Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 11 страница

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 1 страница | ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 2 страница | ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 3 страница | ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 4 страница | ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 5 страница | ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 6 страница | ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 7 страница | ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 8 страница | ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 9 страница | ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 13 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

Поскольку наиболее известными публикациями Г. стали его работы, написанные совместно с Делезом, имя Г., как правило, вспоминают именно в этой паре. В соавторстве с Делезом Г. выпустил такие работы, как «Анти-Эдип» (1972), «Тысяча поверхностей»(1980), «Что такое философия?» (1990), а также книгу о Кафке (1975). Из монографий Г. наиболее значительны «Психоанализ и трансверсальность» (1972), «Молекулярная революция» (1977), «Машинное бессознательное» (1978), «Шизоаналитические картографии» (1989). Эпатирующий и «безответственный» стиль произведений Г. отражал сознательно избранную им стратегию ускользания от бюрократических конвенций.

(совместно с Ж. Делёзом) Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип. М., 1990; Капитализм и шизофрения: беседа К.Клеман с Ж. Делёзом и Ф. Гваттари // Ad Marginem'93. Ежегодник. M., 1994.
Гараджа А. Вавилонское столпотворение. Памяти Ф. Гваттари // Там же; Рыклин М. Памяти Феликса Гваттари // Там же.

ГЁДЕЛЬ (Gödel) Курт (1906-1978) - австр. логик и математик. Участвовал в работе Венского кружка. В 1933-39 - приват-доцент Венского ун-та, в 1940 эмигрировал в США, с 1953 - проф. Института высших исследований в Принстоне. Г. принадлежит ряд важнейших результатов в области математической логики, теории множеств, теории моделей: теорема о полноте узкого исчисления предикатов, метод арифметизации метаматематики, доказательство непротиворечивости ряда важных гипотез теории множеств и др. Наиболее широко известны теоремы Г. о неполноте и непротиворечивости формальных систем. Согласно первой из них, если арифметическая формальная система непротиворечива, то она неполна.

Вторая теорема гласит, что если формальная система непротиворечива, то невозможно доказать ее непротиворечивость средствами, формализуемыми в этой системе. На этих теоремах базируются многие важные результаты в рамках математической логики, теории доказательств, а также выводы методологического и гносеологического характера. По выражению С.К. Клини, они несут в себе целую программу и философию математики. Теоремы зачастую рассматриваются как достаточно строгое обоснование принципиальной невозможности полной формализации научных рассуждений и научного знания в целом.

Совместимость аксиомы выбора и обобщенной континуум-гипотезы с аксиомами теории множеств // Успехи математических наук. 1948. Вып. 3. № 1; Über formal unentscheidbare Sätze der Principia Mathematica und verwandter Systems I, Monatshefte für Mathematik und Physik, 38, 1931; The consistency of the axiom of shoice and of the generalized continuum-hipothesis with the axioms of set theory. Princeton, 1940; см. также библиографию в: Клини С.К. Введение в математику. М., 1957.

ГЕЛЕН (Gehlen) Арнольд (1904-1976) - нем. философ, один из крупнейших представителей философской антропологии. В 1923-27 изучал философию, а также германистику, историю искусств, физику и зоологию в Лейпциге. В 1925-26 слушал лекции Шелера и Н.Гартмана в Кёльне. В 1927 защитил диссертацию под руководством Дриша. Затем еще в течение нескольких семестров изучал естественные науки. С 1930 - ассистент у Ганса Фрейера в Социологическом институте Лейпцигского ун-та. В мае 1933 вступает в НСДАП. В летний семестр 1933 занимает кафедру во Франкфурте-на-Майне, возглавлявшуюся ранее Тиллихом. С 1940 - в Вене, где возглавляет Институт психологии. В 1944 отправлен на Восточный фронт, в 1945 ранен.

По окончании войны снят с должности, однако спустя некоторое время становится чл.-корр. Австрийской Академии наук. В 1962-69 - проф. социологии в Высшей технической школе в Аахене.

