Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Вечные образы

Б.А.Гиленсон | БРОДЯЧИЕ СЮЖЕТЫ | БУРЛЕСК | М.Л.Гаспаров | БЫЛИННЫЙ СТИХ | М.А.Абрамова | Е.З.Цы бен ко | Е.З.Цыбенко | В.В.Мочалова | В.Ю.Кудрявцева |


Читайте также:
  1. В конце слова на погребение Василия ( 378 г. ) он так обращается к нему : « О божественная и священная глава . . . . . прими нас в вечные обители . . . » .
  2. ВОПРОС 2.3: Как на втором году жизни определить, усвоил ли малыш алфавит и другие "опорные образы"? Как эти результаты дальше использовать для развития ребенка?
  3. Глава 2. Мужские образы «нижнего мира» в балладах Жуковского
  4. Глава первая. Реклама, агитация, пропаганда – методы работы и образы
  5. ЖЕНСКИЕ ОБРАЗЫ И СУДЬБЫ В РУССКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ (1 и 2 половина XIX века)
  6. Законом-ти ощущений (пороги ощущений, адаптация, последовательные образы и др.).


 


рассматривается как существо, не имеющее личности, полностью принадлежащее материи, преходящему вре­мени, невечному.

Лит.: Neumann M. Das Ewig-Weibliche in Goethes «Faust».
Heidelberg, 1985. A.E.Maxoe

ВЕЧНЫЕ ОБРАЗЫ — литературные персонажи, получившие многократное воплощение в словесности разных стран и эпох, ставшие своеобразными «знака­ми» культуры: Прометей, Федра, Дон Жуан, Гамлет, Дон Кихот, Фауст и др. Традиционно к ним относят мифоло­гические и легендарные персонажи, исторические лич­ности (Наполеон, Жанна д'Арк), а также библейские лица, причем в основу В.о. положено их литературное отображение. Так, образ Антигоны ассоциируется преж­де всего с Софоклом, а Вечный Жид ведет свою литера­турную историю от «Большой хроники» (ок. 1250) Мат­вея Парижского. Нередко в число В.о. включают и тех персонажей, чьи имена стали нарицательными: Хлес­таков, Плюшкин, Манилов, Каин. В.о. способен стать средством типизации и тогда может предстать обезли­ченным («тургеневская девушка»). Существуют и наци­ональные варианты В.о., как бы обобщающие нацио­нальный тип: в Кармен часто хотят видеть прежде всего Испанию, а в бравом солдате Швейке — Чехию. В.о. способны укрупняться до символического обозначения целой культурно-исторической эпохи — как породив­шей их, так и позднейшей, по-новому их переосмыс­лившей. В образе Гамлета иногда усматривают квинтэс­сенцию человека позднего Возрождения, осознавшего безграничность мира и своих возможностей и растеряв­шегося перед этой безграничностью. В то же время об­раз Гамлета — сквозная характеристика романтической культуры (начиная с эссе И.В.Гёте «Шекспир и несть ему конца», 1813-16), представляющей Гамлета как своего рода Фауста, художника, «проклятого поэта», искупи­теля «творческой» вины цивилизации. Ф.Фрейлиграт, которому принадлежат слова: «Гамлет — это Германия» («Гамлет», 1844), имел в виду прежде всего политичес­кое бездействие немцев, но невольно указал на возмож­ность такой литературной идентификации германского, а в более широком смысле и западноевропейского че­ловека. Один из главных создателей трагического мифа о европейце-фаустианце 19 в., оказавшемся в «вышед­шем из колеи» мире — О.Шпенглер («Закат Европы», 1918-22). Ранний и весьма смягченный вариант такого мироощущения можно найти у И.С.Тургенева в статьях «Два слова о Грановском» (1855) и «Гамлет и Дон Ки­хот» (1860), где русский ученый косвенно отождествля­ется с Фаустом, а также описаны «две коренные, проти­воположные особенности человеческой природы», два психологических типа, символизирующих пассивную рефлексию и активное действие («дух северного» и «дух южного человека»). Встречается и попытка разграни­чить эпохи с помощью В.о., связав 19 в. с образом Гам­лета, а 20 в. — «крупных оптовых смертей» — с персо­нажами «Макбета». В стихотворении А.Ахматовой «Привольем пахнет дикий мед...» (1934) символами со­временности оказываются Понтий Пилат и леди Макбет. Непреходящее значение В.о. может служить источником гуманистического оптимизма, свойственного раннему Д.С.Мережковскому, считавшему В.о. «спутниками че­ловечества», неотделимыми от «человеческого духа», обогащающими все новые и новые поколения («Вечные


