Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Жизнь Иисуса 22 страница

Жизнь Иисуса 11 страница | Жизнь Иисуса 12 страница | Жизнь Иисуса 13 страница | Жизнь Иисуса 14 страница | Жизнь Иисуса 15 страница | Жизнь Иисуса 16 страница | Жизнь Иисуса 17 страница | Жизнь Иисуса 18 страница | Жизнь Иисуса 19 страница | Жизнь Иисуса 20 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

Баур различает в самосознании Иисуса два фактора: один общечеловеческий, состоящий в том, что он сознавал истинное, свободное от ложного посредничества, чисто нравственное отношение между Богом и человеком; и другой - партикулярный, национальный, сводящийся к еврейскому представлению о Мессии. Первый фактор Баур рассматривает как безграничное идеальное содержание, которому надлежало облечься в ограниченную форму второго фактора, чтобы стать историческим моментом и сообщиться миру. Сама по себе мысль эта верна, но она выражена так, что можно подумать, будто Иисус лишь приспособлялся к еврейскому представлению о Мессии, тогда как его личное убеждение соответствовало первому фактору. Бесспорно, сам Баур этого не думал; он знал отлично, что такая личность, как Иисус, оказавший неизмеримо сильное влияние на ход истории, не могла приспособляться, разыгрывать какую-то роль, иметь в сознании своем какой-то пробел, не заполненный движущей идеей; он знал, конечно, что такая личность всецело должна была быть проникнута убеждением. Но это не подчеркнуто в его изложении, и потому гораздо удачнее замечание Шлейермахера, что собственное самосознание привело Иисуса к убеждению, что в мессианских пророчествах Священного Писания евреев говорится именно о нем.

К такому убеждению Иисус мог прийти тем скорее, что сами пророчества, то есть ветхозаветные изречения, которые в то время приурочивались к ожидаемому Мессии, заключали в себе два элемента: реальный и идеальный, религиозно-политический и религиозно-нравственный. Первый элемент довел еврейский народ до края гибели. Детство Иисуса ознаменовалось восстанием Иуды Галилеянина во время римской переписи (Деян. 5:37), которое окончилось столь же печально, как и все прежние и последующие попытки иудеев восстать против римского владычества, несмотря на то что фанатические сторонники идей этого Иуды встречались еще при закате еврейского государства и возбуждали смуту. Во всех этих восстаниях политическое представление о Мессии являлось внутренней стимулирующей силой, так как фанатики отказывались повиноваться кому бы то ни было, считая, что Яхве единственный законный повелитель избранного народа и своевременно пошлет ему в лице Мессии видимого помазанника и спасителя. Отсюда явствует, что упомянутые практически-вредные последствия политического элемента мессианских прорицаний должны были еще сильнее толкать такого идеалиста, как Иисус, в сторону религиозно-нравственного элемента. В том, что другим представлялось лишь условием существования мессианского спасения, то есть развитие народа в духе истинного благочестия и нравственности, Иисус усматривал главную суть дела. Он не разделял мнения, что Иегова в награду за исправление евреев чудесным образом изменит строй мировых отношений, сделает евреев господствующим народом, подчинит им их прежних угнетателей и одарит их всей полнотой внешних благ и чувственных услад. Напротив, Иисус полагал, что в духовном и нравственном подъеме, в новом, уже не рабском, а чисто сыновнем отношении к Богу евреи обретут то счастье, которое уже само по себе является желанной целью и, кроме того, заключает в себе естественный зародыш всевозможного внешнего совершенства. Он говорил, что прежде всего следует искать Царства Божьего в этом смысле, и тогда все остальное само приложится (Мф. 6:33).

38. МЕССИЯ ПОУЧАЮЩИЙ И МЕССИЯ СТРАЖДУЩИЙ.

Так называемые мессианские пророчества представляли Мессию по преимуществу в образе могущественного царя, и это объясняется тем, что сама идея Мессии зародилась на почве ожиданий, что некогда наступит снова такой счастливый период национального процветания, который евреи переживали при Давиде. Однако к Мессии относили и такие изречения, в которых говорилось не о воинственном, а о миролюбивом властителе и даже только о пророке, которого Бог пошлет народу своему, а в подлинно-мессианских изречениях, как было указано выше, выражалась надежда на то, что Мессия не только одолеет врагов, но и утвердит иной, лучший образ мыслей в народе.

