Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава первая.

Глава третья. | Глава четвёртая. | Глава пятая. |


Читайте также:
  1. Встреча. Глава 1. Звездная Ночь. Часть первая.
  2. Глава 2. Не в своей постели. Часть первая.
  3. Глава 2. Хмурое утро. Часть первая.
  4. Глава двадцать первая. Долгожданная встреча
  5. Глава первая. БЕЗУМЕЦ КАК ЕСТЕСТВЕННЫЙ ВИД
  6. Глава первая. БЕЗУМЕЦ КАК ЕСТЕСТВЕННЫЙ ВИД

Прочитав наскоро письмо, только что полученное от Надюши из Петербурга, я ураганом помча­лась сообщить тете Мурочке, что еду путешествовать на Алтай с экспеди­цией по исследованию залежей асбе­ста, но, очутившись перед дверью ее спальни, я также быстро вернулась обратно. Немедленно нашла геогра­фический атлас, так как по курсу гим­назических наук я знала, что Кавказ­ские горы на Кавказе, а Уральские на Урале, а вот Алтай где-то в Сиби­ри, но где, чем замечателен, я что-то ничего не помню, и какие там нахо­дятся залежи асбеста. Господи!

Ну кому он нужен? Хотя зву­чит солидно и по-ученому. «А вот ты, — подумала я, — ты ничего о нем не знаешь, даже не знаешь, где он, чем еще богат Алтай, потому что ты неуч, невежда, своей Родины не знаешь, а вот «Ключи счастья» Вербицкой под матрасом прячешь от дорогой Мурочки и в особенно­сти от Маремьянушки и по ночам читаешь». Водя пальцем по карте Сибири, с самого верха, добралась и до Алтая, до довольно длинной цепи гор, а за ними Китай вплотную. Вот тебе и раз, что же я скажу тетке? А ведь моя дорогая Мурочка Вас заму­чит вопросами. Что? Как? Да почему? Едем ли мы в Китай или в Сибирь? Надо найти учебник. Нет, я сегод­ня же пройду в библиотеку и буду знать все подробно.

«С экспедицией», «Китай — Алтай», «неизвестный асбест» — все эти слова наплывали и отплыва­ли к сердцу и от сердца, отчего оно усиленно билось, торопилось, до боли хлюпало, руки покоя не знали и бессо­знательно брали, держали попадавши­еся предметы и также бессознательно их выпускали, а ноги не хотели ни сто­ять, ни ходить, ни сидеть. Как будто сейчас, сию минуту, или что-то случит­ся, или я опаздываю, или что-то могу упустить, забыть, или... Или тебе бы вихрем поспело, да еще немедленно, такими словами всегда отчитывала меня наша добрейшая Маремьянушка, наш с Мурочкой «мажордом».

За это слово я чуть не потеряла расположение и любовь Маремьянушки, назвавши ее так однажды. Боже, что было! Как обиделась, горько плакала, за очень скверное ругатель­ство сочла. Мы с Мурочкой насилу ее успокоили. Объясняли долго и осно­вательно, что слово это французское означает «домоправитель», и что при королевских дворцах такой человек в прежние времена был в чине совет­ника. Ничего не помогало, и только тогда, когда я ей обещала (она заста­вила меня на икону перекреститься), что такое «хульное слово нехристей французов» ни при ком и даже про себя не произнесу, успокоилась.

Да, вспомнила, ведь Наденька еще что-то пишет, от сильного возбужде­ния, от необычной поездки я даже письма не дочитала. «Обязательно, обязательно,—писала она,—и не воз­ражай, немедленно закажи себе ама­зонку, обязательно черного цвета с длинным шлейфом, полуцилиндр, длинную вуаль и дамское седло, но это секрет, секрет, секрет от Сенечки, он ничего не должен знать». Ну, эту часть письма я воздержусь показы­вать Мурочке, и во мне шевельнулось что-то вроде протеста против очеред­ной Наденькиной глупистики.

Пополнив свои приблизительные знания об Алтае и асбесте с помощью энциклопедического словаря Пав- ленкова, я почувствовала себя гото­вой говорить с Мурочкой. За завтра­ком я рассказала ей о путешествии на Алтай и дала прочесть письмо Наденьки.