Первые философские сочинения Г. - «Теория свободы воли» (1932), «Государство и философия» (1935) и др. - написаны с фихтеанских позиций. В конце 30-х его внимание сосредоточивается на антропологической проблематике, причем философские ее аспекты Г. пытается связать с эмпирическими. В результате возникает трактат «Человек. Его природа и положение в мире» (1940), положения которого были уточнены и развиты в сочинении «Первобытный человек и поздняя культура» (1954). Темы критики культуры и философии техники, затронутые во второй из этих книг, получают дальнейшую разработку в труде «Душа в техническую эпоху» (1957), а также в культурно-критическом сборнике «Картины времени. К социологии и эстетике современной живописи» (1960). Итоговым трудом Г. можно считать кн. «Мораль и гипермораль» (1969), где Г. дает систематическое изложение своей концепции «плюралистической этики» и выступает с критикой левого студенческого движения.

Давая ответ на основной вопрос философской антропологии «Что такое человек?», Г. методически отграничивается от теологических и эволюционных объяснений. Человек не есть, по Г., ни божественное творение, ни результат эволюции животного мира. Развитие человека Г. пытается понять исходя из взаимосвязи субъективных и объективных, необходимых условий жизни. Г. ищет категории, которые связали бы такие факторы, как прямохождение и мораль, в рамках единой системы.

Его исходным теоретическим пунктом выступает идущее от Й.Г. Гердера понятие человека как «недостаточного существа». По сравнению с животным человек крайне мало наделен инстинктами. Другим проявлением недостаточности человека как природного существа является его особое «морфологическое положение». Подвергающиеся избыточным раздражениям (reizüberflutete) органы чувств и относительно слабый двигательный аппарат говорят о неспециализированности человека в биологическом и онтогенетическом отношении. Это означает, что человек не «предопределен» для жизни в некоторой особой среде или в особом биотопе. Зато он располагает конституциональным и хроническим избытком побуждений (Апtriebsüberschluß). Эти черты - недостаточность, с одной стороны, и избыток побуждений, с другой, позволяют ввести такую характеристику человека как «открытость миру». Последняя есть ситуация человека, с которой он с самого начала имеет дело и с которой ему надлежит справиться.

Ситуация «открытости миру» превращает человека в деятельное существо. Категория «действия» схватывает структуру, являющуюся конститутивной для самых различных слоев человеческой жизни. Действовать означает не просто жить, не имея дистанции по отношению к собственной жизнедеятельности, но прежде всего - «вести жизнь». Ведение жизни (Lebensführung) предполагает самоистолкование (Selbstdeutung). Жизненно необходимое для деятельного существа самоистолкование тематизирует его собственные побуждения и свойства, а также отношение к себе подобным. Ведение жизни, основывающееся на самоистолковании, находится, в свою очередь, в кондициональном отношении к способности отличать сигналы от их значения, т.е. возможности символически действовать и мыслить. «Использование символов» в социальном общений есть язык. Он делает возможным пространственную и временную коммуникацию на расстоянии и аккумуляцию знания, теоретически-гипотетическое мышление и учитывание взглядов другого человека. Язык и языковое мышление сделали человека способным к действию, свободному от непосредственного давления потребностей, дали возможность планировать жизнь вне зависимости от сиюминутных потребностей.

Символическое, самоистолковывающее действие позволяет направлять и указывать способы выхода из ситуации избытка побуждений. Потребности ограничиваются, а способ и обстоятельства их удовлетворения сознательно варьируются в их содержании. Разрыв непосредственной связи между действием и элементарными потребностями позволяет человеку преследовать долгосрочные «интересы» и по-разному направлять свои устремления. Стремление лишается привязки к внешнему предмету. Оно может быть нацелено на достижение субъективных состояний, в том числе таких, какие обретаются посредством техник аскезы и экстаза.