На иудейской почве представление о царственно-величавом и воинственном Мессии никогда не исчезало, хотя уже и в Ветхом завете высказывалось новое представление о Мессии, которое впоследствии могло привести к тому, чтобы в Мессии видеть не могущественного повелителя, а скромного учителя-страдальца. То была идея "слуги Иеговы", выраженная во Второисаии. (196) Не подлежит сомнению, что этот слуга Иеговы первоначально не имел ничего общего с Мессией. В соответствующих местах (Ис. 41:8; 44: 1-21; 45:4; 48:20) слугой своим Иегова прямо называет семя Авраама, народ израильский, который он избрал и призвал от всех концов земли и который он не отвергнет и не покинет. Во время изгнания, будучи рассеян среди чуждых ему идолопоклонников, народ израильский вследствие того еще сильнее привязался к религии Иеговы и, считая себя избранным слугой истинного Бога, стал смотреть на себя либо как на учителя, либо как на страдальца, глядя по тому, в какие отношения он становился к окружающим народам.

Соответственно этому здесь, как и в мессианской идее, проступает отчасти воинственная жажда мести: Иегова посрамит и уничтожит все народы, угнетавшие и оскорблявшие его слугу, а народ израильский превратит в сокрушительное всеуничтожающее молотило (41:11-15). Во время изгнания народ сознал, что его религия не только превосходит религию вавилоно-халдейскую, но и чарует лучшие умы других наций, хотя в целом ее и отталкивают. Поэтому народ израильский признал своей миссией распространение религии Яхве среди других народов:

слуга Божий, на которого Яхве излил свой дух, призван стать светочем народов, провозвестником истины и правды на земле. Научившись во время изгнания страдать и терпеть, он будет действовать терпеливо и тихо, но и неустанно, пока не достигнет своей цели и не исполнит своей высокой миссии (42:1-4).

При таком высоком призвании израильский народ во время своего изгнания вынужден был выносить обиды со стороны могущественных языческих народов; Иаков стал червем, ограбленным и скованным людьми (41:14; 42:22), но не потому, что Яхве его отверг, а потому, что он пожелал покарать его за неверность и посредством кары побудить к раскаянию, а затем простить ему его прегрешения (42:23; 43:21). По иной, более дерзновенной версии оказывалось, что израильский народ пострадал не столько за свою вину, сколько за грехи других народов (или, что лучшая, верная Яхве часть народа пострадала за испорченную и неверную массу); что кару, которая должна была постигнуть идолопоклонствующие народы (а также и примкнувшую к ним часть Израиля), Яхве наложил на слугу своего, который за смирение и терпеливое страдальчество получит, наконец, блестящее вознаграждение: возвращение на родину и восстановление прежнего царства (52:13; 53:12).

Впрочем, в указанном отделе Книги Исаии все это высказано так неясно и сбивчиво вследствие внесения чисто личных моментов (болезнь, раны, смерть, погребение), пророчески-смелой смены действующих лиц и употребления непонятных слов, что необходимо крепко держаться за ту нить, которую дает вступление, где слуга Яхве прямо отождествляется с народом израильским, иначе легко потерять ее и вообразить, что местами (особенно в главах 52, 53) под слугой Яхве разумеется не народ, а единичное лицо. Совершенно прав был тот ученый иудей, который отцу церкви с его христианским пониманием текста возражал, что тут речь идет о еврейском народе в целом и что он в изгнании был рассеян и наказан, чтобы приобресть много новых прозелитов (Ориген. Против Цельса. I 55). В греческом переводе так называемых 70 толковников, слова "Слуга (раб) Божий" поняты были в том же смысле, и потому в главе 41 (8) выражение оригинала "слуга Мой, избранник Мой" переданы словами: "Израиль, раб Мой, Иаков, которого Я избрал". Таким же образом переведен и стих 3 главы 49. (197)

