Книга вторая.

Глава XII АПОЛОГИЯ РАЙМУНДА САБУНДСКОГОНаука - это поистине очень важное и очень полезное дело, и те, кто презирают ее, в достаточной мере обнаруживают свою глупость. Но все же я не придаю ей такого исключительного значения, как некоторые другие, например философ Герилл, который видел в ней высшее благо и считал, что она может сделать нас мудрыми и счастливыми. Я этого не думаю; не считаю я также, как утверждают некоторые, что наука - мать всех добродетелей и что всякий порок есть следствие невежества. Необходимо тщательно выяснить, верно ли это. Мой дом с давних пор был радушно открыт для ученых людей и славился этим; ибо отец мой, управлявший им более полувека, охваченный тем самым новым пылом, который побудил короля Франциска I [4] покровительствовать наукам и поднятьуважение к ним, искал, не щадя усилий и средств, знакомства с образованными людьми. Он принимал их с благоговением, как людей святых и наделенных какой-то особой божественной мудростью; их высказывания и суждения он воспринимал как прорицания оракулов и относился к ним с тем большей верой и очтительностью, что сам не в состоянии был разобраться в них, так как былстоль же мало сведущ в науках, как и его предки. Что касается меня, то я юблю науку, но не боготворю ее."Theologia naturalis, sive Libercreaturarum, magistri Raymondi de Sabonde" {Естественная теология, или Книга творениях, написанная Раймундом Сабундским Так как отец мой владел итальянским и испанским, а книга эта была написана на ломаном испанском языке с латинскими окончаниями, то Бюнель рассчитывал, что отец мой, при старании, сумеет одолеть ее, и рекомендовал ее ему как книгу, весьма полезную и своевременную, принимая во внимание тогдашние обстоятельства. Это происходило как раз тогда, когда новшества Лютера стали находить последователей и когда наша старая вера во многих местах пошатнулась. Бюнель справедливо оценил значение этих событий: он правильно рассудил и предугадал по началу болезни, что она легко приведет к чудовищному атеизму. Ведь простой народ, не в силах судить о вещах на основании их самих, легко поддается случайным влияниям и видимости; пользуясь тем, что ему позволили дерзко презирать и проверять учения, к оторым он раньше относился с величайшим почтением, а именно к тем, где дело дет о его спасении, он, раз некоторые пункты его религии были поставлены од сомнение и заколебались, легко может подвергнуть такому же испытанию и се остальные положения своей веры, ибо они не имеют для него большейубедительности и силы, чем те, которые были поколеблены; он теперьотвергает, как тираническое иго, все воззрения, которые раньше принимал,потому что они покоились на авторитете закона или на уважении к старинномуобычаю:Nam cupide conculcatur nimis ante metutum.{Ведь с наслаждением топчут то, что некогда внушало ужас [8] (лат.).}Отныне он желает признавать лишь то, что принято по его собственномурешению и с его согласия. ой отец незадолго до смерти, случайно наткнувшись на эту книгу, ежавшую в кипе заброшенных бумаг, попросил меня перевести ее для него на ранцузский язык. Таких авторов, как Раймунд Сабундский, нетрудно ереводить, ибо тут важно только существо дела; куда сложнее с теми, кто ридавал большое значение изяществу и красоте языка, в особенности, когда риходится переводить на менее разработанный язык. Перевод оказался для меня елом новым и необычным, но, так как я, по счастью, имел тогда много вободного времени и был не в состоянии отказать в чем бы то ни было лучшему з отцов в мире, то, как мог, справился со своей задачей. Перевод мой оставил отцу огромное удовольствие, и он распорядился его напечатать, что и ыло выполнено после его смерти [9]. не понравились взгляды этого автора, весьма последовательное остроение его работы и его замысел, исполненный благочестия. Так как этукнигу с удовольствием читают многие, и в особенности дамы, к