Дипломатия 67 страница

С учетом решимости предотвратить дальнейшее распространение коммунизма, точка зрения администрации Никсона была неотличима как от точки зрения ее предшественников — Ачесона и Даллеса, так и от точки зрения ее преемника Рейгана. Даже в разгар Вьетнамской войны администрация Никсона болезненно реагировала на любую возможную геополитическую или стратегическую угрозу со стороны Советского Союза. Так было в 1970 году в связи со строительством советской военно-морской базы на Кубе, по поводу перемещения советских ракет класса «земля — воздух» в направлении Суэцкого канала и в ответ на сирийское вторжение в Иорданию. То же — в 1971 году, когда Никсона не устроила советская роль в индо-пакистанской войне; и в 1973 году — когда последовала непрямая угроза Брежнева относительно возможности непосредственного военного вмешательства в арабо-израильскую войну. Точно так же вела себя и администрация Форда, реагируя на направление кубинских войск в Анголу.

В то же время подход администрации Никсона к проблеме «сдерживания» отличался от подхода Ачесона и Даллеса, поскольку Никсон не считал внутреннюю трансформацию советского общества предварительным условием переговоров. Никсон разошелся с авторами теории «сдерживания» и избрал путь, наиболее близкий Черчиллю, который в 1953 году после смерти Сталина призывал к переговорам с Москвой. Никсон верил в то, что процесс переговоров и длительный период мирного соревнования ускорят трансформацию советской системы и укрепят демократии.

Дипломатия

То, что Никсон называл эпохой переговоров, породило стратегию, позволившую Америке взять в свои руки дипломатическую инициативу, пока еще шла война во Вьетнаме. Целью Никсона было ограничить деятельность движения за мир вьетнамской проблемой и не дать ему парализовать все направления американской внешнеполитической деятельности. Подход Никсона не был чисто тактическим. Он и его советники полагали, что существовало вполне возможное временное совпадение интересов обеих ядерных сверхдержав применительно к ослаблению напряженности. Ядерный баланс, похоже, приближался к состоянию стабильности или мог бытьсде-лан таковым либо в одностороннем порядке, либо через переговоры по контролю над вооружениями. Америке требовалась передышка от Вьетнама. Нужно было выстроить новую политику для послевьетнамской эры. У Советского Союза, возможно, тоже были еще более основательные причины искать передышки. Сосредоточение советских дивизий на китайской границе наталкивало на мысль, что Советский Союз, и пытывая напряженность на двух фронтах, удаленных друг от друга на тысячи миль, может проявить готовность к поиску политических решений, связанных с Америке. Особенно если нам удастся продолжить путь в Китай, что, кстати, и явилось кра угольным камнем стратегии Никсона. Независимо от идеологической убежденное!', советское руководство могло быть в достаточной степени готово поставить многое ^ карту ради установления отношений с Западом и отсрочки конфронтации. С на ^ точки зрения, чем дольше откладывалась советская конфронтация с Западом, те ^ неуправляемей становилась задача удержания советской империи, особенно политические проблемы усугублялись экономической стагнацией. Иными ело ^ Никсон и его советники полагали, что время работает на Соединенные Штаты, на коммунистический мир. чиеМ

Взгляд Никсона на Москву отличался от взгляда его предшественников н ^ множества нюансов. Никсон воспринимал отношения с Советским Союзомl ^ аксиому типа «все или ничего», но как смесь проблем, разрешимых в разной ^^ Он осмелился свести воедино весь пестрый хаос частностей, из которых скл ^ ся взаимоотношения сверхдержав, и выработать на этой основе подход обш|е^ поЛ-тера, который не был бы полностью конфронтационным (как у «теологов») ^^ ностью примиренческим (как у «психиатров»). Идея заключалась в тоМ'озмоЖ. подчеркнуто выявить те области, по которым сотрудничество представлялос ^ ным, и использовать это сотрудничество как рычаг для воздействия на Сов^ где обе страны были на ножах. Именно это, а не карикатурное утрирован ' терное для последующих дебатов, администрация Никсона понимала под «разрядка». ннЬ]Х ре.

