Благородные металлы 20 страница

После Монтебелло бои происходили также в центре и на правом фланге австрийцев. Со­гласно сообщениям, полученным с «Фултоном» и опубликованным вчера, сардинцы 30 мая перешли Сезию у Верчелли, атаковали и захватили несколько австрийских полевых укреп­лений у Палестро, Кассалино и Винцальо. Командовал сам Виктор-Эммануил, и победа была достигнута после рукопашной схватки. По сообщениям сардинцев, австрийцы понесли очень тяжелые потери. Из почты, доставленной «Европой» в Галифакс, мы теперь узнали, что ав­стрийцы дважды пытались взять обратно Палестро и один раз едва не достигли успеха, когда отряд зуавов подоспел на выручку и отбросил их. В этом бою сардинцы, по их словам, взяли 1000 пленных, однако невозможно составить себе суждение об этом столкновении в силу от­сутствия каких-либо достоверных подробностей. Мы не ожидали такой упорной борьбы на передовых позициях у Сезии от австрийцев, которые, как говорят, вовсю отступают на ту сторону Тичино. Однако

СТРАТЕГИЯ ВОЙНЫ_______________________________ 379

на своем крайнем правом фланге они не проявили такой же отваги и стойкости. 25 мая Гари­бальди, обойдя со своими альпийскими стрелками и некоторыми другими частями общей численностью примерно в 5000 человек крайний правый фланг австрийцев, перешел через Тичино, направился к Варесе, между озерами Лаго-Маджоре и Комо, и овладел этим горо­дом. 26 мая он разбил атаковавший его австрийский отряд и начал, не теряя ни минуты, раз­вивать свой успех; 27-го он снова разбил тот же самый отряд (подкрепленный гарнизоном Комо) и в ту же ночь вступил в Комо. Подвижный отряд генерала Урбана выступил против него и фактически оттеснил его в горы. Однако из полученных нами этой ночью с «Европой» самых последних сообщений следует, что он вернулся, захватил австрийцев врасплох и вновь овладел Варесе. Его успех вызвал восстание в городах, расположенных на озере Комо и в Вальтеллине, или верхней долине Адды — горном районе, который в 1848 г. проявил в восстании большую энергию, нежели города Ломбардской равнины. Пароходы на озере Ко­мо находятся в руках инсургентов, и 800 человек из Вальтеллины присоединились к Гари­бальди. Говорят, что несмотря на временные неудачи последнего, восстание в этой части Ломбардии распространяется.

Этот рейд Гарибальди явился крупным успехом союзников, австрийцы же допустили большую ошибку. Для них не было особой беды в том, что они позволили Гарибальди захва­тить Варесе, однако Комо следовало удерживать сильным отрядом, с которым он не решился бы вступить в бой. Другой отряд, отправленный к Сесто-Календе, отрезал бы Гарибальди пути к отступлению, и когда он был бы таким образом заперт на небольшом пространстве между озерами, энергичное наступление должно было бы принудить его либо сложить, ору­жие, либо перейти на нейтральную территорию Швейцарии, где он был бы обезоружен. Од­нако австрийцы недооценили этого человека, которого они называют атаманом разбойников; а между тем, если бы они потрудились изучить историю осады Рима и его похода из Рима в Сан-Марино²¹⁵, то они признали бы в нем человека незаурядного военного таланта, безгра­нично смелого и весьма находчивого. Вместо этого они отнеслись к его вторжению так же легкомысленно, как к вторжениям ломбардских добровольцев Аллеманди в 1848 году Они совершенно упустили из виду тот факт, что Гарибальди — человек строгой дисциплины и что большинство его людей находится под его командованием уже четыре месяца — время вполне достаточное для того, чтобы приучить их к маневрированию