Данная структура - самоистолковывающее, символическое и направляемое интересом действие - определяет человека как существо, которое по своей природе есть существо «культурное» (Kulturwesen). Человек живет в им самим созданном мире - в мире, наполненном символическими значениями.

Определенные человеческие интересы должны реализовываться постоянно или, по крайней мере, на протяжении длительных отрезков времени. Коррелятами этих устойчивых интересов выступают «институты». Институты служат цели более или менее сознательного организовывания побуждений. Они - благодаря «внешней стабилизации» - способствуют формированию «привычек» и обогащению мотивов.

В своем стабилизирующем действии институты выступают своего рода заменителями инстинкта, поскольку гарантируют закономерность, надежность и предсказуемость поведения. Поэтому правила, задаваемые институтами, сохраняют бесспорную значимость до тех пор, пока обеспечивают «разумную целесообразность» и «интерсубъективную согласованность».

Утверждая сосуществование в человеке нескольких функционально различных, не зависимых друг от друга в генетическом отношении социально-регулятивных инстанций, Г. выдвигает тезис об «этическом плюрализме». Согласно этому тезису, всякая «монолитная этика» есть односторонняя стилизация мысли, чувства и поведения. Социологически множественность возможных стилизаций обнаруживается в виде морально противостоящих друг другу групп или общежитий. Г. различает четыре этические диспозиции: «чувство взаимности», «чувство психологических регулятивов», «чувство семьи или рода» и «чувство институтов».

На «взаимности» основана социальная регуляция в свободных от господства обществах. Взаимное вознаграждение, речевые отношения и эквивалентный обмен ограничивают поведение, не отвечающее социальным ожиданиям. Эти отношения взаимного признания должны оставлять возможность выбора действия, избавлять от истощающих конфликтов и осуществлять преимущества кооперации.

Чувство «психологических регулятивов», называемых Г. также психологическими добродетелями, является чрезвычайно многогранным. Сюда относятся и потребность в защите и заботе, особенно остро проявляющаяся у ребенка, и чувство долга, и сострадание, и «утверждающее чувство жизни». Характеризуя последнее, Г. подчеркивает его несводимость к полезности и удовольствию. Опираясь на Ницше, Шелера, а также на Махатму Ганди, Г. критикует нивелирование чувства жизни в той ориентации на приятное и полезное, которая возобладала в Новое время.

«Чувство семьи», называемое Г. также «групповым чувством» и «внутренней моралью», вызывает интерес Г. прежде всего в связи с так называемым «гуманитаризмом». «Гуманитаризм» есть нормативная ориентация на жизнь человечества как вида, на общность человечества; он сопряжен идеей равенства людей, а тем самым - с присущим современности «массовым эвдемонизмом». Последний неотделим от женской эмансипации, пацифизма и антигосударственности - главным мишеням критики Г.

Диспозиция, которой Г. отдает предпочтение, есть «чувство институтов». Благодаря этому чувству осуществляется социальная регуляция, основанная на образовании иерархий и сокращения индивидуальных возможностей выбора действия. Единичному человеку предлагаются образцы поведения, лишенные индивидуального измерения. Следуя этим образцам, индивид «поглощается» институтами. Служение институтам несет в себе «ценность исполнения». Кроме того, в служении возникает отношение, называемое «ответственностью». Под ней следует понимать идентификацию с институционально закрепленной виной, возникающей также и в тех случаях, когда личная провинность отсутствует.

Современную эпоху Г. рассматривает сквозь призму двух взаимно обусловленных процессов - распада институтов и общей ориентацией на «субъективность». Возрастание значения «субъективности» влечет за собой чрезмерный индивидуализм и эгоизм. Сопряженный с этими процессами «гуманитаризм» ведет к ликвидации государственных институтов и чувства ответственности. Массовый эвдемонизм есть этическое основание редуцирования функций государства к простому исполнению социальных задач. Философский и социально-научный рефлексивный потенциал превращает традиционные установки в понятия, которые перестают считаться бесспорными и становятся предметом бесконечных «дискурсов оправдания». Эти процессы имеют своим следствием всепроникающую неуверенность: тяготеющий на человеком страх принимает хронический характер.