которым мы олжны быть сугубо внимательны, то мне часто хотелось прийти им на помощь и нять с этой книги два основных обвинения, которые ей предъявляют. Цель ниги весьма смелая и решительная: автор ставит себе задачей установить и оказать, вопреки атеистам, все положения христианской религии с помощью тественных доводов и доводов человеческого разума. Говоря по правде, янахожу, что он делает это весьма убедительно и удачно; вряд ли это можно делать лучше, и вряд ли кто-нибудь может сравниться с ним в этом отношении. Книга эта представляется мне весьма содержательной и интересной; между ем имя ее автора мало известно: все, что мы знаем о нем, сводится к тому, то это был испанец, врач по профессии, живший в Тулузе около двух веков ому назад. Это побудило меня в свое время обратиться к всезнающему Адриану урнебу [11] с вопросом, что ему известно об этой книге. Он мне ответил, что этой книге дана, на его взгляд, самая суть учения Фомы Аквинского [12];ибо, действительно, только этот человек, отличавшийся огромной эрудицией и амечательной тонкостью ума, способен был высказать подобные взгляды. Но кто ы ни был автором и творцом этой книги (а по-моему, нет особых оснований ишать Раймунда Сабундского этого звания), приходится признать, что это был чень одаренный человек, обладавший множеством достоинств.Первое возражение, которое делается книге Раймунда Сабундского, состоит том, что христиане неправы, желая обосновать свою религию с помощью оводов человеческого разума, ибо она познается только верой и особымозарением божественной благодати.Illisos fluctus rupes ut vasta refundit,Et varias circum latrantes dissipat undasMole sua.{Как мощный утес, который своей громадой отражает ударяющиеся об негопотоки и разбивает все клокочущие вокруг него волны [14] (лат.).}Non iam se moriens dissolvi conquereretur;Sed magis ire foras, vestemque relinquere, ut anguis,Gauderet, praelonga senex aut cornua cervus.{Мы не только не жаловались бы на ожидающее нас после смертиразложение, но скорее с радостью оставляли бы нашу телесную оболочку, какзмея меняет кожу или как олень - рога [25] (лат.).}Atque adeo faciem coeli non Invidet orbiIpse deus, vultusque suos corpusque recluditSemper volvendo; seque ipsum inculcat et offertUt bene cognosci possit, doceatque vivendoQualis eat, doceatque suas attendere leges.{Сам бог дозволил миру созерцать небо; вечно вращая его, он открываетсвои лики и тело; и он запечатлевает и обнаруживает себя самого, чтобы можнобыло бы достоверно его постигать, чтобы научить нас в проявлениях жизнираспознавать его поступь и соблюдать его законы Si melius quid habes, accerse, vel imperium fer, {Если есть у тебя нечто лучшее, предложи, если же нет - покоряйся [36](лат.).} Ou gar ea froneein mega o ueoz allon h ewnivn {Божество не терпит, чтобы кто-нибудь другой, кроме него самого, мнил осебе высоко Глава XIXО СВОБОДЕ СОВЕСТИ Дело обычное, что добрые намерения, если их приводят в исполнение не в еру усердно, толкают людей на весьма дурные дела. В той распре, из-за оторой Францию наших дней терзают гражданские войны, лучшая и наиболее дравая партия несомненно та, что отстаивает и древнюю веру и древнее осударственное устройство этой страны. И все же между честными и обропорядочными людьми, взявшими ее сторону (ибо я никоим образом не говорю тех, кто пользуется удобным случаем, чтобы свести личные счеты, насытить вою алчность или снискать благоволение принцев; я говорю лишь о тех, кто дет за ней, движимый искренней приверженностью к своей вере и стремлением к ирному существованию и благоденствию родины), так вот, говорю я, среди этих оследних можно встретить довольно много таких, кого страсть увлекает за ределы разумного и заставляет принимать порою решения несправедливые, естокие и вдобавок еще и безрассудные. Известно, что в те далекие времена, когда впервые утверждалась наша елигия и с нею начинали