Существовало множество препятствий, мешавших политике «взаимосвяза ^ ^ шений» — то есть увязыванием сотрудничества в одной области с прогрес ^ гой. Чуть ли не одержимость многих влиятельных американцев идеей контр ру вооружениями оказалась одним из таких подводных камней. Переговоры " нИ^д жению в 20-е годы, которые были сосредоточены на снижении уровня воору*нЫй в безопасных размеров, потерпели катастрофическую неудачу. Цель эта в ядерн оказалась еще более сложной, поскольку «безопасный» уровень ядерных в0 0 содержит в себе терминологическое противоречие. Никто также не мог

Внешняя политика как геополитика; дипломатический треугольник Никсона

как проверить достижение предписанных низких уровней на столь обширной территории, как Советский Союз. Только по мере приближения к концу «холодной войны» началось настоящее сокращение вооружений. Однако на протяжении 60-х и 70-х годов разоружение было сведено к устранению конкретных, определимых опасностей, причем наиболее значительными были усилия по предупреждению внезапного нападения, — это предприятие проходило под названием контроля над вооружениями.

Политики вовсе не предполагали, что сокращение риска внезапного нападения станет ключевым пунктом переговоров по контролю над вооружениями. Здравый смысл, казалось, предполагал, что огромный разрушительный потенциал сверхдержав перечеркнет возможности друг друга и каждая сторона окажется в состоянии нанести непоправимый урон вне зависимости от того, что сделает противник. Затем в 1959 году в одной из действительно оригинальных статей периода «холодной войны» тогдашний аналитик «Рэнд Корпорейшн» Альберт Вольштеттер показал, что здравый смысл не является адекватным руководством для ядерных взаимоотношений. Тот факт, что ядерное оружие транспортировалось на самолетах, сосредоточенных на относительно немногих базах, мог сделать технически возможным уничтожение стратегических сил противника еще до введения их в действие12. В подобных обстоятельствах нападающая сторона могла бы свести ответный удар до терпимого уровня и оказаться в положении, при котором она была бы в состоянии диктовать свою волю. По той же схеме страх перед внезапным нападением может повлечь за собой упреждающий удар, то есть нападение, целью которого является лишь предупреждение предполагаемого внезапного нападения.

Согласно Вольштеттеру, ядерное равновесие на деле в высшей степени нестабильно. Предполагаемый разрыв между так называемыми возможностями первого и второго удара превратился в предмет одержимости у аналитиков, занимающихся проблемами обороны, и экспертов по контролю над вооружениями. Возникла идея, будто бы обе стороны, возможно, заинтересованы в переговорном процессе, чтобы уберечь себя от крайней опасности. На академических семинарах в Гарварде, Массачусетсском технологическом институте, Стэнфорде и Калифорнийском технологическом разрабатывались теории и практические предложения по вопросам контроля над вооружениями и стратегической стабильности, которые занимали умы политиков на протяжении последующих двух десятилетий.

Статья Вольштеттера имела такое же значение для стратегического анализа, как кеннановская статья 1947 года, опубликованная под псевдонимом «Икс», — для анализа политического. Начиная с того времени дипломатия контроля над вооружениями концентрировала свои усилия на ограничении состава и операционных характеристик стратегических сил, чтобы снизить до минимума риск внезапного нападения.

Но контроль над вооружениями породил собственные сложности. Предмет был до такой степени деликатный и понятный лишь посвященным, что лишь увеличивал тревоги как политиков, так и широкой публики, С одной стороны, чересчур упрощался характер проблемы. Решение начать ядерную войну должно было приниматься не учеными, знакомыми с этим оружием, но перепуганными политическими лидерами, знающими, что малейший просчет разрушит их собственное общество, если не цивилизацию вообще. Ни одна из сторон не обладала оперативным опытом, относящимся

Дипломатия

к новой технике, и для того, чтобы взять верх в ядерной войне, надо было бы одновременно запустить тысячи ядерных боеголовок. Однако за весь период «холодной войны» Советский Союз ни разу не испытывал более трех ракет одновременно, а Соединенные Штаты ни разу не запустили даже одной ракеты из шахт оперативною назначения (дело в том, что американские шахты оперативного назначения расположены в центре страны, а Вашингтон боялся возникновения лесных пожаров в случае падения на землю испытательной ракеты. Такова была степень доверия!).