— Всегда, когда я вспоминаю это­го Сенечку, — сказала Мурочка, прочитав письмо, заливаясь молодым веселым смехом (ей было уже под шестьдесят).

— И знаешь, — продолжала она, — до сих пор не могу забыть этой потрясающей картины, когда жених Сенечка, которого Наденька самостоятельно избрала и притащила специально познакомить с матерью и многочисленной родней, он, Сенеч­ка, опустил в стакан кофе свои часы с цепочкой и мешал их ложечкой вме­сто сахара, не прерывая доказывать своему соседу преимущества какого- то металла перед другим. Кофе все больше и больше расплескивался и заливал белоснежную скатерть. Но что было потом? Ты помнишь? Наденька спасала часы, Сенечка сидел как побитый, Ольгу Петровну в обморочном состоянии увели из-за стола. «Боже мой, Боже мой, за кого я выдаю свою единственную дочь», — бормотала бедная мать. Гости, как и мы с тобой, постарались скорее уехать, чтобы облегчить трагичное положение и Наденьки, и Сенечки. А все же молодец твоя Наденька, как горячо она защищала своего Сенечку перед матерью и всеми, кто порицал его. «Вы не понимаете, — говорила она, — ведь он же ученый, а все уче­ные очень и очень рассеяны, у него в голове его последний труд, а не Ваш кофе с сахаром и не Ваша белоснеж­ная скатерть, ему должно быть все готово, это я недосмотрела, я вино­вата». Скажу тебе откровенно, что подобную любовь, ее наблюдатель­ность, понимание и оценку Сенечки, от восторженно наивной институт­ки я не ожидала. И я первая уговорила Ольгу Петровну не противиться этому браку. Они счастливы. Сенеч­ка оказался действительно ученым, и его труд по металлургии обратил на себя внимание.

— Недаром Горное Ведомство поручило ему эту экспедицию,— закончила Мурочка, возвращая мне письмо.

А затем моя добрейшая тетя, моя мать, мой «особенный друг», особен­но прищурила глаза, сдвинула брови и с не удающейся ей серьезностью, суровым выражением ее прекрас­ного, молодо сохранившегося лица, тоном, по возможности, внушитель­ным, отчеканивая слова, сказала:

Вы, сударыня, еще не совер­шеннолетняя. Вам еще нет полно­стью двадцати одного года. Вы еще не можете самостоятельно распоря­жаться собой и ехать в такие... — она подыскивала слово, — в такие отда­ленные места, как Алтай.

Из опыта с детских лет и по сию пору я хорошо знала, что все кон­чится так, как я хочу. Мое печальное лицо, глаза и голос, как всегда, обе­зоруживали мою ни с кем не срав­ненную Мурочку.

— Вы правы, моя дорогая тетя, я сирота, ни отца, ни матери не помню, и некому меня понять, пожалеть, поба­ловать, — сказала я и пожалела.

Не прошло и секунды, как вся стро­гость слетела с моей дорогой, люби­мой Мурочки, со слезами на глазах она ласкала, целовала меня, не было предела ее доброты. Мне было стыдно, скажу честно, больше я такими при­емами не пользовалась. Через неде­лю я выехала в Петербург.

Встретившая меня Надюша на Николаевском вокзале, оглядев мой небольшой чемоданчик, с беспо­койством спросила, когда мы садились на извозчика:

— А твой багаж?

— Багаж? Какой?

— Как какой? А дамское седло? Да, я не вижу и картонки с цилинд­ром?

— Но ведь это же все можно достать и в Петербурге, — ответи­ла я.

Надюша успокоилась. Мне же, знавшей прекрасно нрав Надюши, предстоящий нелепый разговор о сед­ле, амазонке, цилиндре с длинной вуа­лью не обещал хорошего настроения. Поездка на Алтай и сам неведомый Алтай могут превратиться в несбы­точную мечту. Ехать в такое путеше­ствие с надутой, долго помнящей оби­ду Надюшей мне не улыбалось. Мы подъехали к подъезду их дома.