считаться законы, рвение к ней вооружило многих ротив языческих книг, от чего ученые люди понесли ни с чем не сравнимый щерб; полагаю, что эти бесчинства причинили науке гораздо больше вреда, ежели все пожары, произведенные варварами. И Корнелий Тацит - остоверный свидетель этому, ибо хотя император Тацит, его потомок, и аполнил благодаря особым указам его "Анналами" все книгохранилища мира, все е ни один полный экземпляр их так и не уцелел после старательных поисков ех, кто жаждет расправиться с ними из-за пяти или шести ничтожных амечаний, враждебных нашей вере [4]. Эти люди повинны также и в том, что, е колеблясь, расточали лживые похвалы всем без исключения императорам, тоявшим за нас, и огульно осуждали действия и поступки тех из них, которые ыли против нас, как это нетрудно увидеть на примере императора Юлиана, розванного Отступником. Смерть его имеет черты сходства со смертью Эпаминонда, ибо он также был оражен стрелой и пытался вырвать ее, - и он достиг бы этого, если бы трела, оказавшись по краям режущей, не поранила ему руку и не отняла у нее илу. Он настойчиво требовал, чтобы несмотря на состояние, в котором он аходился, его снова отнесли в гущу сражения, и он мог бы одобрять своих оинов, хотя они и без него дрались на этот раз весьма храбро вплоть до того гновения, когда ночь разъединила противников. Благодаря философии он своил себе презрение к жизни и к делам человеческим. Он твердо верил в ессмертие души. В делах религии он был кругом неправ и заслуживает порицания. Его розвали Отступником потому, что он отрекся от нашей религии. Впрочем, мне ажется более правдоподобным, что она никогда и не была ему по сердцу, но то, подчиняясь законам, он притворялся, будто почитает ее, пока не захватил ласть над всей империей. Тут заслуживает внимания то обстоятельство, что Юлиан пользовался для азжигания гражданских раздоров тем же самым средством, а именно свободой овести, какое было совсем недавно применено нашими королями, чтобы спокоить раздоры. Таким образом, с одной стороны, можно сказать, что снять партий узду и предоставить им беспрепятственно придерживаться их взглядов начит сеять и распространять между ними распри, значит способствовать множению этих распрей, поскольку нет больше преград в виде законов, пособных обуздывать и останавливать их. Но, с другой стороны, снять с артий узду и предоставить им беспрепятственно придерживаться их взглядов значает вместе с тем и усыпление и расслабление их из-за легкости и добства, с какими они могут отныне домогаться своего, означает притупление стрия их воли, которая оттачивается в борьбе за что-либо необычное и руднодостижимое. И я склонен думать, воздавая честь добрым намерениям наших ластителей, что, не достигнув желаемого, они сделали вид, будто желали остигнутого. Глава XXXIIВ ЗАЩИТУ СЕНЕКИ И ПЛУТАРХА И Сенека, и Плутарх - настолько близкие мне авторы, такая незаменимая оддержка в моей старости и при писании этой книги, целиком созданной из зятых у них трофеев, что это обязывает меня вступиться за их честь. Жан Воден, выдающийся современный писатель, выделяющийся из толпы исак нашего времени своим большим здравомыслием, заслуживает всяческого нимания и уважения. Я нахожу излишне резким одно из мест его сочинения Метод легкого изучения истории", где он обвиняет Плутарха не только в езнании (тут я спорить не берусь, так как это не по моей части!), но также в том, что этот автор часто пишет о вещах невероятных, от начала до конца ыдуманных (таковы подлинные слова Бодена). Если бы Боден просто сказал, что лутарх изображает вещи не такими, каковы они в действительности, это было ы не очень серьезным упреком, ибо то, чего мы не видели своими глазами, мы ерем из вторых рук и принимаем на веру, и я действительно замечаю, что лутарх иногда сознательно рассказывает один и тот же эпизод различным бразом; возьмем, например, его суждение о трех величайших