Таким образом, опасность внезапного нападения еще и преувеличивалась обеими группировками с взаимоисключающими целями: теми, кто хотел значительного увеличения военного бюджета, чтобы уберечься от опасности внезапного нападения/ и теми, кто пугал опасностью внезапного нападения для того, чтобы резко сократить военный бюджет. Поскольку вопросы являлись до предела сложными, выигрывал тот, кто говорил с большей убедительностью. При этом все до такой степени находилось во власти эмоций, что даже трудно было сказать, пришли ли эксперты к своим выводам в результате научной проработки вопроса или воспользовались наукой, что подкрепить заранее принятые решения относительно желаемых выводов, - чащ имело место как раз последнее. Можно было только пожалеть политиков, которы становились заложниками ученых с широчайшим разбросом мнений, посвятивши больше лет на изучение ядерных проблем, чем политики — часов, отпущенных на рассмотрение. Дебаты по поводу столь зыбких материй, как уязвимость, ТОЧНОСТЬ"ЫХ падания и предсказуемость результата, приобрели запутанный характер средневеко диспутов теологического свойства, где на деле суть заслонялась последствиями Д временных философских разногласий, относящихся еще к первым дням появл концепции «сдерживания».

Во время напряженнейших дебатов по вопросам контроля над в(70-е годы консервативные критики предупреждали о ненадежности советских ] ^ дителей и враждебности советской идеологии. Защитники контроля над вООру5^аниЯ ми подчеркивали роль соглашений по контролю над вооружениями в деле со ^ общей разреженной атмосферы независимо от конкретных достоинств отдельн глашений. Возрождался старый спор между «теологами» и «психиатрами», ны лившийся в технологические одежды. теорий

Поначалу контроль над вооружениями просто составлял часть ^^ «сдерживания». Опора на «позицию силы» была подкреплена с каждой т^нт концепцией контроля над вооружениями, введенной, чтобы сделать *сдержмй пое. менее опасным. Со временем стало очевидно, что контроль над вооружения ^ вращал «сдерживание» в нечто более длительное. Все реже и реже говорили сг ческом урегулировании, и почти не делалось попыток вести переговоры по ■ воду. И действительно, чем безопаснее представлялся мир тем, кто ла"'^^ контролем над вооружениями, тем меньше причин находили государственные ^ ^ для того, чтобы покидать насиженные позиции и бросаться в не обозначенное тах море политических договоренностей.

Кризисы возникали и рассасывались. Отдельные вспышки имели место Восточной Азии до Карибского моря и Центральной Европы, но обе сторо t лось, ждали, когда под воздействием исторической эволюции произойдет

Внешняя политика как геополитика; дипломатический треугольник Никсона

менее автоматический крах оппонента. А в перерыве, пока не станет ясно, чья точка зрения на историческую эволюцию победит, жизнь будет сделана более терпимой путем переговоров по контролю над вооружениями. Получалось, что международная ситуация обречена на застой: политическая доктрина («сдерживание») не давала ответа по поводу гонки вооружений, а стратегическая теория (контроль над вооружениями) не содержала в себе решений для политического конфликта.

Вот в какой атмосфере Никсон вступил в должность и сразу же испытал на себе давление. Конгресса и средств массовой информации. Ему вменялось в обязанность как можно скорее приступить к переговорам с Советами по поводу контроля над вооружениями. Он же не имел никакого желания заниматься дипломатической деятельностью, игнорируя тот факт, что прошло всего шесть месяцев после того, как советские войска оккупировали Чехословакию. Как минимум, он не хотел допускать, чтобы контроль над вооружениями превратился в предохранительный клапан для советского экспансионизма. Администрация Никсона решилась выяснить, нельзя ли воспользоваться советской готовностью умиротворить администрацию, которую советская сторона считала более сильной, чем предыдущая, — и следовательно, представляющей большую угрозу для советских интересов. Предполагалось заставить Оь веты пойти на сотрудничество в устранении угрозы Берлину, ослаблении напряженности на Ближнем Востоке и, что самое главное, в деле окончания войны во Вьетнаме. Этот подход был назван «увещевания» и вызвал множество решительных возражений.