Ф. ЭНГЕЛЬС__________________________________ 380

и к передвижениям, характерным для малой войны. Возможно, что, направляя Гарибальди в Ломбардию, Луи-Наполеон и Виктор-Эммануил рассчитывали погубить его и его добро­вольцев — элементы, пожалуй, слишком революционные для этой династической войны. Такая гипотеза поразительно подтверждается тем фактом, что его поход совершался без не­обходимой поддержки. Однако не следует забывать, что в 1849 г. он пошел той же самой до­рогой и сумел ускользнуть. Во всяком случае он овладел мостом у Лекко и пароходами на озере, что обеспечило ему свободу движения в восточном направлении от озера Комо. Здесь находится обширная гористая полоса, простирающаяся на север до перевалов Шплюген и Стельвио, на восток до озера Гарда, на юг до Бергамо и Брешии, — область чрезвычайно удобная для ведения партизанской войны, где его, как в этом только что убедился генерал Урбан, будет очень трудно захватить. Если 6000—8000 человек было бы достаточно для то­го, чтобы уничтожить его в районе Варесе, то теперь для этого может потребоваться более 16000, так что одна бригада Гарибальди отныне будет всецело отвлекать три австрийских бригады. Однако при наличии военных сил, накапливающихся в Тироле (из Богемии в Ти­роль через Саксонию и Баварию переброшен по железной дороге целый армейский корпус), а также при наличии войск, удерживающих Ломбардию, мы не видим, каким образом он, не­смотря на свои последние успехи и Варесе, сможет устоять, если союзники в ближайшем бу­дущем не одержат решительной победы над австрийцами. А это будет трудным делом. Еще один австрийский армейский корпус, 9-й, влился в действующую армию, доведя ее состав до шести корпусов, или не менее 200000 человек; кроме того, в пути находятся другие корпуса. Однако, поскольку Луи-Наполеон не может позволить себе долго оставаться в бездействии, вскоре надо ожидать сражения, и сообщение о том, что он со своей главной квартирой и гвардией перешел в Вогеру, на крайний правый фланг позиции союзников, должно означать, что сражение может разыграться в окрестностях Страделлы. Если это так, то мы, весьма ве­роятно, будем свидетелями защиты австрийцами дефиле Страделлы с фронта и их попытки, перейдя мост у Ваккариццы, действовать на фланге и в тылу французов.

Написано Ф. Энгельсом 30 мая 1859 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» Перевод с английского

№ 5663, 15 июня 1859 г. в качестве передовой

К.МАРКС МАНИФЕСТ МАДЗИНИ ²¹⁷

При нынешних обстоятельствах всякое заявление со стороны Мадзини — это событие, за­служивающее большего внимания, чем дипломатические обращения соперничающих каби­нетов или даже цветные бюллетени с театра войны. Как бы различны ни были мнения людей

21 8

о личности римского триумвира218, никто не станет отрицать, что в течение почти тридцати­летнего периода итальянская революция связана с его именем и что в течение того же про­межутка времени Европа признает его лучшим выразителем национальных чаяний своих со­отечественников. Ныне он совершил замечательный акт нравственного мужества и патрио­тического самопожертвования, он один, с риском повредить своей популярности, возвысил свой голос против вавилонского смешения самообмана, слепого энтузиазма и корыстной лжи. Его разоблачения по поводу действительных планов, согласованных между Бонапар­том, Александром и Кавуром, агентом обоих самодержцев, следует взвесить тем тщательнее, что из всех частных лиц в Европе Мадзини, как известно, обладает самыми обширными средствами проникновения в мрачные тайны господствующих держав. Его совет народным добровольцам провести четкую линию различия между их собственным делом и делом ко­ронованных самозванцев и никогда не бесчестить своих воззваний, засоряя их позорным именем Луи-Наполеона, выполнен Гарибальди буквально. То, что в воззвании последнего

Q

имя Франции не упомянуто219, рассматривается Луи-Наполеоном, по сообщению парижского корреспондента лондонского «Times», как смертельное оскорбление. И так велик был страх, внушенный известиями

К. МАРКС____________________________________ 382

о тайной связи Гарибальди с римским триумвиром, что его корпус был сокращен с первона­чально обещанных ему 10000 chasseurs d'Alpes* до 4000, приданная ему артиллерийская часть была отозвана, единственная батарея, уже отправленная по его просьбе, остановлена, а в его свиту тайком ввели, под личиной добровольцев, двух опытных полицейских агентов, которым было поручено сообщать о каждом слове и движении Гарибальди.