Известно, что в Новом завете это место истолковано иначе, и все, что там сказано о слуге Божием, отнесено не к народу израильскому, а к Христу. В этом отношении классическим местом является стих 34 главы 8 в Деяниях апостолов: здесь евнух "ефиоплянин", хранитель сокровищ царицы эфиопской, по поводу слов Исаии (53:7): "Как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих" и так далее спрашивает Филиппа: "О ком пророк говорит это? о себе ли, или о ком другом?" И Филипп, воспользовавшись случаем и "начав от сего Писания, благовествовал ему об Иисусе" (то есть разъяснял, что под страждущим Мессией здесь подразумевается Христос). Точно так же евангелисты в распятии Христа посреди двух преступников усматривают (Мк. 15:28; Лк. 22:37) осуществление предсказания Исаии (53:12): "к злодеям причтен был"; в бесшумной деятельности Иисуса - осуществление пророчества Исаии (42:1-4) о не вопиющем и не возглашавшем рабе Божием (Мф. 12:19); в актах исцеления от болезней - осуществление изречения Исаии 53:4 (Мф. 8:17). Последнее достигается соответствующим извращением смысла слов пророка, который говорит не об избавлении от болезней, а о восприятии на себя чужих болезней слугой Божиим. Таким же образом в Первом послании Петра (2:22-24) одно место из Исаии (53:4-6) перетолковано в смысле страданий, претерпеваемых Иисусом за других.

Что Иисус сам относил к себе пророчество о слуге Божием из Книги Исаии, нельзя доказать на основании заявления Луки (22:37) о том, что Иисус после последней тайной вечери перед отбытием на гору Елеонскую говорил своим ученикам: "Должно исполниться на Мне и сему написанному; "и к злодеям причтен". Тут, очевидно, сам евангелист Лука вложил в уста Иисусу то, что другой евангелист, Марк (15:28), замечает лично от себя: "И сбылось слово Писания: "и к злодеям причтен". В таком же неведении и по той же причине оставляет нас рассказ Луки (4:16-19) о том, что Иисус отнес к себе изречение того же пророка Исаии (61:1), хотя в этом изречении пророк говорит не о слуге Божием, а о себе самом и о том, что он идет благовествовать неимущим и плененным. О воскресшем Иисусе евангелисты тоже сообщают, что он доказывает ученикам на основании Священного Писания и, в частности, пророков, что Мессия должен был страдать и умереть, чтобы войти во славу свою (Лк. 24:25-34). В данном случае тоже разумеется главным образом более поздний раздел Исаии, но мнимые речи воскресшего не могут служить аргументом и опорой в историческом трактате.

Впрочем, впоследствии среди иудеев тоже распространилось толкование, по которому в Исаиевом "рабе" (слуге) Яхве надлежало видеть Мессию. В Ветхом завете "рабом" Яхве назывались не только народ Божий, но и Моисей, и другие, Богу угодные люди, и особенно Давид (Пс. 17:1; 35:1; 88:4, 21), а от них уже легко было перенести это почетное прозвище и на Мессию. Например, вышеозначенное изречение Исаии (52:13) истолковывает в смысле Мессии так называемый Таргум Иоанатана, халдейское переложение некоторой части ветхозаветных книг, автор которого, по общему предположению, жил во времена Христа, однако он еще избегает описания страданий и старается обойти их. Таргум (мн. ч. таргумим) - переводы ветхозаветных текстов на арамейский язык, бывший с V века до нашей эры главным обиходным языком Палестины. Сначала переводы, создававшиеся для синагогальных служб, передавались в устной традиции. С III века нашей эры сохраняются записи в вавилонских школах. "Таргум Иоанатана" - перевод книг пророков. Ужас перед скорбным видом слуги Яхве Таргум толкует в смысле ожидания его пришествия, страдания за других - в смысле молитвенного заступничества, искажение лика - в смысле бедствования народа в изгнании. Действительно, в изречениях Второисаии о слуге Яхве тоже можно отличить два момента, к которым с точки зрения иудейского представления о Мессии можно относиться различно. Приписанное ему призвание учительское согласовалось с этим представлением и даже находило в нем точку опоры, но страдания и роль мученика казались несовместимыми с ролью царя-героя, каким обычно представлялся Мессия, и потому вполне понятны ухищрения Таргума, не желавшего считаться с этим моментом.