Одна из главнейших задач, стоящих перед государственным деятелем высшего уровня, — уяснить, какие вопросы действительно связаны друг с другом и как ими можно воспользоваться, чтобы усилить свою позицию по каждому из них. В большинстве случаев политик не обладает возможностью выбора; в итоге события связывает друг с другом реальность, а не политика. Роль государственного деятеля заключается в том, чтобы распознать взаимосвязь там, где она существует на деле, — иными словами, создать цепь стимулов и запретов, добиваясь наиболее благоприятного исхода.

Эту точку зрения Никсон выразил в письме членам кабинета, связанным с вопросами национальной безопасности, 4 февраля 1969 года, то есть через две недели после принесения присяги при вступлении в должность президента:

«...Я безоговорочно верю в то, что кризис или конфронтация, с одной стороны, и реальное сотрудничество, с другой, не могут идти рука об руку продолжительное время. Я. понимаю, что предыдущая администрация придерживалась того мнения, что, если у нас с СССР появляется общий интерес по какому-либо вопросу, мы должны стремиться к достижению соглашения, оставляя в стороне прочие конфликтные ситуации. Возможно, это вполне пригодно в области культурных и научных обменов. Но, что касается критических проблем нынешнего времени, я уверен, что мы должны стремиться к продвижению на достаточно широком фронте, чтобы дать понять, что мы видим определенную взаимосвязь между политическими и военными проблемами».

Дебаты по поводу «увещевания» продолжались достаточно долго, чтобы затуманить всю простоту основополагающих предложений команды Никсона. «Холодная война» представляла собой противостояние, между двумя сверхдержавами. Никсон сказал не больше — но и не меньше — того, что, с его точки зрения, было бы абсурдным выби-

Дипломатия

рать для улучшения ситуации одну из областей взаимоотношений и конфронтацию в остальных. Избирательный подход к ослаблению напряженности представлялся советникам Никсона стратегией, гарантирующей подрыв позиций демократических стран. Полнейшей бессмыслицей выглядело использование «толь сложного и специфичного вопроса, как контроль над вооружениями, в качестве лакмусовой бумажки для определения перспектив мира, в то время как советское оружие подпитывало конфликт на Ближнем Востоке и убивало американцев во Вьетнаме.

Концепция «увещевания» вызвала штормовую погоду в обители специалистов по международным отношениям. Американская внешнеполитическая бюрократия в основном укомплектована за счет лиц, которые посвятили себя тому, что в американском обществе считается не совсем нормальной карьерой, ради возможности провозглашать и претворять в жизнь свои взгляды по поводу усовершенствования мира, ьо-лее того, их мнения проверяются системой, в которой политика рождается в результате бюрократических схваток, результат которых, как позднее подчеркнул государственный секретарь Джордж Шульц, никогда не бывает окончательным. Раздробленная на серии конкретных, а по временам изолированных друг от ДРУ" инициатив, касающихся в высшей степени специфических проблем, американок внешняя политика весьма редко трактуется с точки зрения какой-либо обобщаю концепции. У ведомственного подхода — с точки зрения текущего момента — боль горячих приверженцев, чем у обобщающей стратегии просто сторонников. Нужен н ^ вероятно сильный и решительный президент, знающий все вашингтонские ходь выходы, чтобы поломать эту традицию. с

Попытка Никсона увязать начало переговоров по стратегическим вооружения прогрессом по политическим вопросам шла вразрез со страстной убежденностью циалистов по контролю над вооружениями, которые жаждали ограничить гоН1^ оружений. Недовольны были и специалисты по СССР, убежденные в том, что а канская внешняя политика должна подкреплять позиции кремлевских «го У ^ против «ястребов» во время их предполагаемых политических споров. Бюр°возгла. «располовинила» политическую линию, очерченную в письме президента, про сив контроль над вооружениями как самоцель и преднамеренно организовав ^ ление подобной информации в прессу. Хотя эти сведения никогда не^^ «санкционированы», они также никогда не были дезавуированы. В «Нью"йорК саМ от 18 апреля 1969 года «официальные источники» объявляли соглашения по во^кс0. вооружений с Советским Союзом «преобладающей целью внешней политики йХ на». 22 апреля «Тайме» ссылалась на «американских дипломатов», предсказь j\ начало переговоров по ограничению стратегических вооружений («ОСВ») в ^^ 13 мая «Вашингтон пост» цитировала источники, связанные с администраии > ^ ^_ смысле, что не позднее 29 мая будет установлена дата начала переговоров j йЦИИ вокупный нажим в сторону прогрессивного изменения заранее объявленной _ ^мка