Ниже мы помещаем точный перевод манифеста Мадзини, опубликованного в Лондоне, в последнем номере «Pensiero ed Azione» («Мысль и действие») под заглавием «La Guerra» («Война»)²²⁰:

«Война началась. Перед нами, следовательно, не вероятность, подлежащая обсуждению, а совершившийся факт. Война вспыхнула между Австрией и Пьемонтом. Солдаты Луи Бонапарта — в Италии. Русско-французский союз, о котором мы объявили год тому назад, разоблачает себя перед Европой. Сардинский пар­ламент вручил Виктору-Эммануилу диктаторские полномочия. В результате вооруженного восстания герцог­ское правительство Тосканы было свергнуто и она приняла диктатуру короля» (который вслед за тем отказался от нее в пользу Бонапарта). «Возможно, что всеобщее брожение в Италии приведет к подобным же результатам в других местах. Судьбы нашего отечества ныне непреложно решаются на поле сражения.

При таких обстоятельствах большинство наших соотечественников, опьяненных жаждой действия, восхи­щенных мыслью о мощной поддержке регулярных армий, увлеченных радостью военного выступления против австрийского господства, вызывающего справедливую ненависть, предают забвению ошибки прошлого и их причины, не только приносят в жертву свои самые глубокие убеждения, но отказываются даже от намерения вернуться к ним, отвергают всякую предусмотрительность, всякую свободу суждения, не выдвигая никаких условий, приветствуют всякого, кто берет на себя труд вести войну, без разбора одобряют все, что бы ни исхо­дило от Франции и Пьемонта, и начинают сражение за свободу, отдавая себя в рабство. Другие, видя исчезно­вение всякого подобия политической нравственности среди агитаторов и следующей за ними толпы, видя, как народ, апостол свободы в течение полу столетия, вдруг вступает в союз с деспотизмом, видя, как люди, кото­рые до вчерашнего дня верили в прудоновскую анархию, сдаются на милость короля, а соотечественники Гоф-фредо Мамели приветствуют возгласами «Viva l'Imperatore!»** того, кто послал его на смерть вместе с тысяча­ми других²²¹, — отчаиваются в будущем и объявляют, что наш народ не способен пользоваться свободой.

Что касается нас, то мы не разделяем ни слепых холопских надежд одних, ни уныния и отчаяния других. Война начинается при самых неблагоприятных предзнаменованиях, но итальянцы могут, если захотят, напра­вить ее к лучшей цели; и мы верим в благородные инстинкты нашего народа. Эти инстинкты энергично проби­вают себе путь сквозь ошибки, на которые толкают народ агитаторы. Быть может, было бы лучше, если бы вме­сто того, чтобы объединяться под неограниченной властью держав,

— альпийских стрелков. Ред.

* — «Да здравствует император!» Ред.

МАНИФЕСТ МАДЗИНИ______________________________ 383

которые могут предать их надежды, добровольцы спокойно организовали восстания в своих собственных стра­нах и, захватив инициативу, именем итальянского народа возглавили бы эти восстания; но ими движет священ­ный и возвышенный дух, они дают неопровержимые доказательства преданности общей родине, и на это сти­хийно возникшее ядро будущей национальной армии возлагает величайшие надежды Италия. Принятие коро­левской диктатуры является ошибкой, которая действительно может окончиться роковым образом, и она ос­корбляет достоинство народа, восставшего для своего освобождения; эта диктатура в стране с парламентом, преданным монархии, перед лицом примера, показанного Римом и Венецией, где гармония между народными собраниями и руководителями обороны была источником могущества, перед лицом воспоминаний о долгой и страшной войне, которую выдержала Англия против Первой империи, без малейшего нарушения гражданских свобод, — очевидно является не чем иным, как уступкой требованиям объединенных деспотов и первой стади­ей осуществления плана, имеющего целью подменить вопрос о свободе вопросом о территории; но народ, с энтузиазмом принимающий диктатуру, верит, что он совершает акт высшего самопожертвования на благо об­щего отечества, и, введенный в заблуждение мнением о том, что успех войны зависит от такого сосредоточения власти, желает своим одобрением показать твердую решимость бороться и победить, чего бы это ни стоило. Безоговорочная капитуляция восставших провинций перед абсолютной властью коронованного диктатора поч­ти неизбежно приведет к фатальным последствиям. Логика восстания требует, чтобы каждая восставшая про­винция подчинилась местной повстанческой власти и выделила представителя для формирования общенацио­нального повстанческого правительства; но даже эта огромная ошибка есть дань потребности национального единства; она решительно опровергает глупую болтовню европейской прессы о наших разногласиях, она явля­ется законной для Италии. В Италии патриотизм в настоящий момент настолько силен, что он преодолеет все ошибки. Добрые граждане вместо того, чтобы отчаиваться, должны придать ему должное направление. С этой целью они обязаны настаивать, не боясь дурных истолкований, на изложении истинного положения вещей. Момент является слишком серьезным, чтобы обращать внимание на непосредственную выгоду или на упреки.