полководцах, огда либо живших на свете: в жизнеописании Ганнибала оно звучит совсем наче, чем в жизнеописании Фламиния, и совершенно по-новому, на третий лад, жизнеописании Пирра. Но обвинять Плутарха в том, что он принимал за чистую онету вещи невероятные и невозможные, это значит обвинять самого ассудительного автора на свете в неумении судить о вещах. В доказательство оден приводит следующий пример. Плутарх рассказывает об одном спартанском альчике, который, спрятав у себя под платьем украденную лисичку, предпочел, тобы она прогрызла ему живот, лишь бы не сознаться в краже [6]. Я нахожу режде всего пример этот неудачным, ибо трудно установить предел наших ушевных сил, между тем как о физических силах нам судить легче; поэтому сли бы выбор надлежало сделать мне, я скорее выбрал бы пример из этой торой области. И тут можно найти примеры еще менее правдоподобные, вроде писанного Плутархом случая с Пирром [7]: будто последний, несмотря на то то он был весь изранен, с такой силой ударил мечом по вооруженному до зубов рагу, что рассек его надвое с головы до пят, так что тело его разлетелось ополам. Я не вижу никакого особого чуда в примере, сообщаемом Плутархом, и е признаю извинения, которым Боден пытается защитить Плутарха, редваряющего свой рассказ словами: "говорят, будто", как это делают в тех лучаях, когда хотят набросить на рассказ тень сомнения. Плутарх и впрямь не отел ни сам признавать невероятных вещей, ни побудить нас верить в них, за сключением тех случаев, когда дело касается вещей, принимаемых из уважения древней традиции или из почтения к религии. Что же касается слов "говорят, удто", то нетрудно убедиться, что Плутарх употребляет их здесь не с целью аронить в нас сомнение, так как сам же он в другом месте [8], касаясь опроса о выдержке спартанских детей, приводит примеры событий, случавшихся в его время, в которые еще труднее поверить; так, если взять пример, о отором Цицерон сообщил [9] еще до Плутарха, а именно, что в их времена можно было встретить юношей, которых для доказательства их выдержки спытывали перед алтарем Дианы: их бичевали до крови, а они не только не кричали, но даже не разрешали себе издать стон, некоторые же добровольно позволяли засечь себя насмерть. А вот еще пример, о котором также сообщает Плутарх [10] наряду с сотней других упоминающих об этом случае свидетелей:во время жертвоприношения в рукав одного спартанского юноши попал горящий голь; рукав воспламенился и рука юноши стала гореть, но он терпел до тех ор, пока запах паленого мяса не ударил в нос присутствующим. Согласно понятиям спартанцев, ничто не могло в такой мере затронуть их честь и в их глазах не было ничего более ужасного и позорного, как быть пойманным в момент кражи. Я до такой степени проникнут верой в величие этих людей, что ассказ Плутарха, вопреки Бодену, не только не кажется мне невероятным, но я е нахожу в нем даже ничего необычного и поразительного. В истории Спарты можно найти тысячи гораздо более потрясающих и сключительных примеров, ее история полна таких чудес. Марцеллин собщает по поводу воровства, что в его времена нельзя ыло придумать такой пытки, которая способна была бы заставить уличенных в том весьма распространенном среди египтян преступлении хотя бы раскрыть вое имя. Глава XIII - ОБ ОПЫТЕ Нет стремления более естественного, чем стремление к знанию. Мы рибегаем к любому средству овладеть им. Когда для этого нам недостает пособности мыслить, мы используем жизненный опыт,Per varios usus artem experientia fecit:Exemplo monstrante viam,{Благодаря всевозможным пояскам опыт создал искусство, путь к которому казывают примеры [1] (лат.).