Искусство обнаруживает устойчивую тенденцию к «деморализации» и «формализации». Атональная музыка и абстрактная живопись подтверждают утрату исскуством его изобразительной функции. Ничто не удостаивается сберегания и долговечности. Искусство лишь обслуживает массовую «жажду переживаний» и потребность в постоянно новом.

Противодействовать «произвольной свободе субъективности» могут только сильные институты. Человеческая свобода имеет своим условием обеспечиваемое институтами стабильное «освобождение от бремени» (Entlastung), но институты вместе с тем образуют русло, по которому эта свобода должна быть направлена. Именно «свобода в институциональных пределах» отвечает человеческой природе.

Петер Фишер (Лейпциг)

О систематике антропологии // Проблема человека в западной философии. М., 1988; Gesamtausgabe in 10 Bde., Fr./M., 1978.
P.Jansen. Arnold Gehlen. Die anthropologische Kategorienlehre. Bonn, 1975; F.Jonas. Die Institutionenlehre Arnold Gehlens. Tübingen, 1966; J.Weiss. Weltverlust und Subjektivität. Zur Kritik der Institutionenlehre Arnold Gehlens. Freiburg, 1971.

ГЕМПЕЛЬ (Hempel) Карл Густав (1905-1997) - нем.-амер. философ науки, один из лидеров неопозитивизма. В 1923-30 изучал математику, физику и философию в Геттингене, Гейдельберге, Берлине и Вене. Член берлинского «Общества эмпирической философии», участник Венского кружка. С 1934 работал в Брюсселе, с 1937 преподавал в ряде ун-тов США. Разрабатывая программу неопозитивизма, преимущественно занимался анализом методов и процедур научного познания. Его работы оказали большое влияние на трансформацию логического позитивизма в 1940-50-е годы. Так, он показал (так называемая «дилемма теоретика»), что при условии принятия исходной неопозитивистской версии редукционизма, полностью сводящей значение теоретических терминов к значению соответствующей совокупности терминов наблюдения, теоретические понятия оказываются лишними для науки. Этот результат способствовал отказу неопозитивистов от верификационистского критерия значения и переходу к концепции частичной интерпретации теоретических терминов. Наибольшую известность Г. принесли его работы по логике и методологии объяснения. Совместно с П. Оппенгеймом Г. построил теорию дедуктивно-номологического объяснения: некоторое явление считается объясненным, если описывающее его предложение логически выводится из законов и начальных условий. Ряд его работ посвящен логическим проблемам теории вероятностей, вопросам подтверждения гипотез, методам реконструкции генетических и диспозициональных объяснений, отличию законов и объяснений в истории по сравнению с естествознанием.

В.Н. Садовский

Мотивы и «охватывающие» законы в историческом объяснении // Философия и методология истории. М., 1977; Aspects of Scientific Explanation and Other Essays in the Philosophy of Science. N.Y., L., 1965; Philosophy of Natural Science. N.Y., L., 1966; The Logic of Scientific Investigation. N.Y., 1972.

ГЕНДЕРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ (Gender Studies). В современной истории Западной Европы и Северной Америки женское движение и феминизм развивались как череда сменявших друг друга волн. В так называемой «большой волне» первой четверти двадцатого века, толчок которой был задан уже политическими революциями конца XVIII-XIX веков, борьба шла прежде всего за равноправие полов, т.е. за равный доступ женщин к сфере общественной деятельности: за право равного участия в политической жизни (и в первую очередь, активное и пассивное избирательное право), за доступ к институтам преподавания и образования (прежде всего, к университетам, к системе профессионального обучения). Однако, хотя требования устроения отношений между полами на принципах справедливости и равноправия, на первый взгляд, логичным образом вытекали из современных правовых и общественных теорий, их подлинное, не ограниченное формальным уравниванием, осуществление натолкнулось на чрезвычайно активное сопротивление, преодолеть которое в этот период не удалось.