Истинное положение вещей таково.

Так же как в 1848 г., и даже в большей мере, итальянское движение стремится к свободе и национальному единству. Сардинская монархия и Луи Бонапарт предприняли войну с совершенно другими целями. Так же, как в 1848 г., и даже в большей мере, антагонизм между стремлениями нации и стремлениями признанных руково­дителей, который в то время привел войну к краху, грозит Италии страшными разочарованиями.

Национальное единство — вот чего желает Италия. Луи-Наполеон этого желать не может. Кроме Ниццы и Савойи, которые уже уступлены ему Пьемонтом как плата за его помощь в образовании королевства на Севере, он ждет удобного случая, чтобы утвердить трон Мюрата на Юге, а трон своего двоюродного брата — в Центре. Рим и часть Папской области должны остаться под временным правлением папы.

Искренне или нет, это не имеет значения, но министр, которому ныне принадлежит верховная власть в Пье­монте, дал свое согласие на этот план.

Италия, таким образом, должна быть разделена на четыре государства: два из них должны непосредственно управляться иностранцами, а косвенно Франция будет обладать всей Италией. Папа стал французским вассалом после 1849 г., сардинский король станет вассалом империи из благодарности и вследствие недостатка сил.

К. МАРКС____________________________________ 384

Если Австрия будет сопротивляться до последней возможности, план будет выполнен целиком. Но если Ав­стрия, потерпев поражение в самом начале, предложит условия, подобные тем, которые она предложила в оп­ределенный момент в 1848 г. английскому правительству, а именно: очищение Ломбардии, при сохранении за собой Венеции, — тогда мир, естественно поддержанный всей европейской дипломатией, будет принят; при этом будет осуществлено только одно условие: расширение сардинской монархии и передача Франции Савойи и Ниццы; на Италию обрушится месть ее повелителей, и полное осуществление заветного плана будет отложе­но до какого-нибудь более благоприятного момента.

Этот план известен правительствам Европы. Отсюда их всеобщее вооружение, отсюда военное возбуждение во всем Германском союзе, отсюда уже подготовленные элементы коалиции между Англией, Германией и Пруссией, — коалиции, которая неизбежна, вопреки заверениям правительств в обратном. Если Италия не бу­дет отстаивать свое национальное существование, независимо от бонапартовского союза, защита Австрии и договоров 1815 г. неизбежно станет стержнем коалиции.

Луи-Наполеон боится коалиции. Отсюда его союз с Россией, ненадежным и вероломным союзником, кото­рый все же готов на вмешательство при условии, если будут сделаны смертельные для свободы уступки, такие как полный отказ от Польши и общий протекторат царя над Европейской Турцией в обмен на превращение Средиземного моря во французское озеро. Если война продлится и примет, в результате германского вмеша­тельства, европейские масштабы, восстание в турецких провинциях, подготовленное задолго до того, и восста­ние в Венгрии дадут союзу возможность принять ощутимые формы.

В случае, если события дойдут до этой точки, существует намерение утопить в территориальном перерас­пределении всякую мысль о народном праве и свободе. Русские князья будут управлять государствами, создан­ными на обломках Турецкой империи и Австрии, принцы бонапартовской династии—новыми итальянскими государствами, а может быть, если представится случай, и какими-либо другими государствами в придачу. Рус­ского великого князя Константина уже прочат недовольным венграм, так же как Луи-Наполеона Бонапарта — монархическим агитаторам в Папской области и в Тоскане. Подобно тому как Карл V и Клемент VII, будучи смертельными врагами, объединились, чтобы поделить между собой вольные города Италии²²², так два царя, искренне ненавидя друг друга, объединяются, чтобы удушить все надежды на свободу и империализовать Ев­ропу. Отсюда декрет, который на неопределенный период ликвидирует свободу Пьемонта, растерзанную Каву-ром. Когда пресса безмолвствует, когда не допускается какого-либо истолкования военных операций, когда народ держат в полном неведении, освобождается арена для тактики правителей. А народное сознание, зачаро­ванное призраком независимости, — которая, в конце концов, окажется лишь переменой зависимости, — отвы­кает от мысли о свободе, которая является истинным источником всякой независимости.