Вполне вероятно, что в представление, которое Иисус составил себе о призвании Мессии, совсем не вошли черты первого рода и что черты непритязательного и терпеливого учительства слуги Яхве, указанные у Исаии (4:8), не только были им приобщены к его идее Мессии, но и немало способствовали тому, что Иисус решил отнести представление о Мессии к самому себе. Далее необходимо отметить и то, что представление о слуге Яхве как о "свете для язычников" (Ис. 42:6; 49:6) могло помочь Иисусу расширить с самого начала круг своих интересов за пределы иудейского народа. Но терпимость неразрывно связана с учительской деятельностью; неутомимый учитель должен уметь сносить неблагодарность и побороть строптивость долготерпением, а история еврейских пророков изобилует примерами того, что многие из них засвидетельствовали мученической смертью свою верность возвещенной ими религии Иеговы. Поэтому к образу Мессии приходилось приобщать и такие черты "раба" Яхве, как готовность пострадать, претерпеть бедствия и истязания и даже самое смерть. Возможно, Иисус в начале придерживался лишь черт первого рода, желая быть Мессией в смысле скромного и терпеливого учителя; но чем более он наталкивался на невосприимчивость и противодействие со стороны своего народа, чем более он убеждался, что своей деятельностью он возбуждает против себя непримиримую ненависть высших слоев населения, тем более он имел причин включить в свое представление о Мессии черты страдальчества из Исаии (гл. 50, 52, 53) и по примеру прежних пророков (Мф. 23:37; Лк. 18:33) быть готовым претерпеть все - насилие, осуждение и казнь и предупреждать об этом своих близких. Возможно, что и мысль о том, что он, Сын Человеческий, должен послужить и отдать душу свою для искупления многих (Мф. 20:28) и что смерть его есть искупительная жертва, он также заимствовал из Исаии (гл. 53), хотя, впрочем, взгляд этот, вообще, был свойствен еврейскому миропониманию.

По свидетельству наших первых трех евангелий, Иисус начал возвещать о предстоящих ему страданиях сравнительно поздно, незадолго до рокового отбытия своего в Иерусалим (Мф. 16:21; 17:12; 22; 20:18, 28). Это сообщение в такой же мере исторически правдоподобно, в какой неправдоподобно сообщение евангелиста Иоанна о том, будто Иисус предвещал о своих страданиях и смерти еще в начале своей деятельности (2:19-21; 3:14) и будто Иоанн Креститель о том же говорил еще задолго до публичного выступления Иисуса (1:29, 36). То обстоятельство, что Иисус в четвертом евангелии предрекает свою смерть в гораздо менее определенной форме, чем у синоптиков, отнюдь не подтверждает мысль о превосходстве изложения Иоанна, ибо если Иисус действительно говорил о том, что ему. Сыну Человеческому, предстоит вознестись с земли, наподобие Моисеева медного змия (Ин. 3:14; 12:32), то он должен же был знать о предстоящей ему крестной смерти, о которой, по свидетельству синоптиков, он говорил вполне определенно, но только значительно позднее. Впрочем, точные указания, как, например, то, что Иисусу предстояло умереть именно на кресте, были, видимо, включены в речи Иисуса уже после соответствующих событий, а такие, как оплевание Иисуса (Лк. 18:32), видимо, позаимствованы из пророчества Исаии (50:6) либо самим Иисусом, либо, вернее, евангелистами.

Однако весьма вероятно, что прорицаниями такого рода Иисус сначала возбуждал в своих учениках сильное неудовольствие и возражения. Так, по словам Матфея (16:22), Петр "прекословил" Иисусу, говоря:

"Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!" Ибо ученики разделяли обычное представление о Мессии, которое Иисус дотоле пытался изменить лишь косвенным и фактическим путем и прямо еще не оспаривал, а такое представление, конечно, не допускало мысли о страданиях и казни, приличествующей лишь преступникам. Правда, Иисус порицал земные помыслы Петра и с возмущением отверг его возражение против готовности Иисуса пострадать как "сатанинскую" попытку соблазнить и совратить с истинного пути. Правда и то, что Иисус с тех пор при всяком удобном случае указывал ученикам на неизбежность подобного исхода, но последний все же мог их поразить, прежде чем они успели освоиться с такой мыслью, а потому они вначале и были так угнетены горем, как будто оно постигло их совершенно неожиданно.