} редство более слабое и менее благородное, но истина сама по себе столь еобъятна, что мы не должны пренебрегать никаким способом, могущим к ней ривести. Существует столько разнообразных форм мышления, что мы атрудняемся, какую избрать. Столь же многочисленны виды опыта. Выводы, к оторым мы пытаемся прийти, основываясь на сходстве явлений, недостоверны, бо явления всегда различны: наиболее общий для всех вещей признак - их азнообразие и несходность. Стараясь привести самый яркий пример сходства ежду вещами, и греки, и латиняне, и мы вспоминаем о яйцах. Однако же аходились люди, и, между прочим, был один такой в Дельфах, которые бнаруживали различие между яйцами: этот человек никогда не принимал одно йцо за другое и, имея несколько кур, умел разбираться, какое яйцо снесено ой или иной курицей [2]. Произведения же наших рук в основе своей несходны: искусстве ничто никогда не бывает одинаково. Ни Перрозе, ни любой другой абрикант игральных карт не в состоянии отполировать и выбелить их рубашку, тобы хоть некоторые игроки не сумели обнаружить различие между этими артами, увидев их в руках своих партнеров. Сходность между вещами, с одной стороны, никогда не бывает так велика, ак несходность между ними - с другой. Природа словно поставила себе целью е создавать ничего, что было бы тождественно ранее созданному. Тем не менее я не одобряю мнения того человека, который рассчитывал при омощи дробности законов обуздать произвол судей, назначив каждому сверчку вой шесток: он не понимал, что возможностей свободно и широко толковать юбой закон столько же, сколько самих законов. И насмешкой звучат притязания юдей, рассчитывающих уменьшить или даже вовсе прекратить наши споры, риводя нам те или иные слова Библии. Тем более что ум наш для опровержения ужих взглядов находит поле не менее широкое, чем для изложения своих обственных, и что толкование старых текстов вызывает такие же острые и невные споры, как появление новых трудов. Мы видим, как ошибался человек, ассчитывавший на дробность законов. Ибо у нас во Франции законов больше, ем во всем остальном мире, и больше даже, чем понадобилось бы, чтобы авести порядок во всех мирах Эпикура [3]: ut olim flagitiis, sic nunc egibus laboramus {Подобно тому как когда-то мы страдали от преступлений, ак страдаем теперь от законов [4] (лат.).}. И нашим судьям приходится рибегать к столь разнообразным толкованиям и решениям, что, кажется, ни у ого никогда не было такой свободы и такой возможности для произвола. Чего остигли наши законодатели, когда выбрали сто тысяч каких-то примеров и тдельных фактов и к ним пристегнули сотню тысяч законов? Это количество ни какой мере не соответствует бесконечному разнообразию человеческих деяний. колько бы новых суждений и взглядов у нас ни вырабатывалось, жизнь породит ще большее разнообразие явлений. Добавьте еще в сто раз больше: все равно в исле событий и дел будущего не найдется ни одного, которое среди тысяч уже тобранных и классифицированных нами явлений нашло бы себе настолько полное оответствие, что между ними не обнаружилось бы таких различий, которые отребовали бы и особого суждения. Наши всегда различные и переменчивые ействия не имеют почти никакого отношения к твердо установленным изастывшим законам. Наиболее подходящи для нас - и наиболее редки - самые из их простые и общие. Да и то я считаю, что лучше обходиться совсем без аконов, чем иметь их в таком изобилии, как мы. рирода всегда рождает законы гораздо более справедливые, чем те, оторые придумываем мы. Доказательство тому - золотой век, каким он зображается у поэтов, а также то состояние, в котором живут народы, не едавшие иных законов, кроме естественных. Среди этих народов есть такие, оторые не имеют никаких постоянных судей и за решением возникающих у них поров обращаются к любому страннику, путешествующему в их горах. А другие в ни торга назначают кого-либо из своей среды, и тот на месте разбирает их поры Так видим мы, склонившись у ручья: Струю сменяет новая струя, Друг с другом слиты, вдаль они текут, Но друг от друга без конца бегут. Одна другую мчаться заставляет, Другая третью в беге обгоняет, Погоня