Таковы планы объединенных деспотов. Некоторые могут отрицать их именно потому, что они сами подго­товляют их исполнение, как Луи Бонапарт отрицал какое-либо намерение произвести coup d'etat*, другие— из-за слепого доверия к каждому слову, которое исходит от властителей, или из-за слепого желания, туманящего их мозг; при всем том эти планы не становятся менее реальными; они известны мне, известны различным пра­вительствам и обнаружили себя частично в словах, частично в делах

— государственный переворот. Ред.

МАНИФЕСТ МАДЗИНИ______________________________ 385

Луи-Наполеона и графа Кавура. Я говорю графа Кавура, потому что я склонен думать, что Виктор-Эммануил не причастен к сделкам в Пломбьере и Штутгарте.

Если бы граф Кавур был подлинным другом Италии, он использовал бы огромный престиж, возникший в результате обладания важной материальной силой и в результате общих тенденций, которые преобладают в Италии, для того, чтобы подготовить движение в Италии и оказать ему немедленную поддержку со стороны Пьемонта. К борьбе, начатой только итальянскими силами, Европа отнеслась бы с одобрением и благожела­тельством. И Европа, грозящая ныне Наполеону, который направляется в Италию по ее призыву и с видом ос­вободителя, никогда бы не потерпела, чтобы он, по своей инициативе, не будучи призван, пришел на помощь Австрии. Это было бы святым и высоким делом и Кавур сумел бы осуществить его. Но при этом во имя свобо­ды и права необходимо было бы побрататься с итальянской революцией. Такой образ действий не устраивал министра сардинской монархии. Отвращение к народу и к свободе побудило его искать союза с тиранией — той тиранией, которую все народы ненавидят из-за ее старых завоевательных традиций. Этот план изменил са­мую природу итальянского дела. Если он одержит победу при наличии союзника, признанного в качестве ее патрона, — национальное единство потеряно, Италия станет ареной нового раздела под французским протекто­ратом. Если же он рухнет вместе с героем декабря, то убытки должна будет нести Италия, она подвергнется бесконечным репрессиям, а Европа вместо того, чтобы оплакивать нас, скажет: «Вы получили только по заслу­гам» («Voi non avete, se non quello che meritate»). Над всей человеческой тактикой, над всеми расчетами власт­вуют нравственные законы, которые народы не могут нарушать безнаказанно. Всякая вина неизбежно влечет за собой искупление. Франция — об этом мы говорили в свое время — искупит свою римскую экспедицию. Да избавит бог Италию от сурового искупления, которое заслужила сардинская монархия, связавшая дело, освя­щенное полу столетием жертв, мученичества и добродетельных устремлений, со знаменем эгоизма и тирании!

И тем не менее война является фактом — фактом огромного значения, который возлагает новые обязанно­сти и существенно изменяет наши собственные действия. Между замыслом Кавура и угрозой коалиции, между Луи-Наполеоном и Австрией, между этими одинаково печальными возможностями стоит Италия, — и чем серьезнее опасность этого положения, тем больше должны объединиться всенародные усилия для спасения общего отечества от опасностей, которым оно подвергается. Если бы война велась между правительствами, мы могли бы остаться зрителями, которые ожидают того момента, когда борющиеся стороны ослабят друг друга и сможет вырваться вперед национальная стихия. Но эта стихия уже прорвалась. Страна, обманута она или нет, охвачена лихорадочной деятельностью и верит, что она способна добиться своей цели, используя войну импе­ратора и короля. Тосканское движение, стихийное движение итальянских солдат и граждан, повсеместное воз­буждение и порыв добровольческого корпуса разрывают кольцо официальных интриг: все это биение сердца нации. Необходимо последовать за ними на арену действий; необходимо расширить, итальянизировать (ital­ianizzare) войну. Республиканцы сумеют выполнить этот долг.

Италия, если захочет, сможет спасти себя от опасностей, на которые мы указывали. Она может выйти из на­стоящего кризиса, добившись национального единства.