Евангелисты неизменно утверждают, что возвещая о предстоящей смерти, Иисус постоянно предрекал, что через три дня он воскреснет. По этому поводу следует заметить, что на воскресенье можно взглянуть трояким образом: можно рассматривать его как чудо, как естественное явление или, наконец, как простое верование, которому не соответствовали внешние факты. В последнем (третьем) случае воскресение не могло быть и предсказано Иисусом, так как оно не совершалось в действительности; во втором случае оно тоже не могло быть предсказано Иисусом, являясь событием непредвиденным, случайным; наконец, в первом случае предсказание является таким же чудом, как и воскресение, но как то, так и другое столь резко нарушают связь естественных причин и следствий, что допустить их - значит отказаться от исторического изображения жизни Иисуса, поэтому для нас такое допущение неприемлемо. Правда, в том изречении пророка, где говорится о пострадавшем, умершем и посреди злодеев погребенном слуге Яхве, то же сказано, что потеряв жизнь свою во искупление вины, он узрит потомство свое и будет долго жить (Ис. 53:10). Поэтому можно предположить, что Иисус, отождествляющий себя с этим слугой Яхве, отнес к себе также и это предсказание о чудесном воскресении из мертвых и на этом основании ожидал и предвещал свое собственное воскресение и что позднее, когда это событие совершилось, было внесено в евангелия указание на трехдневный срок. Однако упоминание пророка о потомстве и затем (ст. 12) о том, что "слуга Яхве" разделит добычу с сильными, должно было побудить Иисуса понимать все это место иносказательно, чтобы оно действительно могло быть отнесено к нему; он должен был понять его в смысле воздаяния и прославления в будущей жизни или (как сказано в стихе 10) в смысле благоуспешного сотворения его руками воли Яхве, то есть в смысле будущего торжества задуманного дела. Историк, биограф Иисуса, может допустить, что только в таком небуквальном смысле, а не в смысле настоящего физического оживления, Иисус говорил о своем будущем воскресении.

39. ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ МЕССИИ.

По словам евангелий, Иисус говорил не только о своем воскресении в третий день, но также о пришествии Сына Человеческого, то есть о своем собственном вторичном мессианском пришествии в последующее и не слишком отдаленное время, когда он обетовал явиться на облаках небесных, в божественной славе и в сопровождении ангелов, чтобы пробудить к жизни мертвых, судить живых и умерших и учредить свое царство, Царство Божие, Небесное (Мф. 10:23; 13:41; 16:27; 25:31; Ин. 5:28; 6:39).

Это - кардинальный пункт учения Иисуса, и древняя церковь понимала его буквально и даже обосновывала на нем свое существование, предполагая, что без веры в скорое второе пришествие Христа немыслима и христианская церковь. Наоборот, для нас Иисус мыслим лишь как человек, а человеку не свойственно и не присуще то, что он о себе предсказывает. Но если он и сам ожидал, что сбудется предсказанное им, то мы должны его считать мистиком-мечтателем, а если он сам не был убежден в правильности своих предсказаний, то он - хвастун и обманщик. Тут мы имеем такой же случай, каким являлось мнимое изречение Иисуса о его предсуществовании. Нам кажется безумцем тот, кто утверждает, что он помнит, как он существовал до своего рождения (не просто считая, как Платон, известные идеи, находимые в душе, воспоминаниями о таком предсуществовании), хотя в действительности ни другие люди, ни он сам того не помнят, а кто надеется вернуться после смерти, как никто из людей никогда еще не возвращался, тот нам представляется если не безумцем (ибо мечтать о будущем не возбраняется), то, во всяком случае, безнадежным фантазером-мистиком.

Выше мы показали, что Иисус не говорил в своих речах о своем мнимом предсуществовании, и мы пришли к этому заключению не путем иносказательного толкования ясных текстов, а путем указания на то, что такого рода изречения встречаются лишь в четвертом евангелии, автор которого всюду выводит не действительного, а воображаемого им Иисуса. Не так легко разобраться в изречениях Иисуса о его втором пришествии. Их мы находим во всех четырех евангелиях, а в первых трех, которые, как мы говорили, содержат много действительно исторических сказаний, они приведены даже в более подробном и определенном виде, чем в четвертом. Итак, что делать?