воку ру прогрессивного изменения р ^^

Никсона никогда не проявлялся, как вызов в лоб; вместо этого применялась ^^^ публикаций изо дня в день таких комментариев, которые сглаживали углы, Ф

позицию, предпочтительную для бюрократии. „ Кри-

Аналитики из неправительственных кругов вскоре выступили с собствен нсКИе тическими замечаниями. 3 июня 1969 года «Нью-Йорк тайме» назвала амер

Внешняя политика как геополитика; дипломатический треугольник Никсона

торговые ограничения, увязываемые с прочими вопросами, «самоубийственными». Они были названы «порождением политики «холодной войны», «несовместимыми с теорией, выдвинутой администрацией Никсона, будто бы уже настало время переходить от эпохи конфронтации к эпохе переговоров и сотрудничества»17. «Вашингтон пост» выдвигала подобный же аргумент. «Реальность — вещь чересчур сложная и щекотливая, — писала она 5 апреля, — чтобы позволить любому из президентов поверить в то, что он сможет рассадить на одном насесте самых разных уток. Контроль над вооружениями обладает независимой ценностью и срочностью и не имеет никакого отношения к разрешению политических вопросов» 8. Никсон намеревался расширить рамки диалога с Москвой путем отсрочки переговоров по ОСВ. Бюрократический маятник и основополагающие разногласия в сочетании друг с другом пускали на ветер те преимущества, которые Никсон намеревался приберечь на будущее.

И потому было бы неверно заявить, что подход администрации увенчался успехом с самого начала. В апреле 1969 года окончилась провалом попытка направить будущего государственного секретаря Сайруса Вэнса в Москву, наделив его полномочиями одновременного ведения переговоров по ограничению стратегических вооружений и по Вьетнаму19. Эти два вопроса оказались несоизмеримы; исход переговоров по стратегическим вооружениям был чересчур неопределенным, ханойское руководство оказалось сверх меры упрямо, а график времени, потребного для каждого из направлений переговоров, синхронизировался с огромным трудом.

Но в результате Никсону и его советникам удалось преуспеть в благоприятном сочетании отдельных направлений политики. Принцип «увещевания» заработал, поскольку администрация Никсона сумела создать основополагающий стимул для советской умеренности, добившись прорыва в китайском направлении. Один из элементарных уроков для начинающих шахматистов гласит: при выборе хода нет ничего хуже, чем не сделать предварительного подсчета клеток, попадающих под контроль при каждом из потенциальных ходов. В общем и целом, чем большим числом клеток оперирует игрок, тем шире у него выбор и тем ограниченнее выбор у его оппонента. Точно так же и в дипломатии: чем больше вариантов находится в распоряжении одной из сторон, тем меньше их остается на долю другой стороны и тем более осторожно она должна себя вести, добиваясь собственных целей. И такое положение дел должно со временем стать стимулом- для оппонента стремиться к тому, чтобы из оппонентов перейти в союзники.

Если бы Советский Союз больше не мог рассчитывать на постоянную враждебность друг к другу самых могущественных наций мира — тем более если эти две нации на деле приступили к организации взаимного сотрудничества, — пределы советской неуступчивости сузились бы, а может быть, даже вообще бы исчезли. Советские руководители вынуждены были бы соразмерять свои требования, поскольку угрожающее поведение укрепляло бы китайско-американское сотрудничество. В обстановке конца 60-х годов улучшение китайско-американских отношений становилось Для стратегии администрации Никсона применительно к Советскому Союзу ключевым фактором.

Историческое чувство дружбы между Америкой и Китаем разрушилось, когда коммунисты победили в гражданской войне в 1949 году и вступили в войну в Корее в