Необходимо, чтобы Австрия потерпела поражение. Мы можем сожалеть об императорской интервенции, но мы не можем отрицать того, что

К. МАРКС

Австрия — заклятый враг всякого национального развития Италии. Каждый итальянец должен содействовать падению Австрии. Этого требуют честь и безопасность всех. Европа должна узнать, что между нами и Австри­ей идет непрерывная война. Необходимо, чтобы народ Италии сохранял в неприкосновенности свое достоинст­во и убедил Европу в том, что если мы можем терпеть помощь тирании, поскольку этой помощи запросило итальянское правительство, то мы ее не просили и мы не отказались из-за нее от нашей веры в свободу и союз народов. Возглас «Viva la Francia!»* уста итальянцев могут произносить с чистой совестью, но это не относится к возгласу «Viva l'Imperatore!»... Необходимо, чтобы Италия восстала от края до края... на Севере для того, чтобы завоевать, а не для того, чтобы получить свободу; на Юге для того, чтобы организовать резерв нацио­нальной армии. Восстание может с подобающей сдержанностью принять военное командование короля везде, где австриец разбил свой лагерь или где он находится поблизости; восстание на Юге должно действовать и проводиться более независимо... Неаполь и Сицилия могут обеспечить дело Италии и учредить власть, пред­ставленную Национальным лагерем... Где бы он ни раздавался, повсюду клич восстания должен быть: «Един­ство, Свобода, Национальная независимость!». Имя Рима должно всегда стоять рядом с именем Италии. Обя­занностью Рима является не посылать ни одного человека в сардинскую армию, напротив, — доказать импера­торской Франции, что для любой страны сражаться во имя итальянской независимости и в то же время выска­зываться в поддержку папского абсолютизма, — недостойное дело... От Рима, от Неаполя, от поведения добро­вольческой милиции зависит ныне судьба Италии. Рим представляет единство отечества, Неаполь и доброволь­цы могут составить его армию. Обязанности огромны; и если Рим, Неаполь и добровольцы не сумеют их вы­полнить, они не заслуживают свободы и они ее не получат. Война, предоставленная на волю правительств, за­кончится вторым Кампоформийским договором²²³.

Дисциплина, которая ныне провозглашается секретом победы теми самыми людьми, которые погубили вос­стание 1848 г., — есть не что иное, как рабская покорность и пассивность народа. Дисциплина, как понимаем ее мы, может требовать прочного единства для всего, что касается ведения регулярной войны; она может потребо­вать молчания по всем вопросам формы; но никогда не может требовать, чтобы Италия не восставала или пала по воле диктатора, лишенного программы, и иноземного деспота, Италия никогда не откажется заявить о своей высокой решимости быть свободной и объединенной!».

Вступительные замечания к манифесту Мадзини напи­саны К. Марксом в конце мая 1859 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5665, 17 июня 1859 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского На русском языке публикуется впервые

— «Да здравствует Франция!». Ред.

Ф. ЭНГЕЛЬС ХОД ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

В нынешней войне славой себя покрыл пока что один Гарибальди; он, судя по всему, не боится быстроты и натиска, от которых предостерегает своих подчиненных Наполеон III. Совершенно неожиданно этот руководитель добровольческих отрядов сделался героем Ита­лии, хотя по эту сторону Атлантического океана бонапартистская пресса пытается приписать заслугу его подвигов исключительно своему собственному великому защитнику. Однако лавры партизанского генерала, по-видимому, пробудили дух соревнования также и в груди Виктора-Эммануила. Следствием этого явилось сражение при Палестро, о котором мы, к со­жалению, получили пока только одни телеграфные сообщения, да и те только из сардинского лагеря.

Согласно этим сообщениям, 4-я пьемонтская дивизия Чальдини, которая несколько дней тому назад перешла Сезию вблизи Верчелли и провела все последующее время в мелких стычках с австрийскими аванпостами, 30 мая, по-видимому, атаковала вражескую укреплен­ную позицию у Палестро, Винцальо и Конфьенцы. Пьемонтцы разбили занимавшую ее бри­гаду (весьма вероятно, бригаду генерала Габленца), однако, как сообщают, на следующее утро (31 мая) австрийские войска численностью в 25000 человек сделали попытку взять по­зицию обратно. Австрийцы попытались обойти правый фланг пьемонтцев, вследствие чего сами подставили свой фланг под удар корпуса генерала Канробера (дивизии Трошю), кото­рый навел мост через Сезию и как раз в это время подходил к полю боя. Император немед­ленно отправил 3-й полк зуавов на помощь