Порожденная данной ситуацией неудовлетворенность послужила началом второй волны женского движения, которая приходится приблизительно на 60-е годы XX в. Ее развертывание шло в несколько ином направлении. Речь теперь велась не столько о проведении в жизнь политических и социальных прав, сколько об углублении понимания того, каким именно образом иерархическая половая структура закрепляется в глубинных структурах культуры и общества, в научных дискурсах, в религиозных представлениях, в навыках восприятия и ощущениях. В русле этой проблематики и возникла такая дисциплина как Г.и.

Г.и. имеют своей целью систематическое исследование категории пола как комплекса, включающего в себя половую идентичность и половое различие, отношения между полами, половой порядок, а также его конституирование в различных областях общественной жизни и в научных дискурсах. Г.и. - молодая дисциплина, которую по праву можно считать одной из динамично развивающихся областей современного социокультурного знания.

Главными теоретическими источниками Г.и. являются прежде всего либеральная мысль, социалистическая традиция в общественной мысли и психоанализ. Из дискурса Просвещения и либерализма Г.и. заимствовали представления об эмансипации, равенстве, автономии, прогрессе и т.п.; из научного социализма и марксизма - подход к осмыслению отношений между полами как особого социального механизма господства и эксплуатации; значимость же психоанализа для Г.и. определяется тем обстоятельством, что это одна из немногих теорий, в которых тематизируется социальное и культурное конституирование пола и половой идентичности. В настоящее время тесные отношения сложились у Г.и. с постструктурализмом, и соответственно, с деконструкцией, а также другими новыми теоретическими течениями (например, с cultural studies). Вместе с тем Г.и. нельзя полностью свести ни к этим, ни к каким-либо другим подходам; вид и интенсивность взаимодействия с ними также могут сильно варьироваться. В общем и целом, Г.и. не являются единым учением, доктриной или системой. Скрепляющим стержнем здесь выступает только категория пола («гендер») и заинтересованность в изменении полового устройства общества в сторону большей справедливости и равенства в отношениях между полами и большего пространства развертывания индивидуальных половых идентификаций.

Проблематика Г.и. приобретает теоретическое и в строгом смысле философское измерение постольку, поскольку помимо изменения деиствительности предметом дискуссии становятся и сами понятия, в которых действительность осмысливается. Западная традиция не только отстраняла женщину от формирования общественной и политической действительности, но и закрывала ей доступ к институциональным формам понятийного и теоретического созидания. Способы вопрошания, умозаключания и интерпретации во всех областях знания были одностронне ориентированы исключительно на самоосмысление и миропонимание мужчины: в этом проявился характерный для данной традиции «андроцентризм» со свойственной ему перспективой жесткого полового разделения (прежде всего, в сфере общественного производства). Эта перспектива, находясь в явном противоречии с перспективой женщины, считалась тем не менее единственной и образцовой, что, разумеется, не могло не иметь определенных последствий. В этой связи следует остановиться на двух моментах, имевших в философском плане фундаментальное значение.

Первый момент. Моделью и масштабом для таких понятий или идей, как «человек», «человеческое бытие», «идентичность», «субъект мышления и действия» служило исключительно существование мужчины.