их и бегство - труд напрасный: Ручей един, хоть струи вечно разны [11]. Qua deus hanc mundi temperet arte domum, Qua venit exoriens, qua deficit, unde coactis Coraibus in plenum menstrua luna redit; Unde salo superant venti, quid flamine captet Eurus, et in nubes unde perennis aqua. Sit ventura dies mundi quae subruat arces. {Каким образом бог управляет мирозданием, как появляется новая луна,как она убывает, как, соединив вместе свои полосинки, ежемесячно вырастает в олную; каким образам ветры властвуют над морем, за чем гонится порывистый вр, откуда в тучах неиссякаемая вода, и придет ли день, когда рухнут своды еленной [22] (лат.).} Quaerite quos agitat mundi labor. {Ищите на это ответ, вы, кого занимает устройство мира [23] (лат.)} Fluctus uti primo coepit cum albescere vento, Paulatim sese tollit mare, et altius undas Erigit, inde imo consurgit ad aethera fundo. {Подобно тому, как на морской поверхности появляются белые гребни, а атем море постепенно вздувается и вздымает все выше волны, пока, наконец, т самых глубин не возносится к небу [24] (лат.).} Dum melior vires sanguis dabat, aemula necdum Temporibus geminis canebat sparsa senectus. {Пока более быстрая кровь давала мне силы и пока завистливая старость е посеребрила мне виски [40] (лат.).} - Ни к какой, - отвечал я. И я даже рад, что не умею делать ничего, что ы могло превратить меня в раба другого человека. Но я сумел бы высказать оему господину всю правду о нем и ясно обрисовать ему его рав, если бы он того захотел. Не в общих суждениях, по схоластическому способу, чего я елать не умею (впрочем, уменье это не приносит никакой пользы тем, у кого но есть), но наблюдая его шаг за шагом, поскольку для этого у меня имелась ы полная возможность, и внимательным взглядом оценивая их во всех одробностях; и я излагал бы ему это просто и естественно, разъясняя, что о ем думают на самом деле люди, и всячески опровергая его льстецов. Каждый из ас стоил бы куда меньше, чем короли, если бы его постоянно портили лестью, ак портит властителей окружающая их сволочь. Да что говорить, если даже лександр, этот великий государь и великий мыслитель, был беззащитен перед естью Quod sit esse velit, nihilque malit, {...который хочет быть тем, что он есть, и не хочет ничего другого [41](лат.).} больной, если не придерживаться своего обычного образа жизни, своейпривычной пищи. Какое бы то ни было изменение всегда мучительно. Попробуйтедоказывать, что каштаны вредны жителям Перигора или Лукки, а молоко и сыр -горцам. А им станут предписывать не только новый, но и совсемпротивоположный образ жизни; такой перемены не вынесет и здоровый человек.Заставьте семидесятилетнего бретонца пить одну родниковую воду, запритеморяка в ванную комнату, запретите лакею-баску гулять, лишите его движения,воздуха и света. An vivere tanti est? {Стоит ли жизнь такой цены? [60](лат.)} Cogimur a suetis animum suspendere rebus, Atque, ut vivamus, vivere desinimus. Hos superesse reor, quibus et spirabilis aer Et lux qua regimur redditur ipsa gravis? {Нас заставляют отучить душу от привычных вещей, и, чтобы жить, мы ерестаем жить. Можно ли считать живущими тех, кого лишают и воздуха,которым мы дышим, и света, столь много значащего для нас [61]? (лат.).}Non haec amplius est liminis, aut aquaeCoelestis, patiens latus. О fortes peioraque passiMecum saepe viri, nunc vino pellite curas;Cras ingens iterabimus aequor.{О храбрые мужи, часто претерпевавшие со мной бедствия, вином отгоните аботы; завтра мы пустимся в бескрайное море [127] (лат.).} Frui paratis et valido mihi,Latoe, dones, et, precor, integraCum mente, nec turpem senectamDegere, nec cythara carentem. {Дозволь, сын Латоны, мне, полному сил, наслаждаться тем, что я приобрёл иолю тебя, оставь мне незатуманенный разум, чтобы я достойно ровел свою старость и не расставался с моею лирой [159] (лат.).}

Дата добавления: 2015-08-10