло бросил Луллак, глядя на поле, – мулы! Безмозглые мулы!

Робер Эпинэ не мог согласиться с этим утверждением – мулы, по мнению Иноходца, были весьма разумными и милыми созданиями. В отличие от казаронов. Что случилось с теми, кто прельстился «брошенным» обозом, было неизвестно, но Иноходец был готов поклясться, что мародеры нарвались на серьезные неприятности. Зато судьба увязавшихся за «золотым эскадроном» тайны не представляла. Неудачные преследователи частью были вырублены, частью бежали, опрокинув двинувшиеся резервы, а изрядное количество конных идиотов втоптали в столь любимый Туххупом конский навоз свои же. Те же, кто все-таки добрался до талигойской пехоты, обнаружили свою полную непригодность.

Атаковать построившуюся в каре пехоту конным строем – это риск, бросаться на ощетинившуюся пиками живую крепость, не соблюдая никакого строя, – самоубийство. Робер подозревал, что, постройся талигойцы у подножия холма или горы, у казаронов хватило б глупости попереть на них галопом вниз по склону, впрочем, на равнине вышло немногим лучше – разве что ноги лошадям не переломали.

Эпинэ видел, как нападающие раз за разом отлетали от вросших в землю черно-белых четырехугольников, платя за каждую бессмысленную атаку десятками людских и, что особенно бесило Робера, лошадиных жизней. Талигойская пехота действовала безупречно – мушкетные залпы следовали один за другим и были слаженными и прицельными, первые ряды держали строй, не отступая ни на шаг, если кто и был ранен или убит, его место немедля занимал свежий боец. Сноровка и хладнокровие пехотинцев особенно впечатляли в сравнении с дурацкой яростью кавалеристов. Отброшенные конники налетали на опоздавших, и на подходе к талигойским позициям возникла очередная куча-мала. Адгемару это наконец надоело, и казар слегка пошевелил рукой:

– Сын сестры, помоги им!

Луллак рванулся к лестнице, но Лис его остановил:

– Не сам. Отправь гонцов с приказом. Две трети – в бой, треть – сюда. – Принц хотел что-то сказать, но передумал и исчез. Казар повернулся к Эпинэ и произнес на талиг:

– У меня создается впечатление, что будущее за пехотой и мушкетами, а не за кавалерией и мечами.

– Я согласен, но лишь отчасти. Нерегулярная кавалерия обречена, но…

– Да, нерегулярная кавалерия обречена, – подтвердил Адгемар, не отрывая взгляда от творящегося на поле безумия. Эпинэ был готов поклясться, что казар доволен происходящим, хотя радоваться было нечему. Кавалеристы гибли сотнями, не продвигаясь вперед ни на шаг, более того, образовавшийся перед талигойцами вал из лошадиных и человеческих тел гасил разбег, всадникам приходилось думать, куда послать коней, а пули продолжали собирать урожай.

Вернулся хмурый (как же, не пустили в бой!) Луллак. Приказ он исполнил, но красивое лицо молодого кагета было встревоженным. Адгемар милостиво улыбнулся племяннику.

– Полководец не должен сам браться за саблю, сын сестры. Его оружие – это его голова.

– Да простится мне моя дерзость, но атака пехоты со стороны лагеря была бы более уместна.

– Она будет, – улыбнулся казар, – возможно.

И тут Робер понял все. Главным врагом Адгемара был не Алва, а казароны, которые мешали ему делать то, что он считал нужным. Лис хотел быть королем, а не казаром, ему нужна была абсолютная власть, и он добывал ее на Дарамском поле.

До Алвы черед дойдет, но сначала Адгемар избавится от камней на ногах – от живых людей, которых он хладнокровно послал под чужие пули. Какими бы ни были эти казароны, они – кагеты, они пришли по призыву своего казара защищать свой дом, не зная, что их гонят на убой. Луллак это понимает, и ему это не нравится, но он молчит. Любопытно, если б Рокэ не взял Барсовых Врат, что бы сделал Адгемар с казаронами? Отравил, перерезал, отпустил по домам? Или устроил резню, переодев часть бириссцев в черно-белое, и бросился к гайифскому императору и Эсперадору с жалобой на нарушителей Золотого Договора?

– Мои! – Рука Луллака указала на всадников левого крыла, бывших от талигойцев всего в нескольких шагах. Каре зажимали с двух сторон, но тут произошло непредвиденное. Пехотинцы стремительно и четко перестроились, пропуская кагетов. Те, то ли не в силах сдержать взятый разгон, то ли опасаясь быть сбитыми теми, кто скачет следом, пронеслись живым коридором и влетели во всадников правого крыла, усугубив всеобщее столпотворение и не сразу поняв, в чем дело. Пехота за спинами конников Луллака немедленно сомкнула ряды, и те оказались отрезанными от лагеря.

Рокэ действовал наверняка – по обе стороны от проклятых каре тянулись полосы перекопанной земли и груды вянущих веток, вне всякого сомнения, прикрывавших волчьи ямы. На то, что обходной путь заказан, соображения командовавшего атакой казарона хватило. Он лихорадочно пытался перестроиться, но ему мешали свои же. Тем не менее люди Луллака кое-как развернулись, и тут им в бок врезалась очередная очумелая толпа – те, кто бросился грабить обоз. Судя по всему, незадачливые мародеры нарвались на теплую встречу. Бедолаги стегали коней так, словно за ними гнались закатные твари. Вперед они не смотрели и, разумеется, напрочь смешали с таким трудом восстановленный порядок.