Конфронтация феминизма с традиционной западной философией начинается с критики «человеческого начала» как нейтрального и универсального понятия. Применимая к самым разным контекстам, подтверждаемая бесчисленными примерами, эта критика сводится, по существу, к констатации того факта, что позиции философского дискурса, которые на первый взгляд отсылают к нейтральному в половом отношении понятию «человеческого», на самом деле скрывают мужские перспективы и интересы. Другими словами, понятие «человек» либо вообще не включало в себя такое содержание как человек-женщина, либо подразумевало его как нечто вторичное. Множество примеров из разных эпох - от начал западного мышления до наших дней, от теории Аристотеля, приписывавшего зачатие ребенка женского пола неблагоприятному стечению обстоятельств, до Лакана, противопоставлявшего женское как «не-все», «не-всё» («pas-tout») мужскому «все», «всё», - свидетельствуют о том, что женщина не противопоставляется мужчине как «Б» противопоставляется «А», т.е. что мужчина и женщина не схватываются одновременно общим понятием «человек». Отношение полов это не отношение двух противоположно заряженных частиц или двух полюсов: мужчина есть одновременно и позитивный полюс, и целое. «Человеческое» означает мужское, «мужчина определяет женщину не как таковую, а в отношении к самому себе; она не рассматривается как автономное существо» (Симона де Бовуар). Перед нами, говоря словами Деррида, «фалло-центрическая система репрезентации». Поскольку репрезентация пола осуществляется всегда в рамках бинарной оппозиции, постольку один из членов этой оппозиции выступает не иначе как отрицание, негация другого члена, а значит - как отсутствие или недостаток. В результате «телесная специфика женщины получает определение и понимается только в известном отношении ее к специфике мужчины - как ее противоположность, дубликат или дополнение» (Элизабет Гроц).

Второй момент. Понятия «общественного» и «политического» формировались без учета отношений между полами. Андроцентрическому представлению о распределении половых ролей соответствует исключение взаимоотношений между полами из общественно-политической сферы. Способ регулирования отношений между полами (а так же между поколениями) понимался в западной интеллектуальной традиции не как часть общественного порядка, а как природная данность. При этом линия, отделяющая общественный порядок от натурального порядка проходит между тем, что может считаться результатом или целью индивидуальной или общественной деятельности, и тем, что не охватывается человеческим волением и действием, и соответственно, историческим изменением. Исключение полового порядка (как и исключение женщины) из общественного-культурной сферы и переподчинение его порядку природы придает категории «пол» и отношениям между полами качество неизменности и устойчивости, защищая их тем самым от оценки с точки зрения справедливости или «хорошей жизни». В результате выдвигается следующий постулат: не общественный порядок, который может быть изменен и который вообще есть продукт человеческой деятельности, детерминирует привилегированное положение мужчины и второстепенную роль женщин, а анатомия, «раз и навсегда данная человеку, - вот что определяет его судьбу» (Фрейд).

Одной из главных задач Г.и. применительно к проблемам половой идентичности и отношений между полами является борьба с ложным представлением о них как о «натуральных». В противовес этой позиции теоретики Г.и. показывают, что отношения между мужчиной и женщиной составляют сердцевину любой социальной системы - наряду с классовыми и межпоколенческими отношениями, отношениями между общественными слоями, отношениями способа производства, и наконец, наряду с отношением человека к природе.

Категория пола, уже признанная в качестве отправного пункта общественных и культурологических исследований, тем не менее еще не разработана окончательно. Для современных Г.и. важнейшим является вопрос о том, что и как порождает дихотомию природного и общественного/культурного или - в нашем контексте - саму категорию культуры. Чтобы ответить на этот вопрос, следует рассматривать пол в контексте не только социального, но и символического конструирования. Основу полового порядка составляет символический договор, аналогичный общественному договору как фундаменту социального порядка. Символический договор есть такой вид общественного договора, который регулирует не порядок производства материальных благ, а порядок воспроизводства, выживания рода, жизни и смерти, тела, пола и символа (Кристева).

К предметам культурного или символического конструирования наряду с телом относятся также системы представления и значения - язык, искусство/литература, религия и философия - то есть именно те сферы, которые не попадают в центр внимания теории социального устройства, ориентированной на категории права, экономики и политики. Неслучайно и то, что это те самые области, которые в материалистической перспективе интерпретируются как «надстройка». Они имеют чрезвычайно большое значение для понимания и объяснения отношения между полами. Подобное расширение перспективы за счет включения в нее культурного или символического измерения относится к числу фундаментальных познавательных задач, вставших перед Г.и. в последние годы. Применительно к различным (но одинаково релевантным по отношению к культурно-символическому конструированию) областям - от философии, религиоведения и до теории кино - задается один и тот же вопрос: каким образом в таких разных дискурсивных образованиях осуществляется постоянное производство пола и полового различия как различия дуального и полярного.