Ф. ЭНГЕЛЬС__________________________________ 388

пьемонтцам. Зуавы, «хотя они и не получили поддержки», атаковали одну австрийскую ба­тарею, захватили ее шесть пушек и опрокинули отряд прикрытия в канал, где, как сообщают, 400 человек из отряда утонули. Сардинский король находился в самой гуще боя и так увлек­ся избиением неприятеля, что «зуавы пытались — впрочем безуспешно — сдерживать его пыл». Как сообщают, зуавами командовал лично генерал Чальдини. В конце концов авст­рийцы были отброшены, причем они оставили в руках союзников 1000 пленных и восемь пушек.

«Потери австрийцев», — говорится в пьемонтском сообщении, — «были весьма значительны, наши собст­венные — еще неизвестны».

Одновременно у Конфьенцы происходил другой бой, в котором поражение неприятелю нанесла дивизия генерала Фанти. Однако около шести часов вечера австрийцы снова попы­тались атаковать Палестро, впрочем не с большим успехом. 1 июня генерал Ньель с фран­цузским 4-м корпусом вступил в Новару, не встретив, по-видимому, никакого сопротивле­ния.

С тех пор как в результате мира 1849 г. Spada d'ltalia был вложен в ножны, нам не прихо­дилось читать более сбивчивого и противоречивого отчета о каком-либо сражении²²⁴. И при этом в нашем резюме этого отчета мы еще опустили некоторые из самых необъяснимых его деталей. В наступлении австрийцев участвовало 25000 человек. Были ли они целиком на­правлены против Палестро, или же в это число входят также отряды, разбитые генералом Фанти при Конфьенце? Так как численность этих последних не указана особо, то мы вряд ли ошибемся, — учитывая исключительную правдивость пьемонтских сводок, — если сделаем заключение, что всего в сражении 31 мая участвовало приблизительно 25000 австрийцев. Каковы были силы, которые нанесли им поражение, это мы постепенно выясним. Когда пье-монтцы оказались в опасном положении, император приказывает 3-му полку зуавов дви­нуться вперед. Их ведет Чальдини, а король, расталкивая их, пробирается в самую гущу сра­жения, причем зуавы тщетно пытаются удержать его.

Великолепная картина! Как изумительно распределены роли! Луи-Наполеон, «импера­тор», приказывает зуавам идти вперед. Чальдини, генерал, к тому же пьемонтец, ведет их в бой, — пьемонтец во главе французских зуавов! «Король» бросается к ним и в их рядах сра­жается под начальством своего собственного генерала в самой гуще боя. Но в то же время нам говорят, что король лично командовал 4-й пьемонтской дивизией, т. е. дивизией Чаль­дини. Что сталось с этой 4-й дивизией, пока Чальдини вел в бой зуавов, а король находился в гуще

ХОД ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ____________________________ 389

боя, этого мы, быть может, так никогда и не узнаем. Однако такое поведение Виктора-Эммануила нас не удивляет. В роковом сражении при Новаре он совершил подобную же ре­бяческую выходку, бросил свою дивизию на произвол судьбы и не мало способствовал тому, что сражение было проиграно и Радецкий одержал победу.

Хотя истинный характер этого сражения станет нам ясен лишь по получении официаль­ных сообщений французов и австрийцев, мы все же можем извлечь из этого сбивчивого со­общения о сражении кое-какие полезные факты. Крайнее левое крыло союзников было до сих пор занято французским корпусом генерала Ньеля; он стоял на Доре-Балтее к западу от Верчелли. Ближайшими по порядку были две пьемонтские дивизии Чальдини и Дурандо (4-я и 3-я) у Касале. У Алессандрии и Валенцы находились пьемонтские дивизии Кастельборго (1-я) и Фанти (2-я) и французские корпуса Мак-Магона и Канробера с гвардией, составляв­шие центр. К востоку от Алессандрии, у Тортоны, Нови и Вогеры, расположилась пьемонт-ская 5-я дивизия Куккьяри и французский корпус Бараге д'Илье.

Дата добавления: 2015-07-20