Мы приехали в обеденное время. Сенечка был уже дома и ждал нас, как всегда был мил и любезен. За обедом он предупредил нас, чтобы мы были готовы ко всяким неожиданностям и неудобствам в пути, и если реши­ли ехать, то самое необходимое, что мы должны иметь — это английский костюм и сапожки для верховой езды в мужском седле.

— А амазонки и... — не вытерпе­ла Надюша.

Сенечка добродушно рассмеялся: Ни амазонки, ни цилиндры с длинной вуалью, и все в этом роде не подходят. Там, куда мы едем, спе­циальные лошади, не кованные, кото­рые умеют лазить по горам и переплавлять через бурные потоки. С дамского седла они выкинут седока, а цилиндр с вуалью повиснет на первом же суч­ке дерева.

По мере того как говорил Сенеч­ка, я торжествовала, и на Надюшу ста­ралась не смотреть. Боже! Как сра­зу стало легко и радостно. Ура! Ура! Я еду на неведомый Алтай, и чем больше неожиданностей, тем толь­ко интересней. Я хочу знать и изу­чать свою Родину, и готова ко всему, таково было мое настроение, нет-нет, не настроение, а решение, но об этом после, я так сейчас взволнована тем новым, еще не ясным и в то же вре­мя властным чувством, которое охва­тило меня.

Само собой разумеется, что более разговора у нас с Надюшей ни об ама­зонке, ни о цилиндре с вуалью, и обя­зательно с длинной вуалью, не было. Закон Сенечки вошел в силу без вся­ких возражений.

Не виделись мы с Надюшей мно­го больше, чем с год, да и переписка как-то увяла между нами.

Детство, юность неразлучно были всегда вместе. В первый год ее заму­жества ее письма были полны воспо­минаний о Москве... И что же? Что я нашла в этот мой приезд в Петер­бург перед отъездом на Алтай? Я была изумлена, озадачена, нет, почти что ошеломлена, что Надюша, родившаяся в кондовой стародворянской москов­ской семье, превратилась в петер­бургскую светскую даму и перестала думать и чувствовать по-русски, забо­лела неизлечимой болезнью петер­бургской интеллигенции нашего вре­мени — слепым подражанием во всем Западу. Она буквально перестала понимать, что она теряет свое непо­средственное чутье к своей Родине, моей дорогой России.

В ее гостиной говорили только по-французски о последних гастро­лях, о приезде иностранного посла, о последнем модном салоне опять- таки из Парижа, и какую часть Ривье­ры, то есть какой курорт морских купаний, выбрать на эту весну или ехать в Ниццу, или в Канны на берег Средиземного моря, или в Сан-Рэмо, или в Ментон, или... Но что я заме­тила, Надюша умалчивала о своей поездке на Алтай, в особенности после того, как одна дама, жена очень популярного сановника, отозвалась о Сибири, как о специальном месте, пригодном только для ссылки людей на каторгу.

Надюша с беспокойством следила за мной... Но поссориться и уехать домой, нет-нет, особенно после вче­рашнего разговора с Сенечкой.

Надюша уехала вчера на журфикс, который никак нельзя было пропу­стить. Сенечка большей частью вече­рами удалялся в кабинет и допоздна занимался. Вечерний чай в этот вечер мы провели с ним вдвоем.

— Скажу откровенно, — начал Сенечка, — поездка на Алтай не для Надюши, и я очень Вам благодарен, что Вы согласились поехать, все же она не будет одна...

А я засыпала его вопросами о поездке, о самом Алтае. Надо было видеть, как Сенечка оживился:

— Алтай — это склад величайшего богатства нашей величайшей Импе­рии, его будущность огромна...

И в этом роде он много говорил и показал мне по карте маршрут нашей поездки по железной дороге до Новониколаевска, затем на паро­ходе до Бийска и около четырехсот верст на лошадях до места назначе­ния. С этого вечера мы молча, без слов, стали друзьями-единомышленниками.


Дата добавления: 2015-08-17; просмотров: 59 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Mocкoвcкaя фaбpикa MIKE KIDS пpeдлaгaeт гopнoлыжныe кocтюмы, кoмбинeзoны, пуxoвики, вeлюpoвыe кocтюмы пo низким цeнaм!| Глава вторая.

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)