Дипломатия

1950-м. На его место пришла политика преднамеренной изоляции коммунистических правителей в Пекине. Наглядным символом подобного рода умонастроений бвш отказ Даллеса пожать руку Чжоу Эньлаю на Женевской конференции 1954 года по Индокитаю, и память об этом у китайского премьера вовсе не стерлась, когда тот приветствовал меня в Пекине через семнадцать лет и осведомился, был ли я среди тех американцев, которые отказались пожать руки китайским руководителям. Единственный действующий дипломатический контакт между двумя нациями осуществлялся через соответствующих послов в Варшаве, да и те во время своих нерегулярных встреч об* менивались нападками друг на друга. Во время китайской «культурной ревмшши» конца 60 — 70-х годов, число жертв которой сопоставимо со сталинскими чисжаии, все китайские послы (за исключением, в силу каких-то непостижимых причин, посла в Египте) были отозваны в Китай, что прервало варшавские переговоры и лишило Вашингтон и Пекин каких-либо дипломатических и политических контактов вообще. Интересно, что лидерами, впервые осознавшими возможности, проистекающие и китайско-советского разрыва, оказались два ветерана европейской дипломатии: Аденауэр и де Голль. Аденауэр, полагаясь на только что прочитанную им книгу, заговорил об этом где-то в 1957 году, хотя Федеративная Республика была еще не в ооотоя-нии вести глобальную политику. Де Голль не ощущал для себя ни мзлейш ^ ограничений. Он верно вычислил в начале 60-х годов, что у Советов возникают рьезные проблемы на всем протяжении обширной границы с Китаем, и это заста^ их в большей степени склоняться к сотрудничеству в своих отношениях с Будучи де Голлем, он верил, что этот факт позволит ускорить франко-советскую рядку. С учетом наличия у Москвы китайской проблемы Москва и Париж "^ ответственно провести переговоры по устранению «железного занавеса» и осуществления мечты де Голля о «Европе от Атлантики до Урала». Но деголлевбиой Франция ни в коей мере не обладала достаточной силой для проведения подо дипломатической революции. Москва не видела в Париже равного партнера для^Р рядки. Однако хотя политические выводы де Голля были искажены видением ^ французскую призму, лежащий в основе их анализ отличался точностью.» те продолжительного времени американские политики, ослепленные идеологИЧ^вдЯл предвзятостями, так и не могли осознать, что советско-китайский разрыв преде собою стратегические возможности для Запада. м оНО

Американское общественное мнение относительно Китая в том виде, в ка мй тогда сложилось, оказалось разделенным знакомыми разграничительными ^QjiQ, «холодной войны». Небольшая группа синологов рассматривала раскол, как л ^^ гический; они настаивали на том, чтобы Америка пошла навстречу китайС*ИпеКйну, а и предоставила все китайские права в Организации Объединенных Наций лК)Т, также ослабила напряженность посредством широкомасштабных контактов. ^^ ное большинство информированных лиц, однако, считало коммунистически чИ0 неизлечимо экспансионистским, фанатично идеологизированным и безо ^ ^ преданным идее мировой революции. Америка в значительной степени пош оеН„ влеченность в Индокитае, чтобы разгромить «коммунистический заговор*'КдК ранее ный, как она предполагала, Китаем с целью захвата Юго-Восточной Азии. Я

применительно к Советскому Союзу, утверждалось, что китайская коммуни

; Внешняя политика как геополитика; дипломатический треугольник Никсона

система обязательно должна трансформироваться, прежде чем; с нею можно будет вести переговоры.

Это мнение получило подтверждение из неожиданных источников. Советологи, которые уже на протяжении десятилетия настаивали на постоянном диалоге с Москвой, придерживались совершенно противоположной точки зрения в отношении Китая. Еще в начале первого срока пребывания Никсона на посту президента группа бывших послов в Советском Союзе, обеспокоенная первыми пробными поисками контактов с Пекином, высказала президенту серьезную озабоченность. Советские руководители, настаивали они, были преисполнены такой паранойей по отношению к коммунистическому Китаю, что любая попытка улучшить американские отношения с Пекином повлечет за собой абсолютно неприемлемый риск конфронтации с Советским Союзом.