То, что осталось от многотысячной кавалерии, бестолково топталось под талигойскими пулями, и в этот миг из рощи тремя потоками хлынула черно-белая конница.

Эпинэ не поверил своим глазам. Талигойцы гнали морисков прямо на ловушки – и… ничего не произошло. Мин и волчьих ям не было и в помине, Алва в очередной раз всех обманул! Свежие тысячи обрушились на ошалевших кагетцев, те шарахнулись на талигойские копья, отлетели от нерушимого пехотного строя и в очередной раз навалились на своих. Луллак громко выругался. Адгемар повернулся к племяннику и холодно заметил:

– Сын сестры, надеюсь, ты понял, где истинное место полководца?

Принц что-то выкрикнул, этих слов Эпинэ не знал, но на лице Лиса не дрогнул ни один мускул. Следующие слова казара расслышал только Луллак и стоящий поблизости Робер, забывший сообщить Лису о своих успехах в кагетском. Адгемар выразился кратко и точно, именно так говорили владыки древности, о которых Робер читал в юности.

– Сегодня сын моей сестры видит не конец кагетской кавалерии, а, – голос Адгемара налился торжественностью, – начало кагетской государственности. Следует не рыдать, но радоваться.

 

 

Ричард очнулся, только когда кто-то из адуанов схватил Сону под уздцы. Остатки кагетской кавалерии в третий раз улепетывали по своим же следам. Эмиль Савиньяк зло засмеялся и стряхнул с клинка кровь.

– Жизнь прекрасна, Дикон, – генерал вложил шпагу в ножны, – но мы несколько увлеклись. Надо найти Алву.

Это оказалось нетрудным, Рокэ был среди мушкетеров, лицо маршала покрывала гарь, но он был жив и здоров, как и Бонифаций с Шеманталем. Эмиль спешился, бросив поводья какому-то солдату, Дик последовал примеру генерала. Юноша опасался выволочки за непослушание, но на него никто не обратил внимания. Алва задумчиво разглядывал в зрительную трубу кагетский лагерь, Шеманталь с обожанием смотрел на Проэмперадора и поигрывал золотым кагетским амулетом, епископ сиял, как новенькая монетка, и рассказывал, как сребролюбцы набросились на «беззащитный» обоз, где их ждали волчьи ямы, мины, укрывшиеся в возах мушкетеры и прочие сюрпризы.

– Мысль начинить пустые бочки серой, мелким щебнем, козьим салом и порохом была воистину богоугодной, – вещал Бонифаций, – сердце мое радовалось, когда возгорались они и катились под ноги нечестивым. Видел я глупцов и еретиков, воткнувших в землю копья, дабы сдержать бег огненной бочки. Взлетели они на воздух, а с ними еще два десятка нечестивцев за грехи свои были ввергнуты из огня земного в Пламя Закатное.

– Аминь! – Алва опустил трубу и повернулся к Савиньяку. – Рад вас видеть, Эмиль.

– Монсеньор, – проникновенно произнес кавалерист, отдавая честь, – приказ выполнен. Не прошло и часа, как вся толпа удалилась с поля боя, теряя все, что можно и что нельзя.

– Не обольщайтесь, Эмиль. – Рокэ опустил трубу. Его лицо ничего не выражало, разве что глаза были еще ярче, чем обычно. – Мы разогнали тушканов, это так, но я почти уверен, что Адгемар этого и хотел.

– Хотел?! – Савиньяк явно ничего не понимал.

– Если НЕ хотел, значит, он полный профан в военном деле, но это не так. Лис весьма неплохо воевал и с Холтой, и с собственными мятежниками, он неплохо разбирается и в тактике, и в стратегии. Так ошибиться он не мог.

Два генерала и епископ смотрели на Алву, ничего не понимая, и Рокэ соблаговолил пояснить:

– Почему казар не попытался остановить давку и не удержал на цепи хотя бы резервы? Почему не бросил их в бой в нужный момент? Почему не ударил из лагеря в тыл нашей пехоте, ведь возможность была прямо-таки сказочная? Почему так распределил силы? И последнее почему. Почему вообще он собрал такую ораву?

– После Барсовых Врат… – начал Бонифаций.

– Барсовы Врата ни при чем, – отрезал Рокэ, – собирать ополчение Адгемар начал, когда получил ультиматум, а перевал мы взяли неделю назад. За это время разве что гонцов разошлешь.

– Когда вы так говорите, это и впрямь кажется странным.

– Вы, Эмиль, отменный генерал, но интриган, извините, никакой.

– Как и вы. – Савиньяк казался немного обиженным.

– Не скажите. Я не терплю политику, но я в ней разбираюсь. Адгемар – Лис, он не может не попытаться проглотить сразу и утку, и курицу. Уверяю вас, борцы за свободу Талигойи в Тронко и Олларии озаботились сообщить союзнику и единоверцу о нашей армии все, что знали сами. О своем численном перевесе Адгемар осведомлен, в конечной победе не сомневается, так почему б не сыграть двойную игру? Бедняге надоело быть первым среди многих, и он с нашей помощью избавился от лишних казаронов. Полдела сделано, остается выиграть сражение, только, – Первый маршал Талига поправил перевязь, – он его не выиграет.

 

 


Дата добавления: 2015-09-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Дарамское поле| Дарамское поле

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)