спутники», 1897). И.Ф.Анненскому неизбежность твор­ческого столкновения писателя с В.о. рисуется в траги­ческих тонах. Для него это уже не «вечные спутники», но «проблемы — отравы»: «Возникает теория, другая, третья; символ вытесняется символом, ответ смеется над ответом... По временам мы начинаем сомневаться даже в наличности проблемы... Гамлет — ядовитейшая из поэтических проблем — пережил не один уже век раз­работки, побывал и на этапах отчаяния, и не у одного Гёте» (Анненский И. Книги отражений. М., 1979. С. 162). Использование литературных В.о. предполагает воссоз­дание традиционной сюжетной ситуации и наделение персонажа присущими исходному образу чертами. Эти параллели могут быть прямыми или скрытыми. Турге­нев в «Степном короле Лире» (1870) следует канве шек­спировской трагедии, в то время как Н.С.Лесков в «Леди Макбет Мценского уезда» (1865) предпочитает менее явные аналогии (явление отравленного Катериной Львов­ной Бориса Тимофеича в образе кота отдаленно-па­родийно напоминает посещение пира Макбета убитым по его приказу Банко). Хотя немалая доля авторских и читательских усилий уходит на построение и разга­дывание подобных аналогий, главное здесь — не воз­можность увидеть знакомый образ в неожиданном для него контексте, но предлагаемое автором новое его по­нимание и объяснение. Непрямой может быть и сама отсылка к В.о. — они не обязательно должны быть на­званы автором: связь образов Арбенина, Нины, Князя Звездича из «Маскарада» (1835-36) М.Ю.Лермонтова с шекспировскими Отелло, Дездемоной, Кассио очевид­на, но должна быть окончательно установлена самим чи­тателем.

Обращаясь к Библии, авторы чаще всего следуют каноническому тексту, изменять который не представ­ляется возможным даже в деталях, так что авторская воля проявляется прежде всего в истолковании и допол­нении конкретного эпизода и стиха, а не только в новой трактовке связанного с ним образа (трилогия Т.Манна «Иосиф и его братья», 1933-43). Большая свобода воз­можна при использовании мифологического сюжета, хотя и здесь, в силу его укорененности в культурном сознании, автор старается не отступать от традицион­ной схемы, комментируя ее по-своему (трагедии М.Цве­таевой «Ариадна», 1924, «Федра», 1927). Упоминание В.о. способно открыть перед читателем далекую перс­пективу, куда вмещаются вся история их существования в литературе — напр., все «Антигоны», начиная от со-фокловой (442 до н.э.), а также мифологическое, леген­дарное и фольклорное прошлое (от апокрифов, повеству­ющих о Симоне-волхве, до народной книги о докторе Фаусте). В «Двенадцати» (1918) А.Блока евангельский план задается названием, настраивающим то ли тмисте-рию, то. ли на пародию, а дальнейшие повторения этого числа, не позволяющие забыть о двенадцати апостолах, делают явление Христа в заключительных строках по­эмы если не ожидаемым, то закономерным (сходным образом и М.Метерлинк в «Слепых» (1891), выведя на сцену двенадцать персонажей, заставляет зрителя упо­добить их ученикам Христа).

Литературная перспектива может быть воспринята и иронически, когда указание на нее не оправдывает читательских ожиданий. Напр., у М.Зощенко повествова­ние «отталкивается» от заданного в названии В.о., и т.о. обыгрывается несоответствие между «низким» предме-



ВИД



 


том и заявленной «высокой», «вечной» темой («Апол­лон и Тамара», 1923; «Страдания молодого Вертера», 1933). Нередко пародийный аспект оказывается доми­нирующим: автор стремится не к продолжению тради­ции, но к ее «разоблачению», подведению итогов. «Обесценивая» В.о., он пытается избавиться от необхо­димости нового возвращения к ним. Такова функция «Рассказа о гусаре-схимнике» в «Двенадцати стульях» (1928) И.Ильфа и Е.Петрова: в пародируемом ими тол­стовском «Отце Сергии» (1890-98) сфокусирована тема святого отшельника, прослеживающаяся от аги­ографической литературы до Г.Флобера и Ф.М.Достоев­ского и представленная Ильфом и Петровым как набор сюжетных стереотипов, стилистических и повествова­тельных клише. Высокое смысловое наполнение В.о. приводит иногда к тому, что они представляются авто­ру самодостаточными, подходящими для сопоставле­ния почти без дополнительных авторских усилий. Од­нако, вырванные из контекста, В.о. оказываются как бы в безвоздушном пространстве, а результат их взаи­модействия остается до конца не проясненным, если снова не пародийным. Постмодернистская эстетика предполагает активное сопряжение В.о., комментиру­ющих, отменяющих и вызывающих друг друга к жиз­ни (Х.Борхес), но их множественность и отсутствие иерархии лишает их присущей им исключительности, превращает в чисто игровые функции, так что они пе­реходят в иное качество.

Лит.: Нусииов И.М. Вековые образы. М., 1937; Шпеиглер О. Закат Европы. М, 1998. Т. 1-2; Якушева Г.В. Фауст и Мефистофель вчера и сегодня. М., 1998; Literary uses of typology from the late Middle Ages to the present. Princeton, 1977; Mayer H. Doktor Faust und Don Juan. Fr./M., 1979; RoussetJ. Le mythe de Don Juan. P., 1978; SmeedJ. W. Faust in literature. L., 1975; WattJ. Myths of modern individualism: Faust, Don Quixote, Don Juan, Robinson Crusoe. Cambridge, 1996.


Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 68 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
А.Е.Смирнов| А.Ю.Зиновьева

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.006 сек.)