Администрация Никсона не разделяла подобные взгляды на международные отношения. Исключать такую огромную страну, как Китай, из сферы деятельности американской дипломатии означало бы, что Америка действует на международной арене с одной рукой, завязанной за спиной. Мы были убеждены, что рост многовариант-• ности в американской внешней политике смягчит, а не ужесточит поведение Советов. Политическое заявление, составленное мною для Нельсона Рокфеллера, выдвигавшего свою кандидатуру на пост президента от республиканской партии в 1968 году, гласило: «...Я начну диалог с коммунистическим Китаем. В треугольнике отношений между Вашингтоном, Пекином и Москвой мы найдем для себя возможности урегулирования с каждым оппонентом, поскольку мы расширяем границы выбора применительно к обоим»20. Никсон высказывал идентичные воззрения еще ранее, но языком, более приспособленным к традиционным американским понятиям относительно мирового сообщества. В октябре 1967 года он писал в журнале «Форин аффэрз»:

«С долгосрочной точки зрения мы просто не можем себе позволить вечно держать Китай вне пределов семьи наций, заставляя его лелеять свои фантазии, вынашивать ненависть и угрожать соседям. Эта планета слишком мала, чтобы один миллиард потенциально наиболее способных людей жил бы на ней в злобной изоляции».

Вскоре после того, как Никсон был выдвинут кандидатом на пост президента, он стал выражаться более конкретно. В журнальном интервью в сентябре 1968 года он заявил: «Мы не должны забывать про Китай. Следует все время изыскивать возможности для разговора с ним, так же как и с СССР... Мы не можем просто ждать перемен, наша задача — эти перемены осуществить»22.

По ходу дела Никсону удалось достичь своей цели, хотя для Китая стимулом присоединения к сообществу наций послужили скорее не перспективы диалога с Соединенными Штатами, но страх нападения со стороны мнимого союзника — Советского Союза. Администрация Никсона; поначалу не осознавшая такого аспекта китайско-советских отношений, обратила на это внимание благодаря усилиям самого Советского Союза. Не в первый и не в последний раз неуклюжая советская политика ускорила то, чего Кремль больше всего опасался.

Весной 1969 года произошла серия столкновений между китайскими и советскими вооруженными силами на отдаленном участке китайско-советской границы вдоль реки Уссури в Сибири. Исходя из опыта истекших двух десятилетий, Вашингтон пона-

ДИПЛОМАТИЯ

чалу не сомневался в том, что эти стычки были спровоцированы фанатичным китайским руководством. Но именно тяжеловесная советская дипломатия заставила в этом усомниться. Ибо советские дипломаты стали предоставлять детальные свидетельства советской версии событий в Вашингтон и заодно спрашивать, как Америка отнесется к тому, если произойдет эскалация этих столкновений.

Беспрецедентная советская готовность консультироваться с Вашингтоном относительно вопроса, по поводу которого Америка не проявила особенной озабоченности, заставила нас задать себе вопрос, не являются ли подобные брифинги зондированием почвы перед советским нападением на Китай. Подозрения только усилились, когда проработка вопроса американской разведкой, на которую ее подтолкнули советские брифинги, показала, что стычки неизменно имели место неподалеку от крупных советских баз военного снабжения и вдали от центров китайских коммуникаций: такого рода схема соответствовала лишь тому, что агрессором на деле были как раз советские вооруженные силы. Новым подтверждением такого вывода послужил факт беспрецедентного сосредоточения советских сил вдоль всей советско-китайской границы протяженностью в 4 000 миль, численность которых за короткий срок составила свыше сорока дивизий.

Если анализ администрации Никсона был верен, то назревал крупный международный кризис, даже если большинству об этом не было известно. Советское военное вторжение в Китай означало бы самую серьезную угрозу глобальному соотношению сил со времен Кубинского ракетного кризиса. Распространение «доктрин^ Брежнева» на Китай предполагало бы, что Москва попытается сделать пекИИ(* правительство столь же смиренным и покорным, каким в предшествующем г ^ стало не по своей воле правительство Чехословакии. Наиболее многочисленная наций мира была бы подобным образом подчинена одной из ядерных сверх^,0 жав — зловещая комбинация! Она привела бы к восстановлению столь опасах g китайско-советского блока, монолитный характер которого внушал такой с*р _ 50-е годы. Способен ли был Советский Союз воплотить на практике подобны ^ ект, до сих пор остается весьма неясным. Однако стало очевидным, особенн администрации, основывающей свою внешнюю политику на геополитически ^ цепциях, что на такой риск идти нельзя. Если говорить о соотношении сил BCJ^ то тогда даже перспектива геополитического переворота должна получить ^^ ибо к тому времени, как перемены действительно произойдут, противодейст■ ^ ^ им окажется слишком поздно. Как минимум, стоимость противостояния возр невероятной степени. еЦ1е-

Дата добавления: 2015-08-10