Быть может, достаточно толковать их в несобственном иносказательном смысле? Или, быть может, нам удастся доказать, что Иисус их вовсе не высказывал? Или, наконец, предположить, что означенные изречения Иисус говорил и понимал буквально, и, таким образом, признать, что Иисус был мечтателем и чуть ли не фантазером? Это последнее предположение мы отнюдь не должны исключать как немыслимое; хотя оно и не мирится с нашими традиционно-христианскими воззрениями, мы должны поступиться и нашими привычными воззрениями, если окажется, что данное предположение подтверждается историей. Не приходится возражать и на то, что фантазер-мистик не мог бы ни так сильно повлиять на ход истории, как Иисус, ни обладать теми возвышенными и здравыми взглядами, какие мы установили у него выше. Так можно было бы сказать про обманщика, но такого предположения мы здесь не строим. Совмещение высоких интеллектуальных и душевных достоинств с некоторой мечтательностью - весьма обыкновенное явление, и о великих исторических деятелях можно прямо утверждать, что каждый из них был до известной степени мечтателем.

Судя по евангельским рассказам, Иисус предвидел свое второе пришествие в столь близком будущем, что даже говорил своим ученикам: "есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем" (Мф. 1:28); "не прейдет род сей, как все сие сбудется", то есть сбудется второе пришествие Сына Человеческого со всеми предшествующими и сопутствующими обстоятельствами (Мф. 24:34); мало того, он полагал, что тотчас после предсказанного им разрушения Иерусалима наступит и эта заключительная катастрофа (Мф. 24:29). Однако оказалось, что Иисус сильно ошибался относительно срока катастрофы, так как не только "пришел род сей", но за 1900 лет успели перемереть многие другие роды или поколения, а предсказанное им второе пришествие все еще не совершилось. Но с нашей точки зрения это нисколько не меняет дела, так как для того, чтобы признать нелепым предсказание о втором пришествии "Сына Человеческого, грядущего на облаках", нам вовсе не нужно убедиться опытным путем в том, что это событие не наступило в назначенный срок. По этой же причине мы отнюдь не чувствуем желания прибегать к таким искусственным и вымученным толкованиям текстов, какими занимаются с большим усердием теологи, доказывающих, что под "родом", который не прейдет, пока не сбудется все сие, следует разуметь или народ еврейский, или христианскую церковь; что под "всем", что должно прежде сбыться, надо разуметь лишь разрушение Иерусалима, а под словом "сбудется" - только то начало событий, которое и мы теперь переживаем.

Впрочем, под пришествием Иисуса, о котором он говорит (если только слова его не искажены), мы должны понимать не постепенное и невидимое пришествие, то есть естественное развитие результатов его земной деятельности, а зримое и внезапное пришествие или чудесную катастрофу. Уже и при прежних судах Божиих над отдельными народами пророки говорили о затмении солнца и луны и о падении звезд (Ис. 13:10; 34:4; Иоил. 3:15; Ам. 8:9). Но это не дает нам права понимать такие изречения в небуквальном, иносказательном смысле, так как пророки ожидали подобных явлений природы в качестве только предзнаменования и сопутствующего момента исторических событий. Но Иисус, по словам Матфея (24:30; 25:31), говорил: "тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и... восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою", и пошлет он ангелов своих с трубою громогласною, и соберут избранных его от четырех ветров, и затем Сын Человеческий "сядет на престоле славы Своей" и будет судить всех людей, и одних ввергнет в огонь вечный, а другим дарует жизнь вечную. Такое изречение немыслимо истолковать аллегорически, и как христианская церковь всегда понимала его в буквальном смысле, так, вероятно, и сам Иисус в него влагал тот же смысл, если только он действительно говорил что-либо подобное.