Корнелия Клингер (Вена)

M.Mead. Male and Female. The Study of Sexes in Changing World. N.Y., 1949; G.Lloyd. The Man of Reason. 'Male' and 'Female' in Western Philosophy. L., 1984; C.Honneger.Die Ordnung der Geschlechter. Die Wissenschaften vom Menschen und das Weib, 1996.

ГЕРМЕНЕВТИКА (от греч. hermeneuein - толковать, истолковывать, интерпретировать) - искусство истолкования и понимания. От ствола Г., уходящего корнями в многовековую традицию, в XX в. отходят две ветви: Г. как теория и методология интерпретации текстов и Г. как философия. Представители первого подхода категорически возражают против превращения Г. в философию и, опираясь на положения классиков герменевтической традиции (Ф. Аст, Ф. Шлейермахер, А. Бёк, Дильтей), занимаются разработкой правил и процедур корректного истолкования литературных памятников. Наиболее полное выражение эта позиция нашла в труде итальянского историка права Бетти. Сторонники Бетти в литературоведении (Е.Д. Хирш, Т. Зеебом и др.) скептически настроены по отношению к любым попыткам отклониться с пути Г. как науки, усматривая в таком уклонении опасность субъективизма и релятивизма. Примечательно, что приверженцы как первого, так и второго подхода апеллируют к одним и тем же источникам, прежде всего к работам Шлейермахера и Дильтея. Однако философский потенциал, заключенный в их сочинениях, открылся благодаря тому смещению, которое произвел в трактовке смысла и задач герменевтики Хайдеггер. Именно под влиянием «герменевтики фактичности», развитой Хайдеггером в «Бытии и времени» (1927), последователи Дильтея (Г. Миш, Й. Вах и др.) заново обратились к его текстам и поместили его мысль в контекст актуальных дискуссий. Последние вращаются вокруг двух проблем: проблемы историзма и проблемы психологизма.

Если у Дильтея Г. замышлялась как посредник между философией и историей, то в проекте философской Г., развиваемом Гадамером, центр тяжести перемещается из методологической в феноменологическую плоскость; дильтеевский подход рассматривается в результате как неудовлетворительный. Манфред Франк идет в этом направлении еще дальше, заостряя предложенное Гадамером противопоставление традиции Дильтея традиции Шлейермахера и эксплицируя герменевтическую теорию Шлейермахера как заключающую в себе две альтернативы - герменевтическую и структуральную. Положения такой Г. должны, по Франку, послужить синтезу двух непримиримых позиций - экзистенциально-феноменологической и структуралистской.

Возможность превращения Г. в философию заложена феноменологией. В противовес классической гносеологии с характерной для нее субъект-объектной дихотомией, Гуссерль показал, что сознание предмета и предмет сознания неотделимы друг от друга. Первичной реальностью в феноменологии выступает не «сознание», «мышление», «дух», с одной стороны, и «природа», или «материя», с другой стороны, а «жизненный мир» (Lebenswelt), с самого начала предпосланный субъект-объектному членению. Сознание предстает в феноменологии как поле значений или смыслов - тем самым открывается возможность интерпретации, а значит - возможность Г. Однако Г. в рамках учения самого Гуссерля, строго говоря, невозможна, поскольку интерпретация у него вторична по отношению к рефлексии. С точки зрения гуссерлевской феноменологии сознание для истолкования своих собственных содержаний нуждается лишь в обращении на самое себя; смыслы, получаемые в результате феноменологической редукции суть, в конечном итоге, корелляты интенциональности.


Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 60 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 10 страница| ЭНЦИКЛОПЕДИЯ 12 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.013 сек.)