Вообще, следует заметить, что речи Иисуса о пришествии впоследствии переделывались многократно. Один раз Иисус говорит ученикам своим, что Сын Человеческий придет, прежде чем они успеют обойти города Израилевы, благовествуя о Мессии (Мф. 10:23); в другой раз он говорит, что придет Сын Человеческий и "придет конец" тогда, когда "проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной" (Мф. 24:14). Ведь это не одно и то же и, стало быть, взгляды Иисуса в промежуток времени от первого предсказания до второго успели существенно измениться или, вернее, первое предсказание было сделано в такое время и в таком кругу, где наступления царства Мессии ожидали лишь для народа израильского, а второе - когда уже было решено допустить и язычников в царство Мессии. В большой речи Иисуса о втором пришествии (Мф. 24; Мк. 13; Лк. 21) встречается особенно много указаний, внесенных, очевидно, после смерти Иисуса. Голод и землетрясение, войны и слухи о войне, восстания народа на народ и царства на царство, которые должны были предшествовать концу, то есть разрушению Иерусалима и пришествию Сына Человеческого (Мф. 24:6 и сл.),- все это факты времен Клавдия и Нерона, как о том свидетельствуют "Анналы" Тацита, а также "Древности" и "Иудейская война" Иосифа Флавия. В преследованиях и избиениях христиан иудейскими и языческими властями (Мф. 24:9; Мк. 13:9; Лк. 21:12) можно признать первые гонения, предпринятые против христиан в Иерусалиме, а затем Нероном. Ненависть всех народов к христианам (Мф. 24:9) у римского историка превращена в мнимую ненависть христиан ко всему роду человеческому, а охлаждение любви в общине вследствие беззаконий (Мф. 24:12) напоминает собой слова автора Апокалипсиса (2:4), который укоряет Эфесскую общину (церковь) за то, что она "оставила первую любовь свою", особенно же поражает соотносимость слов Иисуса о лжепророках и лжехристианах (Мф. 24:5, 11, 23-26) с некоторыми событиями позднейшего времени (Тацит. Анналы. XV 44). К числу таких лжепророков относится Февда, который выдвинулся в царствование Клавдия и о котором говорится и в Деяниях апостолов (5:36), что он (в неверно указанное время) явился и выдавал себя "за кого-то великого" (то есть за пророка или самого Мессию), и "к нему пристало около четырехсот человек". К ним же принадлежит и так называемый египетский пророк, за которого римский трибун в Иерусалиме принял апостола Павла (Деян. 21:38) и который в качестве второго Моисея шел из Египта по пустыне, чтобы, подобно Иисусу Навину, завладеть без боя Иерусалимом и, по словам Иосифа, привлек к себе 30 тысяч человек. К ним же относятся многие другие, о которых Иосиф говорит, что, выдавая себя за Богом вдохновенных пророков, они стремились к новшеству и перевороту и до безумия возбуждали еврейский народ (Иосиф Флавий. Иудейская война. II 13,4; Иудейские древности. XX 5,1; 8,6). При этом особенно замечательно такое совпадение: Иисус (Мф. 24:26) предостерегает своих учеников от доверчивости, когда кто-нибудь им скажет, что Мессия пошел в пустыню;

а Флавий сообщает, что Египтянин (египетский пророк) и различные другие лжепророки того времени, лжепророки, появившиеся после разрушения Иерусалима, увлекали народ в пустыню, обещая показать им там великие чудеса.

Предсказывая осаду и разрушение Иерусалима со всеми его последствиями, Иисус в Евангелии от Луки (19:43; 21:20, 24) говорит об обложении города окопами и войсками, о разорении его и рассеянии пленных евреев среди всех народов. Но в этом случае евангелист, видимо, описывает ход действительных событий, происходивших во время разрушения города Титом, и позднее - даже те общие указания, которые имеются у Матфея и Марка (24:2; 13:2), что храм будет разрушен до основания, получают своеобразный колорит при сравнении с Апокалипсисом: автор его ничего не говорит о разрушении храма (11:13) и утверждает только, что "произошло великое землетрясение, и десятая часть города пала, и погибло семь тысяч имен человеческих". Если речи Иисуса подлинны, то это совершенно непонятно, особенно в том случае, если Апокалипсис действительно написан апостолом Иоанном. Но если даже считать его тем, что он есть, то есть произведением иудео-христианина времен Гальбы, то все же нелегко понять, как мог он в такой мере уклониться от точно и подробно сформулированного пророчества Иисуса, если бы таковое существовало. Поэтому вполне правдоподобно, что это предсказание об осаде и разрушении Иерусалима составлено было иудео-христианами в момент этих событий или позднее, а затем было приписано Иисусу, чтобы и в этом отношении уподобить его ветхозаветным пророкам, особенно Даниилу, которым в то время особенно сильно зачитывались и увлекались.

Все это, впрочем, еще не затрагивает сути того вопроса, который нас интересует в данном случае. Если пророчество о разрушении Иерусалима и предшествующих событиях было приписано Иисусу позднее, то все же можно допустить, что он говорил о своем близком пришествии на облаках, и если он в то время не пришел, то христиане все же могли ждать его пришествия после разрушения Иерусалима.


Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Жизнь Иисуса 21 страница| Жизнь Иисуса 23 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)